The Theodore Song

      Когда Лиам небрежно сплёвывает глазурь с извинительного торта на кожаный диван, за который Тео всё ещё платит, — за который он будет платить в течение следующих восьми месяцев — и Тео удаётся не кричать, не падать в обморок или не выносить его из своей квартиры, оставаясь совершенно невозмутимым, за исключением небольшого нервного подёргивания верхней губы, вот тогда он знает. Он действительно в заднице.       Очень глубоко, если быть честным.       Лиам не прекращает есть, учитывая, что он бросил в него жука этим утром, потому что хотел поговорить, но сейчас — когда они действительно пытаются поговорить — сейчас на него не летят насекомые, и Тео считает это победой.       — Я тоже сидел в тюрьме, — выпаливает Лиам, как только узнаёт о том, где сейчас Брэд, и Тео не понимает, почему он выглядит таким гордым, говоря это.       Или, может быть, понимает.       — Да? И что же ты сделал, о безжалостный преступник? — спрашивает Тео, улыбаясь, потому что если Лиам хочет его впечатлить, то так и будет.       — Я ударил парня, который дотронулся до скелета в музее, — Лиам счастливо улыбается, а Тео застывает. О боже, это действительно был он. — Там был знак «не трогать» больше, чем его мозг. Грёбаный придурок.       — А что ты делал в музее? — Отвлекающий маневр, кажется, работает, и Лиам пускается в объяснения о динозаврах, истории и насколько мёртвые люди лучше живых, и Айзек никогда не должен узнать. Если они встретятся, то возможно кто-то опять попадёт в тюрьму, а Айзек не перестанет это вспоминать до следующего ледникового периода. Но опять же, Айзек никогда надолго не выходит из дома, если его не вынуждает Эллисон, а Лиам… Лиам выходит из здания? Он вообще существует вне его? Вероятно, да, так как он вышел по крайней мере один раз, и его арестовали, но его кожа такая белая, будто он не был на солнце годами. Возможно, пока что Тео не нужно волноваться о встрече Лиама и Айзека.       Они продолжают говорить, и Лиам полностью ненавидит Бреда, и бабочки в животе Тео не должны быть так взволнованны этим фактом: суть разговора в том, что это плохо, что они нравятся друг другу, и им нельзя встречаться. И вид Лиама, поглощённого ревностью к его бывшему, постепенно становится новой сексуальной ориентацией Тео.       — У него не было собаки, — отвечает Тео, когда Лиам по каким-то странным причинам решает, что ему важно знать о питомце Брэда. — У него был аквариум.       Лиам ухмыляется.       — Да, типично.       — Для кого?       — Для таких людей.       — Каких, например?       — Докторов. Наркоторговцев, — Лиам неопределённо жестикулирует, в его голосе слышится презрение. Он такой ревнивый, и Тео наслаждается каждой секундой. — У них у всех есть аквариумы. Так неоригинально. Рыбы. Пожалуйста. Перестань нести это дерьмо. Кто заводит рыбу в качестве домашнего животного, так скучно.       — Вообще-то, они были хорошенькие, — Это не правда. Если Тео и взглянул на аквариум больше чем один раз за всё время отношений с Брэдом, это уже много, так что Лиам прав, и рыбы действительно скучны. Но Лиам такой злой, потому что они говорят о Брэде, и что, если Тео нравится это? Что, если он хочет заставить его ревновать ещё сильнее? Это не преступление. Лицемерно, нелогично, абсолютно контрпродуктивно — да. Но не преступление. — Такие яркие и артистичные.       — У меня наверху есть филе лосося, — немедленно отвечает Лиам, и Тео почти задыхается, пытаясь не рассмеяться. — Он полностью оранжевый. Хочешь посмотреть на него? Раз ты любишь цвета и рыб.       Тео закусывает губу, сдерживая улыбку.       — Не, спасибо.       — Хорошо, — Лиам неловко оглядывается вокруг, прежде чем схватить салфетку, и Тео никогда не видел, чтобы кто-то притворно сморкался, но именно это Лиам и делает. Тео не уверен, почему Лиам так смущён сейчас: когда недавно предлагал показать филе лосося, конечно же, это не самая странная вещь, которую он когда-либо говорил ему, — но смущение выглядит очаровательно на лице Лиама, и Тео снова начинает говорить, просто чтобы сосредоточиться на чем-то другом.       Как со случайных разговоров он переходит к своей глубокой детской травме, вне понимания Тео, но прежде, чем он осознаёт это, он уже рассказывает о Таре, и из всех людей, с которыми Тео когда-либо делился, Лиам справляется хуже всех. Его широко раскрытые глаза в панике, и он явно не знает, что сказать, его мизинец дрожит рядом с ладонью Тео, будто он не может заставить себя прикоснуться. С его губ не слетают идеальные успокаивающие слова, которые люди обычно говорят, когда узнают, что твоя сестра умерла. Лиам просто в таком же беспорядке, как и Тео, — в большем, чем он — и Тео любит это.       В какой-то момент их мизинцы действительно соприкасаются.       До тех пор, пока Лиам не складывает все кусочки в одну картину.       — Значит, ты обманул меня, заставив заплатить тебе за то, что ты сделал бы в любом случае!       И да, Тео вроде как сделал это, исключая ту часть, где всё это было идеей Лиама.       — Да, но ты обманул меня, заставив думать, что заплатишь мне за это, когда на самом деле только начал красть у меня Netflix и еду.       — Ну что ж, ты позволил мне это! — огрызается Лиам, секундой позже его глаза расширяются, будто он не ожидал, что его голос прозвучит так громко.       — Потому что ты милый и весёлый, и мне нравится, когда ты рядом, даже если я теперь боюсь, что жук может выползти из твоей одежды в любой момент! — голос Тео звучит так же громко, и он тоже не планировал этого.       — Тогда почему ты не поцеловал меня в ответ, — бормочет Лиам, вся злость исчезла из него, оставив смущение и печаль, и Тео чувствует укол вины. Это он, он заставил Лиама так выглядеть. Потакая ему, отказывая ему, и так по кругу.       — Потому что я не готов к отношениям, я же говорил тебе, — вздыхает Тео, и его голос похож на шёпот, потому что он больше не хочет слышать чепуху, которую несёт.       — Поцелуй — это не отношения, — бормочет Лиам, явно не понимая, что Тео захотел выйти за него замуж как только увидел его улыбку, а если бы они действительно поцеловались, Тео захотел бы ребёнка и к чёрту биологию.       — Мы уже видимся каждый день, и я готовлю тебе еду, и мы обнимаемся на диване во время просмотра Netflix, если мы добавим поцелуй к этому, то это отношения, — отвечает Тео, потому что это звучит намного более достойно, чем признание Лиаму, что у них будут дети, если они поцелуются.       Лиам широко раскрывает глаза:       — Правда?       Тео пожимает плечами.        — Вроде того.       — Я не знал, — честно бормочет Лиам.       — Нет?       — У меня никогда раньше не было настоящих отношений, — Лиам рассматривает свои ногти, краснея, и, господи, он действительно был послан самим дьяволом, чтобы искушать Тео. Как, чёрт возьми, у него никогда не было отношений, когда он выглядит так, за пределами понимания Тео. — Всего лишь попытка с девушкой, но очень короткая. Она увидела жуков и больше не перезванивала. — правильно, потому что она ненормальное человеческое существо, которое не знает, что нужно вызвать службу по борьбе с вредителями, когда вторгаются жуки, вот так.       — Ну, она была глупа, — сочувственно говорит Тео, полностью игнорируя как очень непослушная часть его мозга, которая, очевидно, не знает о плане, благодарит бога за глупость этой девушки. — Она могла просто купить тебе инсектициды.       — Ну, ты тоже глупый, — немедленно отвечает Лиам, и Тео даже не собирается отрицать это. — Ты мог бы просто поцеловать меня в ответ.       Похоже, пришло время для драматического отступления, и Тео молча наблюдает, как Лиам идёт к двери с высоко поднятым подбородком, обиженно выпячивая губу, но по какой-то причине он украдкой оглядывается, как только достигает двери, и в ту же секунду, когда Лиам встречает взгляд Тео, он панически взвизгивает и убегает, даже не потрудившись захлопнуть за собой дверь.       Тео сбит с толку, но в основном он просто глуп.       — Я занят, если ты не умираешь и тебе не нужно, чтобы я позвонил в скорую, то я не хочу это слышать. Собственно, если ты можешь позвонить мне, ты также можешь вызвать скорую, так что пока.       — Ты не занят, Айзек, ты в нижнем белье смотришь Netflix и ешь суши на диване как и каждый день в своей жизни.       — Да, именно так я и сказал: я занят.       — Я сказал Лиаму, что он мне нравится.       — Лиам, это который сумасшедший?       — Есть только один Лиам.       — О, господи, перестань быть банальным.       — Нет, буквально только один Лиам сущ…       — Просто внесу ясность: сумасшедший сосед бросил в тебя жука, а ты ответил ему признанием в любви, вот, что ты говоришь?       — Я сказал нравится, не люблю, боже. И он извинился за жука. То есть, торт извинился. Торт на самом деле не извинялся, ладно, но ему было грустно. Он сделал усилие. Он оставил мне целых два куска торта, и эти были не с надписью, которая обвиняет меня, он съел её, так что он буквально забрал свои слова назад.       — Я искренне хочу посплетничать, чтобы как следует посмеяться над тобой с Эллисон позже, но ты путаешь меня больше, чем эпизод Как избежать наказания за убийство, который я смотрю, так что я собираюсь бросить трубку.       — Я рассказал ему о Брэде и что я не хочу снова начинать отношения, вот, что случилось, — Тео объясняет с глубоким разочарованным вздохом, и на другом конце линии на целых две секунды воцаряется тишина.       — И что он сделал?       — Он сразу же вступил в соревнование с моим бывшим, пытаясь доказать мне, что он более преступный и опасный, чем Брэд, потому что он провёл всю ночь в тюрьме, и это было так мило, что я так хотел поцеловать его, я клянусь.       — Это ни капельки не мило, что он вообще сделал, раз его арестовали?       Он ударил тебя.       — Чувак, не знаю, он не сказал.       — Что ж, ты встречаешься с потенциальным убийцей, поздравляю.       — Это было на одну ночь, Айзек.       — Американская система правосудия полный отстой. Тот Лиам, который ударил меня в музее, помнишь? Он тоже получил только одну ночь в тюрьме за то, что сломал мне нос, ублюдок.       — Да, да, забудь ты уже о парне из музея, это было месяц назад, — Тео закатывает глаза. Если Айзек когда-либо узнает, ему придётся сменить работу. — Мне нужен твой совет.       — Переезжай, вот мой совет. А теперь, если ты позволишь, я вернусь к…       — Я серьёзно, что мне делать? Я всё ему объяснил, и он, кажется, понял, но он вдруг расстроился и сбежал.       — Он сбежал? Он что, собака?       — А теперь он наверху сидит и ненавидит меня. Что мне делать? Я не могу переехать!       — Просто встряхни немного еды, и он вернётся, как только услышит шум, легче лёгкого.       — Айзек.       — Ладно, принеси ему какой-нибудь еды, что угодно. Суть в том, что тебя не должно волновать, что он на тебя злится. Вообще-то, это хорошая новость, — Айзек врёт, потому что он отлично это делает. Как и тогда, когда он пролил молочный коктейль и свалил вину на новенькую сотрудницу — Тео потребовалось две недели и записи с камер наблюдения, чтобы выяснить это. А сейчас он просто знает, потому что то, что Лиам зол на него — не может быть хорошей новостью. Лиам, который злится на него, — отстойно.       — Нет, это не так. Я не хочу, чтобы он злился на меня или…       — Или перестал тебя любить?       — Да, — ему не следовало говорить это. — Нет, — к чёрту. — Да.       — Так, давай-ка проясним: ты не хочешь любить его, потому что ты не готов к новым отношениям, но также ты не хочешь, чтобы он перестал любить тебя.       Тео хмурится, потому что в основном да, но ему не нравится, как Айзек это сформулировал. Это заставляет его казаться неразумным, а Тео всегда был самым разумным человеком в комнате. Всегда.       — Я… В смысле, это сложно, это…       — Вау! И это я засранец? Эллисон, ты это слышала?       — Что ты имеешь в виду, когда Эллисон…       — Я позвонил ей, когда стало хоть чуть интересно. Она на второй линии.       — Какого чёрта, Айзек!       — Просто поднимись наверх и трахни своего сумасшедшего соседа, ты, запутавшаяся сучка! — Тео может слышать, как Айзек закатывает глаза, это жутко и неправильно, его только что назвал запутавшейся сучкой единственный друг в этом городе, но прежде, чем Тео смог ответить что-то разумное, звонок сбрасывается.       Чёрт.       Тео смотрит в потолок, и много нежелательных, навязчивых мыслей безостановочно крутятся в его голове. Айзек — не тот человек, к советам которого надо прислушиваться, если только ты не хочешь быть уволенным, отверженным собственной семьёй или быть грубым и злым, так что Тео был прав с самого начала: не целовать Лиама в ответ — верное решение. И то, что Айзек сказал ему сделать это — только подтверждает правильность этого решения.       В конечном итоге он хватает какую-то еду и идёт наверх, потому что независимо от того, насколько его мысли тревожны, даже Айзек может быть прав время от времени.       Лиам не закрыл дверь, когда убегал, но он захлопывает её, когда открывает, сердито глядя на Тео. И это довольно впечатляюще.       — Я принёс тебе поесть. — Тео поднимает перед собой коробку поп-тартс как щит, на его губах самая убедительная улыбка. — Можно мне войти?       — Естественно, — рычит Лиам, его глаза говорят, что Тео не может, на самом деле, войти; но поп-тартс ещё как может, он уже нашел свой дом в руках Лиама.       Тео откашливается, нерешительно стоя у двери.       — Я имею в виду, могу ли я войти, даже если не собираюсь тебя целовать?       — О, боже, да, не придавай этому большое значение, я не умоляю тебя о поцелуе или о чём-то еще, на самом деле, чтоб ты знал, я могу получить поцелуй от кого угодно, когда захочу, люди бросаются на меня, когда я иду в Синему.       Тео тихо хихикает, пока Лиам стремительно уходит на кухню, наконец остановившись, чтобы попытаться сжечь его заживо своими глазами. Он начинает открывать все буфеты, пока не останавливается и не кладёт печенье в закрытую коробку, и Тео хочет спросить его, от кого, чёрт возьми, он прячет поп-тартс, поскольку живёт один.       Но он задаёт совершенно другой вопрос:       — Тогда почему ты до сих пор один?       — Потому что я ненавижу людей, которые бросаются на других людей, чёрт возьми, что с ними не так, они не знают о личном пространстве. И вообще, я никогда не хожу в Синему, я всегда ввязываюсь в драки и меня выгоняют.       Тео прислоняется к столу, и он легко может представить себе раздражённое выражение лица Лиама, когда кучка парней пытается безуспешно флиртовать с ним. Тот факт, что он также естественно видит себя, стоящим рядом и смотрящим ещё более раздражённо на этих парней, которые так пристально смотрят на Лиама, — точная причина: то, что они встречаются только внутри этого здания — хорошо.       — Ты пойдёшь со мной в Синему? Если не дам людям бросаться на тебя?       Лиам застывает, явно озадаченный. Тео тоже должен быть таким, но печальная правда заключается в том, что он полностью привык к тому, что его рот — враг его мозга и его благополучия — просто выпаливает вещи, которых не должно было быть даже в мыслях.       — Пойду ли я? Тебе просто надо спросить и выяснить это, — ухмыляется Лиам, и его голова делает какое-то странное покачивание, будто его мозг бьёт себя, потому что Лиам тут же выпаливает. — Да, я бы пошёл с тобой в Синему, когда идём? Завтра?       Нет, мы не идём. Я не идиот! кричит Тео, но только внутри своей головы.       — Конечно, — вместо этого говорит он, потому что о да, он и правда идиот, но затем его мозг возвращает контроль надо ртом на секунду, и он добавляет, — но я имел в виду, как друзья.       Нет, не это! сердито кричит его рот, но беззвучно, потому что мозг всё ещё его контролирует. Но Лиам всё равно бы не услышал его, так как он занят… чем-то. Что это что-то, Тео не имеет ни малейшего понятия.       Он не совсем расстроен. Тео бы так не сказал, потому что Лиам технически улыбается. Это самая страшная улыбка, которую Тео когда-либо видел: дрожащие губы и истерические судороги, будто Лиам хочет кричать? Конечно, но всё же. Улыбка есть улыбка, и никто не улыбается, когда расстроен, так что Лиам в порядке, и Тео не о чем беспокоиться.       — Да, разумеется, как друзья. Никаких изменений. Холодильник и бывший. Мы уже говорили об этом. Друзья. — Обычно голос Лиама звучит не так, с другой стороны, именно так звучит высокий собачий свисток, и уши Тео, возможно, кровоточат, но на губах Лиама всё ещё есть что-то вроде улыбки, так что он не расстроен. — Так мы идем?       Тео тоже улыбается, просто чтобы ещё раз доказать, что они все улыбаются, и поэтому никто не может быть расстроен.       — Да, идём. Приходи ко мне завтра после обеда.       Лиам продолжает стоять с пугающей улыбкой — но всё же улыбкой, так что всё хорошо — даже когда Тео быстро отступает к выходу, и, возможно, Тео слышит приглушенный крик, как только дверь за ним закрывается, но это также может быть землетрясение; так что на самом деле, беспокоиться не о чем.       Он так рад, что Лиам больше не злится и не расстраивается. Всё хорошо, что хорошо кончается.       — Итак, у нас свидание в качестве друзей.       — Свидание в качестве друзей.       — Да.       — Это жестокое обращение с животными, Рейкен.       — Он не чёртова собака, прекрати это! И это не жестоко! Друзья всё время куда-то ходят, нет ничего странного в том, чтобы вместе сходить в Синему. Лиам знает, что мы пойдём как друзья. Я сказал ему, и он не расстроился, он улыбался, он в порядке. Я не жесток. Я буквально сказал ему, так что мы на одной волне. На дружеской волне. В любом случае люди кричат по разным причинам. Айзек, скажи, что я не жесток!       — Ты прекрасно можешь лгать себе и без моей помощи, увидимся завтра, лузер.       — Я не жесток! — кричит Тео в телефон, но Айзек уже положил трубку.       — Я не жесток, — повторяет он вслух, потому что это правда.       Стена не отвечает, но Тео чувствует, как её равнодушный взгляд смотрит на него в ответ, скептически поднимая брови, потому что стена его гостиной теперь осуждает его.       — Отвали, — бормочет он, почти бросая подушку в стену, и он рад сказать себе, что это потому, что он слишком умён, чтобы бороться со стеной, так что он, в конце концов, решает не делать этого; а не потому, что его зарплата не позволяет ему так плохо обращаться со своими дорогими шелковыми подушками.       С каждым разом ему становится всё лучше и лучше лгать самому себе.