Райская персиковая роща

Взмах. Удар. Взмах. Стойка. Взмах… Чу Тао раздраженно выдохнул и снова встал в стойку. Простую, практически базовую, но сколько же с ней было проблем! То нога не туда пойдет, то руке не достанет твердости, то еще что. Не тренировка, а сплошное расстройство. — Еще раз. — велел сухим сдержанным голосом Лань Циин, в клане величаемый третьим учителем Лань. Почему именно третий Чу Тао так и не понял: если Лань Цижэнь, дедушка Юньлань, являлся первым учителем, то где тогда второй учитель? Был ли он вообще? Чу Тао сдунул с глаз вылезшие из прически волоски и, мысленно скривившись, послушно выполнил указание. Еще раз — значит еще раз. Он не для того столько выпрашивал уроки у третьего учителя Лань, чтобы теперь лениться и не слушать наставлений. Чу Тао вновь встал в стойку и прилежно отработал связку. Заниматься с третьим учителем Лань он начал буквально совсем недавно, но уже прочувствовал на себе всю суровость нрава. Порой Чу Тао боялся даже дышать, опасаясь, что вдохи и выдохи выходили у него слишком громкими или, не дай Небеса, невежливыми. С последним было особенно страшно — третий учитель Лань слыл человеком, который мог так обидеть словами, что потом не зазорно было и поплакать перед сном. У Чу Тао и так имелись проблемы со слезами в кровати, так что он старался изо всех сил. Одно время он даже отрабатывал в укромном уголке поклоны и приветствия, в красках представляя себе сурово поджатые губы и устрашающий прищур на морщинистом лице. Окунуться в грязь Чу Тао не имел права, ведь столько усилий приложил, столько выдержки проявил! — Еще раз. — приказал третий учитель Лань и с недовольством осек. — Хватит витать в облаках! Чу Тао сцепил зубы и мысленно влепил себе пощечину. Как бы ему не хотелось сесть, как бы мышцы не гудели — он должен продолжать упорно тренироваться. Не потому что так сказали взрослые, не потому что он до трясущихся ног боялся третьего учителя Лань, нет. Чу Тао решил так сам. Ведь на него, на крохотного адепта, сироту с посредственной кровью, смотрели все. Смотрел третий учитель Лань, смотрел глава клана, смотрели Ханьгуан-цзюнь и старший Вэй… Да кто только не смотрел! Чу Тао это очень ярко осознавал. Поначалу, в первые годы после гибели родителей, он мало что понимал: возрастом не вышел, да и кто вообще будет что-то серьезно объяснять ребенку? Ну появился у Чу Тао друг, ну отличалась Юньлань от всех остальных тем, что была единственной девочкой среди мальчишек — маленький Чу Тао не считал происходящее чем-то особенным. Он вообще практически не запомнил те года зарождения их крепкой дружбы с Юньлань. В памяти остались лишь смутные ощущения тепла и уюта, да зыбкое чувство потери чего-то важного и большого. Можно сказать, он одну Юньлань и запомнил, как бы грубо это ни звучало. Чу Тао выпрямился еще сильнее под хмурым непроницаемым взглядом третьего учителя Лань. Оценивание трудов учителем всегда ему тяжко давалось — уж больно строгим выглядел третий учитель Лань. — Приемлемо. — наконец прозвучал вердикт, и Чу Тао чуть не рухнул на землю от облегчения. Он почти сразу уяснил, что похвалу, кою он так отчаянно желал, от третьего учителя Лань дожидаться не стоит. Эту жажду, жажду одобрения, Чу Тао старательно прятал от всех, испытывая от этого странный стыд. С одной стороны он помнил, что родной отец не жалел для него теплых слов, ежели у Чу Тао что-то получалось, но с другой… То был отец, а третий учитель Лань или даже Ханьгуан-цзюнь… Чу Тао собрался с мыслями и идеально ровно поклонился. Тренировка подошла к концу. Третий учитель Лань не удостоил его ответа и просто развернулся, удаляясь по тропинке степенным шагом. Ну ничего. Чу Тао и к этому привык довольно быстро. Ведь у него была цель! Была задача! Причем очень важная! Чу Тао дождался пока силуэт третьего учителя Лань вдалеке окончательно пропадет, и грузно упал оземь. Он гордился тем, как много сил он прилагал на каждой тренировке. Был ли он молодец? Конечно был! Жаль, что Юньлань этого пока не понимала… Чу Тао выпустил из рук детский деревянный меч и устало растекся по земле. Иногда он расстраивался из-за того, что его выбор никто не понимал. И особенно — Юньлань. То, что подруга недовольна, Чу Тао видел отчетливо. В этом не было ничего удивительного: Чу Тао стремительно рос, умнел с каждым месяцем и чувствовал перемены в самом воздухе. Без грозного третьего учителя рядом голова быстро заполнилась мыслями одна другой тяжелее. Чу Тао перевернулся на бок и зажмурился. Выбрать учителем Лань Циина, выбрать того, кто учил отца и матушку в юности — было ли это неблагодарностью Юньлань, ее семье, было ли это неправильно? Чу Тао страшился думать об этом и каждый раз вспоминал все выученные правила ордена. Перечислял в мыслях, успокаивался. Пусть и ненадолго, но работало же. Он рывком сел и вскочил на ноги. Юньлань была его другом. Она была наследницей и дочерью самого Ханьгуан-цзюня. Понимание всей важности последних двух вещей для Чу Тао заняло довольно много времени. Для него Юньлань казалась просто таким же ребенком как и он сам — она не любила цзыши, терпеть не могла всех смотрящих за ними взрослых и могла уловить все, что Чу Тао стеснялся сказать. А потом случилось то самое. Взрослые назвали Юньлань «законно признанной наследницей клана» и все после этого… вдруг переменилось. На Чу Тао начали смотреть, стали оценивать. «Будет ли Чу Тао достаточно хорош для своей роли, что ему уже уготовили? Достаточен ли потенциал его как заклинателя, имеющего перспективу стать щитом для наследницы?» — вот что он слышал, когда взрослые не замечали его присутствия. Многих слов, честно говоря, Чу Тао не понял: все же пока возраст не позволял. Но то, что взрослые хотели его видеть защитником Юньлань, он запомнил очень хорошо. Чу Тао отряхнулся и двинулся в сторону цзинши. Судя по недавно отзвучавшему колоколу, до отбоя у него была еще палочка благовоний. Ничего, успеет. Как раз хватит времени освободить голову от мыслей и отдышаться. Тело казалось прополощенным, а сам Чу Тао чувствовал себя вывернутым наизнанку. Ему жутко хотелось лечь уже в кровать и забыться долгим, крепким сном. «Интересно», — подумал он, вспомнив утро, — «почему Юньлань спала не в своей постели?». Чу Тао жил вместе с Юньлань в цзинши вот уже как пару лет и знал, что она давно перестала залезать в родительскую кровать. Юньлань всегда вставала вовремя и Чу Тао частенько в этом тайком на нее равнялся. Ему трудно давались ранние подъемы. Что же произошло, раз Юньлань оказалась укутанной в одеяло, а рядом с ней сидел старший Вэй? Да еще с таким хмурым и серьезным лицом! Сердце Чу Тао тогда на мгновение испугалось, и он изо всех сил показал себя вежливым: поздоровался и откланялся, не задавая никаких вопросов. Если Юньлань что-то и натворила, раз старший Вэй смотрел таким пугающим взглядом, то Чу Тао было не стыдно промолчать и дождаться возможности расспросить саму Юньлань. Кто бы что ни говорил, а иногда старший Вэй устрашал больше, чем даже дедушка Юньлань. *** Сколько Цзян Чэн себя помнил, ночи в Юньмэне всегда были теплыми. Близость стольких вод практически в шаговой доступности делала воздух влажным, что в свою очередь увеличивало количество мошек и комаров, достающих жителей уезда почти целый год. Плесень, жуки, водная нечисть — Цзян Чэн знал что это такое едва ли не с младенчества. Во всех кроватях можно было найти зашитый мешочек со специальными отпугивающими травами, и раз в день слуги жгли особые благовония, дабы никто не страдал от назойливой мошкары в особо жаркие месяцы. Иногда Цзян Чэну казалось, что он живет на каком-то плавучем острове, что вечно не спит и жужжит на все лады. И он сейчас вовсе не про насекомых… Хотя, по правде сказать, Цзян Чэн уже привык. Привык к тому, что в его ордене нет четкого часа отбоя, нет запрета на ночные шатания — право слово, порой он, уходя из кабинета в глубокой ночи, не единожды натыкался на возмутительно бодрых младших адептов. Раз или два в месяц Цзян Чэн стабильно их ловил либо на тренировочных площадках, либо возле озера со слабенькими и неповоротливыми гулями, оставленными для традиционной ручной ловли. И потому он не был удивлен стуку в дверь. Цзян Чэн поднял голову, отложил документы обратно на стол и раздраженно велел войти. — Глава, — послышался донельзя обеспокоенный голос и, спустя мгновение, за порог шагнул Шэнь Сюй, один из тех немногих, кто выжил после нападения Цишань Вэнь на Пристань Лотоса. Цзян Чэн помнил его еще мальчишкой немногим старше Вэй Усяня. Бледный, сосредоточенный, Шэнь Сюй выглядел так, словно что-то случилось. Цзян Чэн нахмурился и подозвал его ладонью. — Докладывай. — скупо велел Цзян Чэн и Шэнь Сюй тут же вытянулся в струнку. — Глава, — начал Шэнь Сюй поддрагивающим тоном, — мой отец… Мой отец мертв. Старик Шэнь? Цзян Чэн помнил старика Шэня, этого удивительно долгоживущего человека, даже порывался съездить после войны с Вэнями — выразить благодарность и уважение за столь верного и воспитанного адепта ордена, но как-то не срослось. — Я так понимаю, умер не от старости? — уточнил он и Шэнь Сюй медленно кивнул. Пусть и был Шэнь Сюй уже взрослым, состоявшимся заклинателем с внушительным боевым опытом — родитель есть родитель. В глазах у Шэнь Сюя собирались слезы. — Мне написала хозяйка гостиницы, в которую отец любил захаживать, — сдавленно пояснил он, — это не старость. — Есть подозрения? — поджал губы Цзян Чэн. Шэнь Сюй выдохнул; ему не было стыдно показывать чувства перед собственным главой, прекрасно ведь помнил, что Цзян Чэн много лет назад испытал похожую потерю. Понадобилось с десяток вздохов, чтобы Шэнь Сюй взял себя в руки и продолжил. — Тело не тронуто. Никаких ран, никаких даже царапин. Но лицо… — Шэнь Сюй глянул на Цзян Чэна с мрачной серьезностью, — Лицо было искажено ужасом, будто мой отец умер от страха. — Когда ты там был? — спросил Цзян Чэн и поднялся на ноги. Судя по всему Шэнь Сюй уже успел осмотреть и тело, и место, раз пришел к нему с таким видом. — Накануне ночью, — отозвался Шэнь Сюй и повинно склонил голову, — прошу прощения, глава, я ушел без разрешения. Цзян Чэн в ответ закатил глаза. Что он, зверь какой, подчиненных по такому поводу не отпускать? — Вывод. — потребовал он, подхватывая Саньду с подставки. Что-то Цзян Чэну говорило, что дело помимо смерти близкого родственника дурно попахивало. Шэнь Сюй был бывалым заклинателем, и даже если его и потрясла потеря отца, боевой опыт так просто не проигнорировать. С Шэнь Сюя мгновенно слетел даже намек на эмоции. Лицо его заледенело, а взгляд сделался цепким и острым — как у всех, кто находился в близком круге главы Цзян. — Умер неделю-полторы назад. В дом никто не вламывался, ничего не тронуто. Тело я обнаружил в комнате почившей матушки. Это первая странность — туда мой отец давно уже не заходит. Цзян Чэн приподнял брови, но не успел и рта раскрыть, как Шэнь Сюй тут же отмел самое простое объяснение: — Это не может быть духом матушки, я ее похоронил как полагается и убедился, что она не вернется. И следов темной энергии… — он осекся, как будто неуверенный в собственных словах, — они то ли есть, то ли их нет. Цзян Чэн глянул на Шэнь Сюя с явным недоумением. Как это: то ли есть, то ли нет? Разве мог Шэнь Сюй, сильный заклинатель с развитым ядром, не суметь уловить отголосок темной энергии? Он ведь много лет помогал Цзян Чэну вылавливать темных заклинателей, стоял рядом во всех вылазках и заслуженно звался лучшим после своего главы в делах, что касались особенно хитрых тварей — что людей, что нечисти. А ведь именно Шэнь Сюй предупреждал Цзян Чэна насчет мутного прошлого главного помощника Ли, того самого ублюдка, которому Цзян Чэн голову оторвал. — Что ты имеешь в виду? — спросил Цзян Чэн, сжимая в руках рукоять Саньду. Давно уже такого рядом с Юньмэн Цзян не происходило — все тишина, да гладь. Обычные гули, обычные цзянши и прочая шелуха. Шэнь Сюй сощурил глаза и проговорил: — Ничего похожего я раньше не встречал. Следы были как запах. Я смог уловить хоть что-то лишь в самом начале, темная энергия будто быстро исчезла, как от проветривания. Цзян Чэн мысленно прикинул варианты. Из всех известных в уезде тварей ни одна не питалась страхом, все больше предпочитали плоть. Но тело было целым и нетронутым… Неужели кто-то из соседних мест пожаловал? …Нет, маловероятно. Цзян Чэн за столько лет бытия главой ордена знал весь перечень нечисти не только родного края, но и всех близлежащих вплоть до дальних гор Гусу. Ни одна тварь не была столь сильной и умной, чтобы так тщательно зачистить свои следы. Что-то тут не вязалось. Однако, не стоило забывать и о достойном погребении. Цзян Чэн рывком открыл дверь, скользнул взглядом по ночному небу и решил: — Завтра с утра можешь быть свободен. Шэнь Сюй, — он чуть помедлил и, обернувшись, ровным негромким голосом произнес, — мне жаль. Шэнь Сюй чуть поклонился, принимая соболезнования, и спросил: — Что будете делать, глава? — А ты как думаешь? — иронично обронил Цзян Чэн. Что еще он мог сделать, кроме как заняться этим непонятным случаем лично? — Иди уже! — махнул он рукой. Шэнь Сюй поклонился еще раз, но уже на прощание, и исчез в ночной мгле, оставляя Цзян Чэна в тишине. Где-то тихо плеснула вода, словно его предупреждала сама природа. — Ни одна тварь не может полностью испариться, — вслух прошептал Цзян Чэн, задумчиво глядя вперед, — Что это вообще может быть?..