The Theodore Song

      Как только Лиам замечает Серсею на троне, он вскакивает на ноги с разочарованным рычанием, и Тео со вздохом задаётся вопросом: почему он не мог жаловаться на несправедливость вселенной, оставаясь с ним на диване? Весь тёплый и мягкий, прижатый к его боку? А не сердитый торнадо, который сейчас штурмует его гостиную.       — Перестань драматизировать, — вздыхает он, тоже вставая, инстинктивно делая шаг ближе к Лиаму, будто тот магнит.       — Я не драматизирую, вселенная меня ненавидит. Миссис Дженкинс и её столетний парень-игрушка чуть не выгнали меня сегодня, а теперь ещё и это. Я не заслуживаю ничего из этого, — продолжает жаловаться Лиам, в его глазах видна настоящая боль. — Все злы ко мне без всякой причины.       Это нелепо: этот сериал смотрят миллионы людей, и сценаристы посадили Серсею на Железный Трон не для того, чтобы специально оскорбить Лиама, — но Тео всё равно кивает, соглашаясь.       — Так и есть, — мягко говорит он, и его руки обвиваются вокруг Лиама опять, и это плохо, очень плохо, глупый Тео, что же ты делаешь? Но Лиам так быстро тает и скрепляет руки за спиной Тео, и Тео очень сложно вспомнить, почему стоять там, обнимая и утешая своего скулящего соседа, так плохо. — Ты — жертва вселенной.       — Да, — бормочет Лиам, уткнувшись лицом ему в грудь, уткнувшись лбом в изгиб шеи Тео, будто он решил там заснуть. И кто такой Тео, чтобы отказывать ему в этом? Кто-то, кто пообещал себе ни в кого не влюбляться — вот кто. И поэтому после множественных пререканий и флирта, и бесстыдных объятий друг друга без причины, он напоминает Лиаму, что возвращение домой спать — важная вещь.       — Уже почти полночь, — указывает он, пытаясь ослабить хватку на Лиаме, не делая вид, что вышвыривает его, хотя именно это он и делает.       — Я не превращусь в тыкву, — бормочет Лиам в шею Тео, будто кто-то может спутать его с Золушкой, когда у него на лице написано «злая сводная сестра».       — Я знаю. Просто… уже поздно. Разве ты не хочешь уйти?       Лиам раздражённо вздыхает, наконец-то отступая на шаг. Он явно не хочет уходить, и именно поэтому ему необходимо уйти.       — Ты хочешь, чтобы я ушел?       Тео засовывает руки в карманы, оглядываясь. Конечно, он не хочет, чтобы Лиам уходил, он хочет свернуться вокруг него и защищать его от всех мелких ежедневных неудобств, которые каждый человек испытывает и которые каким-то образом превращаются в настоящие катастрофы в странном способе Лиама жить. И он хочет крепко обнять его и никогда не отпускать. Так что, конечно, Лиаму нужно уйти прямо сейчас.       — Да, я думаю, тебе лучше уйти.       — Ах вот как ты думаешь?       — Да, потому что нам обоим нужно проснуться завт…       — Тогда я, пожалуй, пойду, — резко обрывает его Лиам. — Спокойной ночи, Теодор.       На самом деле Лиам не желает ему спокойной ночи, Тео знает это: по тому, как движутся губы Лиама, и по тому, как он говорит, а его глаза метают молнии — так что это больше похоже на я желаю тебе спокойной ночи, пока я втайне проклинаю тебя и всю твою родословную желание.       В словаре Лиама теперь Теодор означает сильное и самое тяжёлое оскорбление. Тео не может сказать, как именно это произошло, но он только что был оскорблён своим собственным именем, и он ничего не может с этим поделать. Он пытается ответить Лиаму в таком же тоне, но это слабая попытка и его «спокойной ночи» совершенно не агрессивно, потому что он действительно желает Лиаму приятных снов, даже если вся вселенная его ненавидит, и имя Лиама на губах Тео звучит больше как я ничего не могу сделать, я обожаю тебя, чем как оскорбление. Тео ненавидит себя за это, и он вдруг понимает, почему Лиам использует «Теодор» как оскорбление. Быть Теодором действительно ужасно.       Ещё более ужасно: быть разбуженным агрессивным стучанием своего соседа в дверь в шесть утра.       — Ты странный.       — И тебе доброе утро, солнышко, — зевает Тео, потирая глаза и делая шаг в сторону, чтобы впустить Лиама.       Оказывается, что на самом деле под «странный» Лиам имел в виду «засранец», и он действительно зол на него. Тео пытается убедить его, что было бы более продуктивно злиться после того, как они оба хотя бы позавтракают, но Лиам злится на него, и он не собирается переставать ни на секунду.       Это справедливо, догадывается Тео. Не то, что его разбудили в шесть утра, — это никогда не будет справедливо — то, что Лиам злится на него. Он вроде как заслужил это. Но это и вина Лиама тоже, потому что он всегда выглядит так, будто нуждается в объятиях всё время, а Тео не сделан из железа. Он признаёт смешанные сигналы, которые он непроизвольно посылал Лиаму, и он расскажет ему всё о Брэде и никаких больше парней плане, и что Лиам всё усложняет.       Вот только Лиам не пришёл в его квартиру в шесть утра, чтобы слушать. Он пришел с определённой целью — бросить в него жука, и прежде чем Тео успел сказать хоть что-то, Лиам делает именно это. Потому что именно в такого человека Тео влюбился.       Много криков и беготни, и какие-то вещи летают вокруг; в какой-то момент все его соседи по каким-то причинам находятся в его квартире, и ни один из них не помогает: все паникуют, — и Тео собирается пропустить свою очередь уборки лестницы в этом месяце только из-за того, что Дитон только что прыгнул на его свежевыкрашенную кухонную стойку. Он встречался с наркодилером почти год, но это самый ужасающий момент, который Тео когда-либо переживал: с жуком, который так быстр, и всеми незваными людьми, и его любимой лампой, разбитой об стену, а миссис Дженкинс поскользнулась и почти разбила себе голову. И в этом нет ничего смешного, даже если смех Лиама звучит мило, когда тот наслаждается хаосом, который он создал.       И все же Тео недоволен: он влюбился в очередного социопата.

***

      — Айзек, не мог бы ты, пожалуйста, сказать Мелиссе на кухне вынести тыквенные кексы, и не мог бы ты также перестать разговаривать за моей спиной? Спасибо.       Тео не отрывает глаз от латте, который готовит, вежливо улыбаясь в сторону клиентов и, следовательно, чаевых, но страстный шепот в нескольких футах от него всё равно прекращается.       — О, завались, Рейкен, я как раз говорил Эллисон как уродливо ты сегодня выглядишь, — Айзек усмехается, не заботясь о том, чтобы понизить голос, потому что быть хорошим или профессиональным явно не так уж важно, когда ты приёмный сын босса.       — Именно это и значит говорить за чьей-то спиной, — Тео ставит латте на стойку и поворачивается, чтобы посмотреть на Айзека, в то время как Эллисон извиняюще улыбается и исчезает на кухне, потому что ждать, пока Айзек сделает что-то продуктивное, всё равно что ждать дождя во время засухи: бесполезно и разочаровывающе.       — Я бы сказал это тебе в лицо, но предпочту не смотреть на него. Ты вообще видел мешки у себя под глазами? Тебе нужно попробовать такую штуку — сон — хотя бы иногда.       Тео быстро смотрит на столы, чтобы убедиться, что никто не обращает на них внимания, а затем он продолжает душить Айзека его шелковым шарфом, потому что быть любимчиком босса означает, что он иногда может избить сына босса, не боясь увольнения, если ему этого хочется.       — У меня было сумбурное утро, — в конце концов он объясняет, пока Айзек кашляет, поправляя шарф, его щёки всё ещё красные.       — Ты резко осознал, что проводишь лучшие годы своей жизни на нелепой работе за мизерную зарплату только для того, чтобы платить арендную плату в какой-то дыре по соседству, в то время как все твои друзья живут лучшей жизнью? Добро пожаловать в клуб.       — Ничего подобного, и в отличие от тебя я не вижу ничего плохого в этом районе, тут обычно хорошо и тихо, когда не происходит стрельбы, но это бывает не чаще одного раза в неделю, — пожимает плечами Тео, стащив с прилавка миниатюрный шоколадный кекс. У него даже не было времени позавтракать в этом утреннем хаосе. — Мой сосед напал на меня.       — Который милый? — Айзек тоже крадёт кекс, который сразу же оказывается в руках Тео, потому что ему просто нравится быть мудаком.       — Да, — подтверждает Тео, хватая ещё один кекс.       — Наверняка у Нолана были свои причины, — бормочет Айзек, как будто Тео не говорил ему много раз, что Нолан занят. — Я поддерживаю его.       — Не Нолан, Лиам. Лиам милый.       — Лиам?       — Который платит мне за пение, помнишь?       — О, тот сумасшедший, да, — кивает Айзек. — Конечно его зовут Лиам. Он ударил тебя?       — Слушай, только потому что какой-то Лиам однажды ударил тебя в музее не значит, что все Лиамы одинаковые, — усмехается Тео. — Он просто бросил в меня жука.       — Потому что это гораздо лучше.       — Так что да, извини меня, если я не в лучшей форме сегодня, я продолжаю видеть, как эта штука летит на меня. Единственная хорошая вещь была в жуках — они не летают, но не теперь. И что самое странное, я не перестаю гадать, в порядке ли он и…       — Жук?       Тео моргает.       — Нет, Лиам. Собака его съела.       — Собака съела Лиама?       — Жука! Собака съела жука. Мне интересно, как себя чувствует Лиам.       — О том, что собака съела жука? Он был его питомцем? Я говорил тебе, что он сумасшедший!       — Нет, обо мне! — Тео раздражённо хмыкает. — О жизни. В общем, как он себя чувствует после того, как атака провалилась. Если это вообще был провал. Чего он хотел добиться этим вообще? Он всё ещё мой друг? Я ему всё ещё нравлюсь? Что… просто как он себя чувствует, понимаешь. Он снова чувствует себя, будто его все ненавидят?       — Если бросание жуков — то, как он обычно решает свои проблемы в отношениях, тогда да, можно с уверенностью предположить, что все его ненавидят.       — Я не ненавижу его, — тихо замечает Тео.       — Он бросил в тебя жука.       — Да, ну, возможно, это его защитный механизм. Он, вероятно, чувствовал угрозу и, возможно, бросание жуков — это его защитный механизм, я не собираюсь судить его за это.       — Его защитный механизм, — Айзек на несколько секунд задыхается, как будто он лишился дара речи, но, конечно же, это не так. — Я не могу в это поверить. Ты не разговаривал со мной два дня после того, как я случайно пролил на тебя воду.       — Это было не случайно. Ты сделал это, потому что ты злой.       — Видишь! Твой ненормальный сосед бросил в тебя жука, и о, бедняжка, это наверно его защитный механизм, но, если я нечаянно проливаю воду на твою футболку, я злой. Я всё сказал, — Айзек торжествующе скрещивает руки на груди, а Тео поднимает бровь. О чём он сейчас говорит?       — К чему ты клонишь?       — Тебе надо трахнуть своего соседа.       Тео давится кексом, но прежде чем он успевает что-то ответить, из кухни появляется Мелисса с угрожающим половником в руках и ещё более угрожающим взглядом на лице.       — И вам двоим надо перестать болтать прямо сейчас и вернуться к работе, или вы не видите очередь из покупателей?       — О, не волнуйтесь, мадам, нам очень интересно, — уверяет её старушка, весело глядя на Тео. — Я тоже думаю, что тебе стоит трахнуть соседа, милый.

***

      — Слушай, ты, маленький кусок дерьма, если ты продолжишь неуважительно относиться ко мне…       Когда Тео возвращается домой, Лиам перед его дверью, — оскорбляет его дверь — и он так этим занят, что не замечает Тео, стоящего за ним.       — Лиам?       Он испуганно подпрыгивает, чуть не роняя торт.       — Да, именно Лиам. Привет, — он нервно прочищает горло, выглядя виноватым, и Тео надеется, что это потому, что Лиам только что был пойман в середине оскорбления чьей-то двери, а не потому, что в квартире Тео ожидает ещё одна ловушка.       — Почему ты оскорблял мою… что это? — Тео хмурится, пытаясь получше рассмотреть шоколадный торт, который выглядел бы заманчиво, если бы на нём не было ярких красных букв, кричащих мне жаль, что я бросил в тебя жука, но ты заслужил это.       — Извинительный торт, — объясняет Лиам, поднимая торт, чтобы Тео мог лучше его разглядеть. Торт продолжает оскорблять его даже вблизи. — Ты весь день не открывал дверь, потому что злишься, так что я… подожди, ты не злишься?       — Да, конечно, я злюсь, ты напал на меня с жуком как сумасшедший, — усмехается Тео, а Лиам закатывает глаза, как будто ожидать, что он будет нести ответственность за свои действия, ужасная идея. — Но я был на работе, поэтому и не открыл дверь. Твой торт с извинениями обвиняет меня в том, что ты сделал сегодня утром?       — Да, это извинительный торт, а не лживый торт, в том была и твоя вина.       — Извинительные торты так не работают, — горько протестует Тео, потому что в чём он и виноват, так это в том, что не следовал собственному плану. Он всё ещё уверен, что никогда не принимал участия в чём-то, где он должен был ожидать, что в него бросят жука.       — Да, но я не вижу твоего извинительного торта, мистер эксперт, — самодовольно парирует Лиам, и самое смешное, что Тео на самом деле является экспертом в области извинений с помощью тортов: это лучший способ заставить кого-то полюбить тебя снова — ведь они получат торт только после того, как простят. Но всё же, он не думает, что ему нужно извиняться за то, что он стал жертвой атаки.       — Может быть, потому что я не бросал в тебя жука.       Лиам усмехается.       — Нет, ты просто подавал мне смешанные сигналы, а это ещё хуже.       Тео не согласен с этим: смешанные сигналы не отложат яйца в твоём доме и не заразят его, также они не заползут в твои уши ночью, а именно это по словам Лиама жуки и делают. Но что ж, Тео сейчас знает ответ на мучавший его весь день вопрос: Лиам принес извинительный торт — вот, как он себя чувствует. Извинительный торт, который на самом деле не извиняется, но это всё ещё торт. И Лиам на самом деле не кажется Тео человеком, который дарит торты или извиняется, но именно это он пытается сделать сейчас.       Тео вздыхает, проводя рукой по волосам. Это ошибка, он уже чувствует, насколько она фатальна.       Но всё равно.       — Хорошо, заходи. Мы съедим торт и поговорим об этом.       Лиам улыбается настолько счастливо, что его глаза действительно сияют. И именно потому, что у него такие глаза, ему может сойти с рук бросание жуков в людей, догадывается Тео.       Он всё равно обыскивает карманы Лиама перед тем, как впускает его внутрь, потому что быть до смешного влюблённым в кого-то и доверять ему — это две совершенно разные вещи.