Святоша

      — Я восхищаюсь тем, насколько народная медицина айнов хороша, — Агнесса закончила складывать костянику в рот и начала всё-таки пополнять запасы в кульке. — Вот ты говоришь, Асирпа удалила тебе часть плоти вместе с наконечником айнской стрелы, поэтому произошла обильная кровопотеря, что, впрочем, хорошо, если дело касается яда. В первую очередь, аралия поднимает общий тонус организма и повышает давление.       Она важно подняла указательный палец вверх. Танигаки в ответ кивнул, видимо, не зная, как ещё на это можно ответить, но просто проигнорировать её не мог, хоть в основном он только и делал, что кивал и иногда отвечал на её прямые вопросы. Зато не возмущался, следовал её инструкциям, как аккуратно подкапывать и извлекать костянику вместе с корнями. Аргументации Агнессы, мол, это не её личная прихоть, а то, что потом поможет вылечить кого-нибудь из них, ему хватило с лихвой. К тому же часть запасов она планировала обменять в ближайшей к Куширо айнской деревне.       — Чтобы обеспечить достаточный уровень притока крови к мозгу и сердцу, — она прислонила палец к своему виску, — ведь если мозг определённое время получает недостаточное количество крови, то в нём происходят необратимые нарушения, что впоследствии может сказаться на скорости реакции, мышлении и так далее.       Танигаки в очередной раз кивнул, мол, он понял. Ведь, очевидно, говорила она это только ему, Огата стоял буквально в паре шагов за её плечом, но при этом целиком и полностью игнорировал их, смотря в бинокль. Агнесса решила даже не пытаться заставить его выкапывать корневища костяники из земли, она, конечно, была уверена, что у неё получится, просто было как-то не до этого. Помощи одного Танигаки ей вполне хватало. К тому же получалось у него вполне сносно. Агнесса снова подвязала уже более увесистый кулёк с ягодами к своему поясу. А потом начала помогать складывать их в очередную тряпицу, чтобы потом промыть и просушить вечером уже в отеле. Она надеялась, они всё-таки выйдут к Куширо сегодня и не придётся снова ночевать в лесу.       Всё в сумку Агнессы, конечно, не влезло, поэтому она состроила крайне расстроенное выражение лица, будто ей очень жаль, что так вышло, зря копали, неужели придётся оставить. Актёрствовать пришлось недолго, Танигаки предложил сложить всё оставшееся, а это больше половины, к нему. Агнесса уже мысленно прикидывала, на что можно всё это обменять, жаль, сапог айны не делают, а потом поняла, что что-то было не так.       Огаты рядом не было.       Зато был Рю, который то обнюхивал деревья, то вился вокруг них, то снова отходил.       — А где?.. — Агнесса указала ладонью в сторону, где примерно стоял Огата.       Танигаки пожал плечами. Она тоже на это пожала плечами: может, отошёл по нужде. Тем более он был явно не тем человеком, с которым может что-то случиться.       — Рю что-то учуял, — Танигаки повесил айнскую плетёную сумку себе за спину, взял винтовку в руки и быстро, но как-то аккуратно, на слегка согнутых в коленях ногах, пошёл следом.       — Надеюсь, не ту кучу дел, которую отложил Огата, — Агнесса ответила нарочито несерьёзно, наблюдая за Танигаки.       И жалела, что за всё своё путешествие по Сибири ни разу не могла наблюдать за охотниками, поэтому сравнить ей особо не с чем. Только с Асирпой и Огатой. Асирпа была совершенно другой комплекции, поэтому сравнивать её движения и движения Танигаки Агнесса считала некорректным. Естественно, они будут отличаться.       — Я понимаю, что это не моё дело, — начала Агнесса с такой же лёгкой интонацией, будто говорит о какой-то обыденности, — но почему ты присоединился к армии?       Танигаки мельком глянул на неё, приподнимая кустистые брови в удивлении:       — Ну, я… — он, кажется, понял, что так сразу ответить не может, поэтому отвернулся и пошёл следом за Рю. — Я искал одного человека.       — И как, нашёл? — Агнесса говорила как можно мягче и вообще старалась демонстрировать участие и сочувствие.       Может, поэтому Танигаки продолжал ей отвечать.       — Да.       Или он просто сам по себе такой человек.       Дальше они шли молча. Рю, судя по движению головы, старался не потерять запах, который учуял, оборачивался в их сторону и — только если они были достаточно близко к нему — бежал вперёд. Затем Танигаки оборачивался на Агнессу, убеждался, что она не отстаёт, и шёл следом за Рю.       Та, в свою очередь, старалась держаться от него на три шага позади и чуть левее, как её и учил Огата, конечно, она тогда эти наставления сначала приняла за попытку пошутить над непонимающей иностранкой. И мнила себя очень даже понимающей аж две минуты, пока пересказывала, насколько она в курсе, что «три шага позади мужчины» — это японская традиция, в которой женщина, обычно жена этого самого мужчины, демонстрирует почтение. Это как минимум.       Огата тогда посмотрел на неё как на идиотку и сказал, что она может стоять, где хочет, и демонстрировать исключительно своё недоверие к нему сколько пожелает. Но тогда ей же может нечаянно прилететь винтовкой. И снял ту с плеча, держа за ремень как-то не так, как обычно, а у самого крепления к стволу. Медленно вывел из-за спины. Приклад легко ткнулся в бедро Агнессе. Огата на неё посмотрел, очевидно, ожидая не признания неправоты, а понимания. Перекинь он винтовку из-за спины вперёд так, как он делает это обычно, то очень сильно ударил бы её. Она тогда чувствовала себя слегка растерянной.       Во-первых, она как-то не обращала внимание на то, как кто-то размахивает оружием. Если имелась вероятность стычки, Агнесса предпочитала держаться как можно дальше, шагах в тридцати. Как минимум. Было как-то не до разглядываний своих же союзников. И то, что она не обратила внимание, не додумалась до правильного ответа сама, её крайне смущало. В этом, конечно, было больше ответственности Огаты. Не вёл бы себя всё остальное время так — она бы и не подумала в первую очередь, что он над ней издевается. Во-вторых, она действительно не ожидала от него нормального обучения.       Более того, Агнесса знала, что фактически и не нарушила договор, по которому она не спорит, пока он её учит, она же просто начала демонстрировать свою, как оказалось, совершенно ненужную просвещённость, а не спорила. Но и Огата просто мог бы стукнуть со всего размаху, как раз как часть обучения, чтоб неповадно было: они тут не каллиграфией занимаются, а с огнестрельным оружием обращаются.       Впоследствии выяснилось: ей тоже нужно научиться быстро вскидывать винтовку, чтобы не огреть незадачливого гипотетического союзника, вставшего под руку, и не зацепить никого примкнутым штыком. В самый первый раз она сама на пробу попробовала размахнуться прикладом, как это обычно делает Сугимото, очевидно ожидая, что Огата сделает ей замечание — она бесполезно тратила время. И его в том числе. Но Огата просто показал, как примыкать штык, дал потренироваться, естественно, стоя у неё за плечом, чтобы никак его ударить не смогла — винтовка слишком длинная для настолько близкого расстояния, — даже если она попытается.       Они оба понимали: крайне маловероятна ситуация, в которой Агнессе достанутся и винтовка, и штык как самой боеспособной. Ещё меньше шанс, что она посчитает самым оптимальным решением пойти в штыковую. Но знания лишними не бывают, поэтому она старалась усвоить даже это. Тем более, чем больше Огата рассказывал об обращении с оружием, тем больше Агнесса узнавала и о нём самом.       Вероятно, он сам об этом не догадывался. Вероятно, он больше был сосредоточен на том, чтобы блеснуть перед ней своими умственными способностями в общем, и находчивостью — в частности.       Однако тренировки с Огатой для неё оказались совершенно нетяжёлыми в моральном плане. Она поняла это только под конец, но ей даже немного нравилось — насколько может нравиться обучение чему-то без любви или восхищения делом, а из-за острой жизненной необходимости.       Хотя концом обучения это и не должно было быть, однако Огата узнал сначала о том, что она припадочная, потом о недостаточно хорошем зрении, а следом она и вовсе чистосердечно, хоть и при некотором давлении, призналась, что имела общие дела со старшим лейтенантом Цуруми. У Огаты имелось множество причин прекратить с ней тренировки, и каждая из них была достаточно весома.       Агнесса не могла его в этом винить.       Идеальным её зрение не станет, даже если она купит очки. Судя по рассказам, Куширо, в который они должны были прибыть вечером, достаточно большой город, чтобы там была возможность это сделать. А разубеждать Огату в собственной адекватности — означало долго унижаться, мол, при приступах психического автоматизма она при всём желании ни за что не вспомнит, как пользоваться винтовкой, эта мысль даже не может прийти ей в такие моменты в голову, потому как в Порт-Артуре она ни одной в руках не держала. Поэтому он может дальше её тренировать.       Но будто бы ему будет не всё равно.       Агнесса поморщилась и шумно выдохнула, недовольная собственной рассеянностью, потёрла под челюстью. В месте, которое видно только тому, кто лежит перед тобой на койке в медблоке, ну, или на коленях. В месте, на котором не было родинок.       Она смотрела на движения Танигаки, но смотрела сквозь него, сосредоточенно думая о человеке, которого тут и вовсе не было, хотя сейчас явно не он был её основной проблемой. Конечно, когда настанет время, Огата забудет про все их договоры, про беседы посреди ночи и обмен колкостями разной степени остроты, иногда совсем небольшой, настолько, что даже щекотно. И так, как он пытался учить её — но это единственная часть, которой учить Агнессу было и не надо, она далась ей легко, ведь у хирургов и снайперов действительно есть что-то общее, — твёрдой рукой и холодной головой будет действовать. Когда сойдутся обстоятельства. Когда не будет свидетелей, а она больше не будет полезной. Агнесса знала, что рано или поздно это случится.       Огата пустит пулю, которая полагается ей.       Но это явно произойдёт не на этой неделе, тем более не сегодня. Поэтому она на мысли об этом человеке только тратила лишние силы. Не видеть снайпера ещё хуже, чем когда тот открыто наставляет дуло винтовки, ведь он мог бы находиться где угодно. Однако Агнесса без всяких шуток считала, что Огата отошёл по естественным потребностям. Застрелить он её не мог по вполне рациональным причинам: труп останется с простреленным черепом, даже если его погрызёт какой-нибудь хищник, а Танигаки прошёл войну, вероятно, он обладает отличной реакцией и успеет укрыться, пока Огата сбрасывает гильзу. Если же первым пристрелит Танигаки, то ей будет ещё и обидно в последние секунды её жизни, ведь это будет значить, что Огата ещё и не верит в то, что она хорошо усвоила все его уроки и сможет быстро среагировать и уйти от снайпера. Уроки, конечно, уроками, но реальный боевой опыт — это совсем другое.       А если бы хотел, чтобы она сама собой как-то будто ненароком сгинула в лесу, то уж явно бы не оставлял её на пару с опытным и, что самое главное, неравнодушным охотником наедине.       — Я не хочу больше быть солдатом, — вдруг заговорил Танигаки. — И, думаю, мне никогда это не подходило.       Агнесса с искренним удивлением уставилась на него. Тот продолжил, казалось бы, уже давно законченный разговор. И стоял так, будто больше не боится на неё смотреть. Она отметила это с каким-то приятным чувством, весь момент ощущался странным, но впервые, к пятому дню путешествия — она считала и дни, пока он сидел в медвежьей клетке у айнов, потому что иногда приносила ему еду и пыталась подбодрить, так как он был потенциальным новым членом их команды, — он наконец-то посмотрел на неё нормально. Ещё страннее было оттого, что Агнесса раньше и не замечала, будто он её боится, хотя это неподходящее для описания его поведения слово. Просто не смотрит в глаза. Это неудивительно, ведь большую часть времени они шли по лесу или собирали хворост, готовили и так далее — словом, не сидели истуканами без дела, собравшись в круг. Посмотреть было на что и без неё. Тем более Танигаки, в отличие от того же Огаты, ни разу не повёл себя с ней хоть как-то с намёком, будто ему неприятно её общество.       Но теперь он выглядел решительнее и твёрже. Не жёстче, именно твёрже.       Он приподнял дуло винтовки вверх, чтобы нечаянно не направить на неё, отчего эта твёрдость совсем не казалась враждебной. Полы его распахнутого айнского халата развевались от лёгкого ветерка.       — Я понимаю, почему вы спрашивали у меня всё это. Понимаю, почему злитесь, — Танигаки говорил чуть тише и медленнее, чем обычно, будто не хотел её спугнуть. — И думаю, у вас есть на это полное право, ведь вы не такой же солдат, а врач. Просто хочу, чтобы вы знали, даже если это будет звучать как малодушное оправдание: я выполнял приказы, но ненависти к самим людям никогда не испытывал.       Агнесса шумно выдохнула. Она чувствовала себя идиоткой, расслабившейся идиоткой, которая сама чуть всё не испортила по собственной глупости. Вернее, чуть не перемудрила саму себя. Конечно, брат был прав, когда говорил, что выглядит она со стороны временами совершенно диковато, если не жутко, когда думает. А она думала и думала о различных способах и обстоятельствах своей собственной смерти от рук Огаты, очевидно, не выглядя особенно легкомысленной лапушкой. Чёртов Огата всё испортил, не открыв и рта, вообще не присутствуя лично и ничего не делая.       И ей просто повезло, что Танигаки воспринял её выражение лица как злобу и сам додумал причины. Ведь люди обычно более склонны верить в то, о чём догадались сами, и менее охотно меняют мнение. Никому не нравится чувствовать себя неправым. А если уж он поднял вопрос того, что это она ему не доверяет, а не он ей, то такой шанс упускать было бы глупо.       — И почему ты мне всё это говоришь? — мягко поинтересовалась Агнесса и состроила облегчённое выражение лица.       Ни на йену в этом не актёрствуя. Облегчение было настоящим. Она вопросительно приподняла бровь, ожидая, когда он продолжит свою мысль.       — Вы смотрели так, будто видите во мне врага и опасаетесь, — Танигаки сильно нахмурился, однако злым на вид его это не делало.       И говорил он не в укор ей, Агнесса видела, как сильно он старается подбирать слова и интонации, чтобы она поняла его правильно.       — Сначала я принял вас за старшую сестру Асирпы. Вы нравитесь ей, а она вам. Знаю, что Огата мог вам сказать. Но я действительно хочу просто вернуть Асирпу в целости и сохранности бабушке. Только и всего.       Танигаки говорил так, будто думал как минимум последние полчаса над тем, что и как хочет ей сказать. Это не выглядело ни ложью, ни спектаклем, скорее, он просто наконец-то собрался то ли с мыслями, то ли с силами.       — Я похожа на айну всё-таки? — Агнесса улыбнулась с искренней доброжелательностью и раскинула руки в стороны, демонстрируя тетрапе.       — Мне кажется, не особо, — честно признался слегка растерянный такой сменой темы Танигаки.       — Извини, наверное, задаю странные вопросы, — она приложила раскрытую ладонь к груди, — но ты так и не ответил на предыдущий: почему ты говоришь мне это? Почему тебя это волнует? Просто остальным, — кивнула в сторону, откуда они пришли, — как-то всё равно.       Агнесса говорила как можно более спокойно, ведь через всю речь Танигаки проходила одна-единственная мысль: «Я вам не враг и быть им не хочу». Поэтому она старалась не настроить его случайно против себя, ведь, как говорится, болтун — находка для шпиона. Шпионская карьера у неё, конечно, совершенно не задалась, но кое-что она всё-таки умела.       — Помните, я говорил, что мы, матаги, охотимся группами, в которой каждый член имеет свою чёткую роль, — Танигаки дождался её кивка и только потом продолжил: — В такой охоте очень важны дисциплина и ответственность. И ещё важнее доверие между членами группы, особенно, если дело касается охоты на хищника.       Он повернулся боком и слегка присел, протягивая руку к кустам, а потом показал Агнессе:       — Вот, — на его ладони лежала длинная коричневая шерсть, — это принадлежит бурому медведю. И рядом примята трава — так, как если бы он прошёл тут уже после дождя. Рю учуял именно его.       — Это тот же самый, осома которого нашла Асирпа по дороге сюда?       — Вполне возможно. Обычно они не подходят так близко к территориям друг друга, — он снова полностью развернулся к ней. — Я говорю, что не враг вам, чтобы вы меня слушали, не запаниковали и не впали в ступор. Это опасно.       — Мы уже охотились на медведя, — Агнесса скуксилась и поджала губы, — всё нормально, если дело в этом. Их я не боюсь.       Танигаки на это просто кивнул, принимая к сведению:       — Продолжайте держаться позади.

***

      Они вдвоём с Танигаки стояли с одного края поляны, буквально края: в пяти аршинах был обрыв, порода точно так же сошла оползнем, утягивая вниз пару деревьев потоньше, чем то, по которому они взобрались. Но что более важно, это было в той стороне, куда ушли Асирпа с Сугимото. Так что теоретически, если они дошли досюда раньше, чем услышали выстрел Танигаки, то могли забраться тут и попытаться пойти им навстречу по вершине холма. А Агнесса с Танигаки разминулись с ними просто потому, что петляли по кустам вслед за Рю по медвежьему следу.       Но всё началось именно на этой поляне.       Просторная, она была просто отличнейшим местом, чтобы пригнать сюда медведя, поэтому Танигаки отдал Рю команду, и пёс сорвался вперёд. Агнесса недовольно посмотрела ему вслед. Ведь это значило, что пёс всё-таки команды отлично понимал, однако волосы ей обслюнявил утром из обыкновенной вредности. И именно в момент, когда собачий лай слышался всё ближе и ближе, откуда-то слева на поляну вышел Огата. Агнесса, конечно, не могла с такого расстояния разглядеть лица, но, судя по тому, что Танигаки просто, никак особо не отреагировав, посмотрел в сторону пятна — зелёного сверху, как плащ Огаты, и синего снизу, как часть формы, которую у Огаты обычно видно из-под плаща, — это, несомненно, был Огата.       Танигаки сначала действительно просто посмотрел, а потом, на шевеление со стороны Огаты, перехватил свою винтовку одной рукой, свободной показывая жестами то, что хотел сказать. Агнесса, к своему огромному неудовольствию, заметила — сегодня ей усиленнее всего приходилось строить из себя дуру.       — Чего перемахиваетесь? — поинтересовалась она как бы между делом.       Хотя то, что Огата объяснил ей основные значения жестов, используемых японской пехотой, она считала чуть ли не главным доказательством серьёзности его намерений — обучить её и вместе дружно пойти против Цуруми.       — Я передал, что он будет подстраховывать. На всякий случай. Хотя мне не хотелось бы доводить до такого, — Танигаки серьёзно нахмурился, — медведя нужно убить одним чётким выстрелом. Несмертельная рана его только разозлит.       — И чем больше отверстий в шкуре, тем меньше она ценится, — со знанием дела покивала Агнесса. — Могу поспорить, он согласился только потому, что пожадничал свои патроны, — она подбоченилась и ехидно улыбнулась Огате.       Конечно, она не видела его лица, зато он её должен был видеть отлично. Танигаки на её слова только безразлично пожал широкими плечами. Собачий лай приближался, Рю гнал к ним медведя. Агнесса смотрела на то, как прицеливается Танигаки, как держит винтовку, как хмурится, сосредотачиваясь.       — Можно мне? — Агнесса протянула ладонь и улыбнулась.       Отстранённо, вежливо. Потому что если она сделает это искренне, то только испугает его. Её бил мандраж предвкушения.       До неё неожиданно дошло: сейчас лучший шанс убить даже не двух зайцев сразу. Больше. Значительно больше. И поговорка поговоркой, но добыча у Агнессы будет гораздо крупнее.       Вряд ли Танигаки, опытный охотник Танигаки, действительно передаст оружие какой-то, по сути, малознакомой женщине. Они знакомы пять дней и не успели, да никто из них и не пытался, подружиться. Причём все пять дней при нём она усиленно косила под безобидную. Если он это сделает, то вся его речь была отнюдь не для того, чтобы она не мешалась под ногами и не испортила ему охоту.       — Я просто хочу быть полезной, — проникновенным шёпотом продолжила Агнесса, так как Танигаки посмотрел на неё как на слегка неадекватную, — это хорошо, что мои знания и навыки пока никому не требуются, но пока что мне кажется, что Огата прав: я доставляю больше проблем. И чувствую себя той, кому постоянно помогают.       Она состроила выражение лица, будто ей донельзя обидно и грустно, однако стесняется этого и старается сдерживаться. На самом деле Агнесса жутко злилась на чёртового Огату. Злилась и собиралась доказать на деле и ему, и, в первую очередь, себе, что как раз ни капли он не был прав в отношении неё. Она была не такая уж и слепая, не обуза. И если никакие обстоятельства ей не будут мешать, то у неё обязательно всё получится, ведь она прикладывала все усилия. Вернуться домой не могла, поэтому оставалось только идти вперёд любыми способами. И путь она проложит себе сама.       В авангарде ей делать было нечего, охочих до драки в их команде вполне хватало. Вот только те, кто даже самую малость за себя перед диким зверем постоять не могли, право на голос не имели. У неё пока не было конкретного плана, но Агнесса точно знала, что ей нужно будет больше возможностей. Положение в команде примерно на одном уровне с Шираиши её больше не устраивало.       А после просто словесно подкорректирует свой образ святоши. В конце концов, это был хищный зверь, который шёл прямо на них. Это была самооборона.       — Отдача отобьёт вам… — начал Танигаки, в очередной раз растерянный.       Но, к великому счастью Агнессы, начал с объективных причин, а не с того, что это в принципе дурная идея.       — Да, знаю, Огата мне всё-всё объяснил. И как правильно держать винтовку — тоже, — она воспользовалась тем, что Огата их слышать никак не мог, а потому прибегнуть к его авторитету было не зазорно. — К тому же «Арисака» отчасти позаимствовала принцип механизма «Мураты», — похвасталась знаниями Агнесса. — Ты говорил, медведи при приближении встают на задние лапы. Тогда можно попасть им прямо в сердце. И животное не будет мучиться, и шкура дороже выйдет.       — Я говорил, что так делал бывший хозяин этой винтовки. Но самому мне ещё пробовать не приходилось, — Танигаки нахмурился ещё сильнее.       — Ну, не ты ли говорил про важность доверия? — с самым непосредственным видом переврала смысл его слов Агнесса и подошла ещё на полшага поближе с самым своим доброжелательным видом.

      ***

      Агнесса размеренно вдыхала и выдыхала. Раз за разом. Задержать дыхание на краткое мгновение нужно только перед самым выстрелом. А всё остальное время кровь должна спокойно циркулировать по телу. Если задержать дыхание слишком надолго — перед глазами пойдут чёрные пятна, голова закружится. Велик шанс промазать, потом придётся дышать быстрее и глубже, оттого руки начнут мелко трястись.       Она прекрасно помнила всё, чему её учил Огата.       И сейчас был лучший шанс продемонстрировать это ему.       Причём, по сути, ничем, кроме своей гордости, не рискуя. Хоть со стороны это выглядело то ли как авантюра, то ли как проявление храбрости, на деле же Агнесса рассчитала всё с холодной головой. Асирпа рассказывала ей про другие уязвимые участки медведя, но сердце у медведя большущее, а подойдёт он, чтобы встать на задние лапы, как раз достаточно близко к близорукой Агнессе. Она покрепче сжала между пальцами в левой руке, которой держала ствол, ещё два патрона от «Мураты». На всякий случай. То, что винтовка заряжена, Агнесса, проверила самым первым делом, а потом дослала патрон.       Огата должен был стать последней страховкой, в конце концов она пришла к выводу, что потыкать её в промах ему захочется больше, чем объяснять потом остальным, почему их с Танигаки задрал медведь. Агнесса думала, их время ещё не пришло. Огата — отличный стратег и тактик. А отличные стратеги и тактики учатся у своих противников, так что она полагала, он будет придерживаться такой же позиции, что и старший лейтенант Цуруми. Они с Танигаки — хорошие фигуры на шахматной доске, слишком рано убирать их, не так много татуированных кож собрали.       Агнесса недовольно нахмурилась, щурясь сквозь прицельную планку «Мураты», сравнение с шахматными фигурами вышло каким-то банальным. К тому же эта ситуация как-то до неприличия сильно напоминала другую. Вот только сейчас они все вместе против дикого зверя. Не против друг друга, хотя бы пока что.       Лёгкий ветерок шелестел травой под ногами, шуршал кронами деревьев, обдувал лицо. Агнесса стояла по ветру. Медведь повёл носом, принюхиваясь. Может быть, смотрел на неё, но мелкие бусинки его чёрных глазок терялись во впадинах громадного черепа. От этого создавалось странное неприятное чувство, ведь люди в основном полагаются как раз на своё зрение. А он будто всё знал и так. Самец, судя по его массивной туше, это точно был самец. Агнесса терпеливо ждала. Солнце пекло затылок, свет падал как нельзя лучше, не слепил глаза. А обрыв неподалёку гарантировал, что у медведя не будет возможности обойти их со спины. Ей нужно было закончить всё одним точным выстрелом ради них обоих. Ведь если довести до того, что Огата выпустит в него всю обойму, то медведь не только будет напрасно страдать. Из-за испорченной шкуры, которая упадёт в цене, в его смерти окажется гораздо меньше смысла, чем могло бы быть. Выйдет какое-то бессмысленное насилие.       Громоздкий медведь плавно приподнялся в паре тройке аршинов от неё, вглядываясь тёмными провалами глазниц. Встал на задние лапы. Вытянулся всем телом, открывая грудину. Грудину с большим сердцем, Агнесса помогала разделывать медведей, она отлично помнила, где оно находится, — профессиональное. Агнесса прищурилась ещё сильнее, переместила палец на спусковой крючок. Её, к собственному удивлению, не охватил азарт, как это было, когда тренировалась на ложках. Только какое-то странное лёгкое сожаление, смешанное с умиротворением. Ведь так и должно быть. Так было и раньше: это животное погибнет, чтобы принести пользу. Не даст оголодать, сбить ноги в пути в неудобной айнской обуви, на деньги со шкуры она планировала разжиться сапогами, а желчный пузырь можно было обменять на лекарства, в конце концов, оно подарит ей опыт охоты.       Это не было самообороной со стороны Агнессы, они сами выслеживали его, сами спустили пса. А вставая на ноги, он проявлял любопытство. Не агрессию. Хотя и был несколько настороженный, ведь его сюда пригнал пёс, оставшийся охранять по периметру около леса. Но она мысленно пообещала медведю, что тот умрёт не зря.       И ей самой стало теперь любопытно: что тогда думает и чувствует Огата, когда прицеливается и нажимает на спусковой крючок?       Агнесса выстрелила.       Отдача толкнула плечо, ощутимо меньшая, чем у «Арисаки». В воздухе поднялось облако дыма, обволакивая Агнессу, тут же начало плыть дальше ей за спину, размазываясь невнятным туманом. Медведь резко приземлился на лапы. Не упал на землю, на четыре лапы, насколько она могла видеть. И яростно взревел, диким раненым зверем. Зверем, который не собирался умирать. Агнесса такого не ожидала, рефлекторно сделала два шага назад, дёрнула плечами, чтобы зажать уши, но вовремя опомнилась. Её игра была гораздо сложнее, чем прикидываться просто невинной овечкой до самого конца, она не могла себе позволить прятаться в страхе. Никто, кроме неё самой, достичь цели ей не поможет.       У неё осталось ещё два патрона. Потянула продольный затвор, выпустила гильзу.       — Огата! — заорал Танигаки в унисон медведю и мигом бросил все свои сумки.       — Нихрена! — гаркнула Агнесса тем самым зычным голосом, которым могла утихомирить полсотни пациентов. — Ещё раз!       — Притворитесь мёртвой! — Танигаки мигом шагнул к ней вплотную.       Она была обязана закончить начатое, иначе нечего даже было браться. Куда уж ей тогда большее.       Медведь стремительно и феноменально тихо для своих размеров бросился на неё. Агнесса слышала только его рёв и могла различить очертания сквозь дымную пелену. Огата учил её не спускать взгляда с цели. Но конкретно сейчас она боялась, что если снова посмотрит в ту сторону, то увидит только бесконечную бурую шерсть прямо перед её лицом в последние секунды жизни. Он преодолел расстояние между ними за один её короткий вдох. Хотя, кажется, она просто всё-таки задержала дыхание, пока вставляла новый патрон не глядя.       И, когда она начала досылать его в ствол, мир замедлился на долю секунды. Танигаки схватил её за левое плечо. Сжал ткань тетрапе, потянул в сторону и, кажется, вверх. Медведь приподнялся только для того, чтобы замахнуться на них лапой. Разинул небольшую, по сравнению со всем остальным туловищем, пасть в раскатистом угрожающем рёве. Танигаки окончательно сдёрнул её с места, отрывая от земли и разворачивая. Рука у Агнессы соскочила со спускового крючка. Она неловко, рефлекторно ещё продолжила цепляться пальцами за деревянный корпус винтовки. Раздался выстрел. Медведь опустил лапу где-то совсем рядом, утробно ревя. Агнесса почувствовала дуновение большой массы воздуха от этого движения и видела действительно только бескрайнюю бурую шерсть. От неожиданности мелко вздрогнула и окончательно выпустила винтовку в остром опасении, вбитом рассказами Огаты, что это она могла случайно задеть спусковой крючок, хотя облака дыма не было. А если и нет, то в следующее мгновение может это сделать и задеть случайно кого-то. Мир завертелся, набирая привычный спешный ритм.       Танигаки одним резким движением прижал её к груди — Агнессе показалось, что он сломает ей нос — и обхватил поперёк спины так, будто хочет раздавить. Она кое-как подтянула руки к животу, не успев понять, какой у него план. Бежать от медведя бесполезно. Он в любом случае быстрее.       А потом Танигаки оттолкнулся от земли, и Агнесса почувствовала, как пару секунд они находились в свободном полёте почти вниз головой. Снова раздался выстрел. Они приземлились на бок. Агнессе показалось, что они обо что-то резко затормозили, и только поэтому не посворачивали шеи, а затем покатились кубарем по сошедшей оползнем породе, собирая спиной все более или менее крупные плотные комья земли. Танигаки кое-как прикрыл ей голову второй рукой. Она попыталась рефлекторно вцепиться в него сильнее, когда поняла это, но вывернуть руку хоть немного не получалось. Влажная земля податливо чавкала и скользила. Громыхнуло ещё несколько выстрелов. И, когда всё закончилось, Агнесса ещё какое-то время лежала с зажмуренными глазами, выжидая, пока не пройдёт дезориентация, Танигаки приподнялся на одном локте и с шумным сопением отодвинулся от неё, переваливаясь на спину. А потом и вовсе привстал, всё так же тяжело дыша.       Их никто не преследовал. И медведь больше не ревел. Только через некоторое время рядом под лёгкой поступью зашуршала трава.              — У тебя кровь, — медленно сказала Асирпа.       Агнесса резко села и уставилась на них двоих, Сугимото маячил где-то на границе её видимости. Танигаки держался одной рукой за плечо, болезненно морщился и тяжело прерывисто выдыхал, а по животу у него под слоем грязи расплылось ясно различимое огромное алое пятно. Травмы живота — одни из самых опасных, Агнесса прогоняла эту мысль в голове, выстраивая план лечения, в зависимости от степени повреждений и везучести самого Танигаки.              — Откуда? — она тоже прерывисто выдохнула и потянулась руками, чтобы отодвинуть ткань и осмотреть саму травму. — У меня первая группа крови, — Агнесса заговорила чётко и по делу, — я универсальный донор. Если понадобится, можно перелить мою кровь. Только сумка осталась наверху, там инструменты для первой помощи.       Это всё, что она могла бы для него сделать. Но оставалось странным другое, Огата не мог промазать, а специально стрелять в Танигаки ему было незачем. Она в тот момент чисто физически не смогла бы развернуть винтовку в его сторону под таким углом, даже если бы всё-таки случайно задела спусковой крючок. А по дороге он именно зацепиться не мог, тогда бы и её тоже травмировало.       — У тебя тоже, — голос у Асирпы дрожал, она ткнула пальцем в Агнессу.       Та посмотрела на своё бедро. Выглядело оно ещё хуже, чем живот Танигаки, как минимум как порванная бедренная артерия. Иначе откуда столько могло натечь крови. Агнесса аккуратно ощупала вокруг. Танигаки отодвинул полы айнского халата, выправил рубашку из штанов и приподнял. Ни царапины. Немного размазанной грязи, которую он обтёр о живот, пока поднимал рубашку. Больше ничего.       Агнесса отвязала от пояса пустой кулёк из-под костяники, вернее, кулёк был не пустым, а с раздавленными остатками, теми, которые не успели вытечь. И состроила кислое выражение лица. Хорошо, конечно, что у Танигаки нет раны на животе, но в целом ситуация вышла неловкая, мягко говоря.       — Ягода, — констатировала Агнесса, демонстрируя всем кулёк.       — Ягода, — повеселела Асирпа и облегчённо выдохнула. — А у нас тоже ягода, да, Сугимото?       Танигаки нахмурился ещё сильнее, как-то криво встал, всё ещё держась за плечо, а потом негромко произнёс:       — У меня, кажется, рука сломана.       Это оказался вывих плеча. Оттого, что он выставил руку, когда они падали, пытаясь затормозить. Агнесса, как и полагается в шутках про врачей, спросила, где болит и надавила туда. Вывих, как по методичке. Сугимото помог осторожно снять одежду с Танигаки, чтобы она могла осмотреть сустав, и одолжил на время шарф, Агнесса вложила его Танигаки в зубы, сказала лечь на спину. И какое-то время примерялась.       — Вправляем по Кохеру. Будет очень больно, но не напрягай руку и не дёргайся, — оповестила его, Танигаки кивнул.       Грязная косичка у неё одной слипшейся сосулькой упала вперёд. Агнесса ссутулилась, сидя спиной ко всем остальным, и на счёт три начала вправлять сустав. Танигаки замычал сквозь шарф, очевидно, стараясь быть тише. Она зафиксировала ему руку бинтом — какое расточительство, но тряпочек подходящей длины не было, — а потом помогла накинуть сверху его айнский халат.        Наверху их уже ждали остальные. Радостная Асирпа начала снимать шкуру с медведя, Сугимото несколько неумело пытался помочь ей, забавно жестикулируя руками с закатанными рукавами.       Огата сидел чуть поодаль с прислонённой винтовкой к плечу. Презрительно щурился, слегка поджимал губы. И то, что он не обозвал её идиоткой сразу, делало ситуацию только хуже. Потому что он медленно, с расстановкой, чтобы она как следует прочувствовала, собирался разобрать её по косточкам, а потом собрать назад и сдать в анатомический музей — наглядным примером того, какой быть не нужно ни в коем случае.       — И что это было?       Он уставился, не моргая, и по этому, как обычно никакущему, взгляду создавалось впечатление, что он тоже знает гораздо больше, чем может увидеть.