***
Большую часть пути до следующего привала говорил Танигаки. Вернее, Агнесса метафорически потыкала в него, пытаясь вытянуть то про загон медведя с собаками, то про одежду и обувь из подручных материалов. Она так по привычке называла и про себя, и вслух всё, что не сшито в ателье или личным портным. В какой-то момент ей показалось действительно интересным то, что он рассказывает, поэтому рефлекторно сунула руку в сумку, но тут же опомнилась. При всех просить у Огаты блокнот назад, пусть даже и на время, совершенно не хотелось. Второй сапог выдержал больше расстояния, чем Агнесса предполагала, но всё-таки порвался. К счастью, к этому времени они прошли примерно треть пути. — Как твой нос? — бесстрастно поинтересовалась Агнесса, когда они остались одни. — Нормально, — Огата даже головы к ней не повернул. Но она уже понаблюдала с утра — отёчность и заложенность отсутствовали, хороший знак, так что не верить его словам на эту тему у неё не было ни единой причины. Пусть себе дальше сидит и молчит как обычно. Но, кажется, ему всё-таки понравилось её утреннее исполнение этюда «Огата — неплохой парень, с которым можно отлично и весело провести время», поэтому хорошо было бы ей выступить с чем-то из того же репертуара. Ну, или тот же этюд на бис, только слегка сменить тональность. Проще говоря, когда распределялись по командам, он вызвался остаться с ней. И если в случае с рыбалкой, он так и говорил, что хочет, собственно, на рыбалку. То теперь это так и называлось — «остаться с госпожой Агнец». Так как теперь у них не команда рыбаков, а команда бездельников, просто сидящих на полянке, от которых требуется только не убиться. И всё. Все остальные ушли искать виноградную лозу, чтобы из неё сплести Агнессе новую обувь, ну и, по возможности, дары природы, которые не надо готовить, а можно быстро съесть, не разводя костёр. Она покачалась на месте, попинала босой ногой прибрежную муть около реки. Прошлась туда-сюда вдоль кромки воды. Обошла Огату вокруг, пытаясь придумать, как сформулировать свою мысль так, чтобы не звучать совсем уж жалкой. Он упорно игнорировал всю её беспокойность. Агнесса развалилась у него за спиной и ещё раз оценила насколько велика её новая неприятность — дыра размером чуть больше, чем её ладонь, под мышкой в айнском халате. Конечно, можно было бы обвинить Огату, что всё это из-за него и случилось, пусть исправляет. Но это не касалось сферы его профессиональных интересов, а совести у него и подавно нет. Следовало начать, как всегда, с обмена. Услуга за услугу. Вот только предложить Агнессе ему было нечего. Конечно, она могла бы просто попросить, с него не убудет, всё равно ничем не занят. Но даже если каким-то чудом согласится, то это даст ему весомый повод делать ехидное лицо до тех пор, пока не наступят холода, а она не сменит вот это конкретное зашитое им тетрапе на что-то более тёплое. Более того, у неё сложилось отчётливое ощущение: Огата только этого и ждёт. После того как она криво пришила ему пуговицы на китель, он в следующем же городе купил иголок с нитками, соорудил из них небольшой походный набор. И вряд ли дело было только в том, что, как говорится, у хорошего солдата всё всегда должно быть с собой. Агнесса не обманывалась настолько большой своей значимостью в его глазах, чтобы специально идти и покупать, только бы в следующий раз, когда она что-то оторвёт, не отмазывалась, мол, не могу, надо идти у кого-то просить и прочие причины потянуть время. Скорее, и то и другое в равной степени. Агнесса встала с травы, обошла Огату, важно печатая каждый шаг, и с не менее важным видом села прямо перед ним. Но как бы ни разглядывала, в голову решительно ничего не приходило. Ничего, кроме её репутации, ему сейчас и не было нужно. — Что? Опять хотите сказать, что у меня дурацкая бородка? — Огата приподнял одну бровь. Ни капли не изменился в лице, только по едва-едва уловимой интонации было понятно, что он забавляется. Ну, или за якобы шуткой пытался спрятать, насколько она надоела ему своими комментариями, но приходится терпеть. — Ага, именно, — соврала Агнесса. А потом удивилась, как же сильно у неё замылился взгляд, что раньше не обратила внимания, пока он сам не подал ей идею. Теперь это будет не унизительная просьба, а деловое предложение обменяться услугами. Но ему хорошо сиделось и так, поэтому ей нужно было как-то навязать необходимость в своей. — Сейчас при нормальном дневном свете стало заметно. У тебя быстро растут волосы, так что дурацкая бородка вместе с отросшей за последние дни куцей щетиной выглядит ещё забавнее, — она широко улыбнулась. Огата на эту придирку заговорил донельзя мягко: — Я бы ответил вам, что если никто, — он сделал акцент на этом слове, — не будет замедлять группу, то к вечеру мы дойдём до города. И там будет цирюльник, так что моё лицо больше не будет задевать ваши высокие эстетические стандарты, — во всей его речи явно чувствовался подвох. Не издёвка и подтрунивание, а как душное марево в воздухе перед грозой. — Но вы ведь не это на самом деле хотите услышать. Он улыбнулся, однако что голос, что черты лица у него резко стали жёстче. Огата не хотел напугать, такое бы она явно заметила, просто начал говорить безо всякой напускной мягкости. Если бы не знала его так хорошо, то ошибочно приняла бы за явное давление и запугивание. — У людей нет ни когтей, ни достаточно острых зубов, ни быстрых лап, поэтому кицунэ принимают истинный облик, когда своим острым слухом улавливают вдалеке собачий лай и пугаются, — он с расстановкой повторял свои же слова из ночного рассказа, Агнесса слегка нахмурилась и кивнула, мол, это она помнит. Но Огата явно к чему-то вёл. — Они хотят защититься. Почти во всех легендах превращения в исходную форму происходят рефлекторно. Кицунэ делают это неосознанно, чтобы спастись: убежать быстрыми лисьими лапами или оскалиться острозубой пастью. Но тем самым только выдают себя, — он сказал это как вывод, из которого она должна была что-то понять, и развёл перед ней одной рукой — второй придерживал винтовку, прислонённую к плечу. — То есть ты сейчас открыто обозвал меня оборотнем и злобной обманщицей? — Агнесса ни капли не обиделась, но подбоченилась для более грозного вида, чтоб неповадно было. — Впечатляет, долго сочинял это сравнение? — Не особо. Пока вы вчера засыпали, — Огата со своим обычным видом проигнорировал обвинение в обзывательстве. — Повторенье — мать ученья, но к чему ты это? Он пригладил волосы с самым довольнейшим видом, будто намеренно ждал, когда она поддержит этот ставший ещё более странным диалог. А не покрутит пальцем у виска и пойдёт пинать прибрежную муть дальше. — Раньше я предполагал, что вы время от времени скалитесь, так как на дух меня не переносите, — Огата улыбнулся этой своей фразе, как чему-то забавному. — Просто другого выбора у вас нет. Но чем дальше, тем более нелогичными казались ваши слова и действия. — Будешь намекать на то, что я дура, — буду не просто скалиться, как ты выразился, а сразу откушу ухо, — Агнесса произнесла это ровным тоном и скептично выгнула бровь, Огата, конечно, сказал «казались», а не «были», но предупредить стоило. — Я и не собирался этого говорить, — он вообще никак не отреагировал на эту угрозу, смотрел спокойно, даже покровительственно, будто всё уже разгадал и понял, беспокоиться ему не о чем. — Или настолько скучаете без работы? Вам же потом пришивать. — Вот и пришью, — она попыталась сделать такое же уверенное лицо, как у него, — у меня отлично получается пришивать уши и скальпы, погрызенные хищными животными, — Агнесса расплылась в неподходяще дружелюбной улыбочке. — Можешь спросить у Кохея. — Кохея? — Огата действительно удивился без какой-либо театральщины. — Рядовой первого класса Никайдо, — уточнила Агнесса, так как хотела, чтобы он в полной мере оценил её остроумие. Только потом до неё дошло: дело было не в том, что он не вспомнил, кто это, а в том, что она по привычке назвала этого человека по имени. Агнесса тяжело вздохнула. Чёртов Огата её точно сглазил своими словами про то, как она ловко за такое относительно короткое время привыкла говорить на японском. И всякие заморочки менталитета давались ей вполне неплохо. Раньше. — О, даже так, — Огата прислонился щекой к винтовке с выражением лица, мол, что ещё интересного расскажешь. Чем больше она расскажет, тем больше может быть использовано против неё же самой. Вот только тут он ошибся с выводом, и Агнессу не могло это не радовать. Но у неё снова возникло жгучее желание метафорически щёлкнуть его по носу, сам акт того, что он пытался сунуть нос не в своё дело, её раздражал. Она запомнила и выучила результаты предыдущей попытки, поэтому постаралась действовать не так топорно и прямо. — Я бы ответила тебе, Огата, — она сделала как можно больший акцент на том, что назвала его по фамилии, — мол, понимаю, как это странно звучит и выглядит со стороны. Но ты просто всё не так понял. И так далее, — Агнесса лениво покачала головой. — Это действительно то, что ты хочешь от меня услышать? — Да. Так как это бы значило, что я не ошибся, — он пригладил волосы, хотя ни одна прядь ещё не выпала из его странной причёски. И улыбнулся. Не хищно, не показывая зубов: когда меряются остротой языка и щелчками по носу — нет нужды скалиться. — Потому что когда вы не кривляетесь, то производите впечатление девушки, которой нравятся умные мужчины. Агнессе пару секунд удавалось сохранять непринуждённое выражение лица, но оно быстро треснуло, расползаясь в улыбку. Тут же прикрыла рот ладонью, пытаясь задавить смешок. Как будто это могло спасти её от неминуемого поражения. И она даже была готова его честно признать — Огата выдал что-то действительно забавное, при этом не обидное и никак не задевающее её самолюбие, — но не так быстро, а то будет совсем уж позорно. — Ты просто делишься наблюдениями или флиртуешь? — Агнесса в театральном удивлении приподняла брови. Естественно, она видела, что ни то и ни другое. Он сказал это просто так, но хотелось посмотреть, как будет выкручиваться с ответом на вопрос, который был изначально неправильно поставлен. — Вы сначала зовёте человека по имени, хоть и знаете, что это значит в Японии. А потом легко шутите над тем, что его чуть не задрал насмерть медведь. Как думаете? — Огата кивнул в её сторону, совершенно не меняясь в лице, будто ждал именно этот вопрос. — Думаю, хм-м, — Агнесса действительно думала пару секунд, что бы такое ответить, прислонив палец к губам, — ты производишь впечатление мужчины, которому бы такое как раз понравилось. — Смотрю, вам нравится дразниться. — Ну а как, — она сделала театральную паузу и откинула косичку за спину, — мне пошутить про то, как неудачно ты искупался в реке полгода назад? — Вот про это я и говорил, — Огата флегматично приподнял брови с выражением лица, будто в очередной раз подтвердил, что он прав, ничего удивительного. — То ни с того ни с сего начинаете скалиться, то спустя пять минут шутите. И я наконец-то понял почему. — О, да, ещё я на самом деле умею накладывать иллюзии и управлять огнём, — беззлобно отозвалась Агнесса на то, что он продолжил тему про лисиц-оборотней. Не обозвал дурой и неумёхой — и на том спасибо. А во всём остальном ей казалось, как в русской поговорке: хоть горшком пусть назовёт, только в печь не кладёт. — Как минимум, вы бы не стали стараться договориться со мной, а потом намеренно цепляться к какой-то ерунде, — Огата улыбаться не прекратил, вообще не изменился в лице, но стал выглядеть неуловимо серьёзнее, — хотя с лёгкостью можете предъявить более серьёзные претензии, если действительно захотите, — он замолчал на какое-то время, выжидая: то ли она что-то ответит, то ли обдумает и осознает услышанное. — Вы похожи на кицунэ, которая умеет отлично держаться в человеческом облике, создавать правдоподобные иллюзии. Но стоит ей хотя бы отдалённо услышать собачий лай — по привычке пугается и принимает истинную форму. Лисью. И скалит острозубую пасть, даже если на деле никакой опасности не угрожает. — Ого, для солдафона ты сочиняешь достаточно интересные метафоры, мне нравится, — Агнесса расправила плечи, чтобы выглядеть увереннее, и как ни в чём не бывало пошутила. — Но давай-ка к сути: то есть хочешь сказать, что я красавица? Ты же говорил, что кицунэ обычно выглядят как красавицы. — Я хочу дать вам совет, — Огата её шутку проигнорировал. — Слух у людей не такой острый, как у оборотней. Скорее всего, кроме вас никто и не слышит собачьего лая, потому что он слишком далеко. Но когда вы принимаете истинную форму и скалитесь — вот это видно всем. И помните, что делают в большинстве легенд с кицунэ, которых поймали с поличным? Огата поднял и опустил один за другим пальцы на руке, которой держал ствол винтовки, постукивая. Агнесса со спокойным видом медленно, нарочито лениво перевела взгляд с этого движения ему в глаза, а потом обратно. И скептично выгнула бровь. — Ты сейчас мне угрожаешь убийством буквально только за то, что я всего-лишь обратила внимание на твою щетину? — Нет, что вы, — с наигранным беспокойством возразил Огата. Глаза у него остались всё такими же равнодушно стеклянными. — Наоборот, не хочу, чтобы кто-то другой это сделал. Поэтому только подсказываю. Мы же сегодня ночью договорились, что прячемся под вашей иллюзией вместе, так что это и в моих интересах тоже, — он пожал плечами. — Если без интересных метафор, то следовали бы вы вашим же словам: есть что сказать — говорите прямо. И не показывайте клыки, пока в этом действительно не будет необходимости. — Ты не настолько меня старше, чтобы таким тоном учить жизни, — пробурчала Агнесса. — С чем конкретно из моих слов вы не согласны? — Огата наконец-то расплылся в своей обычной улыбочке и пригладил волосы. Очевидно, он прекрасно знал ответ на этот вопрос, просто пытался пресечь всё возмущение на корню. Агнесса впервые за весь длинный диалог посмотрела в другую сторону. Не на Огату. И надеялась, что сейчас к ним из леса выйдет медведь, которого не удалось ребятам и Асирпе выследить вчера, — теоретически, тут вроде бы всё ещё его территория. К большому и искреннему сожалению Агнессы, никто вмешиваться в их разговор не хотел. — Говорю прямо: я хотела попросить тебя зашить моё тетрапе, — она подняла руку, чтобы он увидел разошедшуюся по шву ткань. И победно улыбнулась. В конце концов, она выучила наизусть для зачёта все отверстия, впадинки и ямки человеческого черепа для экзамена, а потом успешно сдала на «отлично». После этого даже ехидные шуточки Огаты не такие неприятные, какими могли бы быть. Он смотрел на неё так, будто она безо всякого контекста или предупреждения начала рассказывать вслух названия всех этих впадинок и ямок. Естественно, на латыни. — Вернее, предложить обменяться услугами, — чуть менее уверенно продолжила она. — Если у тебя есть личная бритва, то брить у меня получается гораздо лучше, чем зашивать одежду. Денег у меня вообще нет. А медицинские услуги пока, к счастью, не требуются. Так что я могла бы быть за цирюльника. Огата сделал такое лицо, будто теперь она ещё и наложила текст на латыни на мотив какой-нибудь русской народной песни. И напевает своим поставленным вокалом. — Подождите, — с расстановкой начал он весёлым голосом, насколько у него вообще мог быть весёлым, — то есть вы оскорбляли мою внешность потому, что вам что-то было нужно от меня. А теперь предлагаете собственноручно дать бритву и подставить шею? Агнесса уверенно кивнула: — Не люблю бессмысленное насилие, но так всё всегда формулируешь, что хочется тебя стукнуть. — Вы ночью уже разбили мне нос, — Огата продолжал веселиться, — не удовлетворены? — Это вообще не считалось. Давай заново. Агнесса медленно-медленно, чтобы он в любом случае успел перехватить её руку, поднесла ладонь с растопыренными пальцами к его лицу. Огата смотрел между ними и даже не зажмурился рефлекторно. И такой прямой взгляд заставлял остановиться. Она, конечно, и так не собиралась его стукать, но он-то не мог этого знать. — Видишь, — она убрала руку, — ты же на самом деле не веришь, что я тебе что-то сделаю, — хитро прищурилась Агнесса, усиленно делая вид, будто она с самого начала задумывала это странное действие с определённым смыслом, — так чего набиваешь себе цену? — Вы же хирург. И рука у вас слишком лёгкая. А вот затылок крепкий. Звучало как оскорбление, Агнессе захотелось его всё-таки попытаться стукнуть. — Дай угадаю, — она продолжила упражняться на нём в остроумии, — ты дезертировал потому, что во всём дивизионе никто не захотел слушать вот это вот всё твоё? — Верно, вы угадали, — слишком быстро согласился Огата. Быстро и без единой секунды взвешивания собственных слов, раздумий: а говорить ли правду? Агнесса полагала, что это именно та тема, правда в которой должна даваться сложнее, чем ложь. А значит, Огата лгал. Он дал ей флягу и ещё какое-то время копался в своём рюкзаке. Агнесса знала, зачем нужна фляга, но всё равно отпила немного, а потом ещё. Жажда никуда не ушла. — Прошу вас, госпожа Кейсериг, — достаточно тихо, чтобы этого точно никто не услышал, сказал Огата и протянул ей сложенную бритву. — О, только если что — обычно таким занимаются санитарки или медсёстры, поэтому мне немного непривычно, — спокойно оповестила Агнесса, а потом увидела, как он весело едва заметно щурится и явно собирается что-то сказать, поэтому быстро оборвала его: — Ничего точно не отрежу. Это я к тому, что будет медленнее, чем у настоящих цирюльников. Огата пожал плечами и слегка кивнул.Глава 8.1. Лисьи следы у кромки воды
10 апреля 2022 г. в 16:08
В этот раз она не слышала разрывов снарядов и чужих криков, только шум ветра, перебирающий зелень бескрайних рисовых полей. Над головой — ни низкого потолка госпитального судна, ни белых сводов палатки. От горизонта до горизонта простиралось синее-синее небо. И такой простор, что дух захватывает. Его хочется объять руками, бережно уместить в груди под рёбрами вместо сердца, чтобы всегда носить с собой этот восторг от лёгкости. Шагать босыми ногами вдоль кромки воды, а оставлять лисьи следы. Слышался лай охотничьих псов, взявших след. Всё ближе и ближе.
И когда Агнесса разлепила глаза, то действительно увидела пса, тот сидел прямо перед её лицом и смотрел внимательными умными глазами. А потом припал к полу всем телом и пружинисто прыгнул, с размаху ткнулся в неё мокрым носом.
— Ну-ка, брысь! — Агнесса попыталась выставить руки перед собой, но спросонья все движения выходили нелепыми и смазанными. — Ты же этот, как там тебя… — пёс, видимо, решил, что это она так с ним играет, поэтому фыркнул ей в лицо и прикусил за растрёпанную косичку. — Уйди, блин, дурак слюнявый.
— Рю, ко мне! — Танигаки похлопал, судя по звуку, по полу.
— Рю, фу! — прикрикнул Сугимото. — Нельзя, глупый пёс!
Пёс никого не послушал, поэтому утро Агнессы началось с того, что её как следует обслюнявили. Она в собаках понимала не особо много, но даже если это было проявлением симпатии, то оно ей такое противное даром не нужно. Чем дольше она кривилась и оттирала рукавом лицо — волосам уже не поможешь, до следующего мытья будут пахнуть пастью псины, — тем шире становилась улыбка на лице Огаты.
— Грелка плюшевая, отстань, — Агнесса аккуратно отпихнула локтем пса, но он упорно пытался поднырнуть под руку, — тебе не рады, уходи. По-японски тоже не понимаешь? — вообще-то она надеялась, что он поймёт её недружелюбную интонацию. Пёс наклонил голову на бок и перестал настырно лезть, только лапы на предплечье сложил. — Ты же охотничий пёс, значит, должен быть полезным, — Агнесса указала в сторону улицы. — А загнанного медведя я что-то не вижу.
Рю моргнул блестящими бусинками чёрных глаз.
— Принеси мне что-нибудь полезное, — она протянула к нему раскрытую ладонь, — тогда и поиграю с тобой, и сколько хочешь слюнявь, понял?
Рю снова просто моргнул, продолжая давить на руку, Агнесса разочарованно выдохнула. А ведь Сугимото говорил, что на самом деле этот пёс очень умный.
— Он просто неравнодушен, а вы так строги, — Огата смотрел ей в лицо, не на пса, она была абсолютно уверена, что как раз до пса ему нет никакого дела. И ещё более елейным голосом добавил как ни в чём не бывало. — Ну, или ему просто показалось, что у вас что-то присохло.
— А мне-то что с его неравнодушия, — недовольно проворчала, складывая одеяло. — Радости никакой — терпеть не могу собак. И на хлеб не намажешь его неравнодушие, — Агнесса сделала вид, что не слышала последней фразы Огаты, нашёлся тут остроумный.
Утро у неё началось с собачьих слюней, зато продолжилось чуть лучше: ухой и забавным рассказом Асирпы. И если с последним всё понятно и так: вернулись они без хоть какой-то части медведя, а Сугимото ещё и чумазый, как будто уже под дождём проехался по мокрой земле. То вот наличие ухи Агнессу удивило. Вернее, то, что та пережила эту ночь. Суп — с ухой у него общего только рыба в составе, по вкусу ни разу не похоже — уже холодный, значит, готовил его Огата. Видимо, успел отставить котелок до того, как она разворошила очаг ведром.
— Верёвки у нас не было, поэтому нашли дли-и-нную палку, — Асирпа широко развела руки, — Сугимото ухватился, дополз до середины, — она сделала драматичную паузу, — но палка оказалась недостаточно прочной! И переломилась! Сугимото снова покатился кубарем в овраг!
Агнесса зачерпнула очередную ложку супа, а потом замерла и широко раскрыла глаза, будто не знала, чем вообще может закончится эта история, хотя этот же самый Сугимото буквально за её спиной что-то перекладывал в своём рюкзаке. Все остальные заканчивали завтракать, когда Агнесса проснулась. И точно закончили, когда она только начала. Они всё равно с самого начала собирались идти вдоль реки, так что умыться и прополоскать вещи можно было и позже.
Асирпа продолжила рассказывать, как они делали себе временное убежище от ливня, как съели все ягоды, которые набрали по дороге. В Агнессе интересная история только больше пробуждала аппетит. Она села на сложенное одеяло, скрестила ноги перед собой и поставила на них походный котелок, в нём оставалась порция только на неё одну, поэтому ела прямо оттуда. И только когда съела половину, поняла, почему эта уха показалась ей странной. Ну, кроме того, что это на самом деле вовсе не уха.
В давно остывшем супе плавало нарезанное кубиками рыбное филе.
Причём, кусочки осели на дно, так что Агнессе досталось больше всех, как самой последней. Порции остальным накладывала явно не Асирпа. Она всегда сначала перемешивала, перед тем как зачерпнуть. Агнесса наблюдала, у девочки выходило это просто по привычке, к тому же, идеально вязалось с её словами о товариществе и командной работе, специально бы так делать она и не подумала.
Асирпа закончила пересказывать ночное путешествие и с довольно сильным любопытством, не между делом, поинтересовалась:
— А у вас что? Как?
— О, отлично, — лучезарно улыбнулась Агнесса.
И начала щебетать про прекрасную погоду, про интересный опыт ловли рыбы гарпуном. Больше праздная болтовня, чем нормальный пересказ событий, но чем больше говоришь, тем больше вероятность, что люди будут считать тебя открытым человеком, а не лжецом. Даже если никакой ценной информации не говоришь. Агнесса намеренно ни разу за рассказ не скосила взгляд в сторону Огаты, чтобы это выглядело как только её душевный порыв поделиться. По крайней мере, для него уж точно. Мол, смотри — не зря возился, теперь и она отыгрывает свою роль качественно, чтобы никто ни в коем случае из-за переглядок не подумал, что заставил не жаловаться. С этого внимательного умника станется к такому придраться.
— В общем-то, как-то так, — Агнесса пожала плечами и тоже начала собираться.
Вот только в её небольшом этюде это ещё не финал. Будет кода. Она поправила сложенное одеяло, делая квадратик ещё ровнее, и вручила Огате всё с той же улыбкой человека, которому не хватает только нимба над головой.
— Спасибо, что поделился, — мягко чуть ли не пропела она, специально не сбавляя громкости голоса, но стараясь не слишком уж переигрывать.
— Не за что, — Огата ответил безо всякой язвительности, вот только щурился хитро-хитро, но Агнессе показалось, что это похоже на одобрение. — Обращайтесь.
Финальный аккорд вышел просто прекрасным. В четыре руки. Огата даже не испортил его своим ехидным «госпожа-госпожа», конечно, это же было в его интересах в самую первую очередь.
И в одно резкое движение расправил одеяло, которое она так старательно складывала с показательной аккуратностью. Ещё бы чуть-чуть и ткань хлестанула Агнессу по носу. То ли совпадение, то ли Огата рассчитал. Одеяло взметнулось, принесло лёгкий порыв ветерка. Агнесса задавила в себе искренне недоумение, а потом подумала: лучше бы она продолжала чувствовать простое недоумение. Потому что теперь ощущала какую-то странную глупую горечь. Огата сворачивал одеяло по-другому, в рульку. Так как именно так и носят одеяло солдаты, а она задумалась, свернула по-своему. По-граждански. Причём задумалась о совершенной глупости.
Про эти дурацкие кусочки рыбного филе на дне.
Агнесса быстро надела сапоги — придётся пройтись с драным, другого выбора не было, — перекинула сумку через плечо и вышла из домика самой первой. В спутанных чувствах успела сделать всего три шага. А на четвёртом разум с рациональностью взяли верх. Агнесса вспомнила, что теперь у неё нет вообще никакого оружия, поэтому вернулась назад и подпёрла спиной стену домика с внешней стороны, пока остальные заканчивали собирать вещи и убираться.
— Кстати, а что с очагом случилось? — между делом спросил у неё Сугимото, он вышел первым. — Там мокрое всё какое-то.
Ему, вероятно, тоже понравилось бы говорить с мёртвой рыбой больше, чем с Огатой.
— Я залила, — честно призналась Агнесса с самым непринуждённым видом, — так надо было.
Она считала, что сейчас он выскажет предположение про пожар, про то, что огонь стал неконтролируемым, и сделала она это в целях пожарной безопасности. Но Сугимото натянул фуражку на глаза сильнее и с вопросами больше лезть не стал.