***
— Хуа Цзюнь! Генерал, — объявили стражники о её приходе. — Войди, — услышала она строгий голос наставника. Откинув полог шатра, Мулан вошла внутрь и нерешительно застыла на пороге. За всё время пребывания в лагере она была здесь впервые. Запах благовоний и тёплый свет светильников в полумраке помещения действовали немного успокаивающе, сказать вернее — убаюкивающе. Тунг сидел за письменным столом, просматривая какое-то донесение, и делал пометки на листе рисовой бумаги. Изящная кисть смотрелась в его руке столь же уместно, равно как и меч, которым он владел в совершенстве. Отец говорил, что кунг-фу и каллиграфия — едины. И мастер в одном искусстве будет мастером и в другом. Тунг Юн был воистину лучшим наставником из всех, кого ей доводилось видеть. Мулан опустила взгляд на идеальные чёрточки иероглифов и восхитилась его работой. — Хуа Цзюнь, — оторвавшись от своего занятия и внимательно посмотрев на девушку, спокойно сказал мужчина. — Похоже, ты что-то скрываешь. Мулан почувствовала, что открывает рот, как выброшенная на сушу рыба. На что он намекает? Что он знает? Она замерла, не зная, как поступить. Мулан боялась, что в любую минуту в шатёр могут ворваться солдаты, чтобы выволочь её прочь с позором. — Командующий… — промолвила она, пытаясь подавить нарастающее волнение. Мулан боролась с желанием обратиться в бегство. — Я почувствовал это, в момент нашей встречи, но теперь я уверен. — Командующий Тунг продолжал: — Видишь ли, и у меня есть секрет... — Он посмотрел Мулан прямо в глаза. — Я знаю твоего отца. — Видя её удивление, наставник кивнул. — Мы с Хуа Чжоу сражались вместе. Он был бравым солдатом. На тебе, Хуа Цзюнь, я вижу тень его меча. Вероятно, тень эта тяжким бременем лежит на твоих плечах. Склонив голову, Мулан не смела встретить взгляд командующего. Она не хотела, чтобы он видел залившее её лицо чувство. Он и не догадывался, насколько верны его слова, хоть и иначе, чем ему думалось. Любовь отца, а не его тень, была её бременем. А также правда, которую она собиралась раскрыть своему генералу. Видя в её молчании согласие, генерал Тунг продолжал: — Ты не можешь позволить отцовскому наследию сдерживать тебя. Тебе нужно дать волю твоему дару. Дару? В растерянности Мулан позабыла свои горести и подняла голову. — Командующий? — переспросила она. — Твоя энергия ци, Хуа Цзюнь, — отвечал командующий Тунг. — Она сильна. Почему ты скрываешь её? Мулан промолчала, не найдя, что ответить. Ци. Жизненная сила, что течёт в каждом живущем. Она иногда слышала от отца, что в том и ином воине сила ци мощнее, чем в других. Ци позволяет этим воинам быть стремительнее и отважнее в бою, а ещё двигаться с такой плавностью и мощью, что временами кажется, будто они словно парят в воздухе. Отец говорил, что у неё есть подобная сила ци. Но всегда просил скрывать свой дар. — Я... я не знаю, — проговорила она. — Тогда ответь мне на другой вопрос, — Тунг медленно поднялся со своего места и, обогнув стол, приблизился к стоявшей напротив воительнице. — Что ты здесь делаешь, дочь Хуа Чжоу? «Ему всё известно!» — мысленно пронеслось в девичьей голове. Мулан оставалось только молиться, чтобы Тунг выслушал её и сменил гнев на милость. Её начала бить дрожь. Сейчас это было почти незаметно, но дрожь усиливалась. Он стоял так близко от неё, и его проницательный взгляд был прикован к ней, отчего девушка сильно смутилась, но быстро взяла себя в руки. «Священный феникс, хранитель предков, молю, защити меня и мою семью от позора». — Господин, пожалуйста, простите мне мой обман! — твёрдо выпалила она, со всей силы сжимая от напряжения дрожащие пальцы. — Я собиралась сказать вам правду… — Довольно, — прервал её Тунг. — Твоя ложь карается изгнанием и позором. Позором для тебя и твоего рода. Позором для деревни и всей страны! — Лучше казните меня, — Мулан опустилась на колени и с надеждой посмотрела на него снизу-вверх, — но сперва выслушайте. Тунг видел, как побелело её красивое и без того бледное личико с полураскрытыми нежными губами, как вздымалась от участившегося дыхания её небольшая девичья грудь, ощутил исходящий от неё тонкий женственный аромат, напоминающий свежесть весеннего ветра и сладость ранних садов, и поймал себя на мысли, что невольно любуется ею, а вместо справедливого наказания за её столь дерзкий и безрассудный поступок, он чувствует острую необходимость защитить и уберечь эту девочку от опасностей жестокого мира мужчин. Он прикрыл глаза и как наяву увидел обнажённую деву на лоне природы, купающуюся в реке, её прелестные маленькие груди, похожие на два спелых персика, которые она, по всей видимости, плотно бинтовала тканью и прятала под доспехом. Вспомнил все соблазнительные изгибы её молодого тела, столь тщательно скрываемые ею под мешковатой одеждой. В тот момент ему до смерти хотелось коснуться губами доверчиво оголённой шеи. Сжать в ладонях упругую грудь. Спуститься ниже, покрывая поцелуями атласный животик. Прижать к себе хрупкую фигурку и ласкать, ласкать, наслаждаясь её восторженными стонами. …войти в неё, взять, овладеть… Это желание было похоже на наваждение. Невыносимо сильное, почти непереносимое. Настолько сильное, что Тунг испугался. Он, боевой генерал из потомственной военной семьи, выросший в жёсткой дисциплине, совершенствующий тело и дух каждое мгновение на протяжении большей части своей жизни, испугался, что не справится с собой. Если бы не её разоблачение… Случайное разоблачение и её последующее признание стали якорем. Прогнали морок, помогли вернуться к реальности. И сейчас… её губы были так близко. Сладкие, манящие, словно созданные для поцелуев. И этот доверчивый и ожидающий взгляд снизу-вверх. Тунг ведь почти поддался заключённому в нём призыву. Хорошо, что после некоторой паузы девушка заговорила первой: — Мой отец болен. Он не пережил бы долгой дороги, не говоря уже о предстоящей войне. Генерал Тунг, прошу вас, позвольте мне остаться и принести честь своей семье, сражаясь вместе с вами за императора и страну. Воительница замолчала и потупила взор. — Твой обман — мой позор, — сурово молвил мужчина и несколько помедлив, вынес своё решение: — Однако, мне дорога жизнь моего друга и боюсь, он не переживёт постыдного поступка своей дочери, когда узнает о её изгнании. Поэтому я позволю тебе остаться на службе и загладить вину перед отцом, но при одном условии: о нашем разговоре никто не должен знать. Услыхав его слова, девушка подняла на него полный удивления и радости взгляд. — Спасибо, генерал! — она встала с колен и произнесла на одном дыхании: — Я обещаю, что не подведу вас. — А теперь я спрошу снова, как твоё имя, солдат? — Хуа Мулан, господин. — Что ж, я верю тебе, Хуа Мулан, — кивнул Тунг, и хмурое выражение его лица несколько смягчилось. — Ты можешь идти. Воительница улыбнулась ему и, отвесив почтительный поклон, поспешила вернуться к своим обязанностям, с лёгким сердцем отмечая про себя, что всё прошло даже лучше, чем она могла предположить.***
Когда Мулан покинула его шатёр, генерал позволил себе немного расслабиться. Вспоминая недавний разговор с подчинённой, Тунг пригубил зелёного чая и откинувшись на спинку кресла, принялся обдумывать услышанное. Причина, по которой девушка скрывала свою истинную природу оказалась проста: дочь, переодевшись в мужскую одежду, идёт на войну вместо больного отца. Но как бы благородны и честны ни были её намерения, женщинам не место на войне. Сражения и битвы — это удел мужчин. Женщина — воплощение любви и жизни, война — страдания и смерть. Два этих понятия не совместимы, но девочке пришлось стать солдатом. Внешне нежная и хрупкая, но смелая и сильная внутри, она была храбрее любого мужчины. Здравый смысл твердил ему, что, оставив девушку в лагере, он нарушает свои же правила, но внутренний голос настаивал на обратном, нужно дать шанс маленькой воительнице проявить себя, и возможно, в будущем, именно она принесёт стране долгожданную победу. Чем больше он размышлял, тем меньше сомневался в правильности своего решения. Конечно, он не станет понапрасну рисковать её жизнью и сделает всё возможное, чтобы она вернулась домой к отцу живой и невредимой. Но в эти трудные и неспокойные для империи времена даже женщины должны научиться защищать себя, если народ Поднебесной хочет мира и процветания для своих потомков. — Мулан… — мягко прошептал Тунг и ему показалось, что раньше он где-то слышал это имя. Имя и красота этой девушки были подобны цветку. А её лёгкий и свежий девичий аромат, одновременно бодрящий и сладкий, был воплощением юности и чистоты. Казалось, в помещении ещё стоял еле уловимый запах магнолии. Магнолия… Ею пахли волосы и кожа воительницы. Теперь понятно, почему она всё время вызывалась на ночное дежурство, когда остальные солдаты ходили купаться на реку. Не только девичья нагота могла стать причиной её разоблачения. Пыль и грязь заглушали естественный аромат её тела, пока она не омыла себя водой. Но как бы девушка не старалась скрыть от мужчин свою женственность, запах выдавал её с головой. Оставалось надеяться, что остальные будут не столь проницательны, как он. «Я ведь и сам не сразу признал в ней девицу, а лишь несколько был удивлён, что юноша выглядит столь миловидно», — подумал Тунг и усмехнулся собственным мыслям. Но её ци… Её ци он почувствовал в первый же миг, как увидел Мулан. Цветок, распустившийся в непогоду, редчайшая драгоценность... Такие девушки рождаются не каждое столетие! Мужчина вновь прикрыл веки и ощутил вдруг мощный прилив энергии, как никогда чувствуя себя живым, бодрым и отдохнувшим. Удивительно, но после той необычной прогулки, ему удалось даже немного поспать. Что ему снилось? Ведь снилось же точно что-то хорошее. В памяти мелькнула ночная река и прелестная обнажённая девушка в его объятиях, волна наслаждения, полный восторга и благодарности взгляд… Он задумался, пытаясь уловить ускользающие обрывки сна, но те истончались и растаяли, как тает кисея тумана под солнечными лучами.