***
— Что? — Агнесса перевела вопросительный взгляд на Огату. Тот встал над душой и никуда уходить не собирался. Женщина почти ревниво пододвинулась ещё ближе к столу и нависла над своим драгоценным механизмом с подачей ядов на спицы. Вряд ли бы, конечно, Огата мог понять принцип устройства, украсть её идею и воспроизвести потом что-то подобное, но любимое детище на всякий случай руками прикрыла. — Так и думал, у вас близорукость, — произнёс он с такой интонацией, будто говорил о смертельном заболевании, — поэтому вы не попадаете в дальние мишени. — Нет, — соврала Агнесса, — нет у меня никакой близорукости. Просто нужно ещё попрактиковаться. Огата смотрел на неё долгим взглядом сверху вниз. И не моргал. Агнесса ещё больше постаралась прикрыть разобранный механизм — теперь, скорее, из-за старой привычки. Когда брат был чем-то недоволен, то мог отобрать деталь и сгоряча швырнуть в неё. Она подсознательно опасалась, что Огата сейчас сделает то же самое. Он явно жалел о потраченном на неё времени. Агнесса уже разгадала эту часть загадки. Огата так усердно её обучал из-за собственной гордости. Если она действительно возьмёт винтовку и вышибет мозги кому-нибудь из людей Цуруми — высший пилотаж, если это будет сам первый лейтенант, — то для Огаты это будет почти как собственная заслуга. Показатель мастерства как прекрасного учителя. Смотри-ка, горделивая девица, ты опять ошибалась. У него получилось научить хотя бы части солдатского ремесла даже тебя. Но мошенничество женщины было как-то до обидного быстро раскрыто. Огата оказался ещё более наблюдательным, чем она считала, и обратил внимание, что Агнесса разбирает и прилаживает назад совсем мелкие детали не то, что без лупы, а почти не щурясь. — Чего это ты принялся ставить диагнозы? — Агнессе стало от его взгляда совсем некомфортно. Она встала, демонстративно уверенно расправила плечи в попытке скрыть это. — Откуда бы простому солдату в таком разбираться? Шёл бы лучше в птичек пострелял, а постановку диагнозов оставил настоящим специалистам, — женщина дёрнула подбородком, очевидно намекая на себя. Лучше наговорить гадостей самой, вывести его из себя. Тогда за пеленой собственной ярости он не разглядит её страха. Глупого детского страха, что кто-то вслух обзовёт её неспособной. Но ещё больше она боялась, что он увидит, насколько сильно её задевают такие слова. Мужчина помрачнел ещё сильнее. Его явно задело то, как она провела черту между их социальными положениями, указала на его место. Агнесса наблюдала за ним с исследовательским любопытством, она правильно предположила: Огата не из тех, кто открыто проявляет агрессию. Он её прячет глубоко внутрь, копит все обиды под рёбрами. Не только для того, чтобы личные чувства не мешали делу. Огата прячет их как что-то позорное. Как сор, который не принято в поговорке выносить из избы. Но если копить его, то рано или поздно, он начнёт гнить, в нём расплодятся мухи. Агнесса могла поспорить, что ярость у него сейчас обжигающе холодная, как металл в самую сильную стужу. Притронешься — и голая кожа примёрзнет намертво. В тёмных глазах мужчины плясали отблески свечи, лишний раз напоминая, что собственного света и тепла там нет. Агнесса высокомерно дёрнула подбородком, он сейчас явно припомнит ей тот припадок, обзовёт юродивой и сумасшедшей. Огата сильно сжал челюсти, жилы заходили под бледной кожей. Она шагнула к нему, встала почти вплотную. Вопреки ожиданиям, он просто молча развернулся и почти ушёл из кольца тёплого света копить свои обиды дальше. — Стой, — неожиданно даже для самой себя хотела схватить его за рукав женщина, — подойди-ка сюда. Огата убрал руку, так что Агнесса не смогла даже попытаться его удержать. Ей показалось, будто он проигнорирует её и уйдет. Но Огата развернулся к ней лицом. — Что такое, госпожа Агнец? — он снова вернул свой издевательски вежливый тон. — Чем вам может помочь простой скромный солдат? Показательно сделал полшага от неё, сохраняя излишне большую дистанцию между ними. — Огата, у тебя что-то с челюстью, — хмурая Агнесса старалась разглядеть его лицо в полумраке. — Вы очень внимательны. Она была сломана. Агнесса недовольно скривила лицо. Она, конечно, нахамила ему пару минут назад, но нужно уметь отделять личное отношение и профессиональные моменты. Она умела. — Я в курсе, — вместо сдержанного профессионализма, она огрызнулась. И тут же осеклась. — Сугимото рассказал, что вы сцепились. А ещё как минимум у тебя характерные шрамы. Вместо того, чтобы поднести свечу к нему, Агнесса сделала шаг назад и поманила ладонью. — Подойди, мне нужно посмотреть. Кажется, плохо срослось. Она ещё раз сделала осторожное движение рукой — как перед диким котом, которому сначала нужно привыкнуть к присутствию человека, убедиться, что он не представляет опасности, обнюхать руку. И только тогда, возможно, он позволит себя осмотреть. А если кидаться сразу его трогать, то только ощетинится, зашипит и убежит прочь. Огата действительно раздумывал какое-то время, глядя на её ладонь. И только потом подошел к ней и присел на табурет, пока Агнесса мыла и вытирала руки. Женщина встала между его коленями, с сосредоточенным видом ощупывая лицо. — Вот так не больно? — Агнесса надавила пальцами по краям челюсти, Огата на это выдохнул только тихое тёплое «нет» ей в лицо, она близоруко придвинулась поближе. — Открой пошире. Закрой. А теперь как можно сильнее сомкни челюсти, — она повернула его лицо в своих ладонях, осматривая снаружи. — Ну-ка, — удовлетворённо кивнула сама себе. — Покажи зубы. Она провела большими пальцами по ним, вплоть до коренных, для этого пришлось засунуть пальцы ему в рот. Как бы странно ни ощущалось или ни выглядело, но необходимая мера. И тут до Агнессы дошло: Огата ей доверяет. Не когда она с заряженной винтовкой в руках, но как врачу — доверяет. Не пытается сопротивляться и не задаёт вопросов, никак не подвергает сомнению её профессионализм. Они оба прекрасно понимали, что в случае чего она не будет придерживаться медицинской этики и «не навреди». История с тем японским офицером не распространилась дальше операционного блока. Агнессе невероятно повезло: медсёстры, которые ассистировали ей, не только её остановили, — держать, конечно, пришлось вдвоём, — но и не доложили начальству. Женщина надеялась, что они не расскажут эту историю даже по секрету семье, за чашечкой чая. А Огата наблюдает за ней с тех самых пор, как она ткнула отравленной спицей бродягу, внимательно смотрит. И, скорее всего, он точно догадался, так что, как бы она снова и снова ни прикидывалась святошей или глупой, такое сойдёт перед Сугимото. Не перед Огатой. Но тем не менее, её врачебным навыкам он доверял. Агнесса снова пощупала челюсть снаружи, отчего размазала его же слюну по лицу. — Вы осматриваете меня как скотину для продажи? — с равнодушным видом заметил Огата. — Нет, проверяю, насколько ровно смыкаются зубы, чтобы понять, нормально ли срослась челюсть, — серьезно пояснила Агнесса. И только потом поняла, что, скорее всего, это была просто шутка. — Повезло, что Сугимото тебе их вместе с челюстью не выбил. Огата удивлённо слегка приподнял брови. Если бы Агнесса не стояла настолько близко, то не заметила бы. — О, зато он рассказал, зачем ему на самом деле золото, — расплылся Огата в нехорошей улыбочке, — вы знаете? — Показалось. Всё срослось нормально, — Агнесса вынесла вердикт осмотра. Облегчённо выдохнула, убрала руки от его лица и деловито подбоченилась: — И зачем же? За компанию с Асирпой там. И всё такое, нет? — Для женщины, — Огата выдохнул это как какую-то невероятно грязную тайну, — он делает это для жены своего лучшего друга, в которую влюблён. — Ладно, — Агнесса разочарованно хмыкнула. Она ожидала чего-то более интересного, — женщины так женщины. Его дело. Пока эта влюблённость не мешает делу, то пусть делает, что хочет, — она не вспомнила подходящей поговорки на японском, поэтому сказала на родном языке, — сердцу не прикажешь. И всё такое. А теперь кыш-кыш! Она указала ладонью в сторону спальных мест, но Огата продолжал занимать её рабочее место — старую табуретку. Поэтому Агнесса в ожидании новых, странно нормальных разговоров начала поворачивать его за подбородок и рассматривать швы на челюсти. Аккуратные и симметричные. — А вам, госпожа Агнец, золото нужно для благотворительности? Спасения больных и страждущих? — он улыбнулся. Но в интонации чувствовалась какая-то невысказанная претензия. Агнесса вздохнула и уже придумала предлог, под которым ему, по рекомендации врача, следует снова сомкнуть свою челюсть и не ехидничать. Дверь в номер с грохотом отъехала, впуская шумную компанию. — О-о, — нетрезво протянул Сугимото, а потом будто опомнился, воровато посмотрел на спящую на его спине Асирпу и заговорил шёпотом: — А что это вы тут делаете? Агнессушка, ты с этим подозрительным типом не водись! Он ткнул пальцем в их сторону. Шираиши, повисший на его руке, сильно качнулся в сторону, но равновесие удержал. — Вы тут самые подозрительные, — спокойно заметил Огата. — Он, — Сугимото сделал большую паузу, выдумывая, что бы такого обидного сказать, — он же гад! И тебя плохому научит! — Уже научил, — выдала с несвойственной простотой Агнесса. Стреляет в цели, находящиеся на средней дистанции, она теперь действительно неплохо. Ну, относительно среднестатистического солдата. С меткостью было много проблем, но открыть огонь и прикрыть товарищей это почти не мешало. Хотя бы постоять за себя может чуть лучше. Сугимото сделал очень печальное лицо, будто вот-вот расплачется. И Агнесса решила переключить его внимание. — Как думаешь, зачем мне золото, Сугимото? — Людей лечить, — мужчина пару секунд формулировал свои мысли, — больница. Точно, ты говорила, что хочешь построить больницу. По Огате было совершено непонятно, удовлетворил его ответ или нет. — Агнес такая добрая, — подал голос Шираиши, он беззастенчиво шмыгал носом и, кажется, ревел. — Доктор Агнес, а вы сможете вылечить моё сердце? — У тебя тахикардия? — женщина с удивлением наклонила голову. — Это может быть симптомом алкогольного отравления. — Нет, моё сердце болит от одиночества и тоски, — протянул Шираиши. Она на это только снова устало выдохнула.***
— О, какие крупные! — Агнесса ткнула пальцем в сторону стаи птиц у реки на другом конце поля. Ей каким-то чудом удалось уговорить Огату снова взять её с собой на охоту. Сугимото расщедрился и одолжил ей свою винтовку, а себе оставил только штык. Полевая трава цеплялась за сапоги, не пускала дальше. Ветер стремился растрепать волосы в косе, играл концами кожаной тесёмки. Агнесса, повинуясь какому-то внутреннему порыву, разулась, прихватила сапоги за голенища и пританцовывая зашагала по траве босыми ступнями. — Госпожа Агнец, вы ведь хороший врач, — неожиданно сказал Огата, и это звучало не как комплимент или попытка подлизаться, а как констатация факта. Настроение Агнессы стало ещё лучше. До этого ей казалось, что он всё-таки на неё обижается за пассаж о стрельбе по птичкам. — Из знатной семьи, — продолжил он, — наверняка со связями и достатком. Вы могли бы заниматься хирургией по призванию, а не из-за нужды в деньгах. Не повезло же вам оказаться в Японии. Женщина обернулась на него, чуть ли не кружась. Заговори он об этом с ней в любое другое время, и эта тема могла бы подпортить ей настроение, но именно сейчас оно было слишком хорошим. — А не подозреваешь ли ты меня в шпионаже на Россию? — с лёгким смехом пошутила Агнесса. — А? — Да нет, — спокойно отозвался мужчина. Он не попытался её поддеть, не проигнорировал, как это обычно бывало. И впервые его голос не отдавал сибирскими заморозками, которые губят посевы, или мутью болот, утягивающих невнимательных путников. И тут Огата открыл глаза. Женщина дёрнулась, сделала несколько шагов назад и схватилась за винтовку на своём плече. Впервые в жизни она видела не просто огонёк в глазах этого человека. Чёртов пожар, выжигающий мягкую плоть до обугленных костей, промёрзшие сибирские леса — до чернющей золы. — Первый лейтенант Цуруми не стал бы брать себе в пешки шпионку из чужой страны, — бушующий огонь отдавался в его голосе утробным рычащим отголоском. Огата наставил на женщину дуло винтовки и снял предохранитель.