***
Дин шлепает брата по руке, оттягивая его от безглютеновых блонди, которые тот поспешно купил в магазине и в настоящее время распаковывает их, чтобы положить на противень, чтобы всё выглядело так, будто он сам сделал это дерьмо. Нельзя, чтобы Сандра и другие ведьмы снова хихикали о его каменных пирожных (которые могли иметь или не иметь ту же консистенцию, что и настоящие камни). Чарли склонилась над кухонным островком, поставив локти на столешницу из кленового дерева, положив подбородок на раскрытую ладонь, смотря во все глаза и глубоко вздыхая: — Расскажи нам ещё раз, Дин, о своём тайном увлечении под лунным светом. Уголок блонди крошится под тяжестью его руки. — Отъебись, Чарли, — добродушно бормочет он. — Это ведь серьёзно. Сэм, по крайней мере, кажется, относится к этому с серьёзностью, которой заслуживает ситуация; он сидит на стуле напротив Дина с яростным хмурым выражением лица, но возможно это могут быть просто газы. Его брат — самый газовый человек, которого он знает, но который по-прежнему настаивает на поедании органической пищи. — Ты думаешь, он серьёзен? Дин с тихим звоном роняет металлическую лопаточку на противень: — Нет, Сэм. Он просто заявился на мой грёбаный задний двор, потому что слонялся по округе. Чарли фыркает от смеха, хлопая ресницами. — Держу пари, ты хочешь, чтобы он слонялся у тебя на заднем дворе. Дин пытается и не может скрыть черты улыбки, которую Чарли всегда удавалось вытянуть из него, когда он возобновляет загон блонди в угол. Он указывает на неё лопаточкой. — Бесполезно. Им нужно сосредоточиться, если они собираются пройти через это. Сто тысяч долларов — это большие деньги. Вероятно, не такие уж и важные для Чувака из Мафии, но фактическая стоимость наличных денег вызывает меньше беспокойства, чем принцип всего этого. Дин видел достаточно гангстерских фильмов, чтобы знать, что кража их собственности — это оскорбление чести или что-то в этом роде. Даже если это трое дилетантов из среднего класса с детьми и ипотекой. Им нужно придумать план игры, если они собираются дожить до своего следующего дня рождения. Но перед этим их ждёт распродажа выпечки.***
Бенни чертовски хороший повар. Дин не очень. Он хорошо владеет руками, но сосредоточен на машинах. Он всегда чувствовал, что если он собирается браться за задницы парней (и девушек — да, он всецело за равные возможности, и Ронда Хёрли по-прежнему его лучшая девушка в розовых атласных трусиках и чудовищном страпоне), то ему нужно, по крайней мере, иметь мужскую профессию. Покрыться жиром и провести весь день в кишках машины — это всего лишь один сексуальный календарный день от становления пожарным. По сути, это не намного мужественнее. Но бывают моменты, когда ему хочется приготовить что-нибудь более изысканное, чем искусно разложенный бутерброд в ланчбоксе Бена. Поэтому, когда Лиза бочком подходит к нему на распродаже выпечки, Дин уже знает, что она скажет. — Не надо. Она хихикает в ладонь, тёмно-каштановые волосы спадают на её милое личико, и Дину больно от того, как сильно он её любит и как сильно он её подвёл. — Где ты их взял? «Costco»? Другой родитель прокрадывается мимо них, смотрит на купленные в магазине блонди Дина, запихнутые на противень, и бросает на Дина такой взгляд, как будто он просто насрал в руку и вывалил это на стол. Честно говоря, это, вероятно, было бы немного более эстетически привлекательным. — Нет, Лиза. Я их сделал. Своими собственными руками, — он драматично объявляет об этом всем, кто находится в пределах слышимости. Она снова смеётся, осторожно кладёт руку ему на бицепс, слегка сжимает: — Даже если бы это было правдой, это определённо не было бы чем-то, чем можно гордиться, — она похлопывает его по руке и уходит, прежде чем Дин успевает хотя бы попытаться остроумно возразить. Взволнованный и покинутый, он дергаёт себя за воротник. Из-за него шея безумно чешется. Он всегда чувствует себя не в своей тарелке в таких вещах, несмотря на то, как хорошо он пытается замаскироваться. Женщина в — без шуток — костюме-двойке и жемчугах, искусно избегает его и явно держащаяся на расстоянии. Дин вздыхает и хватает блонди. С тем же успехом он мог бы сам их съесть, если никто другой не собирается. Должно быть, это утомительно — продолжать притворяться. Неудивительно, что все такие сварливые и осуждающие; они питаются исключительно коктейлями из капусты, которые ненавидят, и говорят о том, как растут их цветы, как будто никто из них никогда не трахался с парнем из бассейна. Дин едва может держать себя в руках в течение тех трёх часов, которые ему требуются для посещения этих дурацких школьных мероприятий, не говоря уже о том, чтобы поддерживать их в течение восьмидесяти лет или независимо от того, сколько на самом деле лет этим вечно немолодым женщинам. Он улыбается с полным ртом отвратительной блонди седовласому мужчине, который выглядит гораздо более непринуждённо в этой обстановке, чем Дин когда-либо мог надеяться. Как только мужчина завернул за угол школы из красного кирпича, Дин выплёвывает полный рот совершенно отвратительной блонди себе в руку. В нескольких футах, в конце ряда столов, заваленных свежей выпечкой, стоит мусорный бак, и Дин по пути хватает салфетку, вытирает беспорядок с руки и выбрасывает в мусорное ведро. Мрачный, Дин смотрит на предложения всех остальных. Уильямсы принесли немного песочного печенья в форме осенних листьев, со всеми цветовыми эффектами и всем прочим. Он хочет схватить одно из них, но у него нет с собой мелочи, и он мог бы вооружённым грабителем, но он не вор. Дэвисы приготовили идеальный радужный торт из Пинтереста, дальше здесь есть какая-то потрясающе выглядящая губка, пирог с патокой, штрудель… Фу. Он обращает внимание на рассыпчатый торт Лизы. Он выглядит хорошо и влажно, и Дин действительно хочет попробовать немного, но не осмеливается протянуть руку. Не тогда, когда пространство рядом с ним внезапно заполняется кем-то, кто пахнет даже лучше, чем ореховый пирог, который он пытался игнорировать, не глядя прямо на него. — Здравствуй, Дин. Ну, блять. Дин с трудом сглатывает, ничего не понимая, продолжает смотреть на песочный торт, как будто это как-то поможет ему. — П-привет… Э-э, я не знаю твоего имени. Я не могу продолжать называть тебя «Чувак из Мафии». Он слышит веселье в голосе парня: — Я не из мафии. Тогда Дин действительно смотрит на него. Первое, что он замечает, — это не весёлые голубые глаза или идеальный рот, а татуировку у него на шее. Это ангел в оттенках серого, с крыльями, распростёртыми поперёк и вокруг его шеи. Это слишком горячо, и Дин немного удивлён, что не заметил этого прошлой ночью. Но тогда у него были другие мысли на уме. Такие как его член. — О-кей, — медленно говорит Дин, чувствуя покалывания чуть ниже поверхности кожи под пристальным взглядом этого чувака. — Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? — Босс, — говорит парень, не совсем ухмыляясь, но и не нуждаясь в этом, чтобы выразить своё извращённое восхищение. — Потому что ты, твой брат и подружка, — Дин изображает своё лучшее бесстрастное лицо, узнав, что этот парень знает, кто с ним работал, — будете работать на меня в обозримом будущем. Дин замешкался, пытаясь найти ответ, что-нибудь сказать. В этот момент он согласился бы на любой шум. Очевидно, его мозг решает громко воскликнуть: — Какого хера? Возможно, не это. Конечно, не так громко. Определённо не тогда, когда он окружён мамашами на территории частной школы своего сына. Поверх голов, внезапно повернувшихся в его сторону, Дин ловит и удерживает встревоженный взгляд своего брата-снежного-человека, молча выражая свою озабоченность через его чрезвычайно бесстрастное выражение лица. Дин мелко качает головой, безмолвно приказывая брату держаться подальше. — Именно эта тонкость вывела тебя на мой радар, — сухо говорит Чувак Не из Мафии, протягивая руку. — Дай мне свой телефон. Шокированный, Дин отступает назад, едва не наступив на босоножки с открытым носком наименее любимой учительницы Бена, мисс Хейз. Она бросает на него сердитый взгляд, который даёт понять, что следующий родительский вечер будет ещё менее весёлым, чем предыдущий. — Чувак, ты что, грабишь меня здесь? Пригороды среднего класса, безусловно, в последнее время снизили свои стандарты, но он не думал, что всё стало так плохо. Намёк на улыбку мелькает в уголках рта Чувака Не из Мафии: — Если только твой телефон не стоит сто тысяч долларов, тогда нет. Телефон. Сейчас же. Дин с трудом повинуется. Что бы это ни было, это должно закончиться как можно быстрее, чтобы снобы могли вернуться к оценке его навыков выпечки (или их отсутствия), а не горячего татуированного незнакомца. Дамы поблизости уже начинают разговаривать. Он бросает сотовый в ожидающую ладонь Чувака Не из Мафии и нервно покусывает нижнюю губу, когда самый красивый мужчина, которого он когда-либо видел, вбивает свой номер в телефон Дина. Он отдаёт его обратно, гладкая кожа скользит по мозолистым пальцам Дина: — Увидимся позже, Дин.***
Итак, вот в чём дело. Дин обрюхатил Лизу, когда они были ещё совсем детьми. Дин был молод, глуп и безумно влюблён, но в то же время как бы древний. Теперь он стар, глуп и не влюблён, но он определённо любит Лизу и понимает, почему считал, что она будет идеальным укрытием для его бисексуальности. Однако это было несправедливо по отношению к ней или к нему, и он понял это примерно в то же время, когда Лиза поняла, что беременна Беном. К сожалению, Дин ушёл до того, как она успела ему сказать. Лиза была на шестом месяце беременности и жила с врачом, прежде чем Дину удалось уволиться и вернуться, чтобы извиниться. Осознание того, что он собирается стать отцом, не было тем шоком, которого он хотел, но это, безусловно, было тем, в чём он нуждался. Три месяца спустя, когда маленький Бен родился, брыкаясь и крича, его мама и папа не были вместе, но его папа жил в том же коттеджном посёлке, что и его мама, и управлял собственным респектабельным механическим двором; наконец, в семейном бизнесе. Конечно, одиннадцать лет спустя он по-прежнему оставался совершенно древним. Что имеет меньше общего с его сексуальностью и гораздо больше связано с красивым гангстером, который в настоящее время преследует его, но сейчас не об этом. Дин запихивает ещё несколько рубашек Бенни в сумку. Если ленивый осёл не собирает своё дерьмо, то Дин с радостью сделает это с гораздо меньшим изяществом. Только в двадцать с небольшим Дин познакомился с Бенни; сексуальный мишка Бенни, остроумный и весёлый, и он сразу заполучил Дина. К сожалению, он также заполучил Эмили, Андреа, Джейка и Мэтта среди прочих. Если бы это было просто обманом, Дин, возможно, однажды справился бы с этим. Но в тот же болезненный момент, когда Дин узнал, что его муж засунул член в каждое тёплое отверстие в радиусе пяти миль, пришло откровение, что Бенни тратил деньги, как воду, деньги, которых у них с самого начала почти не было. Итак, Бенни — хуёвый муж. Но он отличный отец для Бена, и Дин никогда бы не отнял это у них обоих, как бы он ни злился. Что прямо сейчас очень важно. Бенни встаёт перед ним, когда Дин идёт открывать ящик с нижним бельём. Дин идёт на него словно бульдозер, гнев и адреналин придают ему дополнительную силу. Он начинает швырять боксеры на их кровать, стискивая зубы при представлении нижнего белья Бенни на чужой кровати. Ублюдок. — Что, блять, с тобой происходит, Дин? Дин решительно игнорирует его, захлопывая один пустой ящик. Перед лицом враждебного молчания Дина Бенни немного теряет самообладание в припадке неуместной ревности, которую Дин ждал с тех пор, как Чувак Не из Мафии появился на их лужайке прошлой ночью. — Он появился на грёбаной распродаже выпечки, Дин! Андреа сказала мне. Потому что, конечно, она так и поступили. — Да? — Дин ядовито сплёвывает и обнажает клыки: — Она сказала тебе это до или после того, как твой член побывал у неё во рту? — он пинает нижний ящик комода в сердитой попытке закрыть его, но тот упрямо отказывается. — Дин, — наполовину ругает, наполовину успокаивает Бенни. Это просто приводит его в ещё большее бешенство: — Не смей меня Динкать, ты, ёбанный мудак! Даже если бы я трахался с ним… чего я, кстати, не делаю, — (неважно, как сильно он этого хочет) — ты лишился права спрашивать или говорить мне что-либо в тот день, когда окунул перо в чернила компании! Бенни выглядит огорчённым, но ничего не говорит, правильно чувствуя, что Дина понесло. — Если бы ты не распускал это по всему городу и не отмывал наши деньги, я бы всё равно не оказался в такой ситуации! Бенни смотрит на него странно, растерянно, хмурое выражение портит его красивое лицо. Дерьмо, он сказал слишком много. — Дин, — Бенни делает прерывистый шаг к нему. — Что ты имеешь в виду, дорогой? Дин сокращает расстояние между ними, тыча пальцем в лицо мужа. — Не смей, блять, даже думать об этом, Бенни, — Бенни, говорящий по-каджунски таким мягким голосом, всегда что-то делал с Дином, и ситуация слишком запутана, чтобы он мог потерять то слабое самообладание, которое у него сейчас есть. — Я просто имею в виду, что мне не пришлось бы брать вторую ипотеку, чтобы мы не стали бездомными. Бенни, похоже, не верит Дину, но благоразумно оставляет это в покое: — И что теперь? Дин устал чувствовать, что он не контролирует свою собственную жизнь. Он отворачивается от Бенни, когда говорит: — Дом оформлен на моё имя. Можешь съёбываться. Навсегда. Последовала обиженная пауза, прежде: — А Бен? Дину отчаянно хочется сказать: «тоже мой, ты всё ещё можешь съебаться», но он знает, что не может. Бен любит его до безумия, и это чувство взаимно. Неважно, как сильно Дину больно, он не может так поступить со своим сыном. — Я не знаю, — в конце концов решает Дин. Позади себя он слышит, как Бенни поднимает свою сумку, которую Дин беспорядочно упаковал. — Я позвоню тебе на неделе. Тихий щелчок двери спальни за спиной Бенни кажется слишком окончательным.***
Сэм сидит, широко расставив ноги, на скамейке у столика для пикника, в руке — пиво. Он берёт на себя всю эту чёртову работу, поэтому Дин вытащил один из стульев для обедов на лужайку. Ножки оставит вмятины на газоне, но он достаточно пьян, чтобы не обращать на это внимания. Сэм глотает полный рот пива, работая горлом: — Ну и что теперь? — спрашивает он, возможно, немного более трезвый, чем Дин. — Думаю, мы подождём и посмотрим, чего хочет этот парень, — бормочет Дин, бросая косой взгляд на Чарли, которая развалилась на кресле-мешке. — Что, если он захочет вернуть деньги? — спрашивает Сэм, всё больше беспокоясь. За исключением того случаев, когда они совершали настоящее ограбление; тогда он был полным подонком, каким, как всегда знал Дин, мог быть его младший брат. — Ну, тогда ему чертовски не повезло, не так ли, Сэмми? Потому что моя доля ушла в этот дом. Твои пошли на больничные счета Мэдисон, а часть Чарли пошла на… — он делает паузу, думая. — Ёу, Чарли, на что ты потратила свои деньги? Чарли поднимает своё пиво в невидимом тосте: — Пиво, техника и девки. — Девки? — прищуривается Сэм. — Да, ну, знаешь, — ухмыляется Чарли, делая непристойный жест двумя пальцами и языком, а затем вздыхает в ответ на их пустые взгляды. — Господи, как будто вы двое не были рядом с киской много лет. Без обид, Дин. Дин озадаченно хмурится. Ему требуется мгновение, чтобы наверстать упущенное, и он винит в этом пиво, циркулирующее в его организме. Чарли никогда не любила Бенни. Никто из них его не любил. — Ты хочешь сказать, что у моего мужа есть киска, Чарли? — Дин прищуривается сквозь наступающую темноту на свою подругу, прежде чем обратить внимание на пустую бутылку в руках. Ему нужна другая, но они всё ещё внутри. Проклятье. — Нет, — Чарли выглядит раскаивающейся. — Я говорю, что твой муж — пизда. Наступает короткая пауза, пока они обдумывают слова, прежде чем все трое разражаются смехом, хихикая и хохоча, как подростки. Им требуется несколько минут, чтобы успокоиться, и наступает отрезвляющий момент тишины, когда до Дина снова доходит, насколько они все облажались. Сэм встает со скамейки, отряхиваясь. — Пива? — спрашивает он Дина, уже направляясь к дому. — Как будто тебе вообще нужно спрашивать! — кричит Дин в спину удаляющемуся брату, когда дверь с грохотом открывается на ползунках. Они с Чарли сидят в довольном молчании, пока Чарли не говорит: — Мне жаль, что мы с Сэмом были правы. — А? — Это херово, что Бенни сделал с тобой. Ты заслуживаешь лучшего. — Эх, всё не так уж плохо, — врёт Дин, зная, что Чарли увидит его насквозь, но, надеясь, что она не станет на это указывать. К счастью, она это и делает: — Итак, что мы собираемся делать с этим твоим красивым гангстером? Дин небрежно пожимает плечами, пытается не думать об этой татуировке, пытается не задаваться вопросом, где ещё он может найти татуировки. — Я думаю, он хочет, чтобы мы отработали. — Как? — Покроем его смены в Gas-N-Go? — Дин язвительно замечает: — Боже, я не знаю, Чарли, но что бы это ни было, хорошо не будет, не так ли? Я не вижу в этом ничего меньшего, чем незаконность. На пару секунд воцаряется тишина. — Чувак, что может быть более чем незаконным?