Phoenix in a Dragon's Arms

Единственный преобразователь и алхимик, Который всё превращает в золото, — это любовь. Единственной магией против смерти, Старения, скучной жизни является любовь. (Чжан Жолань «Дао любви»)

      Они удобно расположились под деревом, росшим неподалёку от поляны. Тунг расстелил звериную шкуру, заранее приготовленную им для ночёвки, Мулан запалила масляной фонарь и с неописуемым облегчением скинула на траву обувь, наслаждаясь свободой.       — Медитация, — начал объяснять ей наставник, сложив руки в молитвенном жесте. — Это не только транс с закрытыми глазами при полном отключении от внешнего мира, но и состояние уравновешенного самоконтроля, когда созерцание и высокие переживания продлеваются в процессе повседневной деятельности.       Видя, что Мулан внимательно слушает каждое его слово, Тунг продолжил:       — Через медитацию ты научишься контролировать и использовать ци, которая преобразит твоё кунг-фу и даст тебе, как покажется, сверхъестественную силу и умение.       «Своей мудростью, спокойствием и терпением, Тунг так похож на отца», — подумала она.       Мысли Мулан вернулись в прошлое, к моменту, когда отец учил её молиться и складывать ладони таким же образом. Он говорил, что все хорошие дети должны всегда почитать своих предков. Иногда они вместе произносили молитву перед семейным алтарём и просили духов рода о защите и помощи. От мыслей об отце к горлу подкатил ком, но воительница не дала воли чувствам.       — Скажите, генерал, — тихо спросила девушка, когда Тунг закончил свою речь. — Вас дома кто-нибудь ждёт?       — Только дочь, — немного растерянно ответил мужчина, удивившись такой неожиданной смене разговора.       — А ваша жена… — робко сказала Мулан, поражаясь собственной смелости.       — Моя жена умерла от неизлечимой болезни прошлой зимой, — тяжело вздохнул он, выдержав паузу.       Мулан почувствовала облегчение и надежду при этом известии. И тут же устыдилась недостойного чувства.       — Простите, я не знала… — извинилась она.       — Ничего, — сказал наставник, странно смотря на неё. — Я давно ни с кем не говорил об этом.       Было что-то удивительное и гармоничное в том, чтобы вот так просто сидеть рядом с ним, говорить с ним, смотреть ему в глаза… Теперь, когда она видела его глаза так близко, то поняла, что они не совсем карие. Это был цвет тёмной, золотистой карамели. От его взгляда Мулан вновь ощутила, как разгорается пламя внизу живота, как между бёдер становится горячо и влажно, и едва не задохнулась от нахлынувшего желания. Зачем ей вообще знать о жене Тунга Юна? Понятно, что он взрослый, опытный мужчина и никогда не был обделён женским вниманием. Нет, она не станет больше спрашивать! Ей не нужно ответов…       — Вы любили её? — выдавила девушка дрожащим голосом, нарушив только что данное себе обещание.       — Это был брак по договорённости, — признался Тунг. — Увы, но люди не всегда женятся и выходят замуж по любви, Мулан.       Эта мысль заставила его задуматься. Ксуеман — его единственная законная жена, по которой он скорбит до сих пор, была холодна даже в юности. В попытке разбудить в ней чувственность, он готов был часами осыпать её тело изысканными ласками, чтобы добиться такой редкой и такой долгожданной разрядки. Однако обычно её такие игры утомляли. А после сорока, когда у них уже была взрослая дочь, жена просто сказала, что при всей её искренней привязанности больше не будет делить с ним ложе. Она уже тогда начала лечиться от болезни, которую так и не смогли победить лучшие врачеватели. «Просто возьми себе молодую наложницу для этого», — невозмутимо заявила она. Но Тунг не хотел повторять старых ошибок и жить с нелюбимой женщиной только из чувства долга. Ксу была его женой, другом, матерью его дочери, но не возлюбленной. За все годы совместной жизни, она так и не смогла родить ему сына.       Он уже третью весну жил почти как аскет, учитывая его огненный темперамент и неистраченную мужскую силу. А что делать? До случайных связей и куртизанок он не опустится, да и не нужны они ему. Жениться во второй раз, когда война на пороге? Нет. Для него смысл жизни состоит в служении своему императору и своей стране. К тому же постоянные военные походы и долгая разлука совсем не способствуют укреплению супружеских отношений. Наверное, это к лучшему, что он сейчас один.       «А как же Мулан? — спросил внутренний голос… — Она так молода, что годится мне в дочери… — Но ведь ты ещё далеко не стар! И по-прежнему полон неукротимой энергии и жизненной силы».       На ум невольно пришли постулаты древних китайских мудрецов — приверженцев Дао, которые считали такой союз благотворным для обоих партнёров. Несмотря на значительную разницу в возрасте, в характере у них было много общего. Внешне спокойные и сдержанные, но внутри с сердцами полными огня и яростной страсти, они оба были готовы сражаться насмерть за всё, что им дорого.       Однако есть границы, которые нельзя переступать. Генерал не может нарушать собственные приказы и завести роман с подчинённой. К тому же, наверняка у неё есть возлюбленный, такой же молодой и красивый как она сама. Неясное чувство сдавило его грудь, а рука сама собой потянулась к лежавшему рядом мечу.       «Ты уже их нарушил, когда оставил её подле себя, — издевательски заметил внутренний голос. — Так не пора ли тебе заявить свои права на неё? — Ведь у её ровесников нет и половины того, что есть у тебя».       И это была чистая правда. Он преступил закон в тот момент, когда посмел возжелать Мулан. Да, он хотел её, хотел так сильно, что тело его содрогалось. Он нуждался в ней, как умирающий от жажды человек нуждается в воде. Каждую частицу его тела пронизывало желание, но прежде всего ту его часть, которую невозможно было скрыть. Он жаждал её. За одну ночь любви, проведённую с юной воительницей, он был готов расстаться с жизнью. В его воображении отчётливо вставали чувственные картины: вот Мулан на нём, а вот он сверху, вот она широко разбросала ноги, чтобы принять его, когда он войдёт в неё, собирая с губ красавицы стоны удовольствия. Пот выступил у него на лбу от одной только мысли об этом. Кровь пульсировала в такт его жаждущей плоти. Если бы она чувствовала к нему, то же, что и он к ней… Он бы не смог удержаться и сделал Мулан своей женой! Научил бы её всему, что знал сам, даруя ей свою мудрость, жизненный опыт и глубокие знания. Если бы только…       Есть лишь один способ узнать:       — А что насчёт тебя, Хуа Мулан? — мягко спросил Тунг, привалившись спиной к дереву. — Ты помолвлена?       — Нет. То есть, да. Была. Почти, — немного сбивчиво ответила девушка, нервно теребя рукав своего халата. — Не сложилось, — вздохнув, добавила она.       — Ясно, — понимающе кивнул, мужчина.       — Но я не жалею, что всё так случилось! — поспешно сказала воительница.       — Почему? — он заинтересованно посмотрел на неё, и в тёмной глубине его глаз зажглась яркая, болезненная надежда.       — Потому что… — она запнулась, подбирая слова и превозмогая свою стыдливость. — Потому что я люблю вас, господин Тунг, — тихо призналась ему Мулан.       Такого ответа он точно не ожидал. Неужели это всё серьёзно? Оказывается, у его славной девы-воительницы есть к нему чувства. Тунг стиснул зубы, сдерживая обуявшую его радость. Мулан любит его! Он будет её первым и единственным мужчиной! И от всех этих мыслей становилось ещё сладостнее, и так хотелось попробовать… словно сорвать запретный плод!       «Нет, это безответственно и неразумно. — Ты должен контролировать свои мысли и эмоции, нельзя давать себе слабину! — вопил здравый смысл, но вопль звучал всё тише и тише».       Весенняя ночь, тёплая и чувственная, окутывала всё вокруг своим мягким покрывалом, волновала душу и будоражила кровь. Они сидели так близко, что их бёдра слегка соприкасались. Он мог слышать учащённое дыхание девушки, которая уже не смотрела на него прямо. Её аромат, сладкий и чистый, приятно щекотал его ноздри, и сердце разрывалось от жажды жить и любить!       Мулан… Его солнце, его весна, его сокровище.       Ещё два месяца назад он и представить не мог, что будет так плавиться от контакта с этой девушкой, что будет настолько возбуждён, что практически потеряет рассудок. Но чем дольше он находился рядом с Мулан, чем больше узнавал её, тем сильнее ему хотелось остаться с ней навсегда. Девушка странным образом сочетала в себе несочетаемые с точки зрения Тунга качества. Она была одновременно робкой и смелой, осторожной и решительной, агрессивной и доброй. Эти контрасты кружили голову похлеще молодого вина. Тунг восхищался её отвагой и стойкостью, тем, как она бесстрашно бросала вызов мужчинам. Словом, о такой удивительной девушке он даже не мечтал. Если только во сне. Вспомнив о снах, Тунг подумал, что всегда ждал Мулан, как будто знал её задолго до своего рождения. Рядом с ней его почти трясло от новых, ранее неведомых чувств. Тревога, нежность, желание заботиться, восхищение, страх потери, счастье…       К демонам самоконтроль!       Он повелительно коснулся её подбородка, заставляя поднять голову. И накрыл губами её губы…       Возбуждение, которое Тунг испытывал всё это время, вырвалось наружу. За пределами цветущей поляны остался весь мир — огромный и сложный. Остались обязанности, друзья, враги, планы…       Здесь, в ночной тишине, было место только для мужчины и женщины и таинства между ними.       — Моя! — шептал он, исступлённо целуя её и чувствуя, как она дрожит от желания, как отвечает ему взаимностью.       Ему хотелось растянуть каждое мгновение в вечность, насладиться им до опьянения, пресыщения. А нетерпение и голод требовали взять её сейчас — торопливо, грубо. Сбросить напряжение, войти в неё, толком не раздев.       Он обнял девушку за талию и усадил её верхом к себе на колени, почувствовал, как она трётся о него и выгибается под его ладонями, и ласково промурчал ей на ухо:       — Не торопись, девочка… У нас впереди целая ночь.       И столько внезапной нежности было в этом коротком «девочка», что Мулан растаяла и раскрылась.       — Любимый мой, единственный, мой генерал! — Наполненный страстью шёпот Мулан сводил его с ума! — Я никогда не испытывала таких чувств ни к кому, кроме вас.       Она положила руки ему на плечи. Почти так же, как было во сне. Приблизилась и нежно коснулась обветренных губ своими губами. Неуверенно, робко. Так же робко она скользнула язычком внутрь. Поцелуй-приветствие, поцелуй-знакомство. В нём была не столько страсть, сколько любопытство.       Мулан изучала этого диковинного хищного зверя — мужчину.       Он не двигался, уступив ей инициативу. Лишь когда Мулан подалась назад, чтобы прервать поцелуй, стиснул так, что стало почти больно, и поцеловал — с напором, страстью, воспламеняя и обжигая. Возбуждённая плоть толкнулась в её бёдра, где-то внизу живота сладко заныло.       — Мулан, моя маленькая отважная воительница! — глубоким бархатным шёпотом произнёс генерал, покрывая жаркими поцелуями оголённую девичью шею и чуть покусывая чувствительную кожу. Звук его голоса опутал её подобно шёлковым нитям, и у неё в животе пульсировало всё сильнее и слаще. — Ты даже не представляешь, как твои слова радуют меня.       Она чувствовала, как его сердце бьётся в быстром, сильном ритме. Ощущала волны тепла, исходящие от него. У неё даже защемило в груди — так сильно она его хотела. Она изнывала, стремясь как можно ближе быть к Тунгу, сгорая от стыда и нетерпения почувствовать его на себе и внутри, почувствовать, как первый раз любимый и единственный мужчина возьмёт её, как первый раз она узнает, что значит быть женщиной, его женщиной.       Мулан сильнее прильнула к нему, испытывая невероятное желание просто раствориться в нём. Отдать ему всю себя. Сейчас, без своих золочёных боевых доспехов, облачённый лишь в чёрный мастерский ханьфу, Тунг уже не казался ей таким суровым и неприступным, как раньше. Её губы коснулись его щеки, начали спускаться вниз. Острый язычок игриво прошёлся по кадыку, лизнул мочку уха. Она услышала, как он издал характерный гортанный звук, похожий на стон. Это вдохновило, Мулан потёрлась носом о его грудь, вдыхая мускусный запах — запах хищника. Едва ощутимо коснулась зубами шеи, цепляясь взглядом за жилку, которая пульсировала, подтверждая и без того очевидное напряжение. Провела по ней языком и, не удержавшись, втянула губами горячую, чуть солоноватую кожу, прикусывая и зализывая до алых отметин. Бёдра мужчины чуть дёрнулись вверх. Руки Тунга, бывшие только что нежными, стали жадными и властными, обнимая, гладя и лаская всю её, они путешествовали по её телу, с готовностью открывавшемуся навстречу ласке.       Мулан закрыла глаза и, откинув голову назад, прогнулась навстречу ему.       — Прошу вас, господин, прошу… — умоляюще прошептала она. — Сделайте меня своей этой ночью.       Как он мог отказать ей, когда она молила о том, чего сам он так отчаянно желал?       И Тунг позволил безумию поглотить его.       Он ловко подхватил её за ягодицы и рывком поднялся на ноги, увлекая Мулан за собой. Легко, словно она ничего не весила.       Широкий пояс «невинности» плотно обхватывал талию девушки, не пускал его руки к заветной цели. От настойчивых ласк завязки на поясе съехали на бок и Тунг чуть не выругался, когда узел под пальцами в ответ затянулся ещё туже.       Нет, так нельзя. Он слишком спешит. Мгновения наслаждения надлежит вкушать, а не заглатывать.       — Повернись, — приказал он.       Узел не спешил поддаваться. Тунг справился бы с ним быстрее, если б смог оторвать взгляд от тонкой девичьей шейки в вороте халата.       Как светится в лунном свете её бледная кожа! Она такая гладкая на ощупь, нежнее самого дорогого шёлка.       Он не выдержал, припал к ней сзади, лаская губами её затылок и шею. Мулан вздохнула — негромко, но этот вздох, глубокий и возбуждённый, какой-то очень женский, снова чуть не заставил его утратить контроль.       Пояс наконец уступил напору и скользнул вниз. Тунг просунул руку под красный ханьфу и скрипнул зубами от разочарования.       — Сколько на тебе одежды!       — Я сниму, — пробормотала девушка прерывающимся голосом, но Тунг отвёл её руки.       — Доверься мне, Мулан.       Он делал это медленно, лаская Мулан губами, руками и даже взглядом. Наконец полупрозрачная нижняя рубаха, нагрудная повязка и штаны полетели в сторону, и Мулан осталась полностью обнажённой.       Инстинктивно она попыталась прикрыться, но Тунг не дал. Перехватил её запястья одной ладонью и вздёрнул, заставляя поднять руки над головой.       Мулан стояла перед ним нагая и беззащитная. Тёплый свет фонаря гладил матовую кожу, подсвечивал соблазнительные изгибы тела, подчёркивал миниатюрность девушки, её неискушённость и слабость рядом с мужчиной.       У Тунга перехватило дыхание, такой прекрасной она показалась ему в эту минуту. Он не мог отвести взгляда от приоткрытых влажных губ, совершенных полушарий груди, плоского живота, округлых бёдер, тесно сдвинутых ног.       Ночь не смогла скрыть краски смущения на щеках, шее и даже груди девушки. Тунга неимоверно возбуждала её стыдливость. Целомудрие и чувственность — сочетание, от которого любой мужчина утратит разум.       Девочка-противоречие. Невозмутимая и дерзкая в бою, но покорная и пылкая в его объятиях.       Ему захотелось распустить её волосы, увидеть, как чёрные волны медленно скользят по плечам, оттеняя белизну кожи. Он выпустил её руки, но она осталась стоять, держа их сведёнными над головой в жесте открытости и подчинения. Только покраснела чуть сильнее.       Мулан казалось, его взгляд греет и плавит кожу. Было стыдно и безумно хорошо, хотелось, чтобы он всегда смотрел на неё так. Ощущать себя рядом с ним влюблённой, зависимой, но при этом сознавать свою особую власть над этим мужчиной.       Он потянулся, чтобы развязать ей пучок, и Мулан поймала его взгляд. Карие глаза казались почти чёрными из-за расширенных зрачков.       — Я вам нравлюсь? — Она знала, что нравится, но хотелось услышать это от него. Столько раз, сколько ему не надоест повторять.       — Очень.       Одно простое слово, но от того, как он произнёс это слово, внутри Мулан что-то сладко и тревожно сжалось.       Ей вдруг захотелось стать для него особенной. Пусть Тунг Юн — опытный мужчина, пусть он хорошо разбирается в женщинах, так что ни одной из них не удалось завладеть его сердцем, Мулан станет лучшей. Незабываемой, единственной.       Сейчас всё как будто подчёркивало их неравенство. Одетый взрослый мужчина — статный, мускулистый, властный. И обнажённая юная девушка — миниатюрная, тоненькая и гибкая, словно ивовая лоза.       Мулан захотелось как-то выправить баланс. Доставить ему наслаждение, заставить задыхаться от ласк и молить о продолжении. Не только отдаться полностью, но и почувствовать, что он всецело принадлежит ей.       — Можно я тоже вас раздену?       — Нужно.       Тунг ласково провёл пальцем по её нижней губе. Восхищение, светившееся в его глазах, заставило забыть о стыдливости и смущении.       Она не просто помогала избавиться от одежды, но ласкалась, гладила его тело ладонями, целовала и прикусывала кожу. Искала чувствительные точки, с восторгом ощущая, как он — такой непреклонный и опасный — вздрагивает и замирает под её ласками. Власть над этим гордым и сильным мужчиной пьянила, сводила с ума.       С жадным трепетом Мулан ловила смену ритма дыхания, подмечала, как чуть напрягаются мышцы в ответ на её прикосновения. Ей хотелось довести его до неистовства, подарить наслаждение, подобного которому он никогда не испытывал с женщиной.       Когда он остался полностью обнажённым, она встала на цыпочки, потянулась к шпильке в его волосах. Он улыбнулся — очень мягко — и спросил, почти касаясь губами её губ:       — Что ты хочешь сделать?       — Распустить.       Он позволил ей это сделать. Чёрные пряди упали на спину, разметались по плечам.       Генерал был гармонично сложён и красив, как только может быть красив здоровый и сильный мужчина. И он хотел её. Желание читалось в выражении лица, каждом движении и даже взгляде. Пряный, густой мускусный аромат его мужественного тела вызывал дрожь в коленях и заставлял её трепетать и таять в блаженстве. Великолепный аромат, настолько зовущий и притягательный, что Мулан с удовольствием расслабилась, прикрыла веки и вдохнула его запах ещё глубже. Волнующий и успокаивающий одновременно.       — Посмотри на меня. — Ласково скомандовал Тунг.       Девушка мигом подчинилась и замерла, заворожённая его взором. Во власти тёмного пламени карих глаз она вдруг почувствовала себя одновременно беспомощной, загнанной дичью и коварной охотницей.       Она положила руку на возбуждённый член и тут же испуганно отдёрнула. Ей показалось, что он куда больше тех, что были у парней в лагере. Природа слишком щедро одарила Тунга Юна.       — В первый момент будет немного больно.       Её охватил страх, но она кивнула в ответ, молча подтверждая своё понимание и принятие неизбежного.       — Не бойся. Я буду аккуратен, — успокоил он её, погладив по волосам. — Давай, дотронься до него.       Воительница снова кивнула в знак того, что полностью доверяет ему.       Не отрывая взгляда от его глаз, Мулан сжала пальцы, ощущая под ними рельефные вены, провела рукой вверх и вниз, вспоминая свои откровенные сны и те бесстыдные свитки.       Всё было так же. И всё было совсем по-другому, более острым, настоящим. Настоящим… и приятным.       Голодный огонёк в его глазах превратился в пламя. Он зарычал, сжал девушку в стальных объятиях, потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, и впился в губы долгим грубым поцелуем.       Она плавилась под его ладонями, горела в его огне и безропотно сносила все муки, которые он приносил ей, оттягивая момент их единения.       Скрытая сила, которую источал этот мужчина каждым своим движением и даже просто присутствием, заставляли её чувствовать себя слабой. Но эта сила показалась ей дразняще притягательной… и так приятно было ощущать свою слабость рядом с ним. Мулан обвила руками его шею, охотно отвечая на жадные поцелуи, и соблазнительно прижалась к его груди. У него зудели руки от желания исследовать каждый дюйм её прелестного тела. Он хотел почувствовать вкус её невинности, запах её нетронутой плоти, ласкать её языком до умопомрачения, слушая неудержимые стоны удовольствия.       Вместе с одеждой как будто рухнули преграды. На поляне уже не было генерала и воительницы, наставника и ученицы. Остались только мужчина и женщина — обнажённые, как в миг рождения, открытые друг другу полностью.       Тунг подхватил девушку на руки, прижимая к себе, как самую большую драгоценность в мире, и уложил на тигровую шкуру, осыпая поцелуями. Закинул её ногу себе на бедро, заставив низом живота ощутить его возбуждение. Мулан податливо выгнулась в его руках, отзываясь на малейшие сигналы, полностью покоряясь чужой воле и силе. Она запустила пальцы в его густые длинные волосы, притягивая его лицо к себе и со словами: «Как же я ждала», поцеловала. Нежно, как целуют возлюбленного.       Интуиция его не подвела. Их желание было взаимным, неподдельным, настойчивым. Её ци, смешиваясь с его ци, наполняла тела обоих теплом и благодатью. Мужчина чувствовал, как от девушки струятся потоки энергии инь, они пели в нём, как сердцебиение солнца, тысячи тонов, соединенных в одном звуке, когда он вливал в неё собственную энергию ян, укрепляя их связь.       — Теперь моя очередь, Мулан, — прошептал он ей на ухо, прихватывая мочку зубами.       Прерывистый вздох и подёрнутый поволокой взгляд были наградой.       Идеальная… она была идеальной. Словно созданной специально для него. Девушка-воин. Девушка-мечта. Он пытался и не мог насытиться ею. Вдыхал сладкий запах её кожи, целовал каждый длинный изящный пальчик и руки, поднимаясь от запястья к сгибу локтя. Это место оказалось особенно чувствительным, от каждого прикосновения губ Мулан чуть вздрагивала в его объятиях. Покрывал поцелуями плечи, трогательные впадинки ключиц, беззащитную, доверчиво подставленную шею…       Грудь — маленькая, упругая, с бледно-розовыми сосками. Он сжимал, прикусывал и терзал их пальцами и губами, слушая, как тихие стоны становятся всё громче. Мягкий животик, чуть выступающие косточки на бёдрах. Он заставил её согнуть ногу в колене, потом положил себе на плечо. Погладил под коленкой. Мулан дёрнулась и хихикнула:       — Щекотно!       — А так? — Тунг прижался губами к внутренней стороне бедра чуть выше колена. Девушка глубоко выдохнула:       — Так приятно…       Чем ниже он спускался с поцелуями, скользя щекой по шелковистой нежной коже, тем сбивчивей становилось её дыхание. Он раздвинул бледно-розовые лепестки и прошёлся языком, пробуя её вкус. Сладкая. Даже здесь сладкая. Девушка ахнула и дёрнула бёдрами, выпрашивая ещё ласки.       Тунг почувствовал терпкий запах её возбуждения, от которого мутилось в голове и хотелось взять её сейчас, немедленно, грубо и властно. Тяжело заныло в паху. Охватил губами скользкий бугорок и услышал в награду глубокий возбуждённый стон.       Он ласкал её губами и языком, чуть прикусывал трепещущую плоть, пьянея от её запаха, вкуса и прерывистых вскриков.       Мгновения сумасшедшего, ни с чем не сравнимого удовольствия. Она ловила ртом воздух, стонала его имя и извивалась под его искусными ласками, отвечая на каждое умелое прикосновение. С ней снова происходило это. Тот самый сладкий блаженный дурман, который Мулан ощутила во сне. Мысли путались, голос плоти и голос наслаждения звучал всё громче, подчиняя себе целиком, без остатка, и она вновь почувствовала, будто её охватило пламя. И это, бесспорно, было пламя — дикий одурманивающий взрыв взаимной страсти. Низ живота полыхал нестерпимым жаром, лоно сочилось влагой желания, а энергия ци била ключом, заставляя её буквально задыхаться от восторга, от восхищения, от того, что она нашла его… того единственного, которого так хотела последние месяцы. Его руки сжимали её ягодицы, язык слизывал любовный нектар, а губы высасывали соки из пульсирующего девичьего бутона. Её охватила дрожь, в то время как он упивался ею. А когда кончик его языка проник в жаркую тесноту её сокровенного входа, Мулан чуть не подскочила на месте. Ободрённый её непроизвольным откликом на его действия, Тунг усилил натиск, выжимая из девушки беспрерывные стоны.       Он держал её тело в эротическом плену, мучительно медленно терзая языком преддверие лона, и она неосознанно раздвинула бёдра ещё шире, изгибаясь от жажды всецело ему отдаться. Внутри ощущалось незнакомое и одновременно приятное напряжение, но удивительно схожее с тем, что она испытывала с Тунгом в своих самых бесстыдных снах. Её кровь кипела, пульс участился, она вся выгнулась, стараясь усилить давление волшебных губ желанного мужчины. Непрекращающиеся ласки не позволяли ей отдышаться, а голова Тунга между её широко разведённых ног возбуждала Мулан ещё больше. Смутно соображая, что делает, она обеими руками вцепилась ему в волосы, стараясь привлечь его к себе ещё ближе, лишь бы он не прекращал эту сладостную пытку. Каждое прикосновение жадного горячего языка вызывало в её теле волны мучительного вожделения. Ночной ветер обдувал пылающее от возбуждения и стыда лицо…       — Пожалуйста, не останавливайтесь, — жалобно простонала Мулан, когда Тунг оторвался от бёдер. — Пожалуйста!       — Нравится? — вкрадчиво спросил он, прижимаясь к девушке сзади и целуя её в полуоткрытые губы.       Она зажмурилась и прошептала: «Да!»       — Думаю, это тебе понравится ещё больше.       Его рука проникла меж призывно раздвинутых бёдер, и Мулан задвигалась в ответ, сама потираясь о подушечки его пальцев. Она была не просто влажная — мокрая. Второй рукой он стиснул грудь, пощипывая и сжимая сосок.       Стоны превратились в крики. Сводящий с ума сладкий запах, нежная кожа под пальцами, изящное девичье тело в его объятиях.       Тунг осторожно ввёл палец в её тесное девственное лоно, стараясь расширить и подготовить манящий проход к принятию себя внутрь. Небесные боги, пусть ему достанет терпения не растерзать её невинную, столь податливую плоть от избытка любви и нерастраченной страстной энергии.       Это было так восхитительно, что у неё не было сил терпеть дольше. Мулан таяла от его исступлённых ласк. Её разрывало от желания. В ней нарастало, словно лавина дикое чувство, требуя освобождения.       Пик наслаждения застиг её неожиданно, и спазмы, сотрясавшие её тело, были настолько сильными, что она не могла даже вздохнуть. Тунг переживал этот экстаз вместе с ней и разделял её восхитительные содрогания и наслаждался ими. Наконец наслаждение стало угасать, и Мулан медленно опустилась с небес на землю, хотя пока ещё продолжала дышать часто и неровно, вздрагивая всем телом.       Ему захотелось как-то пометить её, оставить знак, что она принадлежит ему, и только ему. Заявить свои права так, чтобы никто и никогда не смог их оспорить. Тунг прижался губами к шее, оставляя ещё один засос, ниже первого.       Не то! Следы сойдут, всё забудется. Он должен сделать её своей навсегда…       — Ты такая чувственная и невинная, — прошептал он. — Твоё тело создано для любви, Мулан. Признайся, что хочешь ощутить меня внутри… прямо сейчас.       — Я хочу вас! — всхлипнула Мулан. И ахнула, почувствовав силу его вторжения.       Он вошёл в неё сзади, медленно, но неумолимо, и застонал, ощутив, какая она узкая, горячая и влажная.       Затем последовал резкий рывок вперёд, и он оказался глубоко в ней; девственный барьер был преодолён. Мулан вскрикнула от боли, но он крепко сжал её в объятиях и стал целовать до тех пор, пока боль не утихла, уступив место ещё более страстному желанию.       Мулан чувствовала его внутреннюю борьбу, первобытную страсть и вынужденную сдержанность. Он был весь напряжён и сдерживался из последних сил. Ради неё. Чтобы ей было хорошо и не больно — он терпел. Это понимание пронзило Мулан в самое сердце.       Она прижалась к нему ещё крепче, стремясь вобрать его в себя как можно сильнее, тем самым давая понять, что хочет продолжения, жаждет его.       — Моё сокровище, — хрипло пробормотал Тунг, зарываясь в душистый ворох её волос. — Девочка моя великолепная!       Он начал двигаться ритмично, постепенно убыстряя темп. Мулан ощущала, как напряжённый стержень погружается в её лоно, скользит вглубь и обратно, растягивая нежные стенки, заполняя её целиком, подчиняя и даря наслаждение. Пальцы его играли с влажными складочками, нежно потирая источник её желания, ласково поглаживая в такт своим выпадам, и девушка застонала в голос. Она инстинктивно поймала ритм движений его бёдер и стала двигаться вместе с ним.       Каждый раз, когда он вонзался в неё до упора, она вскрикивала на выдохе — чуть хрипловато, беспомощно и безумно возбуждающе.       Мулан отдавалась без остатка, раскрывалась до конца, и Тунг потерял контроль. Всё на свете стало неважным, кроме женщины рядом — чувственной, покорной, жаждущей. Он повторял её имя и рычал ей на ухо «моя!», оставляя укусы и засосы на жемчужно-белой коже.       Несколько капель девственной крови стекли по внутренней стороне её бедра и алыми бусинками упали на меховое ложе. Но Мулан было всё равно. Потому что в этот момент даже лёгкая боль приносила удовольствие. Она то улетала куда-то ввысь, вместе с луной, то возвращалась, вместе с тем единственным мужчиной, который только мог быть в её судьбе и который сейчас вместе с ней взлетал на этих вечных качелях жизни. Он нашёл её губы и вновь поцеловал их с опустошающей опытностью. Их языки сплелись с той же гладкостью, что и его движения в ней, и её разум, не выдержав таких скачков, просто отключился. Остались только бешеные дикие толчки внутри и всё возрастающее наслаждение в теле. С каждым проникновением, мощным и быстрым, её лоно готово было разорваться от страсти. Казалось, пространство вокруг раскалилось до предела.       Очередной толчок обжёг её каскадом ощущений между ног, взрываясь искрами, готовыми разгореться в настоящий пожар за гранью её воображения.       — Боги, да-а-а!       Мулан протяжно закричала и забилась в упоительных судорогах, изгибаясь всем телом. Острый пик сладострастия настиг её с такой силой, что она потеряла связь с реальностью: всё, что она знала на данную минуту — это были Тунг и наслаждение, которое он ей доставил, выпустив наружу её внутреннее напряжение настолько возвышенным и прекрасным способом, что она утратила способность слышать и забыла, как дышать. Зрение затуманилось. А сердце готово было выскочить из груди.       Девушка дёрнулась последний раз и замерла в его руках, тяжело дыша. Тунг почувствовал, как она пульсирует и сжимается там, внутри, и не смог сдержаться. Стиснул пальцы на её бёдрах до синяков и прижал к себе так тесно, как только мог…       Круг энергии инь и ян замкнулся, соединяя мужчину и женщину в единое целое.       Мулан лежала в его объятиях совершенно без сил. После пережитого не хотелось говорить или двигаться. Она вся пропиталась его запахом, плечи горели от любовных укусов, тёплые жёсткие ладони обнимали её талию, а на бёдрах, похоже, утром будут синяки от пальцев. Словно Тунг пытался везде оставить свои метки.       И она всё ещё чувствовала его внутри.       Они молча смотрели на звёзды, наслаждаясь ночной тишиной и необыкновенной близостью друг друга. В траве, в кустах, на деревьях — повсюду стрекотали цикады, вознося свою брачную песнь к небесам, луна пробиралась сквозь лёгкие облака, близился рассвет.       Девушка попыталась пошевелиться, и он недовольно заворчал, прижимая её к себе крепче.       — Не уходи, — прошептал он ей на ухо. — Ты сладкая, Мулан. И пахнешь магнолией.       — Я пахну вами. И я не уйду.       — Это правильно, — В его рычащем голосе послышалось урчание сытого хищника. Он потёрся носом о её шею, прижался губами к коже под ухом. — Тебе было хорошо, Мулан?       Ей было хорошо. Просто невероятно хорошо и настолько приятно, что никакие слова не смогли бы передать истинные чувства свершившегося факта. Возможно потому, что она мечтала об этом с тех пор, как впервые встретила Тунга. Мулан сама пожелала этого мужчину.       — Очень, — тихо ответила девушка. — Только вот здесь…       Она наморщила носик и потёрла плечо, где саднил и ныл след от особенно глубокого укуса.       — Больно? — Тунг отодвинул её пальцы и поцеловал след. На мгновение опалило жаром, а потом боль прошла. — Прости. Я увлёкся. Буду осторожнее. Ты такая красивая, Мулан.       Ещё несколько несущих целебную силу поцелуев, лёгких, как прикосновение крыльев бабочки. И руки, ставшие вдруг такими удивительно нежными. Пальцы, ласкающие и поглаживающие Мулан так бережно и осторожно, словно она может рассыпаться от небрежного прикосновения.       — Внизу тоже немножко саднит… — прошептала она, улыбаясь.       Мужская ладонь опустилась на низ живота, направив поток энергии к сокровенному женскому естеству…       — Сейчас пройдёт.       Ей показалось, что с пальцев Тунга стекли тёплые капли золотисто-белого света. Медленно впитались в кожу, успокаивая, исцеляя…       — Лучше?       — Да, — сонно пролепетала его сладкая девочка, доверчиво прижимаясь к нему.       Тунг покровительственно погладил её по голове:       — Спи, моя Мулан.       Сейчас в ласках не было страсти, они убаюкивали, расслабляли. Мулан закрыла глаза. Всё путалось, тонуло в темноте и блаженном изнеможении. На границе сна и яви ей запомнился хриплый мужской голос, шепчущий невозможные, будоражащие кровь признания…       Но это, должно быть, уже было сном.