Святоша

      — Сожалею, что мои действия доставили вам неприятностей, господин Хиджиката, — Агнесса сидела, подогнув под себя ноги в непривычно формальной позе с прямой спиной, сложила ладони на колени и слегка поклонилась.       На настоящую чайную церемонию это, вероятно, было совершенно непохоже, и Хиджиката и Нагакура тут единственные из всех присутствующих точно бывали на настоящих, в отличие от рядовой солдатни, беглых преступников и одного партизана татарской национальности. Но Хиджиката и Нагакура ни разу не скривили лиц, добродушно отнекиваясь на её россыпь извинений, мол, она иностранка, сердечно просит прощения и будет рада последовать их мудрым наставлениям о том, как правильно. Агнесса предполагала, что на настоящей чайной церемонии даже какой-нибудь неаккуратный поворот кисти руки с пиалой означает крайнюю степень неуважения к тому, кому она наливает.       А она просто разливала из чайничка по пиалам чай и с кивком головы, это был даже не поклон, передавала, придерживая рукава юкаты с хаори.       Однако, Хиджикату интересовало не то, как она подаёт чай, а то, что именно говорит. Агнессе его подход к делу нравился.       Нагакура с каким-то тихим непередаваемым удовольствием почти не отнекивался от её извинений, почти не комментировал и не задавал вопросов, то и дело поглядывая на Хиджикату, будто наслаждаясь тем, что имеет удовольствие снова видеть, как его старый друг сам ведёт дела.       — К счастью, те жандармы были слишком увлечены организацией тушения пожара. И были настолько уверены, что это — дело рук слепых бандитов, так что воспринимали простого, — Хиджиката расслабленно улыбнулся на последнем слове, — зрячего старика только в качестве свидетеля.       Ветер бился в закрытые сёдзи. А ранний вечер за ними чернел от грозовых туч, поэтому на столе стояли две керосиновые лампы. Вдалеке уже слышались раскаты приближающейся с севера бури.       Агнесса наполнила предпоследнюю пиалу для Асирпы, в начале «церемонии» она уточнила у Хиджикаты, густо при этом краснея, в каком порядке следует подавать. Тот с лисьей ухмылкой ответил, что начинают с самого уважаемого, если речь идёт об официальных чинах, или старшего, а заканчивают всегда на себе.       — Его не нужно было тушить, согласно моим расчётам, особенности местности, направление и скорость ветра будут… — а потом замолкла, поставила пиалу для Асирпы назад, та сидела напротив, и шёпотом обратилась к ней, неловко поджимая губы и прокручивая пиалу на столе пальцами: — Извини, мне нужен мой блокнот. Могу попросить тебя принести сумку? Она в саду, почти рядом с местом, где мы вчера гусеницу веткой тыкали.       Асирпа, кажется, даже обрадовалась её просьбе, она участвовала при формировании плана, поэтому пересказ сейчас ей был вряд ли нужен. И ничем вкусным тут не кормили, один чай. Так что она с тихим «угу» использовала этот предлог сбежать с нудного обмена вежливостями, даже если на улице накрапывал дождь, уже стучащийся к ним в закрытые сёдзи.       Агнесса поправила бантик на завязках зелёного хаори, будто проверяя, хорошенько ли то запахнуто, и зябко поёжилась. Тони Андзи тихо хмыкнул, а когда Хиджиката повернул к нему голову — они сидели рядом, и, вероятно, тот просто слышал шуршание ткани, — Тони что-то показал рукой. Наверное, показал, Агнесса не видела со своего места, обе руки у него лежали под столом, и Хиджиката ничего спрашивать вслух не стал.       Значит, и так всё понял.       Сугимото сидел и пытался делать очень одухотворённый вид с этой несчастной пиалой в руках, шёпотом подначивая Танигаки тоже выдавить из себя посильнее что-то такое, а то очень некрасиво получается перед ней, мол, бедная Агнес так старалась, только-только выздоровела, не расстраивай.       — Я ради интереса когда-то записала, как изготавливают горящие стрелы, — Агнесса действительно искренне улыбнулась этим двоим, Сугимото смутился, что его поймали, и залпом опрокинул в себя всю пиалу разом, пытаясь найти, чем заняться, — у Инкармат остались мои патроны от револьвера, она должна была смастерить какую-нибудь замену патронташу. Мы высыпали из патронов порох. Немного переборщили, конечно.       Агнесса переборщила. Инкармат с Асирпой в этом лишь следовали её указаниям, но она под шумок решила распределить ответственность. Всё равно поспорить никто не сможет.       Инкармат тоже искала её сумку, но в противоположной части довольно большого рёкана, поэтому её тут не было.       — Там был ров, — Агнесса изобразила в воздухе руками полукруг, — он бы не дал огню распространиться дальше, а, судя по атмосферному давлению, направление ветра сменилось бы не скоро, этот участок леса бы выгорел раньше.       Старческая седина в волосах и бороде Хиджикаты при оранжевом свете лампы становилась благородным светло-русым, а морщины не так выделялись с плоховатым зрением Агнессы. Он выглядел не юношей, конечно, но моложе своих лет. И мягче. Обманчиво мягче. Хиджиката ей даже не кивнул, просто одарил благосклонной улыбкой, мол, продолжай.       — Мне казалось, что это — единственный вариант. Если противник навязывает сражение на своих условиях на своей территории, — Агнесса развела ладонями, — значит, не имеет никакого смысла бодаться с ним лбами в таких условиях, следует лишить его преимущества. И навязать уже свои условия. Но, думаю, вам эта простая истина и так известна.       — В Российском Империи военных врачей учат и военной стратегии? — Хиджиката, старый хитрый лис, улыбался.       Агнесса тоже ему улыбнулась, господин Хиджиката ей нравился. Не так, как нравятся харизматичные мужчины, хотя, она уверена, в молодости у него от поклонниц отбоя не было. Не так, как ей нравилась Асирпа — по-человечески, той части души, которая не успела зачерстветь. Господин Хиджиката нравился ей, как Огата — они одного поля ягоды. Они оба часто улыбались не из вежливости, не пытаясь показать ей своё расположение этой улыбкой, как делал старший лейтенант Цуруми.       Ей нравилось, что улыбка у них искренняя, хоть и с жирнющим подтекстом, мол, давай, барышня, что ещё интересного ты расскажешь, повесели меня, а уж отсечь голову — пустить пулю — я потом всегда успею.       — По официальному образованию я врач общей практики, — мягко поправила его Агнесса и чинно-благородно отхлебнула из пиалы, — наши страны в этом не отличаются, официально военный врач приравнен к военному чиновнику и стоит как минимум на уровне второго лейтенанта, так как имеет институтское образование. Но у меня, — она развела руками и улыбнулась, — врождённый дефект.       — Какой? — Шираиши не понял и ему хватило смелости признаться в этом первому, но вполголоса.       Он всё время сидел у неё под боком удивительно спокойно, только сиял похлеще начищенного медяка, оттого что девушка подаёт ему чай. Хоть и только чай. Зато часто улыбается, ещё и забесплатно. Забесплатно и уксус сладкий.       — Родилась женщиной, — громким шёпотом после драматичной паузы объяснила Агнесса, будто это было тайной для всех присутствующих.       Зато женщиной очень красивой, как уверял её полчаса назад Иенага, который помогал ей собирать волосы в пучок сзади, и даже как-то по-хитрому приплёл и приколол шпильками остриженную прядь. Так что аккуратности её причёски позавидовала бы даже самая прилежная гимназистка. А вот Иенага на пару с Ушиямой отсутствовали, хотя Агнесса уточнила в эти самые полчаса назад, что она их точно-точно приглашает, и Иенага заверил, что они будут.       Да и чёрт бы с этими двумя.       — Какой бы сумасшедший нанял меня именно на должность военврача, хоть опыт у меня соответствующий и имеется, — Агнесса откровенно веселилась, довольная чувством, что все её слушают, развесив уши. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. — А так это всё Огата, он же постоянно о чём-то таком говорит.       Сугимото, сидевший по другую сторону от неё, удивлённо вскинул брови, а потом, наоборот, нахмурился, пытаясь вспомнить.       — Ну-у, — пробасил вместо него Танигаки, а потом скуксился, будто ему стало неловко от звука собственного голоса, — бывает иногда такое.       Вот тут пришла очередь Агнессы удивляться, она частенько спихивала всё на других. Например, Огате наплела, что это Сугимото ей рассказал про драку, в ходе которой сломал ему челюсть, правда, как выяснилось, Сугимото своими руками этого не делал, вот конфуз, ещё пару раз прикрылась перед Шираиши, мол, о седьмом дивизионе рассказал ей уже Огата.       Сейчас же сказанное было чистейшей правдой, она рассчитывала, что хотя бы эти двое, понимающие в тактике пехоты, активно подтвердят. А в итоге звучало так неуверенно, будто Агнесса нелепо врала.       — Кстати об этом, прекращай испытывать стариковские нервы, юноша, — вдруг довольно флегматично изрёк Хиджиката, глядя в пиалу с чаем, будто созерцал нечто настолько прекрасное, что следует насладиться моментом, а потом сочинить об этом хокку, — а то с годами они становятся уже плоховатыми, как бы рука по привычке случайно не дрогнула.       Агнесса удивленно подняла брови, испугаться она не успела, к счастью, Хиджиката сразу ясно обозначил — юноша, значит, недоволен он был точно не ею.       Дверь отъехала в сторону. Огата — с видом, словно бы он вот только что собирался и сам войти! — гордо прошествовал по комнате фигурой в плаще под «о, пришёл» Сугимото. И присел на место Асирпы, прямо напротив неё, скрестив ноги.       — Фу, как неприлично, — спокойно прокомментировала Агнесса всё его поведение в целом.       И пришёл, когда ему прямым текстом сказали не приходить, и развалился ещё явно на чужом месте, там осталась лежать плетёная сумка Асирпы. Колчан с луком и оба ножа она взяла с собой.       Кироранке наблюдал за его действиями с точно таким же легким любопытством, ни на йоту не отличающимся на вид от любопытства Сугимото или Танигаки. Действительно, хороший партизан, её счастье, что Огата, видимо, подумал, что ей слишком плохо было тогда, и случайно выдал их сговор.       Хиджикату же всё происходящее явно забавляло, он этого не скрывал.       Агнесса протянула ладонь, чтобы забрать пиалу Сугимото, все остальные, кроме стариков — Тони тоже входил в их число, — передали свои тоже. Она медленно разлила чай ещё раз, в том числе в опустевшую свою. Передала через Сугимото Кироранке, до него не дотягивалась, а вставать туда и обратно — было как-то всё ещё несподручно. Шираиши с недовольно скрюченным видом передал Коджиро его чашку, будто тот отбивает прямо сейчас у него любимую жену, с которой прожил два десятка лет в отличном браке душа в душу. Юноша в ответ на такую гримасу демонстративно стоически не дрогнул. И вообще сделал вид, что не принимает это близко к сердцу. Видимо, пытаясь подражать Хиджикате — такие мелочи не достойны его.       Огате чашки не досталось вовсе.       Вернее, Агнесса ему не налила, чашка-то была. Прямо у неё под рукой. На что он покопошился под своим зелёным плащом, а потом извлёк из-под бесформенных пол её блокнот, она видела пряжку своей сумки у него под боком, и придвинул к ней по столу, прям впритык, Огата для этого расстелился по столу промеж керосиновых ламп, упираясь второй рукой, но заметить скованность в движениях было невозможно. Огата усилием воли делал движения обычными, а там, где заставить себя не мог, против физиологии даже он был бессилен, всё прятал плащ.       Вот для чего он вечно ходит так даже в помещении — не заметно травм, потенциальный противник ещё несколько раз подумает, прежде чем к нему лезть.       Блокнот чуть ли не шлёпнулся ей на колени, свалившись с края. А сам Огата забрал её пиалу с чаем.              — Неслыханная наглость, — снова спокойно прокомментировала она.       Огата только широко ухмыльнулся, как если бы получил комплимент. Он знал, что тут Тони, поэтому наверняка крался ещё тише обычного, но Асирпа встретилась с ним в коридоре и что-то сказала, чем выдала с потрохами, однако он всё равно предпочёл рискнуть и подслушать.       — Мы украли полицейскую лошадь, там в седельных сумках во фляге было топливо для керосиновой лампы, которое я перелила в пустые бутылки из-под пива, немного тряпок для перевязки ран, — Агнесса всплеснула руками и весело улыбнулась Тони, — ручная зажигательная граната готова. И вот — стихия уже ручная и сражается на нашей стороне.       Тот услышал веселье в её голосе и улыбнулся ей в ответ уже горько, с досадой. С Хиджикатой бы они всё равно встретились, но из всех, кто был тогда на источниках, только Огата более или менее хотя бы делал вид, что подчиняется ему. И господин Хиджиката вряд ли бы стал по нему долго печалиться. Для Тони Андзи бы ничего не изменилось. Но, если бы не она, может быть, он бы не потерял столько своих людей.       Хиджиката лениво кивнул, будто принимая её объяснения, а потом с этой своей интонацией опытного старого лиса обманчиво мягко произнёс:       — А потом ты, девушка, оказалась при смерти.       Агнесса глубоко, насколько могла с повязкой, вдохнула. И медленно выдохнула. В отличие от Огаты Хиджиката пытался её мимоходом поддеть не потому, что он глупый мальчишка, которому она просто не нравится, а испытывать её — просто весело. С Хиджикатой было ещё более непросто. Он целенаправленно делал то, что Агнесса терпеть не могла, — тыкал носом её в самые стыдные ошибки.       Дождь зашуршал по сёдзи настойчивее, разгоняя осевшую после его слов тишину. И теперь то, что все слушали только её, уже не радовало, а давило ответственностью.              — Вот видите, только я, — не растратила самообладания Агнесса и сделала вид, что приняла это вообще за комплимент, — и пара царапин на Сугимото, лёгкое сотрясение у Шираиши. Они уже полностью здоровы, а мои кости через пару недель окончательно срастутся. Мне жаль, что так вышло, но, в сухом остатке, на стороне Тони Адзи — больше четырёх потерь убитыми.       — Семеро, — Тони её перебил.       Он вроде бы на неё не злился, просто ему было важно обозначить. Не замолчать свою горечь потери, не затаить и не бередить больше эту рану. Агнесса была полной его противоположностью в этом плане, но понимала примерную логику — он отдавал дань уважения мертвым товарищам тем, что говорил об этом.       Огата еле слышно на это довольно хмыкнул. Четыре получивших пули от Огаты, пятую он, вероятно, до последнего берёг для лидера, значит, ещё троих убил Сугимото голыми руками. Неудивительно. Но Огату, кажется, радовало, что у него счёт больше.       — Семеро, — легко согласилась с ним Агнесса, не обращая на него внимания, хотя Тони со своим слухом тоже должен был это слышать, — против ноля с нашей стороны. Я не боевая единица, поэтому моя временная небоеспособность не может считаться потерей.       — Что ж, тогда налей-ка мне ещё чаю, — кажется, Хиджиката остался доволен её ответом. Он передал пустую пиалу.       Её внезапно расстроило, что он не говорил с ней так же вежливо, как Огата. Для Хиджикаты, конечно, они оба — щенки, тот действительно годился им в дедушки, учитывая, что её родной дед директорствовал над кадетским корпусом, разницы между ними не особо много. Ждать каких-то сантиментов ей в своё сторону не стоило.       Для Хиджикаты они на пару с Огатой — не просто щенки. По меркам старой самурайской школы, они — бракованная порода.       И, если Огата просто не поддаётся дрессировке, перед хозяином соседнего имения не похвастаешься им в своей коллекции, не подаришь другу, который тоже взялся разводить борзых, но, пока не рычит и не кусает хозяина, пусть остаётся, пусть иногда приносит дичь и отгоняет пришлых из леса животин от старого сарая с мётлами дворника.       Агнесса же для Хиджикаты не просто бракованная. У неё волчья пасть. И помрёт она такими темпами мучительно, как умирают щенки с расщелиной нёба, не в силах нормально питаться, ослабленные, они являются лёгкой добычей для любого хищника.       Лучше утопить в ведре. Даже не из злости на неё, как на незадавшуюся вражескую шпионку. Из сострадания. Чтобы она умерла менее болезненным способом. И с честью.       Агнесса наполнила пиалу Хиджикаты и передала её. Он не сверлил её взглядом, как практически всегда это делал Огата, Хиджиката расслабленно оглядывал комнату и присутствующих, только борозды морщин от ухмылки прорезались глубже. Агнесса демонстративно смотрела то на стариков, то в обратную сторону — на Кироранке и Танигаки, то строила большие-большие грустные глаза Сугимото. И взгляд её так же перетекал на стол, чтобы не смотреть прямо. На Огату.       — На самом деле, я не умею заваривать зелёный чай, — шепотом призналась она тем, кто ближе сидел, Шираиши и Сугимото говорить такое было совсем не страшно, — мы в России обычно пьём чёрный, а он крепкий такой, по цвету определяем, что заварился, зелёный светлее, — а потом и вовсе нервно потеребила рукав юкаты, — не сильно невкусно получилось? Не горько?       — Нормально, — с обычной громкостью голоса отозвался Сугимото.       — «Ничего вкуснее в жизни не пробовал» надо говорить, когда такие вопросы девушка задаёт, — Шираиши отклонился назад, чтобы на него шикнуть, — «конечно, ты самая красивая в мире» и так далее, — он экспрессивно ткнул пальцем в сторону Сугимото.       — Так, ну, если нормально, — Сугимото тоже отклонился назад и начал явно какую-то ответную претензию, но без ядовитости в голосе, с какой он обычно предъявляет претензии Огате, — а ты вообще…       — Так, молодые люди, — Агнесса хлопнула в ладоши, обернулась то на одного, то на другого. Ещё чуть-чуть, и они бы начали показывать друг другу языки, — прекращаем-прекращаем.       — Вы оба ошибаетесь, — внезапно подал неуместно серьёзный голос Огата. — Вкус у чая просто ужасный.       Они втроём одновременно обернулись на него. Бледное лицо с жёсткими угловатыми чертами подсвечивалась лампами с обеих сторон, поэтому всем было прекрасно видно, что он, как и обычно, смущаться и забирать свои слова не собирается. И, вообще, теперь это их проблемы. Агнесса вся нахохлилась, хаори поверх юкаты должно было делать её фигуру ещё больше и объёмнее, чем её айнский халат, и, по логике, выглядеть она должна была ещё внушительнее.       — Ну, так в той чайной всё-таки получше что-то подавали, — она со всей своей внушительностью придвинулась вперёд, опираясь локтями и нервно застучала ногтями по столу, — или как там говоришь. Скорее, продают весну?       И вот тут Огата удивился. Ну, то есть немного поднял обе брови, слегка поджал губы, со стороны легко подумать, что он уставился на неё, как на идиотку, которая несёт какую-то непонятную чушь, до которой ему дела, как до тявкающей на идущей обоз псины. Бракованной псины. Но Агнесса видела, что это не тот оттенок. Огата удивлён.       Нервный стук ногтями по столу приобрёл четкий ритм.              Ритм слова «сю-да».       Агнесса с вызовом смотрела ему в лицо, продолжая стучать, мол, давай, иди сю-да, иди ко мне, иди за мной. Подыграй мне. Все должны были думать, что характер отношений между ними совершенно понятен даже дураку.       Огата громко фыркнул, поставил со стуком пиалу на стол. И демонстративно отвернулся в сторону, будто это он тут с ней не разговаривает, а не она с ним. Подыграл. Она от этого почти что растерялась. Сугимото с Шираиши, первые сплетники на селе, снова отклонились ей за спину, чтобы вместе прокомментировать, какие же страсти творятся. Агнесса с тихим «ой-ой, извиняюсь» пересела поудобнее — вытянула ноги под столом и откинулась на руки, чем разбила дружный дуэт сплетников. Сугимото пытался подтянуть к ним и Танигаки, но тот как-то не подтягивался.       Кироранке сидел от них дальше всех, и выражение его лица Агнесса находила даже искренне добрым и открытым, тот смотрел то на неё, то на Огату.              Хиджиката же улыбался довольно хищно, наблюдая за этим цирком:       — Итак, куда планируешь направиться, когда кости срастутся.       Наверное, просто не хотел рубить голову женщине и давал ей возможность сбежать. Как благородно.       Агнессе его благородство было нахрен не нужно.       Ей нужно золото.       А может, просто проверял. Агнесса рефлекторно перевела взгляд на Огату, как будто Хиджиката припёр его к стенке, пока она отлёживалась, и тот ему наврал с три короба, что она уйдёт с миром, как только выздоровеет, самураю не нужно будет пятнать свою честь. Но бесстрастное лицо Огаты выражало совершенное ничего, как и полагается якобы обиженному. Он тут ни при чём.       — Если вы действительно собираетесь поднимать восстание, — Агнесса привычно расплылась в улыбке блаженной святой, — а не просто поиграть в войну, то должны понимать, что армию, даже маленькую, делают сильной не только храбрые воины и грамотные стратеги. Но и врачи. Чтобы этих самых храбрых воинов и грамотных стратегов не скосила инфекция. А я, в отличие от Иенаги, ещё и не ем людей.       Она откинулась на руки назад, широкими рукавами юкаты и хаори накрывая винтовку Сугимото, которая лежала рядом, он тоже усвоил урок, полученный на горячих источниках, и теперь держал её под рукой. Хиджиката поднял на это седые брови, глядя на Агнессу поверх плеча ссутулившегося Шираиши. Она выразительно помолчала ещё немного. Лучше момента и не придумать, если бы Огата хотел озвучить, что она, в отличие от Иенаги, сумасшедшая, тот хотя бы полностью отдавал отчёт своим действиям, а не впадал в беспамятство, опасное для окружающих в темноте. Или во время грозы.       Буря перекатами подобралась к ним уже ближе, не просто швыряя ливень в бумажные окна, а пытаясь выломать их ветром. Деревянные рамы со стуком ходили в пазах ходуном за спиной Агнессы.              — Господин Хиджиката, вы ведь мудрый руководитель, должны понимать, что разбрасываться желающими присоединиться специалистами — расточительство в вашем положении.       На миг в комнате посветлело, белый свет отпечатался на жёстком лице Хиджикаты с одной стороны. А следом раскатами прокатился гром.       — И ты хочешь, чтобы каждый понимал, в каком, — он слегка наклонил голову и спокойно поставил пиалу на стол, — я положении?       Хиджиката словно разглядывал её, как интересную букашку, которая села на рукав. Перепутала его зелёное хаори с травой. А он выбирал: смахнуть её или придавить.       Его взгляд отличался от угроз Огаты, она не могла понять, чем именно, но отличался. То, с какой спокойной уверенностью он говорил, было больше похоже на старшего лейтенанта, на начальство в больнице, как держат себя высокопоставленные офицеры, Агнесса имела несчастье часто наблюдать их в порту.       Она уверена, Огата будет ехидно улыбаться, стоя на коленях, он всё равно умнее, он всё равно лучше. На войне все средства хороши.       Хиджиката умрет стоя.       Она ему действительно не нужна.       — И сколько же людей достаточно самураю, чтобы получить золото, а затем захватить Хоккайдо? — она снова села нормально и загнула палец, кивая на Нагакуру, потом загнула ещё один: — Один давний друг и один старый слепец. Иенага и Ушияма, которые пороху не нюхали и в жизни не слышали грома залпов ни вражеской, ни союзной артиллерии.       Агнесса загнула ещё два пальца. Комната вновь озарилась светом молнии.       — И один меткий стрелок. Вместе с вами, — она уважительно кивнула, — шестеро, — показала раскрытую ладонь и большой палец другой руки.       Гром раскатом прошёлся чуть ли не по крыше рёкана. Краем глаза Агнесса видела, что Шираиши собирался что-то сказать, сделал жест рукой, но осёкся, когда она ему улыбнулась и положила ладонь на плечо.       — Я не сомневаюсь, что заместитель командира Шинсенгуми — невероятно талантливый стратег, — она улыбалась Хиджикате даже искренне, положив руку на сердце. Поверх сломанных рёбер, — но не маловато ли людей, чтобы противостоять минимум одной роте сильнейшего дивизиона, а максимум — ему всему?       — И что же ты хочешь от меня? — если бы не вся ситуация, голос Хиджикаты можно было бы назвать добрым.       — Выслушали, — Агнесса развела руками, а потом оглядела каждого по очереди, — я просто хочу, чтобы все меня спокойно выслушали. Хорошо? А там уже решим.       Сугимото и Танигаки единственные кивнули. Может, Шираиши тоже, но она на него не смотрела. Не до него. Кироранке выглядел слегка опешившим.       Действительно, они ведь слушали её и так.       Огата единственный смотрел на неё немигающим взглядом с мрачным оттенком холодности, конечно же, он её не разочаровал, чёртов умник. Огата уже всё прекрасно понял.