Мирскими методами никогда не измерить... всю глубину связи между нами. (Корэ Ямадзаки «Невеста чародея»)
Продолжать не было нужды. Кивнув, сержант развернулся и отдал солдатам приказ собраться на плацу. Несмотря на изнеможение, мужчины вскочили, выпрямились и со всех ног бросились выполнять распоряжение. Мулан пришла последней, так как ей пришлось спускаться от святилища. Когда все ополченцы были в сборе, командующий Тунг занял своё место перед ними. — Учения не закончены, — объявил он. — Но мы живём во время войны. И мы меняемся вслед за переменой ветров, — он сделал паузу, чтобы убедиться, что все внимают ему. Убедившись, что все слушают, он продолжил: — Мы отправляемся на защиту Горно-степного укреплённого городка. Реакция была мгновенной — удивление, страх и возбуждение охватили солдат. Перешёптывание волной прокатилось по рядам. Именно этого все они ждали… и страшились. Стоя позади, Мулан почувствовала, как кровь отлила от лица. Энергия и силы, которыми она только что была так полна, схлынули. Одно дело успешно выполнить упражнение. Быть готовым к настоящему сражению — совершенно иное. Командующий Тунг поднял руку. Мужчины снова затихли. — Теперь вы дадите клятву воина и поклянётесь быть верными трём столпам добродетели, — командующий обнажил меч. Мулан с восхищением вытаращила глаза: меч был как две капли воды похож на отцовский. Почуяв её взгляд, командующий Тунг взглянул на неё и едва приметно кивнул: — Без каждой из этих добродетелей, ваша ци иссохнет. Один за другим ученики воинов вынули из ножен свои мечи и воздели их вверх. Когда Мулан подняла свой меч, она увидела, как блеснула на солнце гравировка. Она прочла слова, что были у неё перед глазами, а Тунг произнёс их вслух: — Верность, — выкрикнул он. Солдаты и Мулан в их числе повторили слово. — Отвага! — И снова за возгласом командующего эхом прокатились крики солдат. Внутренности Мулан заледенели от ужаса, когда она увидела, какое слово будет выкрикнуто следующим. — Честность! — закончил командующий Тунг. Вокруг неё солдаты громко повторили слово, их голоса были исполнены чувства и гордости. Но Мулан молчала. Как могла она принести клятву во имя истины, когда её жизнь была ложью? Да, генерал знал её главную тайну и молчал из-за любви к ней, ради их с Мулан счастья. Но наполовину открытая правда принесла девушке лишь временное облегчение, но не полное умиротворение. Мулан снова охватило былое чувство вины, которое было, утихло некоторое время.***
На следующее утро по дороге к Горно-степному укреплённому городку мысли воительницы всё ещё кипели. Поступь только что присягнувших солдат звучала фоном к биению её сердца. Обман тяготил Мулан больше мешка за спиной. Она больше всего на свете хотела молчать, но чувствовала, что должна, признаться. Эти мужчины стали её друзьями. Командующий Тунг стал её учителем и возлюбленным. В обоих случаях она предаёт их доверие, а, чтобы полностью отдаться полю боя, ей нужно очистить разум и совесть. Однако, смолчав, она сохранит свой секрет и выполнит обещание данное Тунгу, а иначе навлечёт на себя наказание, которое хуже смерти, — позор. Она взглянула вперёд: там шли её товарищи с высоко поднятой головой и ясными глазами. «Как бы поступил каждый из них?» — спросила она себя. Но, даже задай она им этот вопрос, что они могли бы ей посоветовать? И тут в её мыслях соткалась Феникс-птица. Желают ли её предки, чтобы Мулан открыла всем, кто она? Или они хотят, чтобы она продолжила жить ложью? Когда подошло время стать лагерем, Мулан решила, что позже обязательно обсудит это с наставником, ведь сейчас он был занят куда более важными делами, чем её душевные метания. Как и в прошлый раз, она была уверена, что мудрый дракон выслушает её и даст верный совет. С их первого свидания прошло чуть больше недели, и Мулан знала, самое безопасное — представить, что этой умопомрачительной близости с ним вообще не существовало. Тем не менее это было невозможно. Стоило Тунгу очутиться рядом, как она чувствовала, что всё её тело начинает вибрировать от эмоций. Эмоции переполняли Мулан, и воительнице приходилось быть вдвойне осторожной, чтобы никто не мог заподозрить в ней женщину. Она не смела даже встречаться с генералом глазами на виду у других, боясь, что выражение лица может её выдать. Тунгу удавалось лучше, чем ей, сохранять внешнюю беспристрастность, и Мулан могла лишь завидовать его самообладанию, явно превышавшему её собственное. Она понимала, чего это стоило ему и как сильно он её желал. Ведь за всеми этими волнениями и усиленными тренировками, связанными с подготовкой к предстоящей битве, у них не было никакой возможности побыть вдвоём, наедине друг с другом. Девушка знала, что война между Китаем и Жужаньским каганатом когда-нибудь неизбежно разразится и её роман с генералом окажется под угрозой, равно как и их собственные жизни. Но она и подумать не могла, что это произойдёт так скоро и неожиданно.***
До рассвета было ещё далеко, а Мулан никак не могла уснуть. Сон не приходил. Скрутившись калачиком, она думала. О нём. О том, что если не увидится с Тунгом сегодня ночью, то просто умрёт от тоски. Ещё тогда на цветочной поляне, когда воительница подарила ему свою невинность, свою любовь и свою душу, она ощутила, что связь между ней и генералом только окрепла, потому что теперь её стремление к близости с любимым мужчиной стало ещё сильнее, чем прежде. Ах, как же она соскучилась по нему! Стоило ей только подумать о Тунге и тут же возникало приятное томление внизу, кровь начинала пульсировать, а нежная плоть снова становилась влажной и горячей. Мулан загоралась желанием чувствовать его, ощущать, любить. «Юн, мой любимый… Мой пламенный дракон… Как тяжело, когда тебя нет рядом, как мне не хватает твоего тепла и ласки!» — Мулан разочарованно положила подушку между ног и сильно сжала её. Воспоминания о жарких прикосновениях только распалили её любовь и то желание, что на протяжении недели нещадно терзало её. Тигрица взбунтовалась. Заметалась. Пожелала вырваться на свободу. И увидеть его дракона. Ощутить. Увлечь. Мулан затрясло. Заколотило. Волна дрожи прокатилась по телу. Произошёл взрыв ощущений, о существовании которых она даже не подозревала. Чем обусловлена столь бурная реакция — понятно. Разлука со своей парой была для неё невыносима, особенно сейчас, когда их связь стала очень крепкой. В голову начали приходить ну совершенно идиотские мысли, как, например, пробраться в шатёр к Тунгу и забраться к нему в постель. Конечно, это было бы уже верхом безрассудства, да и как-то неприлично, ведь генерал не звал Мулан к себе и мог счесть её навязчивой, но не может же она контролировать всю чушь, что лезет в голову. «Скромность — главное украшение хорошей жены» — любимая фраза деревенской свахи, которую она неустанно твердила Мулан в день нежеланной помолвки. В её понимании скромность — это быть тише воды, ниже травы, это отсутствие своего мнения. Но генералу нравилось, когда воительница вела себя свободно и раскованно наедине с ним и открыто демонстрировала свои эмоции и желания, говоря ему о своих чувствах. Мулан цвела от счастья рядом с Тунгом, чувствуя себя настоящей женщиной, а не красивой куклой, безмолвной собственностью мужчины. Он всегда доставлял ей удовольствие, целовал и ласкал, пока она не достигала полного наслаждения. И в тот день, когда они вместе плескались в реке, Тунг наконец позволил Мулан доставить и ему удовольствие. Не считая её первой восхитительной ночи с любимым драконом у Мулан не было более эротичного опыта в её жизни, чем те мгновения, когда наставник стонал, шепча её имя. Его плоть, твёрдая и шелковистая, скользила в её горячей ладони, а его сильное тело становилось совершенно беспомощным от её прикосновений. Мулан наслаждалась его завершением больше, чем своим собственным, гордясь тем, что смогла доставить ему удовольствие, равное тому, что дарил он. Тунг был прекрасным учителем, а Мулан талантливой ученицей. Она поняла, что ей нравится учиться и приобретать новый опыт, познавая язык любви. Ведь это совсем не то, что учиться наливать чай или упражняться с мечом. Гораздо важнее узнать желания другого человека, близкого тебе человека, понять, что ему нужно, как воздух, а без чего он может обойтись, к чему он стремится и чего предпочёл бы избежать. Мулан и не представляла себе, что так бывает. Что другой человек, истинная пара, будет чувствовать и угадывать, подхватывать песнь твоего тела и вести за собой. Разжигать огонь и подводить к черте, позволяя осознать, что ещё чуть-чуть и дальше звёзды. Приникая к нему, она ещё острее ощущала их взаимную связь, сходя с ума от удовольствия и блаженства открывалась ему навстречу, ловя губами его поцелуи, тянулась доверчиво, тонула пальцами в его волосах. Восхищалась его взглядом, наслаждалась его телом и видела в каждом его движении проявление любви… Ох, боги… Стоило вспомнить, как он целовал её, как касался, как нежно и одновременно неистово брал её, извивающуюся и стонущую от наслаждения, как сладко двигался в ней — и Мулан откинув подушку и одеяло невольно скользнула рукой между своих ног — лоно горело огнём. Изнывало от жажды по Тунгу… Пульсировало и истекало влагой… Ей нужно было срочно ощутить его в себе. Девушка тихо застонала и аккуратно погладила себя сквозь ткань штанов, будто оценивая ощущения. Они ей нравились, но не шли ни в какое сравнение с опытными ласками её мужчины. Мысли сразу же заволокло чувственным дурманом, а переполненное желанием и возбуждением тело отказывалось подчиняться велению разума. Больше томить себя Мулан не могла — у неё не было времени, ведь завтра их отряд снова двинется в путь. К тому же, сегодня у шатра командующего не дежурила охрана, потому что выставлять стражу на одну ночь Тунг не стал, не видя в этом смысла, и это её единственный шанс увидеться с возлюбленным. Мулан бесшумно поднялась на ноги, надела обувь и направилась к выходу из солдатского шатра, стараясь двигаться без единого шороха, чтобы не разбудить рядом спавших товарищей. В кои-то веки в казарме было тихо. Несмотря на все тяготы военного времени, парни спали как убитые, лишь храп Сверчка, мирно сопевшего на своей лежанке в углу, периодически нарушал тишину. Откинув полог, воительница вышла на свежий воздух, плотнее кутаясь в армейский халат. Ночь была ветреная, промозглая, и в воздухе пахло дождём. Чем дальше они уходили на север, тем погода становилась всё хуже и хуже. Холод — завоеватель не хуже кочевников. Как обычно бывает в годы смут и военных раздоров, здесь на северной границе Китая, природа лютовала так же свирепо и безжалостно, как лютовали пришельцы в чужих краях. Мулан поёжилась, зябко обхватила себя руками. Было совсем темно: ни звёзд, ни проблеска лунного света, видимо, небо заволокло тучами. Лагерь был погружён в темноту, лишь кое-где горели факелы, освещая пространство вокруг. Осторожно, дабы не попасться на глаза дозорным, девушка прокралась через лагерь к шатру командующего и остановилась перед входом. Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоить своё волнение. Кожаная ткань неприятно стянула грудь. Повязка. Сколько с ней было неудобства. Как же хотелось сорвать эту тряпку и выбросить прочь! В последнее время, Мулан не снимала её даже ночью, боясь случайно выдать себя во сне. Хорошо ещё, что у её армейского халата был достаточно высокий воротник, который полностью закрывал шею и скрывал любовные следы, оставленные драконом. Тёмно-лиловые, они выделялись на бледной коже, как клеймо. Ощутив знакомое сладкое покалывание на шее, воительница предвкушающе улыбнулась. Когда решение было принято, оставалось дело за малым — претворить его в жизнь. Совсем как тогда, около двух месяцев назад, когда она решила сдаться на милость Тунга, позволив богам решить её судьбу. Но с той важной разницей, что теперь ей не нужно было притворяться перед ним, лгать, прикидываться парнем. Она полностью ему доверяла, отдала всю себя и была счастлива находится под его покровительством и наставничеством, окружённая самой крепкой защитой женщины — любовью её мужчины. — Командующий Тунг, — произнесла она, чтобы обозначить своё присутствие. — Это Хуа Цзюнь. Воительница затаила дыхание. — Ты можешь зайти, Хуа Цзюнь. — Ответ Тунга прозвучал быстро и коротко. Войдя в шатёр, Мулан кивнула своему любимому генералу. Его внимание было отдано лежащему на коленях мечу. Он точил клинок ровными и вдумчивыми движениями. Ранг дозволял ему роскошь — личные покои, однако, как и в прошлый раз, обставил их командующий просто и скромно. Мулан с порога обратила внимание на скупое убранство и то, что на лежанке будто и не спали вовсе. Командующий Тунг был воином. Сон подождёт, пока не будет выиграно сражение. Энергия и ритм жизни командующего восхищали. Казалось, Тунг знал по именам и в лицо всех солдат своей армии и помнил, кому и когда отдал какое распоряжение, кто справился, а кто проявил себя не лучшим образом. Он вставал в пять утра, медитировал, затем шёл на строевую площадку и проводил двухчасовую тренировку по общей физической подготовке новобранцев к боевым действиям. Потом выливал на голову ведро ледяной воды, переодевался и до обеда успевал побеседовать со всеми подчинёнными офицерами, вникнуть в каждую проблему и решить её в своей обычной манере — быстро и жёстко. После обеда приходило время работы с бумагами. Тунг разбирал бесконечные военные отчёты, прошения, жалобы и предложения. Потом ещё одна тренировка, лёгкий ужин и несколько коротких часов перед сном, которые он мог посвятить себе. Сильная энергетика словно накладывала свой отпечаток на личность Тунга Юна. Мулан чувствовала благоговейное восхищение его врождённой силой — силой небесного солнечного света и яркого пламени огня. Трепет перед умением быть непреклонным, решать любые задачи, вдохновлять и вести людей за собой. Во рту у неё пересохло, едва Тунг поднял на неё свои глаза. Она не знала, как он отреагирует на этот внезапный ночной визит и неловко замялась, подбирая слова. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, заметив некоторую растерянность на её лице. — С тобой всё в порядке, Мулан? — Да, господин. Со мной, всё хорошо. Но… — Она набрала в грудь побольше воздуха и громко выдохнула: — Моя постель была такой пустой без вас… Его взгляд смягчился, после чего Тунг тепло улыбнулся. — Как и мои руки, — он убрал меч в ножны, положил его на подставку для оружия и жестом велел ей приблизиться. — Иди ко мне, моя тигрица. Эта улыбка и тёплый, ласкающий её взгляд, стали резким контрастом на его суровом лице, и всё стало неважным. Потому что под его взглядом Мулан ощутила себя самой прекрасной и желанной женщиной в мире. Воительница расслабилась и с облегчением поняла, что генерал не сердится на неё и все её опасения мигом рассеялись. Её тело жаждало прикосновений, раствориться в ласках желанного и близкого мужчины, отдаться ему, забыться. Она с нежностью посмотрела на любимого. Он наблюдал за ней своими красивыми карими глазами. Стенки её лона сжались, и Мулан потребовалась вся выдержка, чтобы не напрыгнуть на Тунга. Вместо этого ей вдруг захотелось немножко пошалить. Она соблазнительно улыбнулась ему и медленно провела руками по своей шее и груди, спускаясь ниже, огладила талию и бёдра, распустила узел на кушаке. Развязанный пояс скользнул вниз по алой ткани. Девушка грациозно повела плечами, скинула халат. Тишина в шатре омывала, как речные волны. Казалось, Мулан слышит, как стучит сердце дракона. Её собственное то колотилось с пугающей скоростью, то замирало. Тунг не отводил от девушки горящего взгляда. Он смотрел на Мулан с таким восторгом и такой страстью, что она задрожала. Отнюдь не от холода. Изящно наклонившись, она избавилась от сапожек и штанов, из-за чего подол её нижней рубахи приподнялся, открывая мужскому взору стройные девичьи ноги и шелковистые бёдра. Мулан поймала взгляд Тунга и утонула в его тёмных глазах. Тягучий и сладкий, как мёд диких пчёл, его огненный взор разжигал в ней потаённые бесстыдные желания, обещая чувственное наслаждение. Почему бы и нет? Оставшись в одной сорочке и стягивающей грудь повязке, девушка усмехнулась и выпрямилась, наполняя каждое движение томной грацией, то и дело поглядывая на дракона. Он тяжело дышал, но не двигался с места, пожирая воительницу глазами. Задыхаясь от счастья, Мулан шагнула навстречу своему генералу и господину. Ей захотелось, чтобы он потерял самообладание, забыл обо всём, кроме неё. Мягко ступая босыми ногами по земляному полу, устланному пушистыми звериными шкурами, плавно покачивая бёдрами, девушка остановилась напротив любимого и потянула за ленту в своих волосах, распустив пучок. Прядь за прядью — она разматывала их медленно, дразнясь в каждом движении. Пьяная от желания, движений, от мужского взгляда, который гладил её тело, от ожидания и возбуждения, она вершила ритуал соблазнения, была ведьмой, колдуньей, бесстыдной искусительницей. Для него. Освобождённые из плена волосы заскользили по плечам чёрной волной до самой талии. Тунг любит её волосы — перебирать, пропускать сквозь пальцы, наматывать на руку, — так отчего не подразнить его? Посмотрим, что кончится раньше — её игра в соблазнительницу или терпение наставника. Сладко… как же сладко видеть, как в его глазах разгорается хищное пламя. Как сладко сознавать себя желанной для него и ощущать своё ответное желание. От него горячо внизу живота, и хочется теснее свести колени. От него горит кожа и ноют соски… Осмелев окончательно, Мулан избавилась от нижней рубахи и остановилась напротив наставника обнажённая. Взглянула дерзко, словно бросала вызов — попробуй возьми, если сможешь. И взвизгнула от восторга и лёгкого испуга, когда он поднялся с табурета стремительным, почти незаметным глазу движением, подхватил её под бёдра, притиснул к себе и впился в губы грубым поцелуем, усаживая прямо на письменный стол. Острое, возбуждающее прикосновение пронзило её с ног до головы и обдало жаром, тело словно взорвалось от нахлынувшей реакции, а потом покорилось силе страсти. Она запустила пальцы в его распущенные волосы, нетерпеливо выгнулась ему навстречу, требовательно прижимая руками его голову к себе, а горячий язык Тунга всё терзал её рот, заставляя стонать. Боги, её мужчина так хорош на вкус — сладкий и будоражащий. Корица. Перец. Мятная свежесть — возможно, от зелёного чая. Тигрица внутри замурчала от удовольствия, отвечая на поцелуй. Их языки сплелись. Ей было нужно больше. Она хотела заполнить себя этой сладостью, открыть себя для всепоглощающего наслаждения. Его язык неистово делал то, к чему стремилась другая часть его тела. В воздухе повис рык — настоящий драконий рык, отозвавшийся спазмом в её лоне. Мулан отдалась этому желанию ласкать, наслаждаться вкусом. Но ей уже было мало. Она впилась в его рот, упиваясь его пряной сладостью. Его губы мяли и терзали её губы, его язык танцевал с её языком, а она всё пила его сладкий нектар и не могла напиться. — Согрейте меня, мой генерал, — искушающим голосом прошептала она, когда Тунг оторвался от её губ, глядя сверху вниз взглядом, полным страстного желания и взаимной любви. — Маленькая огненная девочка замёрзла? — пошутил он, целуя её в подрагивающую шею. — Я не маленькая, господин. И так истосковалась по вам! — Она вонзила ногти ему в спину, сжала своими бёдрами бока. — Для меня ты очень маленькая, — возразил Тунг, жадно вылизывая горячим языком белоснежный бархат её нежной кожи. — Я тоже скучал по тебе, красавица моя. Мулан млела от его слов, поцелуев и прикосновений и таяла в его заботливых, крепких и надёжных объятиях. От него так и веяло мужской энергией, несокрушимой силой, светом, теплом и уютом. Её охватили радость и ощущение покоя, полной защищённости. Рядом с ним она всегда была словно за каменной стеной и действительно чувствовала себя маленькой девочкой. Продрогшее от ночной прохлады тело сразу согрелось. Руки девушки ухватились за парчовый ворот его златотканого одеяния, разводя его полы в стороны и сбрасывая с плеч Тунга тяжёлый халат. Он почти сошёл с ума, когда тонкие пальчики жадно огладили его грудь и впились в плечи. Его ладони мягко скользнули по её обнажённым бёдрам, сдвинули вверх нагрудную повязку. Из-под кожаной ткани выскользнули груди, маленькие, чуть розовые, со светлыми сосками, и Тунг, склонившись, жадно обнял их ладонями, по очереди целуя и лаская языком до тех пор, пока чувствительные соски не стали жёсткими и остренькими. Мулан блаженно откинулась назад, подставляясь под его поцелуи и ласки, млея от наслаждения, от его страсти, от его горячности, которую он не скрывал, от его наслаждения её телом, от того, с каким удовольствием он ласкал горячим ртом её грудь, посасывая соски, щекоча их языком и поглаживая пальцами, то чуть нажимая, массируя, то чуть прикасаясь кончиками пальцев к чувствительным вершинкам, отчего удовольствие получалось тонким и острым. «Моя девочка, моя. Нежная моя, страстная моя. Как же ты стонешь, когда принадлежишь мне, как же ты беспомощна и слаба — как ласковая кошечка. Какая же ты жадная до ласк и нетерпеливая, как дикая тигрица, когда наслаждение близко… как одуряюще пахнешь, и какая нежная и красивая там, снизу… трогательно нежная». Одним взмахом, еле сдерживая свою страсть, он сорвал с неё повязку, закинул её куда-то в угол, полностью обнажив девушку. Впервые за долгую неделю разлуки, находясь сейчас вновь рядом с любимым, Мулан наконец смогла вдохнуть полной грудью и почувствовала себя легко и свободно. Да, только с Тунгом она познала настоящую свободу и благодаря ему стала собой. Ей показалось, что все нервные окончания оголились, таким острым и сладким было каждое прикосновение губ её мужчины. Она ощущала едва уловимый аромат сандала, исходящий от его волос, наслаждаясь этим запахом и возбуждаясь ещё сильнее. Тунг боролся с желанием зацеловать и обласкать Мулан с ног до головы и взять её быстро и жёстко прямо здесь, посреди людного лагеря, в своём шатре, обнажённую и возбуждённую, возлежащую на столе, но вынужден был делать над собой неимоверные усилия, чтобы сдерживаться, планируя растянуть совместное удовольствие от их любовной игры. Ему хотелось любить свою женщину до умопомрачения. Чтобы её запах и вкус навсегда оставались с ним. Видят боги, если бы Мулан сама не пришла к нему этой ночью, он бы не выдержал. Сорвался. И сам бы вызвал её к себе. Находиться вдали от своей наречённой было неимоверно трудно. И всё раздражало. Необузданная ревность терзала его изнутри и перекрывала доводы разума, всякий раз, когда генерал думал о том, как Мулан приходиться ночевать в одной казарме с солдатами. Его маленькая воительница довольно умело маскировалась под юношу и наравне с мужчинами, преодолевала все трудности военной службы, делая всё, что требовалось для победы над врагом. Но Тунг знал, что под слоем мешковатой одежды скрывается настоящее сокровище. Его пара. Он наблюдал за её тренировками, любовался её изысканной красотой, кошачьей грацией, изящными движениями её гибкого тела, мягкой улыбкой, адресованной ему одному, ею самой, и это только сильнее его заводило. Смотреть на неё, не имея возможности прикоснуться, — худшее из наказаний, ощущать её близость и не сметь прижать к груди, сжать в объятиях — невыносимо жестокая пытка. Хотелось рвануть и забрать её. Желание обладать ею днём и ночью, росло с каждой минутой, равно как и их сакральная связь. Генералу дико, до зубного скрежета, хотелось заниматься с ней любовью. Бесконечно долго, чтобы думать ни о чём не могла. И сейчас — самое подходящее для этого время. Его губы вновь поднялись к её губам, горячим и нетерпеливым, вовлекая любимую в головокружительный поцелуй. Девушка дышала прерывисто и страстно желала его. Он прикусил её нижнюю губу, а затем облизал от уголка к уголку рта. Мулан задохнулась. Тунг прижал её бедра к своим, заставляя ощутить свою твёрдую мужскую плоть. — Смотри, что ты делаешь со мной, сладенькая. Ты очень дерзкая. Особенно учитывая, что пришла сюда посреди ночи с намерением соблазнить своего наставника, — выдыхал он между поцелуями. Пришла. Потому что Мулан всегда поступала так, как считала правильным и нужным, по воле сердца. И сейчас её сердце вновь радостно билось в унисон с сердцем любимого. Тунг отвёл губы. Моргнул. Ресницы взлетали вверх и вниз. Его глаза пылали, когда он гладил её по щеке кончиками пальцев. — С тобой я нарушаю все свои правила. Мулан захихикала. Она обвила руками его шею, затем лизнула и прикусила мочку уха. — Правила на то и существуют, чтобы их нарушать. Тунг рассмеялся. Ах, как она любила слышать его смех. Мужественные нотки отдались дрожью в её позвоночнике. — Ты прекрасная, непокорная, маленькая, нежная мятежница, — прошептал он ей на ухо. — Моя пара. — А вы мой! — страстно прошептала она, зачарованно вглядываясь в его лицо. — Вы ведь мой, не так ли? — Её щёки опалил жар. Счастливая улыбка на его лице. Утвердительный кивок. — Да, — его взгляд сосредоточился на ней. — Я твой. Связь работает в обоих направлениях, — Тунг выпрямился. Провёл рукой по её телу: до бедра, по бедру, проследил изгиб талии, затем медленно поднялся к груди. Распростёр на ней руку и сжал. Большим пальцем, подразнивая, скользнул по затвердевшему соску. — Мы принадлежим друг другу целиком и полностью. С этими словами он снова припал к её губам, жадно лаская их и покусывая. Мулан протяжно застонала и крепче прижалась к нему. Ощущения прекрасные, но рубаха стала преградой. Ей же хотелось почувствовать тепло его обнажённого тела. — Я пришла сюда с намерением сделать вам приятно, господин, — выдохнула она ему в губы и невинно ухмыльнулась, потираясь своим ноющим от желания бугорком о его восставшую плоть. Дыхание мужчины прервалось, а мышцы напряглись. Он снова улыбнулся, жадно впитывая в себя её близость. — Юн, не господин. Сейчас я не генерал, а просто мужчина, который хочет сполна насладиться своей возлюбленной и подарить ей блаженство разделённого чувства, — его низкий приятный голос окутывал девушку, очаровывал. Мужской запах кружил голову. Насыщенный, мускусный. Умопомрачительный аромат возбуждения и предвкушения. — Ни к чему соблюдать субординацию, когда мы наедине, — добавил он, чувствуя, как горит его тело под её восхищённым взглядом. — Хорошо, — согласилась Мулан, утопая в его глазах, растворяясь в запахе своего мужчины, желая, чтобы этот момент длился и длился, и одновременно желая большего, ещё большего, чем он давал ей сейчас. — Скажи мне то, что я хочу услышать… Назови меня по имени… — его рука опустилась ей на губы, нежно проводя кончиками пальцев по нижней губе, словно он физически хотел сорвать с них своё имя. Её рот чуть приоткрылся от чувственного томления. Она мягко обхватила его пальцы губами, забирая их в себя и посасывая, игриво проводя по ним языком. Это было невероятно соблазнительно и одурманило Тунга. Его возбуждение достигло такой остроты, что Мулан, почувствовала это, снова изогнувшись, дразняще потёрлась об него, вырывая из его груди приглушённый стон. Она стремилась слиться с ним, стать с ним единым целым, ощущая мощь его мужского желания. Она дрожала от нетерпения. Тунг смотрел на неё, его ноздри трепетали, глаза темнели с каждой секундой, он тоже чувствовал её всю и знал, что с ней творится. Его скулы залило румянцем, губы покраснели, став ещё более эротичными. Глаза горели от вожделения. — Мне нравится, как ты произносишь моё имя в порыве страсти, когда просишь меня продолжать, — ласково откликнулся он, быстро отнимая руку от её рта и осыпая её тело поцелуями. Ей и самой безумно нравилось это. В такие моменты воительница даже и не замечала, как переходила с ним на «ты». Мулан вдыхала его горячее дыхание, заполняя им себя. Он весь был — огонь и жар. Тянулась навстречу Ему, изгибаясь всем телом, подставляя грудь, плечи, пылающее лицо обжигающе-приятным прикосновениям. Она так истосковалась по Его ласкам, по нежным и сильным мужским объятиям, так измучилась в долгой разлуке, так изголодалась, что теряла голову. Хотелось окунуться в омут страсти, погрузиться с головой, забыв обо всём на свете, сгореть в этом огне. Он, самый лучший, единственный в мире мужчина, снова был с нею, как когда-то, целую жизнь — века и времена! — назад. И вот Он снова здесь, с нею — и снова, как когда-то, готов отдать всего себя, до капли, ради её счастья. Она видела Его глаза, Его губы, Его горячее тело. Чувствовала жаркие прикосновения, его первобытную мужскую энергию — чистый концентрированный ян, его тепло, его громыхающее сердцебиение, его вожделение, сочившееся из всех пор тела. Её сердце колотилось под стать его. И её лоно болело и изнывало от желания, ожидая, когда его наполнят. В этот момент она хотела Тунга больше, чем всё остальное в этом мире, больше, чем дышать. Если она не получит его, то умрёт. Её тело било, будто в лихорадке. Он распалил её до глубины души. Туманные мысли заполнили голову. Разум покинул её, инстинкт спаривания взял верх. Всё, о чем она могла думать, — это как слиться с Тунгом в любовном экстазе. Каждая клеточка её существа кричала его имя. Соски вызывающе торчали, когда он с ними закончил. Промежность ныла и сочилась влагой от предвкушения и страсти, вызванной близостью любимого дракона. Мулан ахнула. Просто не смогла сдержаться. Его язык коснулся маленькой отметины на шее, его рот накрыл её, нежно посасывая — и внутри неё всё сжалось. Её лоно потекло ещё сильнее, запульсировало — и девушка оказалась почти на грани экстаза, когда его зубы царапнули кожу там, где была метка. Она сжала пальцы на его предплечьях, когда Тунг позволил своим рукам скользнуть по груди, удерживая её, пока язык терзает плоть. Пока он мучает её. — Пожалуйста, — произнесла она одними губами, знала, что он не услышит, но не могла найти в себе сил закричать, когда удовольствие волной прошлось по телу от точки, которую он ласкал своим ртом, до твёрдых набухших сосков и ниже — к её мокрому лону. Она почти взорвалась. Он оторвался от её шеи, но Мулан не стало легче. Она готова была умолять его овладеть ею прямо сейчас. Ох, как же горячо! Задыхаясь от страсти, Мулан стала неистово извиваться и тереться лоном о его напряжённый ствол. Жаркая волна её сладкого аромата коснулась ноздрей дракона, пробуждая звериный голод. Мулан захлёстывало желание, об этом кричало всё её тело. Тунг шумно вдохнул, наполняя лёгкие божественным запахом женской плоти. Его ноздри раздувались, улавливая аромат её возбуждения. — Подожди… — хрипло прошептал он, пытаясь снять рубаху через голову. Её глаза расширились. Предвкушение, смешанное с возбуждением, с новой силой зажгло огнём соски, потаённый бугорок, лоно. Мулан вся горела от желания. — Нет, — простонала девушка, выгибая спину. — Довольно ждать. Вцепившись в ворот его рубахи, она разорвала белый хлопок, прижала ладони к тяжело вздымавшейся груди и приникла губами к его пылающей коже. — Я изголодалась по тебе, — решительно произнесла она. — Я хочу тебя. Затем она выкрикнула его имя, всего лишь его имя, и он почувствовал, что в любую секунду потеряет последние капли самообладания. Зубы сдавили ключицу, и у Тунга вырвался глухой стон. Боги, Мулан его убьёт. Её жалящие поцелуи распаляли его, сводили с ума. Его тело переполняло желание, подпитываемое возбуждением, которое поднималось в воительнице. Он чувствовал её жар, её сильную и в то же время нежную женскую энергию, и Тунгу потребовалась вся его воля, чтобы сдержаться. В паху болело так, словно там была открытая рана, член пульсировал и ныл в плену одежды. Кровь стремительно неслась по жилам, возбуждение рвалось наружу, требовало выхода. — Моя любимая девочка, — горячо прошептал Тунг, просунул руки под её ягодицы, приподнял и плотно прижал к себе. Его жаркие губы снова обрушились на её уста, язык глубоко вошёл в неё, касаясь внутренней стороны её щеки, скользя по её языку, обещая безудержное слияние. Он издал глубокий горловой звук, и поцелуй стал ещё жарче. Тигрица содрогнулась от восторга. Слова «возлюбленная» и «любимая» словно заставили Мулан перешагнуть некий рубеж, после которого её страстное мурчание превратилось в сладостный рык. Она перестала контролировать себя. Его мускулистая грудь скользила по её нежной груди, его член прижимался к её сверхчувствительному бугорку и влажному лону, покрытому тёмными волосками, его ладони с силой сжимали и мяли её попку. Её возбуждение достигло убийственной точки. Она прильнула к его шее, страстно кусая и всасывая кожу, язычком «залечивая» и сразу же целуя, сладко, чувственно, словно стараясь вобрать его в себя. Наклонилась, пройдясь губами по левой стороне его груди, припечатывая, влажно мазнув рядом с его сердцем, чувствуя барабанящий отклик, бьющий прямиком по её нервам. Каждый стук — оглушающее отражение её сердцебиения. Обняла его руками, пытаясь притянуть к себе, ещё ближе, жадно стерев любое, даже минимальное расстояние между ними. — Мулан, — мучительно выдохнул он в ответ на её действия, еле сдерживаясь, — без предварительной подготовки, тебе будет больно… — Мне больнее сейчас, без тебя… В этот раз тигрица хотела грубости. Она так желала своего дракона, что едва не ревела от объявшего её возбуждения. Пусть кусает до крови, сжимает в объятиях до костного хруста, оставляя синяки и засосы на нежной коже. Возьмёт сразу, без долгой прелюдии, без ласк. Пусть врывается в горячее тело всю ночь и снова оросит её лоно своим живительным семенем, наполняя до самых краёв, — проснувшийся голод был силён, а тигрица жадна и неутомима. Их соитие обещало быть жёстким, диким и бурным. Именно таким, как она мечтала. Мулан подняла к нему лицо, вглядываясь в глаза, и её сердце предвкушающе ёкнуло в груди. Словно ночное бархатное небо, открытое, тёмное, великолепное, с ярко горящими звёздами неистового желания, подобного тому, которое испытывала она сама, его взгляд манил её своим блеском. — Юн… Она чуть вытянулась, привстала, пытаясь достать до его сомкнутых губ, целуя его в подбородок, лаская губами, прошлась по чётко очерченным скулам, заразительно влажно, высунув кончик языка, подстёгивая к действию и получая в награду томный, хриплый стон и его рот, ищущий её губы. Зарываясь пальцами в его густую гриву, провела рукой по всей голове, поглаживая, наслаждаясь тем, как кончики пальцев покалывает от жёсткости, током вожделения раздражая все и без того возбуждённые окончания. Ей нужны его губы! Жаркие, безумные, ненасытные, до крайности бесстыдные… Впилась сама, в нетерпении раскрывая его рот своим языком, желая почувствовать его, погладить, возбудить… Целуя его на грани безумия, с влажным жаром и дикой страстью… и любовью, которая переполняла её сердце. Вырывая томный мужской стон и уступая его натиску, сдавая позиции инициативы, капитулируя, но не поддаваясь, покусывая его губы в ответ с не меньшей пылкостью, втягивая полную нижнюю, посасывая, проводя по ней языком, зализывая эмоциональный укус. Она горела! Сгорала снова, дотла, только теперь в разожжённом ею пожаре вожделения. Мулан прижалась к Тунгу крепче, нащупывая завязки его штанов. Он молча следил за ней расширенными зрачками и часто дышал, пока она избавляла его от остатков одежды. Мулан этим упивалась. Его сильное мускулистое тело и гладкая загорелая кожа, кое-где покрытая рубцами от полученных боевых ран, что, впрочем, нисколько его не портило. Шрамы, как известно, украшают мужчину. И выпуклость между бёдер. Когда он быстрым движением скинул с себя штаны вместе с обувью, ей пришлось прикусить губу, чтобы не пустить слюни. Его член. Такой твёрдый и истомившийся, обещающий сладострастное удовольствие. От взгляда на него кружилась голова. Тунг сжал её подбородок и захватил губы. Он целовал её, как помешанный, пока челюсти не заныли. Ласкал её рот, впадая в эмоциональный экстаз, потому что Мулан с такой же страстью терзала его губы и втягивала в рот его язык, заставляя его едва ли не стонать от удовольствия и сладкой боли. Чувствуя, как наставник прикасается к ней, между ног, слегка проходясь подушечками пальцев по скользким, припухшим от возбуждения складочкам, она с шумом втянула воздух, борясь с желанием, чтобы он продолжал свою сладостную пытку и невыносимым жжением разбуженного томления. Мулан резко вскрикнула, будучи не в силах подавить звук. Она широко развела колени, призывно качнула бёдрами, сгорая от нетерпения почувствовать любимого мужчину внутри себя, и в следующую секунду все свитки, лежавшие на столе, полетели на пол. Тунг был рад обнаружить её мокрой. Очень мокрой… Его пальцы скользили легко, бесстыдно ныряя чуть глубже, чем в прошлый раз, задевая, раздразнивая, обещая… Её тело было готово принять его в себя. Но Тунг полагал, что для соития ещё рановато. — Маленькая моя, — возбуждённо прошептал он в её приоткрытый от желания рот, проскальзывая внутрь своим языком, заигрывая, настаивая… — Ты понимаешь, что творит со мной аромат твоего сладкого лона? Его слова дёрнули Мулан вверх, на самую вершину горы возбуждения, подведя к самому краю пропасти… снова… Но, в этот раз, она была там не одна. С ним. Всматриваясь в его глаза, она чётко видела его вместе с собой, там, на пике раздразнившего их удовольствия. — Он вызывает у меня голод, Мулан. Голод, зовущий взять тебя, слушать твои крики подо мной, пока я вхожу в тебя, настолько глубоко, насколько это возможно. — Возьми меня, Юн. Возьми свою воительницу, — изнемогая, простонала она ему в губы, поглаживаясь о его пальцы, умело-играющие на ней, плотью, заводя его, подводя, как и себя, к самому пепелищу… Потираясь о неё вставшим членом, он, смачивая, увлажняя распухшую головку, придвинул девушку ближе, на самый край стола, прижимая попку, по-хозяйски стискивая её, сжимая, до тех пор, пока не нырнул в неё чуть-чуть, слегка раздвигая, попадая внутрь, но не продвигаясь дальше… Волна облегчения и острого возбуждения прошила тело насквозь, от волос на затылке до кончиков пальцев на ногах! Тигрица утробно заурчала, чувствуя, как скользко он протискивается дальше, раздвигая нежные стеночки, растягивая, заставляя её стонать от желанного вторжения. Глубоко. Сильно. До предела соскальзывая до самого дна, упираясь, распирая, замирая… Она всхлипнула ему в губы от возбуждения и лёгкой боли — слишком быстро всё случилось, он ещё никогда не брал её сразу. — Сделай, как ты любишь, — постанывая промурчала она, вместе с первым, осторожным толчком. — Не щади меня! Ей просто необходимо было поддразнить его. Это был единственный способ заставить наставника потерять контроль над собой. Как тогда на берегу реки, когда он бесцеремонно овладел ею сзади, давая волю своему внутреннему дракону. Хоть и заставлять его делать это, когда он так старался сохранять самообладание, было не совсем правильно. Но то, как Тунг прикасался к ней — властно и собственнически, — сводило её с ума. И она не хотела, чтобы он сдерживался. — Я не смогу остановиться, если разойдусь. Но девушка мотнула головой, не желая соглашаться с разумными доводами, за волосы привлекая его голову к себе, ещё ближе, впиваясь в основание шеи судорожно сжатыми пальцами. И да, вот так, всё красиво! Вокруг них, за пределами шатра идёт дождь, сплошной стеной продолжая огораживать двух влюблённых от суровых реалий военной жизни, а тут, между ними пожар страсти, сжигающий до костей, до пепла, беспощадно превращающий в труху их сомнения. — Разойдись, — говоря это, она с жадностью сжала его член. Его глаза ярко вспыхнули, и она вся затрепетала от сладостного предвкушения, встречаясь с его голодным, диким взглядом зверя. Дракона. Он резко вышел, и снова вошёл. Глубоко. Жёстко. Раздирая. Высекая искры из её глаз… Не щадя, так как она просила и так, как желал он сам. Грубо. До влажных шлепков, сводящих с ума своей откровенной эротичностью, изводящей непристойностью, резко, нещадно набирая темп, жёстко, вбиваясь в неё, на всю длину, свирепо растягивая. — Сама, — толчок. — Просила, — толчок. — Сама… Мула-а-н! Прости! А Мулан прощает, разрешая беспощадно врезаться в неё, принимает, стеночками внутри, ощущая всю мощь его каменного члена. Хочет! Страстно желает всевозрастающего наслаждения на грани с болью, которая пульсирует в ней ярким желанием, разбуженная возбуждением от реакции на неё её мужчины. — Мой! — вырвалось из уст воительницы, откровенно выдавая силу бушующих внутри неё эмоций. Она ещё крепче прижалась к нему, вгрызаясь зубами в шею, впиваясь ногтями в спину, так же как он безжалостно врывался в её лоно, разрывая, нещадно беря… — Твой… Отвечая ей, на выдохе меняя наклон своего проникновения, дракон опрокинул девушку на спину, с наслаждением раздвигая её ноги всё шире. Руки упирались под её колени. К демонам стыд! Самой нежной кожей Мулан чувствовала собственную горячую влагу и холодный воздух. Чувствовала, как Тунг почти выходил из неё, чтобы тут же ворваться назад. Поза повиновения и желания. Всё открыто, всё напоказ. Стыдно и до боли возбуждающе. «Смотри, любимый, это всё для тебя». Контраст температур только усилил накал, прожигая насквозь. Холодящая кожу реальность гладкой деревянной поверхности и пронзающий жар эмоционального волнения, который пульсировал в ней, с каждым, сделанным им глубоким, откровенным толчком, заставляли Мулан сделать шаг в ту пропасть, на грани которой она стояла рядом с Тунгом. Мулан ощущала себя богиней, возлежащей на столе, словно на любовном алтаре, и видела в Тунге своего бога. Это был акт первобытного слияния, торжество истинной животной страсти и настоящей чувственной любви, объединяющее их в единое целое великого божества. Каждый его выпад был сильнее предыдущего и вырывал из её горла рваные вздохи. Скорость его действий поражала. Неутомимый зверь, который спаривался со своей самкой. От сильных толчков, тяжёлый стол под ней ходил ходуном. Туда-обратно. Снова и снова. Её голова лихорадочно моталась из стороны в сторону, ощущая, как её тело буквально подбрасывает от этих неистовых ударов и только его крепкий захват полностью удерживал её на месте. Мулан стонала как сумасшедшая, медленно выдыхая имя любимого. Ей нравилась эта его грубость, точно рассчитанная, контролируемая на самом деле. Тело пылало, словно она горела в чистом огне. Пот струйкой скатился по виску, а волосы спутались и облепили лицо. Близость дракона выжигала все мысли. Мулан не задумывалась, что кто-то может стать свидетелем их безрассудства. Не думала ни о чём, кроме мужчины, которому она безоговорочно доверяла и которого безумно любила. Мулан сходила с ума вместе с ним, подчиняясь его ритму, откликаясь на его движения страстными стонами. Она чувствовала, как его член скользит внутри неё, даря восхитительное чувство наполненности, как он ударяется о нежные стенки, принося волну долгожданного наслаждения, проносившуюся через позвоночник к кончикам пальцев. Ей было мало, хотелось ещё, напряжение, нарастающее в ней, заставляло её рычать, скулить и извиваться как дикое животное. То, что происходило с Мулан не поддавалось описанию, но она и не желала об этом думать, ей хотелось продолжать этот священный ритуал полного единения с любимым. Ученица. Воительница. Его наречённая. Она лежала сейчас перед ним, такая прекрасная, женственная в своей наготе. Разгорячённая, пьяная от любви и радости обладания, с затуманенными страстью глазами и разметавшимися на столе волосами, она была совершенством посланная ему самими богами. В мягком свете светильников, Тунг видел её стройное тело, упругую девичью грудь, бесстыдно торчащие соски, умоляющие его о внимании. Опираясь о стол одной рукой, другой он принялся ласкать её грудь, чувствительно перекатывая между пальцами горошины сосков, при этом продолжая выбивать свой ритм. Ноги её были подняты, согнуты в коленях и широко разведены. Он смотрел как его член входит в её жаждущее лоно, как сладко она стонет и кусает губы от удовольствия, с радостью отдавая себя и двигался всё резче... Воздержание бесспорно усилило его порыв, но главным для него оставалось то, что это была она. Именно она. Женщина, которую он любил и желал больше всего на свете. В этот момент для Тунга не существовало ни войны, ни других проблем. Вся суть и важность целого мира сошлась в этой точке, в этом пространстве, в его любимой женщине. Как будто в образовавшуюся воронку втягивало всю его прошлую жизнь, а потом сильнейшим вихрем всё сметалось, неслось, плавилось, преображалось. Да, правы древние восточные мудрецы! Мир возник из хаоса! Вот и его мир здесь и сейчас создавался из хаоса, преображаясь, стремительно меняясь и даря необыкновенное счастье слияния с изумительно красивой, трепетной и такой желанной женщиной. Ему хотелось дарить ей всё больше и больше наслаждения, и она отвечала ему тем же. Её протяжные стоны становились всё громче под напором его быстрых и мощных толчков и с каждым движением, он терял контроль над собственным телом... Тугая, жаркая, влажная… Его сладкая девочка. Такая нежная, слабая и вместе с тем такая сильная и мужественная. Восхитительная. Тунг почувствовал, как мышцы её тела затекли и задрожали от физических усилий. Он закинул её ноги себе на плечи, входя особенно глубоко и затрагивая самые чувствительные точки внутри её лона, уводя с собой на новые высоты удовольствия. — О боги… Как же хорошо… Как мне хорошо с тобой! — захлёбываясь стонами, лихорадочно шептала она, почти теряя сознание от накрывающих её с головой волн сладострастия. Мулан наслаждалась этим так же сильно, как и он. Темперамент, который он предчувствовал в ней, теперь пробудился. Она была во власти сильнейшего возбуждения, и это приводило дракона в восторг. Он и сам уже был на грани, и озноб предвкушения сотрясал его тело. Но Тунг был полон решимости продлить наслаждение и взял сложный темп, переходя с быстрого на медленный, входя то глубоко, то чуть касаясь её. Его глаза были открыты всё это время, ведь он хотел запечатлеть каждую минуту в своей памяти, всё, что за пару встреч стало таким родным, близким, привычным. То, как блестят чёрные глаза, как соблазнительно приоткрыты яркие сочные губы, как хмурятся её брови в моменты, когда он затрагивает самые чувственные точки, как липнет к намокшему лбу прядь тёмных волос и как звучит её сладостный стон, утопающий в его поцелуе. Всё в ней было прекрасно. Всё в ней заставляло его содрогаться от мысли, что он овладевает её телом. Именно он. — Тише, любимая, — хрипло пробормотал он и мягко прижал большой палец к её нежным губам. — Нас не должны услышать. Она тут же послушно обхватила его палец своим ртом и принялась инстинктивно жадно сосать и покусывать его, продолжая тихо постанывать от удовольствия навстречу его выпадам. Тунг обезумел от желания. Он упивался её жаркими стонами. Чувствовал, как её женские соки стекают по нему, покрывая её бёдра и его стол. Мужская плоть была невыносимо твёрдой и напряжённой, он держался на тончайшей нити самоконтроля, однако смог усмирить своего внутреннего зверя и подчинить его своей воле. Он вышел из неё, обнял Мулан за талию, горя желанием, быстро поднял её и прижал к себе. Меняясь с ней местами, сам улёгся на стол. Легко подтянул её выше, усаживая воительницу сверху на свои бёдра. Поймав его призывный взгляд, она всё поняла без слов. Тунг увидел, как блеснули её зубы в полумраке влажным перламутром. Это стало последней каплей, и он сорвался, притянул девушку к своему торсу, тиская податливое тело, оставляя на бледной коже красные следы засосов. В глубине души мелькнула мысль, что сейчас он отпугнёт её своим напором, но Мулан не позволила ему нежничать. Ей хотелось той дикой страстной любви, что вспыхнула между ними с момента запечатления, хотелось огня, который они разжигали друг в друге. — Да-а-а, — простонала воительница и выгнулась, подставляя маленькую девичью грудь его рукам и губам. — Не могу ни ночи, ни дня без тебя! О, любимый! Люби меня, бери всю, делай, что хочешь. Хочу боли, восторга, экстаза! Желания его девочки для него — закон. Тунг ворвался в неё резко, с силой насаживая её на себя, почти не тратя время на ласки, и она радостно вскрикнула. — Я соскучился по моей наезднице. Он шлёпнул её по ягодицам. Мулан тут же приняла вызов — неистово запрыгала на нём, яростно впиваясь пальцами в его плечи — настоящая тигрица. Чувственная, огненная, страстная… Его женщина. Такая желанная и вкусная. Брать её было блаженством, равного которому Тунг не испытывал никогда. Вцепившись в нежные бёдра, он направлял её. Прижимал к себе, чувствуя, как её соски трутся о его грудь, он ловил их губами, терзал языком, иногда прикусывая беззащитно-твёрдые горошины зубами, пока она раскачивала бёдрами, вбирая его всё глубже. Она ахнула, судорожно вцепилась ему в волосы, грозя снять с него скальп и запрокинула голову, купаясь в любовном экстазе. Мулан нравилась эта позиция, она давала ей возможность контролировать скорость. Желание управлять их связью было настолько сильным, что сопротивляться ему воительница не могла, она наклонилась к любимому и страстно впилась в него своими губами, властно просовывая свой язык в его приоткрытый рот, забавляясь с его языком, смело лаская. Из её горла поднимался рык, она укусила его губу, смаковала его язык, целуя его, как голодная дикая кошка. Тунг упивался её ответными ласками. Он, похоже, знал все её желания и тоже хотел боли, наслаждения от их единения. За позицию сверху его девочка боролась с ним уже после их первой ночи, а он уступил ей лишь один раз на прошлой неделе. И сейчас он с удовольствием позволил ей пошалить, порезвиться с ним на столе. Тунг облизывал её груди, покусывал и посасывал их, и она двигалась на нём всё быстрее и быстрее, объезжая его. Она всё больше дрожала — в предвкушении очередной желанной разрядки. Мулан изогнулась в его объятиях и посмотрела в его глаза, полные восхищения и любви. Её. Он был её! Тунг смотрел в её лицо, а Мулан скользнула взглядом по его шее, отмечая пульсирующие вены и голодно облизала губы, решая, что ей нужно. Она полностью приняла себя, позволяя потоку энергии ци течь свободно и беспрепятственно. Его уроки, их сакральная связь, обмен кровью сделали её сильной, и он хотел, чтобы она подчинила его своей воле. Он ужасно этого хотел! Острые ноготки полоснули его по груди, оставляя царапины, но боль только распаляла, добавляла удовольствия. Жаркое тело прижалось к его обнажённой коже. Губы, руки, восторженные женские стоны, хриплое дыхание, их запахи — магнолии, сандала и мускуса — слились в один, полностью затуманили разум, ничего, кроме горячей любви и сумасшедшей страсти… Он почувствовал, как его плечо пронзили её хищные зубки, с силой впиваясь в его плоть, вновь соединяя их в едином страстном порыве, делая их связь ещё ярче и глубже, а она продолжала исступлённо насаживаться на его возбуждённый стержень, намереваясь обладать им, его телом и душой, которые с момента их запечатления и так принадлежали лишь ей одной. Тунг попытался схватить её, но воительница прижала его руки к столу. Он не стал противиться её желанию, позволяя ей вести его за собой. В этом есть первобытная, дикая и неотъемлемая игра между мужчиной и женщиной. Дракон зарычал и лизнул её щеку, его переполняло желание снова попробовать её вкус. Из её горла вырвался рык полной власти над ним. С её губ капала кровь. Она начала сосать интенсивнее. Её лоно сжалось, двигаясь на его члене, она получала от него своё наслаждение, а он лежал и хотел, чтобы она испила его крови, чтобы она стала ещё сильнее с его энергией и чтобы в этот раз они одновременно достигли вершины блаженства. Он зашипел, прекращая на время свои движения, и девушка интуитивно поняла его желание. Потому что она хотела того же. Она замедлилась, плавно покачивая бёдрами в медленном танце. Она была ненасытна! Мулан пила его, словно вампир. Ей безумно нравился вкус его крови, но только и этого ей было мало. Она не могла им насытиться и понимала, что никогда не сможет насытиться, даже если выпьет всю его кровь до последней капли, ей будет его мало… — Мой вкусный… — шептала она, склоняясь над ним, посасывая его кожу, слизывая горячую кровь, — сладкий… любимый… Ты — только мой. Стоны и вздохи наставника были ей лучшей наградой. — Да, девочка… Возьми мою кровь. Осуши меня! — хрипло бормотал он, гладя её по волосам и спине. — Пусть моя кровь и энергия питают тебя. Мулан чувствовала себя так, как будто он полностью был в ней, в её голове, в её руках, ногах и теле, как будто он растворился в её крови. Жидкое золотистое пламя разливалось по жилам, расплавляло кости, сливало её и Тунга в единое целое. Она подняла голову, с трудом оторвавшись от него, и одарила его нежным, любящим взглядом. Он смотрел на неё с чувствами настоящего мужчины. С наслаждением. Жадно. Не спеша. И в его глазах тоже сияла любовь. Мулан отпустила его запястья, выпрямилась и снова безумно начала двигаться на нём. Чёрные волосы разметались по плечам, липли к фарфоровой коже. Воительница закатила глаза и откинула голову назад, выгибаясь от удовольствия. Капельки пота стекали по упругой груди с аккуратными розовыми сосками. Тёплое сияние светильников омывало её. И он с жадностью упивался каждым женственным изгибом, каждой линией её фигуры. Тунг хрипло тяжело дышал, каждый раз, когда она опускалась на него, двигаясь на нём жёстко, быстро и горячо. Он понял, что больше не может сдерживать себя. С рычанием дракон возобновил свои движения, толкаясь ей навстречу. На лице у него отражался восторг, он не спускал с неё взгляда, энергично убыстряя темп. А риск быть застигнутыми врасплох только обострял эротическое наслаждение. Девушка почувствовала, как он пальцем мазнул по её распухшему от желания, радостно пульсирующему бугорку, растирая, заставляя шагнуть вместе с ним в бездну эйфории. Массируя, обводя по кругу, вместе с ритмом внутренних толчков, оголяя эмоции, заставляя, навязывая, увлекая вниз… И она полетела! Сделав шаг, ровно за секунду до того, как упал он. Нисколько не боясь, что разобьётся одна, зная точно, что любимый поймает… Её сладостный крик утонул в объятиях чувственного, полного любви поцелуя, и Мулан вся растаяла в его сильных и надёжных руках, плывя на волнах наслаждения, захлестнувшего её. Безгранично доверяя, видя, как минуя острые камни реальности, они падают прямо в океан будущего. Тёплый, безграничный, поражающий своими масштабами. И выныривают оттуда тоже вместе, судорожно хватая ртом воздух, шумно дыша, обмениваясь дыханием. Бесконечно близкие друг другу. — Моя… — прошептал он, — девочка… — Твоя, — улыбнулась она в ответ, вторя ему, — только твоя, навсегда…