Райская персиковая роща

— Ну и? Сколько времени? Шэнь Сюй стоически вытерпел суровый требовательный взгляд Вэй Усяня и не отвел глаза. Молчал, конечно, как верный своему главе адепт, и ни разу не дрогнул под натиском. Вэй Усянь усмехнулся. Шэнь Сюй внешне был невозмутим, но от него прямо веяло желанием побыстрее свалить из кабинета Цзян Чэна, отговорившись внезапными срочными делами. Вэй Усянь упер руки в бока, прищурился и, абсолютно игнорируя нелепость устраиваемого допроса, произнес, четко проговаривая слоги: — Ладно, я перефразирую: сколько Цзян Чэн скрывал от нас своего сына? Цзян Чэн шумно фыркнул, но не сдвинулся с нагретого места. Усталость чувствовалась в каждом его движении, однако казалось, что ситуация Цзян Чэна несколько забавляла. Он сидел, царственно развалившись на пухлой бархатной подушке и всем видом показывал глухое ленивое раздражение. — Усыновленного, — безэмоционально уточнил Цзян Чэн и возмутился, — и вообще, почему ты допытываешься у него, а не у меня? Вэй Усянь демонстративно медленно обернулся и приподнял брови в наигранном удивлении. — Это очевидно, разве нет? — Что там тебе очевидно? Вэй Усянь пожал плечами и развел руками, отлично зная, насколько подобные жесты выводили окружающих из себя. Цзян Чэн приложил пальцы к вискам и помассировал кожу. Он прекрасно знал, что Вэй Усянь в своей манере сейчас просто отыгрывался на его нервах в отместку за столь длительное молчание в таком важном вопросе. Дети всегда были деликатным моментом для них обоих, но понимание чужих мотивов не всегда примиряло Цзян Чэна с поступками и поведением людей. — Вэй Усянь, — без особой надежды позвал Цзян Чэн, а после перевел взгляд на Шэнь Сюя, все еще стоящего с идеально ровной спиной. Ох, небеса, как на докладе! — Я хочу знать, когда у тебя появился ребенок, — Вэй Усянь пропустил мимо ушей спрятанную в голосе Цзян Чэна вымученную просьбу и снова уставился на Шэнь Сюя, — а еще хочу узнать о нем побольше. Цзян Чэн вряд ли мне ответит прямо, он скрытный засранец, но ты, Шэнь Сюй, ты точно знаешь об этом мальчике. Не можешь не знать, ты ведь, если я правильно понял, один из его наставников. Ну? Шэнь Сюй промолчал снова, но выражение лица у него стало несчастнее. Вэй Усянь с энтузиазмом молодого хищника усилил напор. — Цзян Чэн тебе запретил? Почему? Что-то не так с этим ребенком? Это внебрачный сын? Цзян Чэн вытащил из-под затекшей задницы бархатную подушку и запустил в Вэй Усяня. — Что в слове «усыновленный» тебе не понятно?! Вэй Усянь ловко уклонился, и подушка влетела Шэнь Сюю ровно в лицо, делая ситуацию еще более нелепой. В кабинете повисла непродолжительная многозначительная тишина. Шэнь Сюй невозмутимо прикрыл глаза и никак не показал свое возмущение произошедшим. Вэй Усянь прикусил нижнюю губу, чтобы не засмеяться от абсурда последнего часа, и быстрым движением поднял подушку с пола. — Нельзя описать ребенка одним словом, — он перекинул подушку Цзян Чэна обратно, — ты пришел, сказал, что это твой наследник и теперь думаешь, что я удовлетворюсь твоим «усыновил и все»? — Вэй Усянь сочувственно похлопал Шэнь Сюя по плечу, — И чем интересно Шэнь Сюй так провинился, что ты запретил ему говорить? Ты же знаешь меня, чем тщательнее секрет охранять, тем сильнее во мне любопытство. Цзян Чэн медленно встал на ноги и обошел Вэй Усяня с Шэнь Сюем, усаживаясь на край рабочего стола. Стопки документов в ответ чуть задрожали, но все же выстояли и не рухнули. Все трое одновременно выдохнули, будто в какой-то момент запереживали за порядок в бумагах. — Шэнь Сюй, оставь нас, — негромко приказал Цзян Чэн, — и проследи, чтоб дети не вляпались в какое-нибудь дерьмо. Вэй Усянь захихикал над явственным облечением, проступившим на лице Шэнь Сюя, и дополнил приказ своим насмешливым комментарием: — Цзинь Лин тоже ребенок, если что. Второй раз повторять не было необходимости: Шэнь Сюй исчез из кабинета так быстро, словно за ним гналась толпа. Вэй Усянь отпустил смешок. Двери за Шэнь Сюем захлопнулись так стремительно, что стало даже самую каплю стыдно за то, что довел человека до подобного состояния. Шэнь Сюй добросовестно исполнял волю своего главы и просто-напросто попал под горячую руку, когда в Вэй Усяне взыграло кусачее любопытство. Хотя и Цзян Чэн тоже был хорош — молча наблюдал за страданиями подчиненного как за уличным выступлением. Это напоминало их юные годы: Вэй Усянь любил подшучивать над людьми самыми разными способами, а Цзян Чэн в свою очередь, устав читать нотации, смотрел на то, во что выливались шутки. Благо, что Вэй Усянь имел достаточно доброты и понимания границ для того, чтобы эти шутки не ранили других всерьез. — Я смотрю, проблему наследования ты решил радикально. — Спустя пару-тройку ударов сердца спокойно сказал Вэй Усянь. — Ты все взвесил? Цзян Чэн поджал губы, все еще раздраженный представлением, что Вэй Усянь устроил, но, тем не менее, отозвался без намека на привычную мрачность. — Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Тебе ли не знать, Вэй Усянь. Это не было завуалированным упреком относительно прошлых поступков; Цзян Чэн просто хорошо понимал, что жизнь могла повернуться как угодно в любое мгновение, и никто при всем желании не смог бы предсказать последствия этого поворота. — Цзян Гуан… — Протянул Вэй Усянь, глядя куда-то в одну из стен задумчивым взглядом. — «Светлая река». Сам придумал, или просто фамилию дал? Цзян Чэн закатил глаза. Прошло уже немало лет со дня, как его нарекли вежливым именем, а шутки Вэй Усяня насчет оригинальности и фантазии Цзян Чэна все еще норовили выскочить наружу. — Этот ребенок-сирота мой дальний родственник из Мэйшань Юй, — устало ответил Цзян Чэн, — и он сам выбрал себе новое имя. — Оу, — Вэй Усянь подошел к Цзян Чэну поближе и ткнул его в плечо, — неужели расстроен? Сам хотел назвать? — на лице Вэй Усяня расцвела улыбка, — не печалься, Цзян Чэн, ты всегда можешь придумать вежливое имя. Время еще есть. Цзян Чэн смерил Вэй Усяня раздраженным взглядом, отпихнул упирающийся в плечо палец и отвернулся. Для него, как для главы ордена и клана, наследник был вопросом медленно тлеющей бумаги: сначала, когда Цзян Чэн еще мог отмахиваться своей занятостью и молодостью, проблема выглядела легко решаемой и пустяковой. Это потом уже, спустя года, иносказательно говоря, вспыхнул пожар и Цзян Чэна поставили перед фактом. Либо женись, либо роди ребенка, а каким способом — не волнует. Как при таких обстоятельствах лицо главы Великого ордена не уронилось — еще та загадка. — Молчал бы, Вэй Усянь, — фыркнул Цзян Чэн. Начистоту, они оба не преуспели в придумывании красивых имен, однако если собаки с кличками вроде «Милашки» или «Красотки» оставались обычными животными, то меч следовал за хозяином до самого конца. Про наречение дочери он решил деликатно промолчать – Вэй Усянь никогда не рассказывал о происхождении имени, но… Даже слепой бы заметил, что Лань Ванцзи слишком уж доволен «Лань Юньлань». Лезть в эти таинственно семейные дебри не хотелось никому, и Цзян Чэну в первую очередь. Он криво усмехнулся и мелочно напомнил: — Как там твой меч? Еще не оброс пылью? Вэй Усянь заулыбался, словно Цзян Чэн сказал что-то смешное. Он отошел на пару шагов назад, вставая рядом со старой деревянной тумбой, и рассеянно сдвинул небольшую курильницу вбок. От движения пепел тут же слетел с палочек и остался лежать некрасивой крохотной кучкой на поверхности тумбы. Тонкий и едва уловимый запах благовоний на пару мгновений стал сильнее, и Вэй Усянь вдохнул поглубже. Знакомая с юности подколка Цзян Чэна развеселила его и заставила вспомнить не только первые дни с мечом, но и недавние семейные вечера в цзинши. — А-Юнь следит за тем, чтобы Суйбянь не обделяли вниманием. — Неужели?.. — протянул Цзян Чэн и скривился, неодобрительно косясь на пепельную кучку от благовоний. — А я думал, что ее любовь навсегда — это Бичэнь. Вэй Усянь рассеянно улыбнулся и бездумно ткнул указательным пальцем в кучку, словно последовал давней детской привычке трогать все, что плохо лежало. Раньше, в юные годы, зудящее внутри любопытство требовало от него познавать мир через прикосновения, и Цзян Чэн с Цзян Яньли долгое время не понимали как его от этого отучить. Вэй Усянь обжигался, резался, царапался и ушибался так часто, что Цзян Чэн в один день с полной серьезностью подумал: когда-нибудь Вэй Усянь может так руку в костер засунуть. Просто для того, чтобы проверить очередную свою теорию. Вэй Усянь, конечно, до такого не дошел — познание мира завершилось без жертв, — но едва ли это как-то примиряло Цзян Чэна с воспоминаниями. — Бичэнь прекрасный меч, — отозвался Вэй Усянь, — А-Юнь спит и видит, как она с ним упражняется, но, думаю, сначала она начнет с Суйбяня. Он легче и для ее руки будет как раз. Цзян Чэн в ответ фыркнул и на пару мгновений прикрыл глаза ладонью в очень уставшем жесте. Собрался с мыслями. Еще раз помассировал переносицу. Что ж, он уже не маленький мальчик, надо отвечать за свои поступки. — Я не сказал тебе раньше, потому что… — начал он и оборвал себя, не найдя нужных слов. Извинения всегда давались Цзян Чэну с большим трудом, и Вэй Усянь это прекрасно знал. — Не надо, я понимаю. — Ясно. Повисла тишина. Они оба молчали, будто бы ничего необычного не случалось за этот день. Никаких внезапных сирот, ставших наследниками, никаких неловких попыток объясниться — абсолютно скучный день безо всяких потрясений. Вэй Усянь вздохнул, потряс кистью, стряхивая с пальца пепел, и стал серьезнее. — Я, конечно же, тебя поддержу на совете, но… — Он посмотрел Цзян Чэну прямо в глаза. — Твои вассальные кланы не будут в восторге. Они хоть знают? Цзян Чэн взгляд не отвел, спокойно принимая справедливый упрек. Вассальных кланов у Юньмэн Цзян было поменьше, чем у Гусу Лань, но это никак не мешало выматывать Цзян Чэну нервы. Гусу Лань в вопросах вассальной верности шел по пути взаимного уважения, а вот Юньмэн Цзян… Еще при отце Цзян Фэнмяня вассалы стремились постоянно проверять границы дозволенного. Клану Цзян в каком-то роде несказанно повезло, что Цзян Чэн уродился таким вспыльчивым и непримиримым человеком. Будь глава Юньмэн Цзян хоть на каплю мягче — сели бы на шею. Или — сожрали бы без тени совести. — Узнают на совете, — фыркнул Цзян Чэн, — вот еще, буду я их в частном порядке уведомлять. Давно я их по гордости не щелкал, пора бы. Вэй Усянь пожал плечами и промолчал. В политику он зарекся лезть много лет назад и желания соваться в змеиное логово не имел. Лань Ванцзи защищал его с Юньлань одним своим существованием, и пока они могли жить более-менее свободно. — Расскажи о мальчике, — попросил Вэй Усянь. Первое впечатление о Цзян Гуане у него сложилось хорошее, но хотелось бы услышать мнение новоявленного отца. — Нечего рассказывать, — небрежно взмахнул рукой Цзян Чэн, но, к радости Вэй Усяня, все же ответил более развернуто, — пацан как пацан, сирота с кучкой равнодушных тупых родственников. Мелкий удачливый мальчишка, рвущийся победить монстров и прославиться. Пока послушный и сообразительный. Вэй Усянь приподнял в притворном удивлении брови и улыбнулся. — Ух ты, вот это описание! Для тебя очень подробно. Цзян Чэн раздраженно закатил глаза. — Хватит паясничать. Я так-то не рассчитывал его усыновлять. Просто под руку попался, когда в Мэйшань Юй ездил. Вывели из себя, потом я наговорил им всякого… Не выкидывать же ребенка. Раз ляпнул, то теперь буду держать ответ. Вэй Усянь коротко посмеялся и сложил руки на груди. — Какой ты ответственный глава. — Роду Цзян, видимо, суждено принимать в семью левых детишек. Смешки Вэй Усяня резко оборвалась, и он глянул на Цзян Чэна с растерянностью. Очень редко можно было услышать прямое подтверждение того, что Вэй Усянь для Цзян Чэна являлся настоящим братом. Пусть не кровным, но братом. Тишина повисла во второй раз, но теперь она оседала на языке легкой неловкостью. Цзян Чэн не считал, что сказал что-то совсем невероятное, но, тем не менее, все равно ощущал легкий необъяснимый стыд. Ему понадобилось так много лет, чтобы спокойно произносить подобные речи, что это начинало казаться глупым и детским. Вэй Усянь быстро вернул себе самообладание и разулыбался привычной улыбкой. — Пожалуй мне пора возвращаться к моей принцессе. Цзян Чэн насмешливо цокнул. — Курица-наседка. Вэй Усянь возмущенно всплеснул руками, затем намеренно близко подошел к Цзян Чэну и потыкал запачканным пальцем куда-то в стык отворотов одежд. — Кто! Бы! Говорил! Цзян Чэн моментально разозлился. — Специально тыкаешь меня грязными руками?! Вэй Усянь!.. *** Знакомство вышло максимально неловким. Лин-гэ дулся, Чу Тао не знал, куда себя деть от слишком неожиданного поворота ситуации, а я… Я никак не могла уложить в голове слова дяди Чэна. Мне все казалось, что нас всех разыграли — мальчик, этот Цзян Гуан смотрел на нас такими смущенными глазами, что было удивительно, как он еще не не убежал куда-нибудь подальше. Компанию мы наверняка представляли страненькую и молчаливую — один ребенок лет одиннадцати растерянно уставился в землю, переминаясь с ноги на ногу, два других озадаченных ребенка лет девяти-десяти немо глядели вдаль, а рядышком высился взрослый и надутый Лин-гэ. Ироничное хмыканье рвалось с губ само, но я держала все эмоции в крепкой хватке. Папа с дядей Чэном и Шэнь Сюем умотали на взрослый разговор, и мне оставалось только заталкивать обратно неуместные смешки. Цзян Гуан, несчастный мальчишка, потратил всю смелость на то, чтобы представиться самому, и больше я от него слов пока не слышала. Мы его то ли смущали до абсурдной степени, то ли он сам по себе являлся застенчивой личностью — глаза Цзян Гуан опустил к земле и не решался столкнуться с нами взглядом. Отчасти я понимала эту тактику — Лин-гэ всегда хорошо передавал через мимику свое высокомерное неудовольствие и зрелище, честно говоря, это никак не тянуло на проявление дружелюбия. Что ж. Пора было разбить это нелепое молчание. — Цзян Гуан, верно? — Вежливо уточнила я, сделав крошечный шаг вперед, — Меня зовут Лань Юньлань, приятно с тобой познакомиться. Вот этот мальчик, — кивнула на Чу Тао, — воспитанник моих родителей и мой названный брат, Чу Тао. А этот молодой господин, — улыбка в сторону Лин-гэ вышла поистине раздраженной, — Цзинь Лин, в быту Жулань, он глава ордена Ланьлин Цзинь. Цзян Гуан от звука моего голоса вздрогнул, но все же поднял взгляд и хлопнул ресницами. Щеки у него были покрыты небольшим румянцем, от чего его еще по-детски округлое личико стало чуточку невиннее. Я с интересом уставилась на Цзян Гуана. «Приемный сын» подразумевал под собой неродную кровь, и мне было дико любопытно сравнить темперамент и характер этого мальчишки с дядей Чэном. Если дядя спланировал все заранее и выбрал Цзян Гуана как наследника, то здесь явно где-то затесался хладнокровный расчет. Что-то в этом мальчике все же приглянулось моему довольно суровому и жесткому дяде, а потому… Я улыбнулась Цзян Гуану своей самой лучшей ненавязчивой и милой улыбкой и предложила: — Тут недалеко есть беседка, может сходим, познакомимся более близко? Лин-гэ тихо фыркнул и за это удостоился незаметного, но очень болезненного щипка за бок. Я понимала, что прямо сейчас он пытался экстренно переварить новость и врубил на полную защитные механизмы, но я не могла не напомнить ему, что это всего лишь ребенок. Если уж и высказывать свое обиженное фе, так дяде Чэну. Дядя Чэн… Какой же он скрытный человек, господи! Какая-то часть меня была уверена, что прямо сейчас папа старательно выносил мозг дяде, и, признаюсь честно, во мне не было ни капли сочувствия. — А мы можем так просто уйти? — Обеспокоился Чу Тао. Его голос прозвучал тихо, и он скорее обращался именно ко мне, нежели задавал вопрос для всех. Обычно мы с ним практически никогда не оставались без наблюдающих за нами взрослых, и Чу Тао привык к тому, что где-то в непосредственной близости находился кто-то по типу «няньки». Чу Тао, как и все дети, по наивности всецело доверял знакомым взрослым, и я старалась по возможности не поднимать в разговорах темы «вариантов подлости по отношению к детям». Его взросление набирало обороты прямо на глазах, и мне не стоило влезать в это дело без острой нужды. Чу Тао и так оглядывался на меня во многих вопросах, упрямо следуя по пятам. — Можем, скорее всего, — я пожала плечами, — С нами же Лин-гэ, а он какой-никакой, а взрослый, — взгляд медленно заскользил по округе, оценивая все возможные места для укромного разговора: тренировочные площадки в Пристани лотоса почти все находились в удалении от озер и рек, а потому воздух здесь был чуть суше и горячее. Деревья здесь росли молодые, довольно пышные и приятные на вид. Это несколько скрасило унылый эффект от голой и пыльной утоптанной земли, которую использовали для тренировок с деревянными мечами. От количества пыли меня, конечно, внутренне передергивало, но и тут имелись свои причины. Некоторые связки требовали максимальной точности и легкости, и пыль в таком случае служила измерителем: поднял в воздух слишком много пыли — иди учи связку дальше. Лин-гэ фыркнул на мою подначку и вдруг мелким движением головы указал мне правее. Взгляд послушно сместился, и я замерла. На всех нас с огромным любопытством взирала небольшая толпа малолетних пацанят, с которыми до этого занимался Шэнь Сюй. Вели они себя настолько тихо и неприметно, что я про них забыла практически сразу, как к нам пожаловал с новостями дядя Чэн. На вид пацанятам было не больше четырнадцати, и каждый из них держал в руках деревянный меч. Шэнь Сюй явно тренировал их на совесть — вся одежда пропиталась потом, а щеки сильно покраснели от упражнений на жаре. Я осторожно помахала им рукой, стараясь сделать жест как можно более обобщенным. Многие из этой толпы мальчишек уже входили в пубертат, и мне абсолютно точно не хотелось сталкиваться с характерными проявлениями этого противного возраста. Что мальчики, что девочки — все подростки заранее вызвали во мне дрожь опасений. Я сама прошла через пубертат, и память все еще прекрасно хранила воспоминания о том, какими порой бывали жуткими подростковые выходки. Пацанята в ответ на мое махание ожидаемо смутились и вразнобой начали мне кланяться. Они точно знали, кто я такая для дяди Чэна, и потому следовали вбитым с детства правилам. Я очень надеялась, что меня они позабудут в тот же день, как я уеду обратно домой. — Хватит вести себя как твой папочка, — шутливо попенял мне Лин-гэ. Надутость с него пока что не слезла, но выглядел он уже получше. Видимо возможность меня ласково подколоть вывела его из транса обдумывания. — Ты про что? — Я непонимающе посмотрела на Лин-гэ. Что он имел ввиду? Папин характер? Непосредственность в жестах для других людей?.. Лин-гэ снисходительно погладил меня по голове и усмехнулся. — Как-нибудь спроси Вэй Усяня про его молодые годы и лоточницу Хань, — загадочно произнес он, и я нахмурилась. Та-а-а-ак… Что это тут за намеки? — Лин-гэ, сплетни — это нехорошо. — Чуть прохладнее, чем хотела, отозвалась я. Папа всегда мне казался очень верным сердцу человеком, и я никогда даже не задумывалась о том, что он мог встревать в любовные истории помимо моего отца. В страшные, кровавые или политические истории — пожалуйста, как на подбор. Но любовные?.. Лин-гэ почему-то сглотнул и глянул на меня странным взглядом. — Тон прямо как у Ханьгуан-цзюня. — Он вздохнул и задумчиво посмотрел прямо на смущенную толпу пацанят, — Видимо дядюшку Шэнь совсем эти дети достали, раз он так резко ускакал за Вэй Усянем. И бросить сопляков тут без присмотра нельзя… Я искоса глянула на Лин-гэ. Намек в словах вышел прозрачным и малость топорным, но для Чу Тао и Цзян Гуана большего было не надо — они оба приняли обеспокоенность Лин-гэ за чистую монету и вообще не задумались о том, что Лин-гэ просто-напросто вслух проговаривал причину слиться с разговора. С Цзян Гуаном он явно не желал говорить даже на тему погоды на улице, а Чу Тао воспринимался им как нежелательное, но неотделимое дополнение ко мне. Я могла бы даже попробовать угадать все мысли, гуляющие в голове Лин-гэ, но это не имело абсолютно никакого смысла. Лин-гэ точно не хотел общаться с малявками помимо меня, но и уйти легкомысленной походкой — не мог. Он определенно обиделся на дядю Чэна и был в своем праве. Ладно я или папа — мы с дядей Чэном виделись не так часто, наши родственные отношения нельзя назвать регулярными, как те, что дядя построил с Лин-гэ. Можно сказать, Лин-гэ для дяди Чэна был не просто племянником от старшей единокровной сестры, а самым настоящим сыном, которого он воспитывал с пеленок и фазы продолжительных истерик. Мать Лин-гэ, Цзян Яньли, я знала только по рассказам других, но даже так можно было назвать как минимум три черты, которые она ему передала. Цзян Яньли запомнилась папе и дяде Чэну очень спокойной, нежной и доброй, поэтому я не видела странностей в том, что Лин-гэ имел весьма мягкую натуру, скрытую острыми иголками. Я незаметно бросила взгляд на Чу Тао и задумалась. Если не брать в расчет Юань-гэ (он-то давно вырос и был мне скорее третьим недородителем), то именно Чу Тао приблизился к той грани второго ребенка в семье. Я конечно отлично понимала, что изначальный факт сиротства оставил немалый след в его психике, но все же лелеяла надежду, что для Чу Тао я являлась не просто девочкой, когда-то утащившей его к родителям как игрушку, а настоящей сестрой. Лин-гэ недовольно выдохнул, и я едва не закатила глаза. Нетерпеливый какой! Ладно, так уж и быть, подыграю. — Можно посидеть в беседке неподалеку, а Лин-гэ, как ответственный взрослый, присмотрит за теми мальчиками. А мы будем на виду. Лин-гэ выдохнул еще недовольнее, но уже от того, что я поленилась добавить побольше актерства в интонацию. Я решительно его проигнорировала. — В любом случае нам еще ждать папу, — голос приободрился, — не думаю, что они задержатся. Пошли, Цзян Гуан? Губы растянулись в вежливой улыбке. Цзян Гуан явно все еще смущался нас и, кажется, конректно меня, но доброжелательный тон сделал свое дело — мне несмело кивнули. — Можешь звать меня Сяобао, — внезапно произнес Цзян Гуан, а после будто бы набрался храбрасти и выпалил как на духу, — так раньше меня называла матушка, когда еще была живой. Я медленно моргнула и понадеялась, что выглядела при этом не слишком озадаченно. Мозг загрузился новой задачей и бегло просматривал все отпечатанные в памяти знания о языке. Сяобао в буквальном смысле? Маленький ребенок? Или нет, постойте, маленький сокол? Иногда мне было реально сложно применять на практике выученные с папой уроки. — Хорошо?.. — С заминкой согласилась я и тут же для равенства предложила, — Тогда и ты можешь звать меня по имени! Юньлань. Никакой юной госпожи или тем более наследницы Лань. Договорились? Лин-гэ недовольно выдохнул в третий раз, но теперь получил от меня предупреждающий взгляд. Чу Тао от моих слов помрачнел, но очень по-умному промолчал и никак больше не показал свое раздражение. Я еще раз мысленно напомнила себе провести с ним время. — Раз мы договорились, Сяобао, то пошли, не хочу стоять на солнце, — пришлось подпустить в голос капризных ноток. К счастью, это сработало на Лин-гэ на все сто: он погладил меня по волосам и ушел к ожидающей толпе пацанят. Ну, могло быть и хуже, разве нет? *** Чу Тао давно так не хотелось раздраженно сплюнуть. Сяобао. Ну надо же, тьфу. Чу Тао, как оказалось, терпеть таких не мог: с виду стеснительных и робких, с несмелыми улыбочками и тихим поведением. Цзян Гуан был подозрительным, как на него не посмотри — одно то, что он попросил Юньлань называть себя Сяобао, уже показывало истинную суть. (Какую именно суть, Чу Тао пока не определился, но тут точно закралось что-то не то). Юньлань же как будто не видела всю эту нарочитость. Она улыбалась ему, задавала вопросы и искренне интересовалась делами и жизнью Цзян Гуана. Чу Тао даже в какой-то момент показалось, что глава Цзинь вот-вот нарушит сложившуюся идиллию, но, к сожалению, тот оставался на тренировочной площадке. Чу Тао точно знал, что за ними глава Цзинь наблюдал очень пристально, но никак не получалось словить взгляд. Мастерство еще не дотягивало до подобного уровня. Юньлань улыбалась. Не той неправильной и вежливой улыбкой, которую демонстрировала другим взрослым в клане, а настоящей. Искренней. Чу Тао чувствовал, как его потихоньку затапливала некрасивая зависть. Время, что Юньлань сейчас тратила на разговор с Цзян Гуаном, ощущалось как никогда остро. Чу Тао старался, — он правда старался! — быть хорошим другом и поддерживать Юньлань в ее стремлении пообщаться с кем-то еще, но… Это было ужасно медленно! Чу Тао дошел до того, что считал удары сердца и поглядывал с тоской на главу Цзинь. Если уж выбирать между этим непонятным и подозрительным Цзян Гуаном и противным высокомерным главой Цзинь, то Чу Тао согласен на последнего. Глава Цзинь хотя бы знакомое зло, а этот!.. Взгляд самостоятельно скользнул по беседке и остановился на Юньлань. Чу Тао и раньше считал ее красивой девочкой, но теперь, в тени беседки, глаза Юньлань стали более темными. Чу Тао в силу возраста мало что знал о драгоценных камнях, но про янтарь помнил крепко. Изучил сразу же, как заметил, что цвет глаз Юньлань немного изменялся из-за сильных эмоций. Когда она была спокойна, то цвет повторял за собой цвет глаз Ханьгуан-цзюня, а если Юньлань радовалась — появлялась насыщенность. Чу Тао нередко замечал за собой, что он в такие мгновения любовался золотисто-янтарными переливами. Чу Тао всегда вслух проговаривал поразительное сходство в цвете глаз, и Юньлань сразу же веселела и тепло улыбалась. Это было очень и очень мило. — …и Ифу забрал меня к себе, — неловко закончил Цзян Гуан, и Чу Тао чуть было не переспросил. Он, кажется, полностью прослушал историю усыновления. — Я почему-то не сомневалась, что дядя скажет именно так, — вздохнула Юньлань. Она сидела на скамейке расслабленно и иногда раскачивала не достающие до земли ноги. Разговор шел плавно, и Чу Тао мысленно похвалил себя: тактика периодически поддакивать сработала идеально. Юньлань он, конечно же, не обманул, но пока хватало, чтоб купился Цзян Гуан. Полноценно вливаться в обсуждение не хотелось. — Ифу хороший человек, — произнес Цзян Гуан убежденно. Юньлань снисходительно ему кивнула. — Хороший-хороший, вот только не для всех, — сказала она, и Чу Тао мысленно согласился. Глава Цзян пугал одним своим присутствием, но к семье относился иначе, чем ко всем остальным. Даже угрозы звучали по-другому: с леньцой и такой наигранностью, что сразу становилось ясно — это пустой звук. — Ну… — Замялся Цзян Гуан и заерзал на месте. — Возможно так и есть. Старший дядя Юй очень злился из-за слов Ифу. Чу Тао сдержался и не закатил глаза, хотя страшно хотел. Вид Цзян Гуана раздражал, глава Цзинь все не приходил спасать Юньлань, а старший Вэй и того больше — задерживался с главой Цзян и тем человеком, Шэнь Сюем. — Я бы тоже злилась, если бы мне в лицо такое сказали, — хмыкнула Юньлань. Чу Тао с интересом прислушался. Возможно теперь пользы от разговора станет больше: голос Юньлань приобрел крохотные задумчивые нотки, и это значило только одно — Юньлань собиралась рассказать что-то в некоторой степени личное. — Я удивлена, что твой старший дядя сдержался и не ударил дядю Чэна. Мало кто мог бы пропустить мимо ушей ехидное сомнение в уме и сообразительности, так что… — Улыбка Юньлань чуть поблекла, словно она вспомнила что-то не очень приятное, — Ладно, Сяобао, забудь. Дядя Чэн уже опытный родитель, он прошел через суровое испытание своим племянником. так что не бойся. А если дядя тебя обидит, то сразу говори мне или… — она вдруг распахнула ресницы, выражение лица изменилось, и Юньлань радостно вскочила на ноги. — Вернулся! Чу Тао резко развернулся. К ним в беседке стремительно направлялся старший Вэй. Выглядел он как обычно беззаботным и спокойным: самую каплю растрепавшийся хвост, черные одежды и… Какой-то кулек в руке? — Я принес взятку для моей принцессы от Цзян Чэна! — Громко объявил старший Вэй и встряхнул кулек, — Лотосовые семена. Самые отборные Цзян Чэн передал, потому что он трусишка, который боится детишек! Юньлань заливисто засмеялась и с трех стремительных шагов влетела в старшего Вэй, обнимая его так, будто они не виделись пару лет. — А под детишками подразумеваются я и Лин-гэ? Старший Вэй погладил Юньлань по голове свободной рукой и отпустил смешок. — То есть с формулировками ты согласна? Юньлань пожала плечами и расцепила объятия. Чу Тао проследил за ее движениями с любопытством, так как давно заметил, что обнимать Юньлань было разрешено не каждому. Например, старший Вэй, Ханьгуан-цзюнь и Лань Сычжуй могли в любой момент внезапно появиться из-за спины и буквально сцапать ее руками, но вот тот же Лань Цзинъи так уже не мог. Юньлань жутко напрягалась, когда к ней подходили люди ближе разрешенной границы. Она сразу же смурнела и смотрела так фальшиво, что Чу Тао едва не ежился. — Во-первых, я ребенок, если я возьму взятку, то мне ничего не будет. Во-вторых, у меня есть секретное оружие, так что дяде выгодно меня задобрить. Старший Вэй наклонил вбок голову и мягко тыкнул Юньлань подушечкой указательного пальца в кончик носа, отчего она тут же насупилась. Чу Тао чуть было не захихикал от подобного зрелища, но все же смог себя сдержать. Смеяться над Юньлань он не хотел, даже если повод был невинный. — Это какое оружие? — Дядя Чэн боится слез, поэтому я просто заплачу. Юньлань послала странный взгляд старшему Вэй, и они оба внезапно переглянулись с каким-то непонятным значением. Чу Тао нахмурился. Похоже, что Юньлань… Опять секретничала со старшим Вэй? — Ну-ну, — по-доброму фыркнул старший Вэй и шагнул вперед. Кулек он ловко засунул за пазуху и потянулся руками к Юньлань. Усадив ее на сгиб локтя, старший Вэй вопросительно глянул на Чу Тао, будто удивился тому, что вторая его рука все еще была свободна. — Чу Тао, — строго сказал старший Вэй, — неужели не хочешь? Чу Тао очень хотел, но ему было немного стыдно. К нему часто приходили мысли, что он не имел никакого права красть внимание чужих родителей, когда самому повезло не остаться в одиночестве. Чу Тао видел, сколько для Юньлань значили все эти жесты от родителей, и он боялся, что он мог где-то отобрать то, что принадлежало не ему. — Давай, Тао-Тао, — улыбнулась Юньлань, — пока мы мелкие, надо пользоваться. Чу Тао скосил глаза на смущенного молчаливого Цзян Гуана и все же шагнул к старшему Вэй. Почему-то было приятно показать Цзян Гуану, что Чу Тао в семье пусть и такой же не родной, но зато неотделимый от Юньлань. — Цзян Чэн еще сказал, чтоб ты пришел к нему в кабинет, — доброжелательно произнес старший Вэй в сторону Цзян Гуана, — поторопись, он просил побыстрее. — Затем он встряхнул руку, которой держал на весу Юньлань и поинтересовался у нее деловым тоном, — А что, как только вырастешь, то все, поднимать нельзя? Юньлань слабо дернула старшего Вэй за ближайшую прядку волос. — Не надорвешься? Старший Вэй громко выдохнул и театрально запричитал: — Дожил, собственный ребенок меня притесняет! Вообще-то я тоже довольно силен и могу поднять десять таких тебя без всякого напряга! Насмотрелась на Лань Чжаня и вот: теперь взрослый мужчина сравнялся с барышней по силе! Юньлань возмутилась: — Барышни разве не могут быть тоже физически сильными?! Чу Тао морнул. Кажется, только что старший Вэй задел какую-то запретную тему. И если судить по опустившейся тишине, понял это не только Чу Тао. — А-Юнь, — вдруг очень серьезно позвал старший Вэй, — давай после ужина сходим покачаемся на гамаке? Как раз жара спадет. Юньлань почему-то неуверенно кивнула. — Хорошо, — отозвалась она очень тихо. Чу Тао напрягся, но не стал влезать в разговор по старой привычке. Он отвел взгляд в сторону и наткнулся на все еще застывшего Цзян Гуана, смотрящего на Юньлань так, словно увидел что-то весьма необычное. Раздражение вновь поднялось из глубин сердца. Вот что его тут задержало?! Старший Вэй ясно выразился: быстрее иди к главе Цзян! Чу Тао мысленно надавал щелбанов Цзян Гуану. Нечего тут на Юньлань пялиться! — Вэй Усянь! — раздался громкий зов главы Цзинь, — Эй, Вэй Усянь! Старший Вэй невозмутимо кивнул на прощание Цзян Гуану и быстрым шагом начал пробираться к небольшой тропинке, ведущей прочь от тренировочной площадки. Вслед раздался недовольный крик главы Цзинь. — …Вэй Усянь! Гулья твоя срамота, ты же слышал меня! Где дядя Шэнь?! Что мне делать с этими детьми?! Чу Тао от этих воплей вцепился в старшего Вэй покрепче — тропинка оказалась неровной и на ней часто попадались камни, которые надо было перепрыгивать. Чу Тао такая тряска не особо нравилась, но он проглатывал любые жалобы — Юньлань улыбалась. Улыбалась настоящей и, что самое главное, счастливой улыбкой. *** — Ну давай, — папа улегся поудобнее и свесил одну ногу, чтобы можно было легонько отталкиваться ею от земли и раскачивать гамак. Я же в свою очередь растянулась во весь рост, прижавшись к боку, и положила голову на его грудь. Прямо под ухом мерно бухало сердце, и это так меня успокаивало, что становилось лень внятно произносить слова. — Хм… — Я задумалась и тщательно встряхнула память. После плотного ужина мы с папой, как и договаривались, завалились на один из самых лучших гамаков, который только смогли найти. Благо находился он недалеко, и был скрыт от любопытных глаз сразу несколькими старыми и крупными деревьями. Юань-гэ с Цзинъи-гэ забрали Чу Тао сразу, как только мы вернулись после знакомства с Цзян Гуаном, так что, можно сказать, обстоятельства сложились самым удобным образом. Память капризно отказывалась работать. Многое, что я знала с прошлой жизни с течением времени предсказуемо стало блекнуть, но некоторые мелочи все еще легко всплывали, стоило только мимолетом о них подумать. Сейчас, правда, с этим были трудности: вкусная еда в компании близких людей норовила соблазнить меня сном, а спокойное сердцебиение папы малость гипнотизировало. Я мысленно встряхнулась. Вроде бы была еще парочка загадок, которые я приберегала для подобных вечеров. — Когда черной кошке легче всего пробраться в дом? Папа оттолкнулся от земли самым мыском и рассеянно поцеловал мою макушку. Раскачивал он нас не сильно, амплитуда не вызывала тошноту после плотного ужина, поэтому я прикрыла глаза. — Ты всегда задаешь мне загадки с подвохом, так что самый легкий вариант «черной кошки в черную ночь» отметаем, — отозвался папа, — обычно ответ спрятан в самой загадке… Хм. Пробраться в дом… Это дом? Дом… С открытой дверью? Я фыркнула. Он догадался слишком быстро! — Ты даже не задумался! — Неправда! Я думал! Целых несколько мгновений! Пальцы сами тыкнули папу в ребра, и он ойкнул. — Перед тобой три двери, — раз уж первая загадка провалилась, то я приступила сразу же ко второй, — за первой убийца, за второй тигр, что не ел год, а за третьей пожар. Какую выбрать, чтобы выжить? — и тут же недовольно проворчала, — Нет, слишком легко, тут даже думать не надо. Папа потискал меня за свободную от прижимания к груди щеку и посмеялся. — Вторая, конечно. — Ладно-ладно, как тебе… — Я с трудом сдержала зевок, и папа со смешком погладил меня по волосам, — То, что принадлежит тебе, однако другие этим пользуются намного чаще, чем ты. — То, что принадлежит мне… — протянул он, — Что есть у меня, но другие пользуются чаще? Я угукнула и сонно прислушалась к папиному сердцебиению. Мой возраст накладывал некоторые физические ограничения, и сон входил в первые десять пунктов. Обычно, если я вот так вот засыпала на папе, пригревшись, как самая настоящая кошка, то в основном именно отец относил меня в кровать и сидел рядом еще минут пять — он таким способом утихомиривал мою тревожность, позволяя мне и моему подсознанию убедиться в отсутствии угрозы. Папа к подобным ситуациям относился проще — ну раз я заснула на нем, то почему бы мне не поспать уже до конца? Зачем, мол, перетаскивать, будить и прочее, прочее, прочее. — Пока я думаю, не хочешь рассказать мне, что было не так в моих словах? — Спустя пару долгих минут спросил меня папа. Он не давил ни голосом, ни формулировкой, но мне было ясно: все равно узнает. Не сейчас, так потом. Такие вещи папа помнил на удивление очень хорошо. Я маленько приуныла и уже жалела о той вспышке эмоций. Что-то в фразе меня так сильно зацепило, что язык не сдержался, и я так глупо и прямолинейно возмутилась. Папа, естественно, сразу же уловил смену настроения: читал он меня так же легко, как и я — его. Что ж, откладывать этот разговор не имело смысла. — Я, кхм, недолюбливаю мужчин, — абсолютно спокойно призналась я, даже не собираясь прикрывать эту грубость чем-то смягчающим, — в прошлой жизни… Было много плохого и несправедливого, поэтому я стала, м-м-м, предвзятой, если это можно так назвать. — Недолюбливаешь?.. — с ноткой тревожности переспросил папа, и я успокаивающе похлопала его по груди. — Тебя и отца это не касается, — уверила я, — Юань-гэ, Цзинъи-гэ с Чу Тао тоже. — губы растянулись в ироничной улыбке. Папа не видел мое лицо полностью, но сомнений в его проницательности не было: поймет. Все, что в голове крутится — поймет. — Лицемерно? Да. Очень. Но я уже свыклась и научилась с этим жить. Папа издал глухой тихий звук и чуть повернулся ко мне, чтобы обнять. — Никогда бы не подумал. — Вот такая я странная. — Не правда, — не согласился папа, — самая прекрасная. — Его руки сжались чуть сильнее. — Моя девочка самая чуткая, внимательная, умеет утешать и смешить, когда грустно, а еще… — С каждым словом папы я смущалась все сильнее и молилась, чтобы это не отразилось румянцем на коже. — У моей Юньлань самые вкусные щечки! Нападения на щеки я ожидала в самую последнюю очередь, поэтому от неожиданности взвизгнула. Папа укусил за щеку совсем не больно, скорее просто прихватил зубами, но… Дело было не в этом! Он специально сделал это, чтобы обслюнявить щеку! — Это подло! И!.. И!.. Папа с довольством прижал меня к себе, не позволяя вырваться и отомстить. — Где-то я уже это слышал… А-Юнь, А-Юнь, ты прямо как Цзян Чэн, только не говори, что это его влияние! Обвинение, пусть и шутливое, заставило меня задохнуться от возмущения. — Это ты меня воспитывал, между прочим! — А как же Лань Чжань? Эй, будь он тут, у него бы разбилось сердце! — Отец бы встал на мою сторону! — Он мой муж! — А я его дочь!.. Спор развернулся в совершенно нелепую сторону, но мы с папой не возражали. Меня все еще держали в тисках, но я ощущала, как неприятное послевкусие после признания покидало тело маленькими рывками. Мы забыли обо всем: о загадке, о привычных разговорах о прошлой жизни, о жаре. Приоритетом стало выиграть в глупом словесном сражении, даже если призом станет пару секунд несерьезного ликования. — Вэй Ин, мы оба воспитывали Юньлань, — вдруг послышался голос, — так что не надо спорить. И я, и папа резко сели в гамаке. Отец в своих привычных светлых одеждах взирал на нас с теплотой во взгляде в паре-тройке шагов и раскрыл руки для объятий. За спиной отца я разглядела беззвучно и ненатурально кашляющего дядю Сичэня, который воспитано прятал смех. — Лань Чжань! — неверяще, но очень обрадовало позвал папа. — О боги, как же я соскучился! — Отец! — похожим голосом воскликнула я, сгорая от желания ляпнуть что-то вроде «мы недавно почти зарыдали от нехватки тебя», — И дядя Сичэнь! Дядя помахал мне рукой, позабавленный ситуацией в целом. — Твой дедушка хотел приехать с нами, но не получилось, — сказал он со смешком. Я выдохнула. Нет, неа. Мне хватало того, что дедушка Цижэнь был мне учителем. Папа вздрогнул и торопливо слез с гамака, чтобы обняться с отцом. Счастливый донельзя, папа что-то бормотал себе под нос и, судя по реакции отца, это было что-то неприличное. Я не влезала — хотелось дать им время исключительно для них двоих. Наконец папа развернулся прямо в объятьях и посмотрел на меня с упреком. — Ну и что это? А ну иди сюда! Лань Чжань, надо заобнимать ее до икоты!..