Святоша

      Агнесса сняла свой ремень с пояса, придавила ногой к земле бляшку, а конец намотала на левую руку, натягивая обратной стороной вверх. И медленно провела бритвой, чтобы сбить возможные зазубрины с лезвия. Огата смотрел на это с едва-едва различимым удивлением. Агнесса остановилась и приподняла одну бровь, ожидая, что он сам объяснит в чём дело.       — Я думал, вы это просто так придумали, чтобы выкрутиться. А теперь вижу, — он кивнул на ремень в её руках, — кажется, действительно умеете.       — Когда кажется — креститься надо, — спокойным голосом ответила Агнесса, уже не удивляясь.       И даже действительно посчитала, что он сейчас не солгал. Вполне в его манере: если она не умеет, то посмотрит, как мучается, хоть бы это и значило, что поцарапает ему лицо.       — Мне остаться сидеть? Или лучше лечь? — Огата веселился, будто не в какой-то полузабытой глуши сидит, а отдыхает в дорогущем санатории на берегу моря по полностью оплаченной путёвке.       Причём у Агнессы возникло ощущение, что путёвка оплачена из её кармана. Посмотрела на него долгим-долгим взглядом, медленно приподнимая бровь, мол, следовало бы на его месте ещё хорошенько подумать перед тем, как ехидничать, она же сполна вернёт, когда он будет зашивать её халат.       — Ложись, — в конце концов рублено скомандовала она.       Огата положил рядом на траву винтовку, свернул свой плащ, сунул под голову и улёгся на спину всё с таким же довольным видом. Агнесса вытащила из своей сумки склянку со спиртом, чистые тряпочки и мыло, закатала до локтя рукава косоворотки. Протёрла лезвие лоскутом, смоченным в спирте. Огата продолжал лежать со сложенными в замок руками на груди, она полагала, так не столько удобно, сколько демонстративно видно, что помогать ей он даже не думает. Она подсела поближе, наклонилась, откинула за спину косу. Примерилась.       — Ты неправильно лежишь, — вынесла вердикт Агнесса. — Пододвинь плащ больше сюда, — она показала ладонью на своей задней стороне шеи, — чтоб голова была слегка запрокинута.       Огата повозился, поправляя плащ, сделал так, как она сказала. Агнесса недовольно нахмурилась. Выглядело всё неудобно для неё — далековато, если наклонится, то спина устанет очень быстро. Ну, то есть к Огате больше, к сожалению, не могло быть никаких претензий, она старалась, но ни одной не смогла придумать.       — Ну-ка, а если так, — задумчиво пробубнила себе под нос Агнесса.       Одной рукой подняла его голову — ладно, попыталась поднять, Огата сам приподнялся на локтях, когда понял, что она делает, — а второй убрала плащ куда-то в сторону и подсела правым боком совсем уж близко. На место, где лежал плащ. Огата смотрел за её действиями через плечо, всё ещё опираясь на локти.       — Что? Ложись, — Агнесса как ни в чём не бывало слегка пожала плечами и похлопала по своей ноге.       Он лёг. Снова сложил ладони в замок на груди, а по его непроницаемому выражению лица сложно было что-то понять. Сложно, но не невозможно. Только не для Агнессы. Она на всякий случай расстегнула ему воротник кителя, Огата медленно сглотнул, кадык прошёлся под её пальцами. Агнесса полила водой из фляги мыло и руки. Мягкая белая пена облаком разрасталась в ладонях, Агнесса плавными движениями размазывала её по лицу Огаты, а потом и немного по шее. Тот смотрел одновременно и прямо на неё, и в никуда. Она ещё больше вспенила мыло, чем сделала себе же хуже, всё начало стекать прямо ей на штанину, Огате, скорее всего, немного попало в ухо, но он ничего не сказал. Агнесса предполагала, что всё это действие будет если не смешным, то как минимум достаточно забавным. Однако даже забавно ей не было. И дело, кажется, было совсем не в мокрой штанине.       Она аккуратно примерилась, натянула кожу и провела лезвием по его щеке. Всё как и учили: наклон под тридцать градусов, уверенной рукой, сначала вдоль роста волос, потом против. К её собственному удивлению, навык, который за ненадобностью должен был уже забыться, восстанавливался медленно. Но восстанавливался. Лезвие плавно скользило по коже.       Агнесса была готова признаться хотя бы самой себе, что с самого начала этот дурацкий обмен услугами хотела затеять ещё и ради возможности поближе посмотреть, получше изучить. Ведь если так подумать, она могла бы попросить и Сугимото зашить дырку — с объяснением её появления Агнесса бы точно справилась, — качество не так важно. Но Агнесса неожиданно поймала себя на том, что даже не рассматривала иные варианты, кроме тех, которые бы означали прицепиться к Огате.       Она это трактовала как подсознательное желание исследовательницы метафорически слегка потыкать острым концом спицы по подушечкам пальцев, не своей отравленной, а тех, что используют для проверки нервной проводимости тканей. А потом, как и изучали на курсе по неврологии, прикоснуться мягче, можно пощекотать по ладони. И позже, намного позже курса по неврологии, уже в настоящей хирургической практике, она поняла, что очень часто нужных инструментов нет под рукой или их попросту слишком долго доставать. Надавить и пощекотать можно и собственными пальцами, а постучать по согнутому колену — ребром ладони вместо резинового молоточка. Вопреки тому, как, кажется, считал Огата, белоручкой в общепринятом смысле она никогда не была. Если ей будет нужно, то не побрезгует.       Но смысл всех этих манипуляций в проверке остроты реакции и её степени. Однако отсутствие реакции — тоже симптом. И Огата сейчас этот симптом ярко и очевидно демонстрировал.       Он не пошутил над ней, даже не ухмыльнулся. Хотя именно эту реакцию она прогнозировала. Огата вообще делал вид, что ничего такого не происходит. И он выдал себя именно этой совершенной непроницаемостью. Подходящая реакция для мертвеца — но, как она вчера выяснила, это было совсем не так, — а живым полагалось реагировать совсем по-другому. Живым полагалось видеть не исследовательницу, ставящую очередной эксперимент, пытающуюся поддеть и надавить, чтобы посмотреть. А просто красивую девушку. Которая, к тому же, предложила полежать у неё на коленях.       Агнесса не особо понимала местные стандарты красоты, но у неё было зеркало. А своим глазам и своему мнению она привыкла доверять больше всего.       — Я придерживаюсь теории, что человек эволюционировал из обезьяны, — начала она, когда сделала примерно половину работы. — Очень много миллионов лет назад. Но у нас всё равно сохранились рефлексы, доставшиеся от предков, поскольку они помогали приспособиться и выжить, соответственно, оставить потомство. Значит, с точки зрения «природы», если позволишь, хотя это не совсем верное слово, и эволюции эти рефлексы и эти качества хорошие и правильные. Например, один из таких рефлексов — механизм реакции на опасность. Асирпа рассказывала как-то про него на примере зайцев, кажется, — Агнесса задумалась, пытаясь вспомнить, был ли тогда с ними Огата, но решила не придавать этому значения. — Так вот. Как и у любого животного, когда мы замечаем опасность, у нас есть три вида рефлекторной реакции: бей, беги или замри. Рефлекторная реакция помогает выжить, — тоном преподавательницы продолжила она. — Так как срабатывает гораздо быстрее, чем сознательная. Но она не всегда правильная.       Огата перестал смотреть на неё таким стеклянным взглядом, в целом стал выглядеть живее. И Агнесса не знала, радует её это или нет, но он стал больше похож сам на себя. Ну, вернее, стал выглядеть так, как больше привыкла она.       — Я к тому, — она улыбнулась, хитро-хитро прищуриваясь, — что ты замер. Не бойся, — Агнесса веселилась, поэтому щёлкнула зубами, как если бы хотела его укусить, — я тебе ничего плохого не сделаю.       Агнесса веселилась, так как её очередь подшучивать настала даже раньше, чем Огата сел зашивать тетрапе. Конечно, она ни на секунду не поверила, будто он замер потому, что боится её. Его реакция Агнессе виделась больше похожей на оцепенение, чем на дискомфорт или страх. Огата, скорее, просто не понял, ведь реакцию «замри» животные выдают в неизвестных обстоятельствах, когда первые две реакции, по всей логике, не подходят.       — А вы?.. — наконец-то заговорил Огата.       — Будь добр, — резко перебила Агнесса, — оставь остроты на потом, — никакое «потом» для выслушивания его шуточек, естественно не наступит. — Попридумывай пока. А сейчас не разговаривай — мешаешь.       — Нет, я хотел спросить: откуда вы умеете? — Огата слегка повернул голову и уже сфокусированным взглядом остановился на её лице. Лениво и будто бы рефлекторно.       Но для Агнессы это выглядело, как если бы он хотел посмотреть на её реакцию. И она, к своему сожалению, эту реакцию показала — удивлённо выдохнула. Прежде всего, удивлялась она тому, как в очередной раз глупо полагала, что Огата попадётся на такую дешёвую уловку: будет оправдываться, юлить или отмазываться — и тем самым только поможет ей дальше пройтись по этой теме.       — А, перед операцией необходимо обрабатывать операционное поле, — Агнесса приподняла его лицо за подбородок, открывая шею. — Область кожи обязана быть чистой, что бы ни в коем случае не занести инфекцию. А на волосках не только может остаться грязь, но и, возможно, он сам попадёт в открытую рану или шов.       И тут же поймала то ли кожей своей щеки, то ли услышала чуть более сильный, чем должен быть, выдох, как если бы он смеялся. Но Огата только едва-едва улыбался. Агнесса выпрямилась и показала бритву, мол, давай, говори уже всё, что хотел. А потом нервно вытерла свою щёку тыльной стороной руки на всякий случай.       — Значит, есть определённая вероятность, что вы уже это делали?       Агнесса удивлённо подняла бровь, она прекрасно поняла, о чём он, но очень странно завести такой разговор именно сейчас. К берегу речки, на котором они сидели — ладно, сидела сейчас только Агнесса, — слишком близко прилегал лес, теснил зарослями кустов и деревьями. Не самое подходящее место для того, чтобы обсуждать её работу на старшего лейтенанта Цуруми. Поэтому она наклонилась ближе к уху Огаты.       — Нет, это делал медбрат, — серьёзно объяснила Агнесса, как если бы он действительно просто любопытствовал, а не вёл к какой-то шутке над ней, — это входит в обязанности младшего медицинского персонала, — будничным тоном продолжила, делая вид, что послушно идёт за ним по этой дорожке из хлебных крошек. И совсем не знает, куда же та ведёт.       — О, надеюсь, как и убирать судно за лежачими больными, — Огата широко ухмыльнулся.       — А если нет? — Агнесса действительно искренне удивилась.       — Что ж, тогда мне повезло, что вы не брезгливая, — он непринуждённо пожал плечами.       Вернее, сделал лёгкое, похожее на это, движение, равно как и похожее на то, что ему просто неудобно так лежать, — Агнесса не столько это увидела, сколько почувствовала ногой.       — С чего такие уверенные выводы? — чуть осторожнее продолжила поддерживать диалог она.       Огата хоть и вёл её гораздо более интересными тропами, но всё ещё куда-то вёл.       — Кроме того, что, насколько я знаю о врачах в целом, профессия не предполагает брезгливости? — между делом озвучил он очевидный факт. — О вас в частности это узнал, когда вы попросили у меня закурить.       И слегка прищурил глаза. Огата так уже много раз делал, но именно сейчас ей казалось, что он стал выглядеть донельзя хищно. Агнесса нахмурилась, покрутила бритву в руке. Без каких-либо угрожающих движений, однако, она считала, такое подсознательно должно нервировать.       — Я не курю. И никогда не курила, — с расстановкой разрубила Агнесса этот узел хитросплетений — он пытался то ли завязать его вокруг неё, то ли впутать в него её саму. — Ты ведь лжёшь. Зачем?       — Как скажете, — Огата снова слегка пожал плечами, довольно прикрыл глаза.       И замолчал.       Просто всем видом показывая, что всё — разговор и так закончен. Агнесса почувствовала себя неожиданно потерянной. Слегка отстранилась, хмуро оглядывая его снова и снова. Это всё-таки было жутко похоже на дорожку из хлебных крошек, по которым она ещё не пришла к домику ведьмы, но уже свернула со своей знакомой тропинки. Хотела ведь посмеяться над его реакцией на то, что он оцепенел от её предложения полежать у неё на коленях, — и стоит теперь в густом лесу, вынужденная озираться на светлячков, мерцающих обманчивым светом, будто это отдалённые фонари людей, которые её ищут.       Причём свернула не по собственной воле или, скорее, даже глупости. А это задумывалось Огатой с самого начала. Они оба прекрасно знали, что по обычной дорожке, как в классической зачитанной сказке, она никогда не пойдёт, ведь в этом не было никакого интереса.       — Так ты это к чему? — как ни в чём не бывало попыталась продолжить разговор Агнесса.       — Ни к чему. Вы правы, я всего лишь лжец, — снова обрубил он.       — Не надо делать мне одолжение своим согласием, — она старалась звучать просто прохладно, а не грубо. Не вышло.       — Вы бываете довольны, только когда едите? — Огата специально чересчур наигранно выдавил обиду.       — Да ты же специально сказал что-то потенциально интересное, поманил, — Агнесса нахмурилась и упёрла бы руки в бока, если бы не бритва. — А теперь не договариваешь до конца.       — А зачем это мне? — Огата ни на один полутон не изменил своего голоса, но неожиданно повеяло прохладой. — Вы уже отдали свои драгоценные записи и механизм. И даже нож.       Вот теперь пришла очередь Агнессы замереть. Она даже рефлекторно задержала дыхание, пытаясь проанализировать ситуацию. А потом достаточно шумно выдохнула. И Огата это не мог не заметить.       Он то ли действительно повёлся, то ли просто сделал вид, ведь, очевидно, спицы хороши только как оружие внезапной атаки в ближнем бою, нож при неудачном замахе легко меняет хозяина. Агнесса здраво оценивала свои шансы, так что в принципе лезть в общие потасовки никогда и не планировала, а против самого Огаты это и вовсе очень неудачное оружие. Как минимум потому, что он знает и о спицах, и о том, что она умеет постоять за себя, даже если это будет значить убить кого-то. А все вычисления, касающиеся поддельных кож, она вырвала из блокнота и сожгла уже достаточно давно.              — Остаётся… — он неожиданно снова заговорил и поднял руку.       Огата остановился до того, как она успеет хоть как-то отреагировать. Агнесса на секунду оцепенела. Он учил её, как быстро вскидывать винтовку и снимать её с предохранителя, как целиться, не сбивая собственного дыхания. Но вот на такое у неё реакция была отточена недостаточно, особенно учитывая, что она этого совсем не ожидала. Так что если бы он хотел, то мог бы стукнуть. Но Огата просто показывал пальцем ей на лоб.       — Это, — коротко выдохнул он.       Она запоздало отклонилась всем телом чуть дальше, когда поняла, что глубоко ошибалась. Начиная со сравнения с хлебными крошками и пряничным домиком ведьмы, заканчивая всеми, особенно последней, попытками поставить его в неловкое положение и посмеяться.       Хлебные крошки никогда не приведут её к домику ведьмы именно потому, что он пряничный. Из жестокой и поучительной, но сказки. У них же с Огатой не может быть никаких пряничных домиков. Потому, что идут они по самому настоящему лесу. И, как рассказывал ей сам Огата, играть на территории противника и по его правилам — полнейшая глупость, нужно переманить его на свою, навязать собственные правила, часто это медленный процесс, требующий аккуратности и терпения. Гораздо большего терпения, чем у оппонента. И изучить этого самого оппонента нужно чуть ли не лучше, чем себя. А потом, когда он забудется, расслабится — пустить в него одну-единственную пулю.       Вот о чём ей напомнил их разговор. И когда Огата ткнул пальцем прямо в середину лба, Агнессе стало действительно не по себе.       Она передёрнула плечами, пытаясь отогнать это вязкое и раздражающее в своей иррациональности чувство, — лезвие-то у неё в руке. Нахмурилась, сосредоточенно переводя взгляд с его ладони на лицо и обратно. В принципе, особо скрывать смысла больше не было.       — Через пациентов, — бросила она ему и всё-таки продолжила бритьё, аккуратно придерживая его за подбородок.       Этот короткий ответ медленно растворялся в шуме деревьев и журчании речушки. Агнесса специально всё остальное время молчала, чтобы Огата сам себя занял мыслями, начал вспоминать и обдумывать, ей искренне хотелось надеяться, что распалённое любопытство жжёт его хотя бы в сотой доле так же сильно, как и её.       Лезвие скользнуло по горлу, собрало мыльную пену с редкими едва отросшими волосками и оставило чистую гладкую кожу. Раз за разом, без единой царапины. Агнесса чувствовала, как спина уже начинает затекать, а Огата головой неприятно пережал часть кровотока в ноге, но поторопиться — испортить работу. Если уж взялась, то нужно делать как следует. И когда закончила, позволила себе зевнуть и довольно потянуться. Огата смотрел на неё выжидающе.       — Если коротко, то весь ответ действительно такой простой, — она смочила тряпочку простой водой и начала протирать его лицо, — через пациентов. Естественно, не напрямую. Сложно найти хорошего шпиона, — она пожала плечами. — Некоторые могут проболтаться, если надавить. Другие — просто вызовут подозрения. Но эти, — она сделала акцент и махнула свободной рукой, — пациенты. Ты же их видел. Такие никогда не дожидаются хотя бы частичного выздоровления, сразу идут… — Агнесса задумчиво огляделась по сторонам, — куролесить. Как это сказать на японском? Пить, гулять, развлекаться, — сама достаточно быстро вспомнила и оттого уверенно расправила плечи.       Огата смотрел на неё заинтересованно и слушал со своей обычной внимательностью. Ну, то есть той, после которой он любое слово может использовать против неё самой. Но Агнессу это не особо беспокоило.       — И там, естественно, расскажут про русскую женщину-медика, которая появилась из ниоткуда и вылечила их совершенно бесплатно. Согласись, такой достаточно необычной историей сложно не поделиться.       — У старшего лейтенанта повсюду могут быть глаза и уши. До него быстро доходила эта история, как и наше месторасположение, — с пониманием кивнул Огата, а потом улыбнулся, возможно, даже искренне, только вот после таких его улыбочек кто-то оказывался с пулей в черепе, — ответ был спрятан на самом видном месте. Это всё?       Агнесса закончила протирать его лицо и шею от мыльной пены, поэтому сделала вид, что задумалась и не поняла контекста вопроса:       — Нет, надо ещё спиртом протереть на случай, если есть какие-то невидимые человеческому глазу порезы. Так что лежи.       — Нет. Я про вашу скоропостижную шпионскую карьеру, — без лишних расшаркиваний уточнил Огата.       — Да, это всё, — солгала она.       — Вы поэтому неправильно запахиваете халат? — по его интонации было сложно сказать, просто шутит он над ней или серьёзно интересуется. — Для более запоминающегося впечатления?       Агнесса рефлекторно посмотрела на свой распахнутый халат и с серьёзным видом кивнула:       — Ну, а ещё так удобнее.       Вдали послышался шорох. Тихий-тихий, но слишком непохожий на случайный. Огата сразу же положил ладонь на ствол винтовки и начал приподниматься, Агнесса просто замерла, близоруко прищурилась в ту сторону и попыталась аккуратно разогнать кровоток по ноге, которую Огата отдавил, чтобы быть в состоянии бежать, если вдруг что-то пойдёт не так.       Шорох приближался. Не петлял, чётко двигался к ним, иногда пытаясь затихнуть, чтобы отвести от себя ненужное внимание. Огата занял позицию, ещё чуть-чуть и направил бы дуло винтовки в ту сторону. Агнесса показала ему жестом раскрытой ладони, мол, убери. Толкать или в принципе применять силу к человеку, держащему огнестрельное оружие, категорически нельзя, особенно из якобы благих побуждений. Кроме рациональных причин, почему, собственно, нельзя, была ещё более личная для самой Агнессы. Если она так попробует сделать, то Огата потом отчитает её.       Он поднял дуло вверх, но позы не изменил.       — Хей, выходи, ты же знаешь, что мы тебя заметили, — весёлым голосом крикнула Агнесса в ту сторону.       Она не была до конца уверена, что это действительно кто-то из их компании. Может, просто совпадение, что какое-то дикое животное так двигается.       Из кустов в полный рост, теперь она была выше них ровно на голову, встала Асирпа. И Агнесса помахала ей свободной рукой, так как видела её донельзя радостное лицо, улыбка от уха до уха делала ещё по-детски припухлое лицо девочки совершенно круглым.       Агнессе повезло, просто повезло, но она с довольным видом повернулась к Огате:       — Смотри, как надо.       Он сел нормально на землю, прислонил винтовку к плечу. А потом демонстративно для неё скептично приподнял одну бровь и то ли тихо недовольно фыркнул на Агнессу, то ли ей просто показалось.       — На тебя снизошёл медвежий бог и послал самые вкусные мозги? — мягко начала Агнесса.       Асирпа покачала головой из стороны в сторону и уверенно зашагала к ним, неся обеими руками кулёк. И чем ближе она подходила, тем отчётливее видела, что лицо у девочки столько же радостное, сколько хитрющее. Агнесса посмотрела то на Огату, то на Асирпу. Её, конечно, радовало, что та не слышала их разговора точно, иначе не делала бы такое лицо. Вот только Асирпа, вероятно, совершенно не так всё поняла. И Агнесса взвешивала, насколько ей нужно — и нужно ли вообще — пытаться объясниться.       — А что это вы тут делали? — ещё сильнее расплылась веселящаяся Асирпа.       Судя по тону, она считала, что сама всё прекрасно и правильно поняла, требуется только подтверждение. Агнесса отложила все вещи, которые пыталась собрать, и обеими руками показала на лицо Огаты, демонстрируя результат своих трудов.       — Я побрила его лицо, — честно ответила ей Агнесса. — По моему скромному мнению, вышло нисколько не хуже, чем у настоящего цирюльника.       — Агнессушка, — чересчур ласково позвала её Асирпа, качая головой из стороны в сторону. — Ничего же не изменилось.       Звучало это так, будто она разочаровалась, мол, как можно настолько бездарно врать, лучше бы придумала что-то другое. Агнесса посмотрела на Огату. Огата старательно игнорировал происходящее. Не отрицал, но и не соглашался с тем, что они тут просто обменивались услугами вполне приличного характера. Агнесса была упорной и упёртой, однако, конкретно это недопонимание ей было совершенно безразлично, так что она просто пожала плечами — не получилось, да и ладно. И перевела тему к содержимому кулька, а потом к своей будущей обуви.              — Не стесняйтесь — угощайтесь, — покивала ещё раз напоследок Асирпа, будто имела в виду совсем не кислую ягоду в кульке.       Огата потёр ладонью подбородок и выдал то, чего Агнесса не ожидала:       — Вы же сказали, что у меня дурацкая бородка?       Она на это вопросительно выгнула бровь. Благодарностей уж точно не ожидала, но это как-то слишком выбивалось из колеи. А потом нашарила в сумке своё зеркальце и протянула ему. В закрытом виде. Ведь он умеет открывать и точно не сломает. Огата его взял скорее рефлекторно, так как она почти впихнула ему в руку, но смотреться в своё отражение не спешил.       — Ну, так, — она не знала, как на это ответить, кроме как признаться, что на самом деле так не считает и сказала это просто так. Может, в другой раз бы у неё и получилось, но Огата специально напугал её, поэтому расшаркиваться не было никакого настроения. — Тебе же нравится? — всё-таки нашлась Агнесса.       Огата принял этот вопрос за риторический. Она попыталась сделать точно такое же выражение лица, как и у него. Но такого же запаса терпения у неё не было.       — Так что? Зашьёшь тетрапе? Или у тебя есть какие-то претензии?       — Давайте, — он протянул ладонь и сидел так, пока она стягивала халат с плеч.       — Кстати, ты мне теперь за это, — она невежливо ткнула пальцем в ту сторону, в которую ушла Асирпа, — ой-ой, как будешь должен.       Огата слегка приподнял брови в наигранном удивлении, ждал, что она услышит, какую глупость сказала, и заберёт свои слова назад. Агнесса проигнорировала его. Упала на траву и свернулась калачиком, принципиально спиной к нему.       Подначивать и шутить над тем, как он зашивает халат, ей как-то совсем расхотелось.