Райская персиковая роща

Уезд Юньмэн славился в народе тем, что из-за своего южного расположения, хорошо подходил для выращивания риса. Большую часть года здесь было тепло, летом значительно повышалась влажность, а зимой иногда хватало всего одного дополнительного теплого слоя одежды. Озер и рек в Юньмэне насчитывалось много, отчего простой люд всегда имел в достатке рыбу. Вместе с рисом эта рыба кормила не одно поколение местных, и неудивительно, что традиционная юньмэнская кухня за столько лет подстроилась под плодородные возможности этой земли. Юмянь, та самая знаменитая юньмэнская рыбная лапша стала не только угощением на праздники — с течением времени юмянь превратилась в одно из основных блюд, что подавали на стол семьи. Готовилась эта лапша заковыристо, у каждой хозяйки был свой секрет приготовления, но итог всегда получался один — с юмянь трапеза всегда становилась приятнее и сытнее. Вэй Усянь не мог сказать, что скучал по вкусу этой лапши — для него юмянь всегда проигрывала супу от Цзян Яньли и скорее просто напоминала о тех редких днях юности, когда он, Цзян Чэн и Цзян Яньли уходили погулять и забредали в постоялые дворы поесть. Вэй Усянь относился к рыбе равнодушно, предпочитая мясо птицы, однако ему было ужасно интересно посмотреть на реакцию дочери. Как он уже убедился за столько лет, Юньлань переняла от него множество привычек в еде: она любила такой же крепкий чай, отдающий горечью, обожала мелкие жаренные креветки и прохладно относилась к тушеной печенке. Любовь к ютяо конечно не относилась к Вэй Усяню, но эти сладости скорее служили крохотной слабостью самой Юньлань. Ну и само собой — она, к сожалению, не разделяла его страсть к острому. Тут Вэй Усянь мог только разводить руками и напоминать себе про кровь Лань Ванцзи. Не было ничего удивительного в том, что поколения Лань в родословной все же выстояли перед необъятным тяготением Вэй Усяня к перцу. Юньмэн, как и много лет назад, все также бурлил и кипятился, словно похлебка в котелке — торговцы срывали голоса, зазывая посмотреть товар, мальчишки без устали горланили, играя в очередную игру, а молодые девицы громко, но малопонятно шушукались, сбившись в кучку. Настроение в воздухе витало добродушное, и Вэй Усянь с щемящей нежностью наблюдал за всем происходящим вокруг. Все напоминало ему о том, как он сам, будучи пятнадцатилетним сопляком, шагал по этим улицам, смеясь и подшучивая над своими шиди. Правильно ли Вэй Усянь поступил, когда договорился с Лань Ванцзи приехать в Пристань вместе с дочерью и мальчишками пораньше? Правильно ли сделал, позволив себе эту слабину?.. — Ютяо! Ютяо от старика Ли! Самые вкусные ютяо!.. — Шелк из Ланьлина! — Костяная посуда! За качество эта старуха отвечает!.. Вэй Усянь улыбнулся. За спиной тихо переговаривались Лань Цзинъи с Лань Сычжуем, а за руки с обеих сторон его крепко держали Юньлань и Чу Тао. Потеряться среди такой толпы разномастных людей можно было с легкостью, потому приходилось держать детей к себе поближе. Вэй Усянь все еще прекрасно помнил, как однажды Юньлань уже потеряли вне стен ордена, и повторения он не хотел ни в каком виде. Дети с правилом прогулки смирились быстро и безболезненно. Юньлань посмотрела на Вэй Усяня с легкой задумчивостью, кивнула сама себе и послушно протянула руку. Чу Тао же просто повторил за Юньлань, словно уже настолько привык доверять ее решениям, что становилось и смешно, и тревожно. Вэй Усянь знал этот преданный взгляд, что сейчас потихоньку формировался у Чу Тао, но все еще сомневался в необходимости переживаний. Все же и Юньлань, и Чу Тао пока что не перешагнули границы детского возраста… Впрочем, об этом можно подумать и позже. Шли они не торопясь, давая время и возможность детям все рассмотреть. Юньлань и Чу Тао уже бывали в Юньмэне летом, но вряд ли они так уж хорошо запомнили жизнь вне ордена Юньмэн Цзян. В них все еще ярко горело любопытство, и Вэй Усянь этим с удовольствием пользовался, подстраивая под них общий шаг. Слушать, как Лань Цзинъи с каждой новой лавкой начинал ныть отчаяннее, было весело. — Жарко… — они медленно прошли мимо лавки с глиняными сосудами. Вэй Усянь весело переглянулся с невозмутимой Юньлань и ровно отозвался: — Ага. — Влажно… Вэй Усянь снова подтвердил: — Абсолютно согласен! — Солнце печет… — И это тоже правда. Лань Цзинъи не выдержал и накрыл руками нагревшуюся макушку. — Учитель Вэй! Вэй Усянь хохотнул, на время отпуская ладошки Юньлань и Чу Тао, и развернулся на пятках. В его глазах можно было заметить откровенное удовольствие от «страданий» Лань Цзинъи. — Я много лет уже учитель Вэй. — Вэй Усянь упер руки в бока и выжидающе посмотрел на Лань Цзинъи. Когда он недавно говорил Юньлань о том, что накажет этого нерадивого ученичка-переростка, он не шутил. Раз сказал, что заберет Лань Цзинъи на совет, значит это произойдет. — Это жестоко. — Лань Цзинъи жалобно заломил брови, игнорируя взгляды Лань Сычжуя, Чу Тао и Юньлань. Ему было жарко, влажно, а еще припекало полуденным солнцем. Наказание, что назначил Вэй Усянь с одной стороны действительно казалось жестоким, но с другой стороны… Наказание от Лань Ванцзи было бы еще хуже. Запретить пользоваться золотым ядром, чтобы пропотеть на ужасающей юньмэнской жаре… Вэй Усянь называл это наказанием, но на самом деле это больше относилось к воспитательным мерам. И его ничуть не останавливал тот факт, что Лань Цзинъи уже давно не юноша, а взрослый мужчина. Ученик есть ученик. — Безжалостный! — попробовал снова Лань Цзинъи, бессовестно пользуясь тем, что рядом не было Лань Ванцзи. Вэй Усянь улыбнулся, позабавленный этим нарочито детским тоном. Они шли по улицам уезда меньше часа, но этого хватило для того, чтобы Лань Цзинъи должным образом уразумел урок. — Потерпи, Цзинъи, — вздохнул Лань Сычжуй. Лань Цзинъи возмущенно надул губы и скорчил лицо в притворной обиде. — И это говоришь мне ты, Сычжуй, — для пущего эффекта он надул щеки, — сам-то сейчас не страдаешь и не потеешь! Вэй Усянь отпустил смешок. Затем, понизив голос, он поинтересовался у детей: — Ютяо не хотите? Юньлань задумалась, глянула на старика Ли, что лихо зазывал на свежие ютяо, и покачала головой. Чу Тао же, дождавшись решения Юньлань, тоже отказался. — Лучше отца попрошу, как у него время появится. — С легкой улыбкой сказала она. Вэй Усянь вспомнил про еще одно блюдо. — А юмянь? — А что это? — Юньлань недоуменно захлопала ресницами, заставляя Вэй Усяня пережить очередной родительский приступ умиления, и наклонила голову в бок. Он указал на одну из уличных торговок, что с силой месила тесто. Выглядела торговка уже как старуха, но руки у нее были большие и крепкие — сказывался многолетний опыт замешивания теста. — Это рыбная лапша, — с привычным терпением объяснил Вэй Усянь, — очень сытная. Юньмэн знаменит этой лапшой на много ли вокруг. Юньлань не выглядела особо впечатленной, но все же с интересом наблюдала за старой уличной торговкой с тестом. Ей явно понравилось с какой самоотдачей старая уличная торговка занималась замешиванием, но Вэй Усянь уже знал, что вряд ли юмянь будет принята как что-то вкусное. — А я думала, что Юньмэн знаменит многообразием рыбацкой брани, — рассеянно пробормотала Юньлань, — столько рыбаков, немудрено. Вэй Усянь показательно вздохнул. Он уже говорил дочери пропускать мимо ушей все, что она услышит от местных жителей, но, видимо, любопытство Юньлань было сильнее. — Ты только Лань Чжаню об этом не говори, — Вэй Усянь кинул строгий взгляд на Чу Тао, — тебя это тоже касается. Не слушать и не запоминать. Юньлань медленно кивнула в согласии, и Чу Тао поспешил за ней повторить. Вэй Усянь вдруг замер, вспомнив кое-что не очень приятное, и решительно произнес: — Если вдруг так сложится, что кто-то подозрительный предложит вам пойти поесть лотосовые семена, скажите мне. Сами никуда не ходите. Юньлань тихо и по-доброму хмыкнула. — Зачем мне кто-то, когда я могу попросить тебя?.. Вэй Усянь отогнал ладонью несколько надоедливых мух и мушек, мысленно сказал себе прикупить больше мешочков с отпугивающими травами, и ласково поправил дочери узелок лобной ленты в волосах, аккуратно подхватывая маленькие ладошки в свои снова. — Я сейчас расплавлюсь, — несчастно встрял Лань Цзинъи. Его голос звучал до того натужно-плаксиво, что Юньлань не выдержала и захихикала в ладошку. Сама она вместе с Чу Тао ничуть от жары не страдала стараниями Вэй Усяня. В рукавах у них обоих, а также в вороте и на внутренней стороне одежд были вышиты специально придуманные им начертания, которые не позволяли температуре повыситься сверх разрешенного. Дети, можно сказать, по уровню комфорта сейчас дотягивали до опытных заклинателей, и этот факт заставлял Вэй Усяня гордиться собой как родителем. — У ворот в Пристань есть одно небольшое озеро, — сказала Юньлань, сохраняя серьезное лицо, — придем и можешь в него прыгнуть. Охладишься. Лань Сычжуй резко отвернулся, чтобы отпустить смешок. — Сычжуй! — Ахнул Лань Цзинъи. — Я тебя за собой утяну в воду, вот увидишь! Вэй Усянь прикусил губу, сдерживая совсем уж неприличный хохот. Лань Цзинъи выглядел очень нелепо в своем возмущении, поэтому захотелось подразнить его еще. — Насколько я помню, в прошлом году в это озеро Цзян Чэн выпустил несколько старых озерных гулей для тренировки молодняка. — Учитель Вэй, — Лань Цзинъи изобразил что-то маловразумительное, схватившись за сердце, — и ведь ни капли меня не жаль! Вэй Усянь довольно улыбнулся. Малость детское поведение Лань Цзинъи напоминало ему о том, как он сам вел себя подобным образом в своей первой жизни. — Можешь пожаловаться на меня Лань Чжаню, страдалец, — предложил Вэй Усянь, — хотя я тут думал снять наказание, как прибудем… Лань Цзинъи тут же вытянулся и совершил легкий ученический поклон. — Этот ученик все понял, мудрость учителя Вэй бесконечна. Вэй Усянь легонько потянул свою правую руку с зажатыми в ней пальчиками Юньлань, указывая на Лань Цзинъи, и спросил: — Как это называется, А-Юнь? Юньлань без всякой торопливости оглядела Лань Цзинъи с ног до головы, и принялась выдавать ответы по одному. — Добро? — Нет. — Доброта? — Нет. — Добротный? Вэй Усянь нежно погладил большим пальцем выступающие косточки на пальчиках Юньлань. — Добрый, — поправил он, — и нет, мы недавно учили это выражение. Юньлань нахмурилась, явно пытаясь выкопать из памяти нужные слова, и как бы между делом бросила предостерегающий взгляд на Чу Тао, который пытался ей подсказать, беззвучно шевеля губами. — Снис-ходи-те-ль-ный? — По частям сказала она, не уверенная в правильности произношения. Вэй Усянь издал довольный поощрительный звук. — Правильно. Лань Цзинъи всплеснул руками, но свое возмущение унял, позволив себе лишь покривить выразительные рожицы в сторону Лань Сычжуя. — Это к нам, — внезапно подал голос Лань Сычжуй, глядя на то, как к ним четким шагом приближались несколько взрослых заклинателей в пурпурных цветах. Впереди, как остриё копья, возвышался над всеми суровой внешности мужчина довольно зрелого возраста. Глаза у него даже с расстояния резали своей сосредоточенностью. Вэй Усянь припомнил, что Цзян Чэн что-то писал в своем торопливом письме про встречающих, раз уж Вэй Усянь изволит приехать пораньше. Шэнь… Сюй? Вроде бы нужного человека звали именно так. Как только Шэнь Сюй оказался в непосредственной близости, Вэй Усянь не без удовольствия отметил, как Лань Сычжуй и Лань Цзинъи тут же подобрались, становясь намного серьезнее. Чу Тао вздрогнул, сжимая руку Вэй Усяня, но быстро успокоился, увидев, что обычно осторожная с чужими людьми Юньлань не стала отходить Вэй Усяню за спину. Шэнь Сюй остановился в трех уважительных шагах и поклонился. — Господин Вэй. Юная госпожа Лань. Вэй Усянь вернул приветственный поклон и с интересом уставился на Шэнь Сюя. Он помнил, что этот человек не так давно похоронил своего отца, но счел ненужным выражать соболезнования. Вэй Усянь и Шэнь Сюй по сути впервые виделись вживую, а до этого смутно знали друг друга по рассказам других. Заклинатели, стоящие за Шэнь Сюем выглядели замученными, но упрямо держали лицо. Судя по всему летний совет орденов выпивал все силы абсолютно у каждого в Пристани лотоса, независимо от обязанностей. — Рад встрече, Шэнь Сюй, — вежливо отозвался Вэй Усянь. Это имя, как ни странно, сильно заинтересовало Юньлань. Она высвободилась из руки Вэй Усяня и тихо повторила с долей узнавания: — Шэнь… Сюй? — Юная госпожа Лань знает меня? — Знаю, — улыбнулась Юньлань, будто встретила давнего друга, — мы ни разу не виделись, но дядя Чэн часто про вас рассказывал. — О? — Шэнь Сюй развеселился. — И что же глава Цзян говорил про меня? — Что вы ворчун каких поискать. Заклинатели Юньмэн Цзян, сопровождающие Шэнь Сюя все как один закашлялись и начали кривить губы. Правда, высказанная без утайки, рассмешила их, а их расположение за спиной Шэнь Сюя дало им относительную свободу эмоций. — Не могу не согласиться с юной госпожой, — невозмутимо произнес Шэнь Сюй, — я тоже кое-что слышал про вас. Юньлань чуть сжала свои пальчики в руке Вэй Усяня и с искренним любопытством захлопала ресницами. Хотя Вэй Усянь все равно ощутил что-то подозрительное в таком нарочито девичьем поведении. Юньлань не питала особой любви к исконно женским увлечениям — Вэй Усянь ни разу не видел, чтобы дочери были интересны вышивка, готовка или украшения. Юньлань с детской непосредственностью спросила: — И что же? Шэнь Сюй ответил без запинки: — Я слышал, что юная госпожа растет невероятной красавицей, — он поклонился ей, как это требовал статус наследницы, — и конечно же молва не соврала. Я вижу подтверждение своими глазами. — Но вы ведь уже видели меня, — вдруг деланно озадачилась Юньлань. — меня и Тао-Тао, когда мы здесь гостили несколько лет назад. Получается, тогда я была некрасивая? Шэнь Сюй удивленно приоткрыл рот, явно не ожидая таких слов. За его спиной захихикали сопровождающие заклинатели. — Подловила! — Ха-ха, неужто!.. — Невероятно, Шэнь Сюя сделали!.. Вэй Усянь скосил взгляд на абсолютно спокойную Юньлань и с трудом задавил лезущую улыбку. Здесь и сейчас он снова увидел как в дочери проглядывает именно его характер. — Я так понимаю, Цзян Чэна ждать сегодня не стоит? — сменил тему Вэй Усянь. Совет орденов сам по себе был событием большим и хитровыдуманным: приветственный пир, распределение покоев, рассадка на самом совете и еще до кучи мелких и не очень деталей, от которых зависела репутация Юньмэн Цзян. Шэнь Сюй уныло кивнул. Похоже, что его тоже припахали ко всем делам, которые только успели подвернуться, как например, необходимость встретить Вэй Усяня и юную наследницу Лань вместе с сопровождающими. — Глава Цзян просил передать, что постарается навестить вас к ужину, но… — Шэнь Сюй развел руками, как бы говоря: что поделать, ответственность за совет. Вэй Усянь бросил взгляд на встречающих их заклинателей и предсказуемо не узнал ни одного лица. Все они выглядели незнакомо и явно присоединились к Юньмэн Цзян после ухода самого Вэй Усяня. — Не будем вас задерживать, — сказал он добродушно, — думаю, нам надо отдохнуть. Цзян Чэн может не спешить, мы все понимаем. Шэнь Сюй склонился в поклоне. — Благодарю. *** Пристань лотоса была по ощущениям все такой же, какой я ее запомнила: шумно, людно, много уличной еды и бегающих ребятишек. Запах нагретой земли и рыбы забивался в нос, сладкие ароматы от ютяо и танхулу смешивались с влажным и чуть дымным воздухом, и я мысленно (и пару раз вслух) благодарила Небеса за такого гениального папу. Его придумка с охлаждающими талисманами выручала меня и Чу Тао как никогда — солнце, как говорили между собой местные, в этом году совсем разошлось. Прогулка вышла что надо: неспешная, семейная и очень легкая эмоционально. Я конечно хотела бы, чтобы с нами поехал и отец, но дела не терпели отлагательств. Дядя Сичэнь и сам был не рад тому, что клан потребовал к себе больше внимания из-за каких-то проблем с одним вассальным орденом. Дядя нуждался в отце как в еще одном крепком аргументе — просто на всякий случай. Дальше во все это вдумываться я не решилась. Объяснение, что мне дали родители меня полностью устраивало, в политике клана и ордена я еще плавала как топор и знала о вассальных орденах только одно — они были и один из них имел в названии фамилию Лю. Папа к ситуации отнесся философски. Его, как я подозревала, все еще психологически штормило после той нашей односторонней пьянки, и он просто хотел на что-то отвлечься. А раз папа был не против, то и я тем более — мне ужасно чесалось увидеться с дядей Чэном. Так уж получилось, что едва дядя Чэн обосновался для отдыха в гостевых покоях (а я в это время была вынуждена запереться дома и взаимно бдеть над папой), срочным орлом прилетела записка о каких-то проблемах в Пристани лотоса, и разрешиться они могли только при участии главы ордена. Так что… Дядя Чэн умотал раньше, чем я успела это понять и что-то предпринять. Честно говоря, мне было обидно невероятно. С дядей Чэном мы и так виделись хорошо если раз в пару месяцев, а тут… Оставался только летний совет орденов, где я смогу с чистой совестью вылавливать дядю в свободные вечера. (Свободные вечера главы ордена, да, знаю, звучит бредово). Я вздохнула, скрывая за этим желание от души пожаловаться на обстоятельства. На улице давно уже стемнело, гостевые покои, куда нас любезно проводил полузнакомый мне Шэнь Сюй, удивляли своими просторами и количеством отпугивающих травяных мешочков, а звук и запах воды с ближайших озер просачивался даже сквозь закрытые окна и двери. Папа это объяснял тем, что многие адепты обожают летом купаться после захода солнца. Это одновременно тренирует их навыки плавания и помогает отдохнуть от зноя. И затянуться эти плескания могут аж до середины ночи. Я на это могла лишь пожать плечами. Звук воды меня не раздражал, насекомых благодаря травкам я не увижу, а на остальное плевать. Не орут же дурниной, как это обычно делают подростки, и ладно. Комнат нам выделили три: одну отдельную и две смежные. В первой расположились Юань-гэ с Цзинъи-гэ, как привыкшие к компании друг друга, а вторые заняли мы с папой и Чу Тао и сразу же разделили по логике. Мне и Чу Тао досталась комната поменьше, с двумя кроватями, разделенными расписной ширмой из плотной бумаги, а папе и еще не приехавшему отцу — побольше, но уже с широкой кроватью. Глядя на эту ширму, я невольно порадовалась, что и мне, и Чу Тао было мало лет и наше пребывание в одном помещении не могло считаться неприличным. Пока мы еще не взрослые люди, нам многое в поведении прощалась, и я этим бессовестно пользовалась. — Нравится? Я обернулась. В той части, где наши комнаты соединялись, стоял папа в своих излюбленных черных одеждах. Тугой кожаный пояс подчеркивал его фигуру и из-за позы папа походил на дамского угодника гораздо больше, чем обычно. Плечом он прислонился к стене, руки сложил на груди и согнул слегка ногу в колене. Волосы свободно струились по спине, отпущенные на свободу. Я моргнула. Харизмой от папы перло слишком интенсивно. Сказывалось отсутствие отца? Пристань лотоса? Хм… — Пойдет, — я равнодушно посмотрела на застеленную кровать, — главное, чтоб не было вонючек. Папа непонимающе изогнул брови и я увидела, как он мысленно перекатывал новое слово, пытаясь понять, что я имела ввиду. К сожалению, такое происходило часто: я не могла сразу объяснить какое слово подразумевалось под моими попытками в угадайку, поэтому папа напрягал весь свой мозг, чтобы понять. И ему это очень нравилось; иногда я слышала, как он называл наши беседы тренировкой ума и гордо озвучивал отцу каждый новый случай. — Жуки, — дала я подсказку, — вонючие. — Клопы, что ли? Мое лицо скривилось. Я терпеть не могла насекомых и, честно признаюсь, от позорных визгов меня всегда отделяла моя привычка сначала устранить угрозу, а потом уже вопить. — Значит, клопы, — отпустил смешок папа, — не волнуйся, их тут нет. Твой дядя… Ненавидит любую неучтенную живность в постели, поэтому жестко контролирует прислугу в этом вопросе. Я скосила на папу глаза. Голос показался мне странным, будто бы папа пытался скрыть от меня неуместное веселье от собственных слов. Я прищурилась. Неужели… — Да быть не может! Папа! — Что? — Да как?!.. Это жестоко! Папа принялся жевать губу, упрямо отводя от меня взгляд. Его деланно-невинный вид заставил меня ахнуть от возмущения, и я всплеснула руками. — Не могу поверить! В двери негромко постучался привлеченный шумом Юань-гэ. — Учитель Вэй? Юньлань? Все в порядке? — чуть обеспокоенно спросил он. Я длинно выдохнула, а затем повернулась к папе. Он глядел куда угодно, но не на меня. — Юань-гэ, заходи. — Двери бесшумно разъехались. — Ты представляешь, папа жуков дяде Чэну в кровать подкидывал! Юань-гэ замер прямо на пороге. Он явно ожидал чего-то другого. Папа всплеснул руками почти точно так же, как это недавно сделала я. — Я был сопляком, это не считается! Твой дядя, между прочим, один раз подложил мне угря в постель! Живого! Я переглянулась с Юань-гэ. Лицо у папы было несчастное, грустное-грустное, казалось, еще чуть-чуть, и надует от обиды губы. Великолепный актер. Я и Юань-гэ невозмутимо промолчали. Папа поник плечами и принялся строить из себя, как я это мысленно называла, обиженную многодетную мамочку. — Оба моих ребенка против меня, — сказал он драматично, — спелись против своей матери!.. Где еще один вредный ребенок? Где Цзинъи? — Папа краем глаза заметил выглядывающего из-за ширмы Чу Тао и запричитал еще театральнее, — Один Чу Тао еще на моей стороне! Я прикусила изнутри щеку, чтобы не рассмеяться и снова переглянулась с Юань-гэ. — Цзинъи пошел освежиться. — Сказал он с улыбкой, легко уловив мой невербальный вопрос. — А куда? Неужели на то озеро с гулями у ворот? — Юнь-мэй, — начал Юань-гэ, качая головой, — это не совсем… Я наигранно-шокировано уставилась на него и прервала. — И он ушел… Без меня?! — мои губы дрогнули, но я сумела удержать обиженное выражение лица, — Вот значит как… А я думала… Повисла тишина. Чу Тао смотрел на нас круглыми глазами и хлопал ресницами, хотя я почему-то была уверена, что уж Чу Тао за столько времени должен был уяснить какие в нашей семье отношения. Со стороны улицы послышались шаги, кто-то шумно завернул за угол и заглянул в открытые двери, тут же натыкаясь на замершего на пороге Юань-гэ. — О! Сычжуй! — радостно воскликнул Цзинъи-гэ. — А что тут происходит и без меня?.. Недоуменные слова Цзинъи-гэ словно сбили воображаемую заслонку. Тишина разбилась громким общим хохотом — мы все смеялись и смеялись, утирая слезы и потихоньку сгибаясь. *** — Нет. — Да. — Нет. — Дядя. — Нет. Я насупилась. Дядя Чэн был категоричен. Я чувствовала как внутри постепенно зрело негодование и ужасно хотелось в порыве эмоций выразительно топнуть ногой. Неумолимый отказ дяди Чэна держал железную оборону — приходить на гулье озеро на окраине ордена мне было запрещено. Не работали никакие аргументы: Юань-гэ с Цзинъи-гэ забраковали на подлете, адепты Юньмэн Цзян все как один пахали с утра до ночи, а кандидатуру папы дядя почему-то не рассматривал вообще. Это невольно меня смешило — я просто упомянула, что хотела бы сходить посмотреть на озерных гулей под присмотром папы, как дядя Чэн взъерепенился и сказал, как отрезал: никаких гулей и никакого Вэй Усяня с ними рядом. Вообще, я бы могла и не вступать в этот глупый спор: дядя Чэн разрешил нам гулять где вздумается и совать нос куда угодно, кроме сокровищницы и храма предков, но что вышло, то вышло. Я сказала про гулей и папу в одном предложении, дядя — уперся в свое «нет и не спорь», а папа… Папа беззвучно угарал над нами, держась за живот. Кажется в его глазах я и дядя Чэн выглядели как два барана, не сумевшие влезть в одни ворота. Вся эта нелепая ситуация случилась аккурат на следующее утро после нашего приезда. Дядя Чэн так и не смог выбраться к нам на ужин и решил восполнить недостаток своего внимания за завтраком. Радости моей не было предела — с дядей мы обнимались крепко и долго, игнорируя тихие беззлобные смешки папы и Юань-гэ с Цзинъи-гэ. Завтрак проходил в малом обеденном зале и помимо дяди Чэна присутствовал только его заместитель — Шэнь Сюй. Который, к слову, открыто улыбался на каждый выпад дяди Чэна. Один Чу Тао никак не реагировал на семейную перебранку и просто делал то, что нужно делать за завтраком — молча доедал свою кашу с фруктами. Каким-то образом он остался единственным, кто еще не закончил с едой. — Дядя, это нелепо, — я глубоко вздохнула, приготовившись ко второму раунду, — я пойду с папой. С папой! Не одна! Дядя Чэн упрямо сверкнул глазами. Казалось, что он еле удерживал себя от того, чтобы бросить в беззвучно смеющегося папу пиалу с чаем. — В том озере не только голодные гули-слабосилки водятся, — раздраженно отозвался он, — я туда запустил отожравшихся, а они гораздо сильнее и умнее. Туда идут только опытные бойцы, и то под присмотром. Я неосознанно улыбнулась. Дядя Чэн использовал интересные интонации, немного отцовские и материнские одновременно. Хмурый и суровый вид только дополнял впечатление. — Я не буду подходить к воде, — из спортивного интереса продолжила я, — и все, нет проблем. Дядя Чэн поглядел на меня уставшими глазами, тяжко вздохнул и перевел взгляд на папу. Бровь у дяди Чэна дернулась — папа уже начинал ярко краснеть от беззвучного хохота. — Вэй Усянь, — мрачно позвал он, — будь добр, встань на мою сторону. Папа выпрямился, помахал на лицо ладонью, будто хотел остудить кожу и, еле успокоившись, заулыбался. — А-Юнь, я не разрешаю. — Он произнес это серьезно, но я все равно легко уловила вопрошающий намек на шалость. Мне стоило больших сил не рассмеяться в тот же момент. Я посмотрела на дядю Чэна, затем на Шэнь Сюя, потом поочередно на Юань-гэ и Цзинъи-гэ, и абсолютно спокойно отозвалась: — Ладно. Нет так нет. Вместе с бровью у дяди Чэна задергался глаз. Шэнь Сюй ненатурально закашлялся, скрывая смех, а папа расхохотался снова, но уже в полный голос. — Вэй Усянь! Засранец!.. Папа сдавленно что-то ответил, но я не сумела разобрать — все слилось в невнятное месиво из слогов. Дядя Чэн подпер лоб двумя руками и начал дышать глубоко и медленно. — И вот надо было это делать?.. — спросил он спустя минуту дыхательной гимнастики. Я чуть устыдилась. — Ну не ругайся, дядя, — голос смягчился, — ты же сам знал, что это спор ради спора. Дядя Чэн махнул на меня рукой. — Захлопнись, мелкая, я пытаюсь смириться с мыслью, что в тебе кровь Вэй Усяня. Я польщенно улыбнулась и состроила привычное выражение малость смущенной девочки-припевочки. Мне всегда было приятно, когда люди находили что-то общее между мной и папой — его я любила очень сильно, и как бы глупо это не звучало, я искренне радовалась тому, что для папы это тоже было важно. Я это чувствовала сердцем. — Спасибо, дядя. Дядя Чэн поднял голову и прищурился. — Это не комплимент!..