***
Жан договорился на приём на завтрашний день, что было явной неожиданностью. Было несложно догадаться, что Гриша прекрасно понял, что никакая запись Жану не нужна. Хотя, это было итак максимально очевидно. Но факт того, что он, прекрасно это понимая, пошёл ему на встречу, достаточно радует. Единственное, что его слегка напрягало, так это то, что он так легко пошёл на такую очевидную провокацию. Но все мысли об этом он кое-как отбросил и поставил на первый план единственную задачу: вновь увидеться с Эреном, узнать, что с ним всё хорошо, в конце концов. И Жан даже не будет отрицать того факта, что он просто хочет его обнять и поцеловать, коснуться его и почувствовать тепло… Чёрт возьми, они не виделись всего ничего, а он уже себя накручивает, предвещая долгое расставание. Больница большая и просторная, всё выглядит вполне себе стерильно. Даже бело-серые стены выглядят стильно и в какой-то степени ярко. До нужного кабинета ему подниматься на третий этаж и идти по коридорам чуть ли не в другой конец. Жан идёт в спокойном темпе, изредка поглядывая на часы и пытаясь себя не накручивать. До «приёма» ещё десять минут, а он уже в больнице и даже на нужном этаже. Сколько ему ни говори не нервничать, он всё равно всё сделает по-своему и перенервничает. Ровно вовремя в кабинет раздаётся стук. Из кабинета слышится «проходите», и Жан нажимает на ручку двери. В кабинете светло, что неудивительно, но шторы закрыты. Половину кабинета закрывает какая-то ширма, и Жан искренне не понимает, зачем она вообще нужна в кабинете стоматологии, но игнорирует этот момент. За столом сидит мужчина лет сорока пяти на вид, он что-то пишет, но буквально через пару секунд, как Жан уже оглядывается, он откладывает ручку и поворачивается к нему. — Я так понимаю, вы и есть Жан, — на его лице не разобрать никаких эмоций, и Жан, честно сказать, не очень любит общаться с такими людьми. Что ты им ни скажи, не понятно, насмехаются над тобой или уже мысленно убили и закопали в лесу, который заприметили недалеко от родного города. — Да. Приятно познакомиться. — Взаимно, — чистая формальность с обеих сторон, как фальшиво. — Я так понимаю, никакого приёма и нет, вы лишь пришли поговорить насчёт Эрена, — это даже не вопрос, а утверждение, и Жан внутренне усмехается. Конечно, это было очевидно. — Вы правы. — Хорошо, — он снимает очки и протирает их специальной тряпочкой. — Зря вы, конечно, приехали, чтобы услышать то же самое, что я вам сказал недавно по телефону. — Я не понимаю, что конкретно служит причинной тому, что вы запрещаете нам с ним увидеться, хотя он сам вполне может решать. Или ему пять? — Жан говорит вполне вежливо, хотя сами слова и их значения звучат предельно ясно: тот в бешенстве. В бешенстве от такого отношения к нему и к Эрену. — Знаете что, Жан, — он окончательно складывает очки и откладывает их подальше, закрывая глаза и потирая переносицу. — Нет, не так… Знаете, сколько у него парней уже было до вас? — Разве это имеет значение? — Не знаете… А я вот да. И все сбегали от него, как только начинались трудности, — он отворачивается в сторону, и Жан не может не увидеть искренности в его взгляде. Искренней печали. И это его очень расстраивает, он совсем не похож на манипулятора или абьюзера, коим его уже успел напредставлять себе Кирштайн. — И каждый раз болезнь обострялась. Я знаю, что сейчас, пока он к вам не успел привязаться, он более легко перенесёт ваше расставание. Так будет лучше и для вас, и для Эрена, поверьте. Жан смотрит на него, и они пересекаются взглядами. Кирштайн складывает руки на груди, улыбается и опирается плечом на стену. — Хорошо. Вот так я взял и пошёл, бросив всё, — Жан пытается сдержать приступ нервного смеха, но улыбку подавить даже не пытается. Да за кого, чёрт возьми, он его принимает? — Что вы хотите услышать от человека, который добровольно пошёл на отношения с Эреном, зная о его болезни, и который приехал в другой конец города только для того, чтобы поговорить с его отцом и убедить его в том, что я не маньяк, не убийца, и с сыном его ничего не сделаю? — Гриша смотрит на него хладнокровно, внимательно слушая его монолог. — Сбегали, говорите? И я сбегу, думаете? Вот только я уже обо всём знаю, и почему-то я всё ещё здесь. Знаете, а у меня ведь был вариант просто подождать, когда ему станет легче, и он сам вернётся. И почему я тогда, чёрт возьми, здесь? — Возможно, потому что вы хотите доказать себе, что вы такой благородный… Комплекс защитника, я так его называю. «Никому кроме меня он такой нужен не будет», — не так вы рассуждаете? — Даже в мыслях не было. Или вы думаете, что я, как только узнал о его болезни, сразу выйти за меня предложил? Или как, чёрт возьми, в вашем представлении всё это работает? — Понятия не имею. Но вы не выглядите многообещающе, — Жан усмехается, подходит на пару шагов ближе и выдвигает стул. — Я присяду? — Гриша кивает. — Спасибо, — Жан присаживается и опирается головой на руки, пропускает волосы сквозь пальцы и тяжело вздыхает. Когда он поднимает взгляд на Гришу, тот всё ещё пристально на него смотрит. Наверное, чтобы не выкинул ничего подозрительного. — Знаете, я в последний раз так странно себя ощущал, когда на права сдавал. У нас инструктор такой строгий был… — Он горько усмехается и отворачивается. — Вы и сами знаете, что я не могу обещать вашему сыну любовь до гроба. Мы как минимум не на том этапе отношений, чтобы заглядывать настолько далеко и говорить о таком. Но как взрослый человек, скажите, что помимо вашего нежелания снова выводить его из фазы в случае разрыва, может препятствовать тому, чтобы мы были вместе? — Я вообще не одобряю подобных отношений… — Ай, так вы гомофоб? Так бы сразу и сказали! — Нет, я не про это. Я не доверяю вам, мистер Кирштайн. Жан даже не усмехается. Это слишком очевидно. — Знаете, а мы с ним договорились. Если один из нас поймёт, что эти отношения — не для него, то мы спокойно поговорим и разбежимся. — И вы считаете, что таким образом обоим будет легче? Вы считаете, что никто из вас не привяжется друг к другу? — Гриша улыбается. Приторно, не по-настоящему, чтобы вывести Кирштайна, но ему это не особо удаётся. — Вы сейчас, пока плохо знаете друг друга, можете так спокойно это утверждать. А что же будет потом? — Вы смотрите слишком далеко. — Жан потирает переносицу средним и указательным пальцами, будто это поможет снять напряжение. — Эрен привык наслаждаться жизнью. — В этом-то и есть его проблема. Жан, хоть вы будьте рассудительны. Неужели вами движет желание «излечить» Эрена? Вы же будущий врач, верно? Мужчина ничего не отвечает. Что он может сказать отцу своего парня, который явно его ненавидит или всячески пытается это показать? Что он может сказать в защиту отношений, в которых сам не до конца разобрался? Он думал, что такие метания случаются у людей, которым невозможно быть вместе, а по итогу зассал отношений с Эреном ещё тогда, когда ещё не было известно ни о каких подводных камнях. А теперь что? Почему он так яро пытается остаться с ним? Что им, черт возьми, движет, это что, нелепое желание действовать наперекор всем? Или же банальное «запретный плод сладок»? О чем он может говорить с Гришей, какие утверждения может выдвигать, когда сам в себе не до конца разобрался? Не важно, что. Но главное не врать, не врать в первую очередь себе. — Оставьте его, вы не нужны друг другу. — Нет. — Что за глупости? Вы же понимаете, что делаете больно ему, а потом и сделаете больно се… — Жан резко поднимает на него взгляд. Он выглядит серьёзным, и совсем не стесняется перебить Гришу: — Я люблю его. Гриша ничуть не удивляется, лишь слегка опешивает от серьёзности тона и взгляда Кирштайна. Тот в свою очередь не отводит его ни на миллиметр вбок, смотрит прямо, глаза в глаза, и Гриша тоже не нарушает зрительного контакта. Было в какой-то степени даже ожидаемо услышать это от него. — Скажите, где он. — А он тебя любит? — Что? — Жан даже не притворяется, Гриша действительно тихо, даже как-то самому себе сказал под нос. — А с чего вы взяли, что он вас любит? Жан даже горько усмехается. — Я не знаю этого. Но если вы не скажете, где он, то тем более не узнаю. — Вы же понимаете, что не сможете стать для него причиной жить дальше? Жан замирает. Он пристально смотрит на Гришу, не понимая, что на подобное вообще можно ответить, да и нужно ли что-то отвечать. Он пару раз моргает, прикрывает глаза и выдыхает. — Я и не должен становиться для него чем-то таким, — Жан снова поднимает на него взгляд. — Что за бред, становиться для кого-то причиной жить… Вы хоть себя-то слышите? — он улыбается как-то странно, устрашающе. Губы искривлены в нервной ухмылке, но Гришу это не пугает ни капли. — Что вам от него нужно? — Йегер отвернулся от него, осматривая какие-то бумаги на своём столе. Они не были ему интересны ни капли, и Жан это понимал, он просто не выдержал его взгляда. — Он мне нужен, это что, так удивительно? — Жан снова горько усмехается. — Вы слишком циничны, если думаете, что в этом мире не существует любви, и желание быть с кем-то крутится исключительно вокруг выгоды. — А это не так? — Да какая мне к чёрту выгода от того, что я с ним? Неужели вы не понимаете? — Гриша потирает переносицу. — Знаете, мне плевать, что вы думаете обо мне. Скажите, где Эрен, и пока я не услышу лично от него слова о том, что мне нужно уйти, я никуда, блять, не уйду. Жан не привык злоупотреблять матом, но сейчас его мозг кипел то ли от напускной тупости и недоверия Гриши Йегера, то ли от чего-то другого, непонятного, чего-то, что не лежит на поверхности. — А разве он не говорил? — Жан на миг столбенеет. Откуда, чёрт возьми, он… — А вы не понимаете, что это вызвано его хроническим чувством вины за заболевание? Я знаю его всего ничего, и уже вижу травму на травме, не притворяйтесь, что вы не понимаете этого сами, — Гриша улыбается. Усмехается совсем тихо, и Жана удивляет факт того, что этот человек вообще умеет проявлять эмоции, тем более такие и в такой ситуации. — Что ж, — Гриша что-то чёркает у себя на листке, — психиатр из тебя, наверное, хороший выйдет, — Эрен рассказал? В прочем, это сейчас вообще не важно. Мужчина поднимает на Жана свой взгляд, — Он на втором этаже, кабинет персонала, в самом конце коридора. Жан резко распахивает глаза — он уж и не надеялся увидеться с Эреном, с таким-то упрямым папашей. Требуется всего секунда, чтобы он подскочил со стула, расплылся в глупой улыбке и, бросив «спасибо», вылетел из кабинета. Стоило двери в стоматологический кабинет закрыться, как Гриша откидывается на спинке стула и тяжело выдыхает. Он достаёт сигареты, приподнимается и открывает окно, закуривая, когда ширма, разделяющая кабинет на две части, шевелится и отодвигается в сторону. — Жёстко ты с ним, конечно. Не считаешь, что перегнул палку? — Зик тоже закуривает. Гриша пожимает плечами. — Проверку, считай, прошёл. По крайней мере, на стрессоустойчивость. — И серьёзность намерений, ага, — Зик запрыгивает на пустой подоконник, свешивает ноги и выпускает облако дыма, задумчиво глядя вверх на неработающую в их кабинете сигнализацию. — Подло ты поступил, конечно. Жалко парня, а как он пел… — И это мне про подлость говорит человек, который весь наш разговор сидел за ширмой и внаглую подслушивал, — Зик улыбается и жмёт плечами. Конечно. Ему было бы тоже интересно побеседовать с новым загадочным кавалером Эрена, но и так ему было вполне достаточно. Он услышал практически всё, что хотел, и даже больше. — Как думаешь, он его и правда… Ну, любит? — Гриша снова жмёт плечами. — Лично мне Эрен про то, какой же он замечательный, успел все уши прожужжать, — Гриша низко усмехается. — Да мне тоже… — Ага. Так ты на понт его брал, когда спрашивал про чувства Эрена к нему? — Тебя это так удивляет? Я думал, это очевидно. — И всё же, какую драматичную личность ты сыграл… Тебе точно на врача надо было идти, или ты из цирка сбежал? — До последнего надеялся, что ты скажешь про театр. Не считаешь, что некрасиво вот так с отцом разговаривать? — Не считаешь, что некрасиво вот так устраивать допрос парню своего сына, который ещё в самом начале разговора выглядел явно адекватным, чтобы потом выбивать из него признания в чувствах Эрену? — Не знал, что ты такие длинные предложения составлять умеешь, ещё и без запинки всё сказал, — Зик закатывает глаза. — Сбежит он от Эрена после таких твоих допросов, и он снова будет страдать, — он тушит сигарету в пепельнице и переводит уже полностью серьёзный взгляд на Гришу, — А ты потом снова будешь заверять его в том, что это все парни такие козлы. — Заметь, я такие допросы ещё никому не устраивал. А стоило бы, наверное… Видишь же, не сдался. Его бывшие даже до больницы бы не дошли. — Как забавно ты описываешь это всё, словно квест какой. — Не гунди. Всё же обошлось?***
Жан идёт по коридору больницы, даже чуть ли не несётся, по пути сталкиваясь с медсестрой. Та чуть не свалилась, но опешила, когда Жан схватил её за плечи и мигом вернул в вертикальное положение, попутно извиняясь. Она смотрела ему несущемуся вслед, но он и не думал уже оборачиваться. На втором этаже народу гораздо меньше, но люди всё равно присутствуют. В последнем крыле больницы находятся только врачи: оно всё состоит из разного рода служебных комнат. Когда он шёл к крылу, встретил только одного молодого врача, шедшего оттуда, а стоило ему завернуть за крыло, как он замер. Посреди коридора стоял Эрен боком к нему. Похоже, что всё это время он смотрел в окно, поэтому и не сразу заметил Жана. Но только тот остановился, Йегер медленно повернул в его сторону голову, а ещё через пару мгновений к нему пришло осознание, и глаза резко на лоб полезли от увиденного. Жан, явно запыхавшись, но вымученно улыбаясь, шёл навстречу Эрену, а тот только и смог, что повернуться к нему. — Эрен, — он так довольно и с облегчением это выкрикнул, что даже сам удивился, но сейчас было вообще не до этого. У парня был одновременно потерянный и восхищённый взгляд, и Кирштайн не понимал от слова совсем, рад ему Йегер, или же нет. — Жан, ты… Ты пришёл… — у Эрена язык еле шевелится, он говорит так вяло, тихо и невнятно, но Жан всё равно отчётливо распознаёт его слова благодаря эху. Он не даёт ему сказать и слова больше, потому что как только подходит, скорее даже подлетает, то сразу сжимает в объятиях, прижимаясь щекой к его макушке. — Я так боялся, что с тобой что-то сучилось, — совсем шёпотом, но Эрен пока не потерял слух, поэтому прекрасно слышит каждое его слово, но всё, на что его хватает, это обнять Кирштайна в ответ, зацепиться ему за рубашку пальцами и уткнуться в плечо, пытаясь сдержать слёзы. Они оба не ответят себе на вопрос, сколько простояли в обнимку в этом коридоре, и даже не смогут сказать, сколько врачей мимо них прошло, и проходили ли они вообще. Жан предложил сейчас же поехать домой, и Эрен даже не подумал отказаться, всё же, в больнице его держал только отец. Но неожиданно нагрянувший Жан добавил ему уверенности и решимости. — Да, Эрен, — парень мешкается и мнёт край толстовки. — Я уезжаю. С Жаном, — чем короче и серьёзней скажешь, тем легче и проще воспринять сказанное другим. Такого мнения придерживался Эрен, но он не был уверен в том, что это сработает с его отцом. Ответ не заставляет себя долго ждать: — Хорошо, — Эрен столбенеет от такого спокойного тона отца и того, что тот так быстро согласился, будто ждал, что Эрен вот-вот позвонит. Он сбросил звонок и забрал рюкзак с наспех собранными вещами из дома. — Жан, — Эрен тихонько тянет его за рукав, привлекая внимание, пока они идут по парковке к машине, — А как ты меня, ну… Нашёл? — Да так… Поговорил с твоим отцом. — А как ты о нём узнал? — Ну… Встретил твою подругу, она сказала, — Он открывает Эрену дверь в машину, и тот садится. — Не похоже на неё, — Жан не слышит, он садится на водительское место. Когда Кирштайн поворачивается к Эрену и улыбается, тот приоткрывает рот, будто хочет что-то спросить, но не решается вот так, глядя в глаза Жану. Он отворачивается и смотрит вперёд. — Я думал, ты не придёшь. И даже искать меня не будешь… — Ты так глубоко проник мне в мысли, не надеешься же, что теперь сможешь так легко избавиться от меня? — Жан усмехается и отворачивается к рулю, но Эрен мягко берёт его за подбородок, сначала просто привлекая внимание, а потом слегка надавливая на челюсть, заставляя повернуться. Эрен смотрит ему в глаза, а Жан даже не ждёт никакого вопроса, он просто смотрит в эти изумрудные глаза напротив и наслаждается их красотой. Эрен медленно подаётся вперёд, нежно прикасаясь к губам Жана, мягко сминая их и перекладывая руку ему на плечо. Мужчина отвечает ему на поцелуй, кладёт руку ему на щёку и едва ощутимо поглаживает её огрубевшими подушечками пальцев. У Эрена совсем не такие руки, когда он касается пальцами левой руки его подбородка, ощущает нежной кожей жёсткую щетину, ведёт выше до скулы, обводит её, и Жан ощущает, насколько же мягкие у него пальцы. Жан отстранился первым, потому что понимал: им нужно ехать. И хоть он никуда и не торопился, целоваться в машине под окнами больницы, принадлежащей отцу парня, как-то не очень. По крайней мере, Жан подсознательно не может этого вынести. Он отстраняется и снова смотрит в глаза напротив. — Я люблю тебя, — Эрен быстро поджимает губы, ожидая реакции Жана, а тот только улыбается и снова целует. Обнимает его одной рукой за плечи, а другой зарывается в распущенные волосы со стороны затылка. Всю дорогу до дома они молчат, а Эрен несколько раз чуть не засыпает и не падает на плечо Кирштайну, но вовремя просыпается из-за едва ощутимой тряски. У парня, похоже, беспокойный сон во время фазы, и для Жана это не было неожиданностью. По приезде домой к Эрену они тут же завалились на диван в гостиной, даже не снимая верхней одежды, и моментально отрубились. Жана неплохо потрепало из-за постоянного стресса в последнее время, а Эрен итак спал совсем мало из-за постоянных кошмаров. Парень заснул первым, лёжа на груди Кирштайна, пока тот почёсывал его затылок и делал массаж подушечками пальцев.Днём ранее
Эрен вовсе не ждал никого в гости, поэтому неожиданный звонок в дверь посреди дня его неплохо так напряг. Вставать и открывать двери не хотелось, но мысль о том, что это может быть Жан, приятно подогревала. Хотя Эрен и знал точно, что у него сейчас пары. Эрен уже хочет встать с дивана, как слышит проворачивающийся в скважине ключ. Он тяжело вздыхает и закатывает глаза. В коридоре слышатся шаги, парень прикрывает глаза. Когда шаги слышатся уже в гостиной, где он и находится, Эрен даже не дёргается и не открывает глаз. — Вот ты где, — Гриша что-то достаёт из карманов, слышно по брякающим в нём ключам. — Как чувствуешь себя? Эрен приоткрывает глаза и смотрит на него. — А по мне не видно? — Гриша отворачивается и бросает тихое «понятно» себе под нос. Осматривает небольшой беспорядок в комнате, едва заменто на долю секунды морщит нос и стремительно куда-то идёт мимо Эрена. — Собирайся, поедем в больницу. — Но зачем? — Эрен не в восторге от каждой поездки в больницу, тем более сейчас. — Я не могу. — И почему же? — без энтузиазма, скорее, для приличия интересуется Гриша. — Жан должен приехать вечером, и… — Не хочу ничего про него слышать, — Гриша категорично поворачивается к сыну, его лицо серьёзно и не выражает никаких эмоций. — Ты же знаешь, как я не люблю эти все твои… отношения. — Не понимаю, что тебе не нравится? — Эрен массирует веки. — У тебя сын в такие моменты сдохнуть не хочет, а ты… — Эрен, твои беспорядочные связи… — Он вмиг достигает сына всего в пару шагов, наклоняется к нему, чтобы их глаза были на одном уровне. — Они не подарят тебе смысла жизни, а только сделают больно. — Для тебя всё, что «не так, как у людей», противно. — Вовсе нет. — Тогда почему ты так отзываешься о моих отношениях? — Гриша присаживается рядом с Эреном на диван и тяжело вздыхает, поворачивая голову на него. — Эрен, я беспокоюсь о тебе. И я не считаю нормальным, что в отношениях у тебя начинается фаза. Что этот твой… Жан с тобой делает? Как он тебя довёл до такого? — Пап, не неси ерунды, — у Эрена нет ни сил, ни желания оправдывать себя, оправдывать Жана и выгораживать их отношения. Не сейчас, не в этой ситуации, ему достаточно и того, что он сам понимает, что у них с Жаном всё хорошо. Он поднимается с дивана и идёт на кухню за водой, в горле резко пересохло. — Эрен, я не закончил, — Гриша подрывается за ним, Эрен резко останавливается и поворачивается к нему. На его лице только вялая злость и негодование, что скрываются за желанием спать. — Ты и слышать меня не хочешь, не вижу резона тебе что-то объяснять. — Я слушаю. Я слушаю, Эрен. — Врач говорил, что это не должно быть обоснованно внешними стрессами, что тебе ещё-то нужно доказывать? Жан хороший, и не смей про него говорить гадости. — Тебе парень какой-то дороже отца, что ты так говоришь со мной? — Давай без этих твоих манипуляций жалких, — Эрен махает рукой и отворачивается, всё же уходя на кухню. Гриша тяжело вздыхает в дверях и идёт за сыном. — В любом случае, мы едем в больницу, — Эрен поворачивается к Грише, отпивая воды. — Нет. — Эрен, в конце концов, с чего ты взял, что ты вообще ему нужен? Что будет, когда он узнает… — Он знает. — Тогда тем более кое-что проверим, — он берёт Эрена под руку и быстро ведёт в его комнату. Тот не сопротивляется, у него просто нет сил. — Что ты хочешь проверить, пап… — Насколько ты ему нужен, — от этих слов у Эрена сворачивается всё внутри. Он чувствует, как ком подступает к горлу, и он не может не скривить лицо, чтобы показать всё своё отвращение к этой фразе, к поведению своего отца. — Что ты… Ты что, хочешь устроить ему какую-то проверку?.. — Гриша не глядя сгребает в спортивную сумку какие-то вещи Эрена, пока тот неверяще смотрит на него, опираясь рукой на спинку стула, и не хочет верить, что такое говорит ему его отец. — Можно и так сказать, — Он оборачивается к Эрену. — Неужели ты не хочешь узнать, насколько ты ему дорог? — Я и так это знаю. — А я нет. Хотелось бы узнать. — А если он не придёт? — Тогда ты просто сделаешь соответствующие выводы о нём, — Гриша застёгивает сумку. — Собирайся. Не переживай, препятствовать вашему… общению я не собираюсь. Делай потом, что хочешь, когда он не приедет в клинику.***
Жан держит расчёску в зубах, пытаясь заплести у Эрена на голове ровный конский хвост. Волосы не слушались, выпадали из причёски, и Жан раз за разом поправлял их. Когда причёска была завершена, он поднёс к лицу Эрена зеркало, и тот увидел в отражении улыбающегося Жана. Парень, недолго думая, повернул к нему голову, слабо улыбнувшись, и едва ощутимо поцеловал Кирштайна в уголок губ.