Райская персиковая роща

До лекарских павильонов Вэй Усянь добирался практически бегом. Сейчас ему было абсолютно наплевать на все: на правило, запрещающее бег, на середину ночи, на недоуменные лица встречных патрульных — в данный момент его голову заботила одна только срочность. Паника в его разуме требовала поспешить, и Вэй Усянь без зазрения совести отдался этому чувству. Он спрыгнул с Бичэня, отчего ноги противно загудели от жесткого приземления, а потом, не глядя на стражников у границ, устремился вперед. Тело все еще ощущалось малость контуженным, но он едва ли обратил на это внимание — все меркло перед необходимостью увидеть своего ребенка целым и здоровым. Вэй Усяня давно уже не накрывало настолько сильное беспокойство. Сердце тревожно билось о ребра, руки мелко дрожали, и он не замечал, что позади него, не отставая, следовали Лань Ванцзи с Цзян Чэном и Лань Сычжуем. Весть от Лань Сичэня застала врасплох их всех и испугала одним своим появлением. Принесенное специально выдрессированным ястребом письмо содержало всего две ровных строчки. Вам надо вернуться как можно скорее. Юньлань в лекарском павильоне. Как они собирались тем ранним утром, Вэй Усянь не запомнил. В его памяти не осталось ни крупицы тех часов быстрых сборов и полета — более-менее нормально соображать Вэй Усянь смог, только оказавшись на территории Гусу Лань. Удивительно, что они вообще смогли добраться за такой срок в их состоянии! Царившая ночная тишина давила на уши, и он сосредоточил все свое внимание на плотно закрытых дверях главного лекарского павильона. Врываться внутрь было неправильно, и потому Вэй Усянь остановился перед дверьми. Глубоко вдохнул, затем длинно выдохнул и уже немного спокойнее потянул створки в стороны. Внутри лекарского павильона слабо светились желтым цветом талисманы, прикрепленные к стенам, а в воздухе витал отчетливый запах лекарственных трав. Вэй Усянь бесшумно шагнул за порог и бегло обыскал взглядом все койки. Занятых постелей было всего две: на одной он заметил мирно сопящего Чу Тао, свернувшегося в клубок, а на другой спала Юньлань, полностью замотанная в одеяло, как в кокон. Горло у Вэй Усяня на мгновение сдавило, и он сам не понял, как оказался рядом с дочерью. Рукой он осторожно дотронулся до ее волос, вгляделся в лицо и нахмурился. Цвет кожи пусть и нельзя было четко различить при слабом свете от талисманов, но ему все равно показалось, что Юньлань выглядела слишком бледной и осунувшейся. Горло у Вэй Усяня сдавило во второй раз. Что вообще произошло, пока он находился на ночной охоте?.. — Вэй Ин, — едва слышно позвал его Лань Ванцзи и невесомо тронул за плечо. Вэй Усянь медленно обернулся и прикусил нижнюю губу. Лань Ванцзи после такого поразительно быстрого перелета на первый взгляд почти не отличался от себя обычного, но Вэй Усяню за столько лет брака не составило труда определить состояние своего супруга. Лань Ванцзи был вымотан: двигался он неспешно, будто экономя силы, а выражение лица своей безэмоциональностью напоминало их юные годы. Вэй Усянь понял просьбу без слов. Он шагнул в сторону, давая Лань Ванцзи возможность аккуратно вытащить из-под одеяла руку Юньлань, и с напряжением смотрел за тем, как Лань Ванцзи считывал двумя пальцами на запястье пульс. Увы, но целительство никогда не являлось талантом Вэй Усяня — в этом деле он полагался на знания и опыт Лань Ванцзи. Все то, что Вэй Усянь успел почерпнуть из науки Вэнь Цин, относилось к способам не умереть раньше времени от отравления темной энергией. Как работать со светлыми заклинателями, — и тем более как работать с детьми, — он не знал. Ночная тишина стала давить на уши сильнее. Вэй Усянь чуть повернул голову и бросил взгляд на Цзян Чэна и Лань Сычжуя. Оба сохраняли молчание и неотрывно следили за Лань Ванцзи. Вэй Усянь так сосредоточился на тихом и ровном дыхании Юньлань, что не сразу сообразил, откуда раздался внезапный шорох ткани. На соседней койке ворочался Чу Тао: он то съеживался в клубок поплотнее, то шумно переворачивался на другой бок, пытаясь одновременно зарыться в подушку поглубже. На мгновение Вэй Усяню даже показалось, что Чу Тао проснулся от того, что на него столь пристально смотрели, но это впечатление быстро испарилось. Вопрос, почему этот ребенок спал не в цзинши, а в лекарском павильоне, даже не обдумывался — Вэй Усянь сразу же сообразил, что Чу Тао сюда направил Лань Сичэнь по вполне понятным причинам. Одно дело, когда в цзинши спали бы двое, и совсем другое — кто-то один. Вэй Усянь и так был не слишком уверен в идее такого пригляда со стороны Лань Сичэня, но все же согласился: дети все-таки были достаточно взрослыми, чтобы Лань Сичэнь покинул их сразу после засыпания. Вэй Усянь жестом указал Лань Сычжую на Чу Тао, и тот сразу же сложил пальцы в нужной комбинации. Над Чу Тао сверкнул специальный барьер, ограждающий от лишнего внешнего шума. Цзян Чэн закатил глаза, но не произнес ни слова. Уголок его губ периодически дергался из-за большой траты ци, и он держался только на своем упрямстве. Так уж получилось, что Лань Сычжуй оказался тем, кто потратил сил меньше всех. Тварь практически не задела его, и он сумел держать темп на мече почти вровень с уставшими Лань Ванцзи и Цзян Чэном. Вэй Усянь прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Его разум медленно и неутомимо наполнялся мыслями, и он ничего не мог с этим поделать. Он думал, думал, думал… И не справлялся с тем, как тяжело ему было на сердце. Вэй Усянь буквально кожей чувствовал, как в него острыми иголками проникала омерзительная вина. Его не было рядом. Юньлань пришлось пережить что-то страшное без него. Его не было рядом. Не было. Не было!.. Судорожный вздох вырвался сам собой. Вэй Усянь потер ладонями лицо и с силой прикусил язык, чтобы дать себе возможность зацепиться за физическую боль. Медленно — очень и очень медленно, — его голова освобождалась от панически разбегающихся мыслей. Он снова, неравными частями, возвращал себе ясность. Теперь, когда Вэй Усянь наконец увидел, что его дочь просто спит, — пусть даже и выглядя при этом болезненно, — хватка на сердце разжалась. Каким-то образом он даже умудрялся разбирать произошедшее на составляющие. Лань Ванцзи все еще прислушивался к пульсу Юньлань, полностью растворившись в этом важном процессе, и Вэй Усянь решил, что занять разум ему необходимо как никогда. Иначе он рисковал совсем погрузиться в свои бурлящие эмоции. — А-Юань, — позвал он тихим шепотом. Лань Сычжуй тут же вскинулся и выпрямился еще больше. В другой ситуации и с другим настроением Вэй Усянь посмеялся бы такой реакции, но не сейчас. Сейчас ему было дело только до состояния своего ребенка. — А-Юань, — Вэй Усянь бросил взгляд на дальнюю дверь в конце лекарского павильона, — сходи за Лань Ханем, пожалуйста. Насколько я знаю его привычки, то он скорее всего ночует в той комнате. — И после пробормотал совсем уж беззвучно, — удивительно, что он не проснулся, конечно… Лань Сычжуй отвесил короткий, на грани невоспитанности поклон и направился к нужной двери. Цзян Чэн усмехнулся и, видимо, устав от своего же упрямого характера, уселся на пол, скрестив ноги. — Тебе бы лечь, — одними губами посоветовал Вэй Усянь. Цзян Чэн ответил выразительным взглядом, и по его лицу можно было прочитать послание идти далеко и надолго. Вэй Усянь не стал как-то реагировать — у него не осталось на это сил. Вместо бессмысленного спора он вновь стал наблюдать за Лань Ванцзи. Что тот пытался найти и что пытался услышать, Вэй Усянь не брался додумывать самостоятельно. Эти действия, — чуткое и внимательное считывание пульса, — так-то вообще не имели под собой значительной пользы. Юньлань долгие часы была под тщательным присмотром старшего целителя Лань Ханя, и наверняка тот много раз проверял ее состояние, раз дозволил спать без надзирающих глаз других целителей. Наконец Лань Ванцзи отпустил тоненькое запястье и уложил руку Юньлань поверх одеяла. Затем он аккуратно сел на край постели и нежно пригладил волосы, смахивая заодно пальцами короткие волоски с щеки. — С ней сейчас все хорошо, — вслух обозначил Лань Ванцзи, и почему-то у Вэй Усяня от облегчения ослабли колени. Что, в общем-то было странно, ведь если здраво рассуждать, то Юньлань спала хорошим целительным сном, и рядом с ней находился один только Чу Тао. Это означало только то, что ничего страшного не произошло. …Но Вэй Усянь все равно не мог не выдохнуть. Ему, похоже, было жизненно необходимо, чтобы эти слова произнес именно Лань Ванцзи: только ему Вэй Усянь всегда верил безоговорочно. Он обошел изножье кровати, сел на край с другой от Лань Ванцзи стороны, и мягко накрыл пальчики дочери своей прохладной от переживаний ладонью. — Можете не шептать, — донесся голос старшего целителя Лань Ханя позади. — Талисман в изголовье не дает сну сбиться от шума. Вэй Усянь тут же неосознанно поднял глаза и узнал одно из творений Лань Ханя. Простенький талисман, исполняющий роль хранителя и защитника сна — лучшее, что вообще можно было придумать для помощи в излечении тем, кто нуждался в отдыхе днем и ночью. Лань Хань, если судить по трем слоям одежд, едва ли ложился этой ночью спать. Глаза у старшего целителя были красными и невыразимо уставшими, а лицо — чуть отекшим и сероватым. Все же Лань Ханю в этом году исполнялось далеко не сорок и даже не пятьдесят. Хотя стоит заметить, что только в последние годы его возраст столь ярко отражался на внешности. Лань Сычжуй, стоящий прямо за спиной Лань Ханя, выпрямился и обеспокоенно поглядел на Юньлань, хмуря брови, и вопросительно склонил голову, спрашивая таким образом сразу и Вэй Усяня, и Лань Ванцзи. Вэй Усянь улыбнулся и демонстративно погладил пальчики Юньлань. Лань Сычжуй облегченно выдохнул. Лань Хань на весь этот бессловесный обмен устало, но с отчетливой смешливостью фыркнул. — Опустим приветствия, — сказал он, — полагаю, вы спешили как могли. — Затем он вдруг прищурился и неторопливо дополнил, — глава Цзян сидит на полу, Ханьгуан-цзюнь бледный как после потери крови, а у господина Вэй дрожат губы… Я так понимаю, что охота выдалась сложной? — Тварь оказалась опаснее, чем предполагалось, — ответил Цзян Чэн с оттенком легкого недовольства, — обычный перерасход ци. Лучше расскажите, что тут случилось с нашей мелкой девчонкой. Лань Хань красноречиво осмотрел всех троих, намекая на их неважный вид, но не стал давить. — С маленькой госпожой сейчас все в порядке, за исключением легкого дисбаланса между дяньтянями. Средний дяньтянь у нее в данный момент по какой-то причине работает больше, чем нижний. В ее возрасте я бы не сказал, что это хоть сколько-нибудь опасно, но… Лань Хань задумался и пригладил рукой короткую седую бородку. Вэй Усянь чуть было не поторопил его, но вовремя себя одернул. Он знал по себе, что в таких ситуациях не стоило отвлекать думающего человека. — Ее меридианы все еще крепнут. Про ядро говорить еще рано, но в нижнем дяньтяне уже можно прощупать что-то. С кровью маленькой госпожи я не удивлен такому раннему формированию, но все же есть что-то странное в ее среднем дяньтяне. — Голос Лань Ханя постепенно приобретал пространные интонации, и в какой-то момент он стал рассуждать как ученый муж. — Если так подумать, то средний дяньтянь и нижний дяньтянь отвечают за родственные вещи: сердце и чувства. Верхний дяньтянь же наоборот, отвечает за разум и логику. Упрощенно говоря, заклинатель имеет три центра скопления ци, соединенные между собой меридианами. Каждый из этих центров вырабатывает ци, но только нижний имеет преимущество в количестве. Отчасти это можно объяснить тем, что наибольшее количество меридианов проходит через паховую область… — он покачал головой. — У маленькой госпожи средний дяньтянь как будто оплетен меридианами наравне с нижним. И я не могу понять почему. Основы у всех одинаковые… Хотя, есть у меня пара мыслишек… Лань Хань тяжело вздохнул и вытянул из-под кровати старый трехногий стул. Уселся на него, снова погладил задумчиво бородку и продолжил: — Отчего-то мне упорно кажется, что тут замешаны вы, господин Вэй. Вэй Усянь озадаченно приподнял бровь и спросил: — Я? — Вы, — невозмутимо подтвердил Лань Хань. — Вы зачали маленькую госпожу и вы же ее выносили. Одно только это уже заставляет меня сомневаться во всем, что касается традиционных способов лечения. Маленькая госпожа связана с вами, — он посмотрел на Вэй Усяня твердым и несколько суровым взглядом. — И, возможно, эта связь куда крепче, чем я мог бы представить. Вы согласны со мной, господин Вэй? Вэй Усянь раскрыл рот, потом закрыл его и неожиданно не нашелся со словами. Лань Хань затронул весьма щекотливую для Вэй Усяня тему. — Допустим, — осторожно отозвался Вэй Усянь. — Я имею в виду, — хмыкнул Лань Хань, абсолютно не обратив внимания на тон, — вы, господин Вэй, были на ночной охоте и, смею предположить, вас там сильно ранили? — Он внезапно махнул рукой. — Не отвечайте, я и так вижу, что вы столкнулись с необычайно сильной тварью. Интересно другое: почему вдруг наша госпожа так неожиданно ощутила такую боль? От последних слов старшего целителя у Вэй Усяня неприятно похолодело в животе. На одно ужасно долгое мгновение ему показалось, что он просто ослышался и Лань Хань не делал никаких прозрачных намеков на причину подобного состояния Юньлань. Он мелко вздрогнул и уставился на Лань Ханя требовательным взглядом. — Старший целитель Лань хочет сказать, что мое ранение… — Вэй Усянь слегка сжал пальчики дочери, пытаясь хоть как-то остановить запустившийся поток неприятных догадок. — Мое состояние как-то отразилось на А-Юнь?.. Лань Хань отвел глаза. Лицо его сделалось безэмоциональным, а голос сухим. — Все указывает именно на это. Вэй Усянь замер, а сердце пропустило удар, сбившись с ритма. Лань Ванцзи прерывисто выдохнул. — Я не понимаю, — растерянно пробормотал Лань Сычжуй, — о чем вы говорите? Вэй Усянь привычно и почти неосознанно переглянулся с Лань Ванцзи. Они оба знали, что скорее всего когда-нибудь им все же придется столкнуться с последствиями. Юньлань, их драгоценная дочь — подаренное им самими Небесами дитя, — всегда отличалась от других детей. Спокойная, послушная, понимающая все с первого раза… Перерождение объясняло почти все в ее поведении. Почти все. Юньлань всегда тянулась к нему — Вэй Усянь это чувствовал на каком-то ином, более тонком уровне. Она постоянно искала его глазами в комнате, устраивалась в объятьях при любом удобном случае и не раз откровенно расстраивалась, когда узнавала, что Вэй Усянь намеревался уйти на пару часов ради преподавания или ночной охоты. Обычно Вэй Усянь это списывал на их близкие и нежные отношения, но теперь, после намеков Лань Ханя, он задумался куда глубже обычного. Юньлань будто бы… ощущала Вэй Усяня на эмоциональном уровне. Сама того не понимая, она неизменно подходила к нему в моменты накатывающей грусти или уныния, обнимала его так, словно хотела тепла просто так, из детского непосредственного желания… — Это… — упавшим голосом начал Вэй Усянь, — это душа? Лань Хань с небольшим сомнением кивнул. — Душа? — вклинился Цзян Чэн, — ты о чем вообще? Вэй Усянь оторвал застывший взгляд от подрагивающих во сне ресниц дочери и медленно обернулся к Цзян Чэну. Догадка, что промелькнула в голове, осела и пустила толстые корни из всплывающих все больше и больше воспоминаний. Лань Ванцзи протянул руку и ухватил Вэй Усяня за плечо. — Про чью душу ты говоришь? — тревожно спросил он. Вэй Усянь поджал губы. Ответ нужно было дать прямо сейчас, но… Как он мог объяснить то, что и сам понимал с третье по двадцатое? Знания в этой области у Вэй Усяня касались больше раздумываний о вероятности того или иного эффекта, но никак не практических результатов. Тот же ритуал пожертвования тела затребовал от Вэй Усяня колоссального количества умственных сил — нужно было разобраться сначала в хитровывернутых полузабытых основах, а потом уже отделять вымысел сотен лет от настоящих описаний. Душа — это не просто тонкое и невероятно зыбкое искусство, душа — это вопрос чуткости и, как ни странно, везения. — …Про мою, — тихо отозвался Вэй Усянь. — Я говорю про мою душу. Цзян Чэн сердито цокнул. — Причем тут твоя душа, скажи на милость?! Лань Ванцзи бросил в Цзян Чэна ледяной взгляд и сжал плечо Вэй Усяня. Не больно, но достаточно ощутимо. — Вэй Ин. Вэй Усянь прикусил язык, дабы скрыть вспыхнувшее в нем беспокойство, и прикрыл глаза. — Кажется, А-Юнь связана с моей душой, — тихо обронил он и через силу принялся пояснять, — тварь интересовали эмоции, а значит, страдала и душа. Без эмоций и чувств душа неполноценна. — Вэй Усянь сглотнул вязкую слюну. — Удар пришелся на самую уязвимую мою часть. То, что находилось в самой глубине моей души. Поэтому… Юньлань… Горло у Вэй Усяня сдавило в третий раз, но теперь, кажется, надолго. На языке стало солоно и горько — он не заметил, как прикусил язык до крови. Голова закружилась, а сердце трижды болезненно екнуло. Зрение чем-то заволокло, и до Вэй Усяня запоздало дошло, что он плакал. — Вэй Ин, дыши, — Вэй Усянь сморгнул слезы и не сразу понял, что Лань Ванцзи теперь держал его не за плечо, а за щеки. Нежно и невесомо — Лань Ванцзи аккуратно стирал слезы большими пальцами и упорно ловил взгляд Вэй Усяня. — Дыши, — приказал Лань Ванцзи, — и не смей думать, что это твоя вина. Двоюродный дядя всего лишь привел возможный ответ. Это не подтверждено, — он чуть надавил ладонями на щеки Вэй Усяня, чтобы подчеркнуть свои следующие слова. — И даже если все так, как ты думаешь, то все равно: не вини себя. Юньлань очень любит тебя и никогда, слышишь, Вэй Ин, никогда не обвинит тебя. Вэй Усянь задавил чуть было не вырвавшийся всхлип и, как мог, кивнул. Лань Ванцзи, убедившись в относительном спокойствии Вэй Усяня, отнял ладони от щек. Тишина, образовавшаяся после таких неловких для всех остальных откровений, показалась слегка насмешливой. — Что ж, — кашлянул Лань Хань с тенью смущения, — все это нужно изучить и сопоставить. Ханьгуан-цзюнь прав: я ничего не утверждаю с уверенностью. Мои слова не больше, чем результат моих размышлений. — Нужно ли ей оставаться в лекарском павильоне? — невозмутимо уточнил Лань Ванцзи. Ему было абсолютно наплевать, как другие относились к выражениям его любви и заботы, а потому он с легкостью продолжил разговор с того, что хотел узнать первее прочего. Вэй Усянь снова накрыл пальчики дочери своей рукой. А спустя один удар сердца нахмурился. — Кажется, А-Юнь просыпается сама. Лань Хань пожал плечами. — Талисман не рассчитан на удержание больных в сонном состоянии, — он понизил громкость голоса, перейдя на шепот. — Что до вопроса… Вы можете ее забрать, Ханьгуан-цзюнь, маленькая госпожа уже стабильна. *** Тело ощущалось отвратительно слабым и, не побоюсь этого слова, тошнотным. Желудок не то болел, не то сжимался, пугая меня обманчивым чувством скорой повторной рвоты, и я серьезно начала раздумывать над тем, чтобы все-таки открыть глаза и сунуть два пальца в рот. Сил терпеть эту мерзость почти уже не осталось. Ну, меня хотя бы перестало знобить — уже хорошо. Под одеялом было тепло, уютно и безопасно, а потому окончательно просыпаться я не хотела. Никто меня не звал, не трогал, не заставлял пить горькие травы… Ну разве не блаженство? Все познается в сравнении! — …можете ее забрать, Ханьгуан-цзюнь, — послышался смутно знакомый шепот, — маленькая госпожа уже стабильна. Смысл слов доходил до меня с трудом. Пришлось прокрутить их мысленно аж три раза, прежде чем я поняла их общий посыл. Голос тоже запоздало определился как голос двоюродного дедушки. Глаза разлеплялись медленно, но в конце концов я смогла более-менее их открыть до конца. Похоже, меня разбудили… Ночью? Я нахмурилась и проморгалась. Рядом, сидя на краешке кровати, был папа, и он держал на постели мою руку в своей, сжимая пальцы до того слабо, что я не сразу это заметила. С другой стороны, тоже на краю постели, сидел отец. Как всегда малость отрешенный, немного прохладный внешне, но какой-то… Измотанный? Я бы даже сказала — болезненно бледный. Что-то произошло на ночной охоте? Они поранились? Голова мгновенно вспухла от промелькнувших вопросов и я тут же поспешила отвлечь себя от головной боли. Папа. Ага. Он же сейчас держал меня за руку… Глаза у папы были печальные и серьезные — он смотрел на меня со странной смесью вины, нежности и хмурости. Выглядел папа ужасно, будто не спал несколько дней и работал без перерывов. Сердце у меня екнуло, и всякая сонливость слетела в мгновенье. Почему он так выглядел? То, что я видела… Он тоже это почувствовал? Насколько сильно все это на него повлияло? — …За настойкой зайдете утром, — устало произнес двоюродный дедушка, и я от неожиданности дернулась. Совсем позабыла, что помимо папы тут находились еще люди. У изножья кровати стоял Юань-гэ, а в трех шагах от него восседал на трехногом стуле двоюродный дедушка. У дедушки, видимо, совсем разболелись ноги, раз он устроился на стуле… Я прикусила изнутри щеку и оценила общее настроение. Папа пребывал в каком-то отрешенном состоянии, пугая меня своим выражением лица, отец будто бы весь окаменел и не двигался вообще, а двоюродный дедушка явно хотел упасть лицом в подушку. Взгляд переместился дальше и я вдруг наткнулась на… Дядю. Что здесь делал дядя Чэн? Логика тут явно прослеживалась, но я отчего-то ее постоянно упускала. Дядя Чэн ведь тоже ходил на ночную охоту — значит, и возвращаться тоже должен был тем же составом? Или я слишком раскатала губу и дядя Чэн зашел ко мне просто на минутку? Но почему он тогда на полу и выглядит так, будто сейчас заснет? А Юань-гэ? Ничего не понимаю! Мозги вообще не работают. — Отец… — почти жалобно позвала я, и он тут же протянул мне свою теплую и большую ладонь, в которую я мгновенно вцепилась. — А-Юнь, — отозвался он, смотря на меня почти так же, как и папа: нежно и хмуро. Я сжала его руку и постаралась улыбнуться. Пусть и чувствовала я себя как полностью пережеванная мандаринка — это не могло помешать мне порадоваться присутствию родителей. Я повернула голову к папе и ощутила еще большее желание пожаловаться ему в полный голос. Захотелось расплакаться. — Папа, — обронила я с чувством, — папа, обними меня. Папа рвано вздохнул, расцепил наши ладони и в два движения обхватил меня руками: крепко и очень плотно. Он до сих пор не произнес ни слова, и это стало меня потихоньку пугать. Чтобы папа — и молчал? — Раз проснулась, — негромко хмыкнул двоюродный дедушка, — то тем более забирайте маленькую госпожу. Я недоуменно приподняла брови и глянула на дедушку: тот хлопнул себя по коленям и тихо, кряхтя, поднялся на ноги. Куда забрать? Зачем? Ничего не понятно. — Вэй Ин, — окликнул папу отец и, судя по интонации, он не просто звал папу, а подразумевал что-то еще. Папа — все еще ужасающе молчаливый, — ослабил объятия, подтянул на мне одеяло и поднял на руки, прижимая к груди. …А, вот что это была за интонация. Отец просил папу замотать меня в одеяло, прежде чем забирать домой. Я уткнулась папе в шею и лениво зевнула. И физически, и морально я была абсолютно на нуле: глаза закрывались, разум отказывался работать ночью, а знакомое ощущение безопасности в папиных объятиях делало из меня совсем размякшее нечто. Я с силой прикусила губу и пару раз прокрутила мысль в голове. Папа. Папа был рядом. Целый. Здесь. …До меня наконец дошло. — Ты здесь, — намеренно тихо пробормотала я, используя давно позабытый язык из прошлой жизни. Почему-то мне хотелось сохранить в тайне эти слова, хотелось просто дать им осесть, чтобы понимание пришло к папе через интонацию, — пожалуйста, не бросай меня. Если меня бросишь ты, то это будет конец. Я не справлюсь. Мне в некотором роде повезло, папа расположил меня на руках так, что мне не нужно было тянуться к уху: хватило просто прошептать. Папа сжал меня крепче. Я не знала, понял ли он именно то, что я хотела, или насторожился от беспомощных ноток в моем голосе, но, кажется, он о чем-то очень крепко задумался. — Спи, — наконец ответил он и нежно поцеловал в лоб, — все завтра. — А можно к вам, — сонно пробубнила я больше из страха потерять родителей из виду, нежели потакая капризу, — пожалуйста, не хочу больше быть одна. Тут я каплю приврала — рядом со мной эти две ночи спал и Чу Тао, но… Думается мне, меня отлично поняли. Я поерзала в папиных руках и обернулась посмотреть, что вообще происходило за пределами наших обнимашек. Шли мы, естественно, не в одиночестве. Рядом, со спящим Чу Тао на руках, шел отец, следом я увидела Юань-гэ, который мне успокаивающе улыбнулся, и наконец, я заметила дядю Чэна со знакомым недовольным выражением лица. — Я и не собирался тебя укладывать в твою кровать, — странным голосом ответил папа, — будешь сегодня спать у меня на руках, — он легонько встряхнул меня. — Как маленький крохотный ребеночек. … Ладно, хорошо. Это было очень похоже и не похоже на папу одновременно. Подначки и беззлобные дразнилки присутствовали всегда, но не бывало так, чтобы от этих дразнилок хотелось обнять папу и погладить по волосам! Я прислушалась к внутреннему ощущению и поняла, что меня смущало все это время. У папы… мелко тряслись руки. Тряслись не от моего веса, а будто бы от громадного облегчения. Сон и зевки тут же отошли на дальний план. Сразу же вспомнились те жуткие картины: мертвецы, папины крики, боль… Что все-таки произошло?..