***
Сразу после завтрака отец, я и Поттер отправились в Гринготтс. Гарри очень нервничал, периодически поправлял очки и причёску. Он раз в пятый за эти полчаса сказал: — Люциус, я переживаю, вдруг меня не примут… — Он вскочил с кресла и стал ходить взад-вперёд по кабинету. — Гарри! Успокойся. Всё будет хорошо. Бедный Поттер, я даже приобнял его за плечи, пока отец пытался успокоить его. Потом я решил подключиться к разговору: — Гарри, мы рядом. Если не ты, то кто станет Лордом Блэк? Конечно, есть я, — я эффектно тряхнул головой, отчего Поттер рассмеялся, — но я занят. — Отец тоже посмеялся. — А что, если меня всё же не примут? — О, Мерлин! — Ну, развалится Гриммо, а с тобой ничего катастрофического не должно случиться, за тобой уже Поттеры и Гонты, — сказал отец, тоже встав со своего места. — Хорошо. — Гарри сказал это отрицательно замотав головой, — Нет, я должен принять этот титул. — Теперь он закивал, — это мне необходимо, — он сжал кулаки. — Значит, все получится. Не переживай, — отец редко проявляет эмоции вне дома, но тут он тоже обнял Гарри. Нас прервал стук в дверь. — Наследник Блэк готов к попытке принятия Рода? — Спросил поверенный Рода Блэк. Уже идём?! — Да, господин Харгух. Я готов. — Поттер выпрямил спину, поправил очки и выдохнул. — Пройдёмте. Малфои с вами? — Гоблин кивнул в нашу сторону. — Да, — сразу ответил Гарри. — Пройдёмте. Красивый кабинет у поверенного Блэков! Да, слегка веет стариной, и видно, что все добротные элементы здесь были куплены ещё во времена богатства семьи, но видно и то, что тогда денег не поскупились, обставив всё очень качественной мебелью, которой время ни по чём. Гоблин прошествовал к своему столу, подвинул к Гарри заранее приготовленные пергамент и перо: — Вот, возьмите этот пергамент и пишите под мою диктовку: «Я, Гарри Джеймс Поттер, Глава Рода Поттер, Глава Рода Гонт, изъявляю желание принять титул Главы Рода Блэк, следуя завещанию последнего представителя Рода Блэк по мужской линии Сириуса Ориона Блэка. Клянусь выполнять все возложенные на меня функции и обязательства по отношению к Роду Блэк.», — Гарри написал, гоблин кивнул, — замечательно, скрепите это своей кровью, Наследник. — Харгух протянул Гарри тоненькую иголку, которой нужно уколоть палец. Прекрасно. Всё пока хорошо: Поттер в обморок не падает. Гоблин принёс сферу, в которой словно был заключён космос: внутри неё блестели звёзды и пестрели туманности, периодически звёзды вспыхивали, а некоторые цветные потоки меняли направление своего движения. Очень красиво смотрелось. Наш шар выглядит как белая ярко светящаяся звезда, внутри которой плескается вода. — Сядьте и возьмите шар в обе руки. Отлично. Попытайтесь мысленно погрузиться в него, повторяйте это заклинание, — гоблин подвинул другой лист пергамента, — далее вы сами все поймёте и вернётесь к нам Наследником, Лордом или магом, не имеющим отношения к Блэкам. Гарри погрузился в транс. Минута. Пять. Десять. Я отвлёкся на отрицательные мысли: тишина кабинета очень давила. Тук, тук, тук, секунда, тук, тук, тук, секунда, тук, тук, тук, секунда, тук, тук, тук. Отец прервал меня, взяв за руку, которой я это отбивал. Гоблин сам сидел в полутрансе: он даже не обращал внимание на происходящее. Я перевёл взгляд на отца, он не хмурился, наоборот, он смотрел на меня с чем-то, очень напоминающим боль, в глазах. — Драко, всё позади, всё будет хорошо. Отец подсел ближе ко мне. Я с детства любил сидеть у него на коленях, помню, что в такие моменты меня никогда ничего не тревожило, никакие плохие мысли в голову мне не лезли. Я даже не помню, во сколько лет я перестал так сидеть: сам отец никогда мне не говорил, что я уже слишком взрослый для этого. Сейчас он сел ко мне вплотную и обнял за плечи, положив голову мне макушку. Да, всё как в детстве, беспокойство отступило, страхи ушли. — Спасибо, — я прошептал это и прикрыл глаза. Отец так и не отсел от меня. Прошло уже двадцать минут с момента ухода Поттера в транс. Мы с отцом оба устали от сидения в таком не очень удобном положении: я ведь тоже уже не ребёнок, мы с отцом почти одинакового роста. Отец меня отпустил, но отсаживаться не стал. Спустя сорок минут Гарри открыл глаза, мы с отцом подались вперёд на диване. — Поздравляю, Лорд Блэк. Да, у него получилось: гоблин просто так этого говорить не будет! — Кладите шар сюда. Всё, сейчас я подам вам перстень, вы наденете его, чтобы он слился с уже имеющимся у вас на руке. Гоблин открыл выдвижной шкаф своего стола с помощью собственного перстня и достал оттуда красивую чёрную шкатулку. Она была настолько чёрной, что даже не удавалось рассмотреть, есть ли на ней узоры или нет. Харгух развернул её к Гарри и кивком показал ему дотронуться до неё. Поттер, не думая ни секунды, накрыл ладонью крышку шкатулки, и та с щелчком открылась. Крышка медленно поднялась сама, внутри в воздухе парил чёрный перстень, украшенный прописной буквой «Б», написанной мелкими чёрными бриллиантами. Сам чёрный перстень на фоне чёрной шкатулки был заметен, только по той причине, что внутренняя её часть была обита тканью, на которой переливались разными цветами маленькие звёзды и большие туманности, совсем как внутри той сферы. У нас, опять-таки, шкатулка белая, даже слегка серебряная, а перстень внутри лежит на поверхности воды. Гарри надел перстень Блэков, и тот моментально врос в объединённые перстни Поттеров и Гонтов. Теперь на верхней пластинке перстня выделялось три части, на каждой из которых сохранялись цвета и буквы из драгоценных камней всех трёх Родов, просто в миниатюре. Гоблин кивнул и проводил нас до зала, где Поттер должен поставить свою магическую подпись на паре документов. Гарри всю дорогу открывал и закрывал глаза: ему что-то не нравится. Он снял очки, потёр глаза, в шоке расшириил их до состояния галеонов и поражённо выдал: — Люциус, Драко, я вижу без них! — Он издал радостный вопль. Бедный Поттер: его ужасно напрягали эти стёкла. — Поздравляем, Лорд Блэк, — мы с отцом сказали это одновременно. — Спасибо, что пошли со мной. Так было намного легче: я знал, что вы рядом. — Всегда пожалуйста, Гарри, — мы опять сказали это хором. — Фред и Джордж на вас интересно влияют, — сказал Гарри и рассмеялся, а потом ещё раз потёр глаза и стал фокусироваться на содержимом документов.***
По случаю такого успеха Кричер и Триппи организовали в мэноре праздничный обед. Почему именно обед? Видимо, по той причине, что знали, что на ужин Гарри в мэнор не вернётся. На этом самом ужине Гермиона решила узнать у Джинни, куда делся её жених: — Джинни? — Гермиона подняла брови и глазами указала на пустующее место. — Гарри вприпрыжку умчался на Гриммо, и, нет, я не знаю, зачем. — Рыжая вздохнула и продолжила есть. — Хорошо. Я очень хорошо различаю эмоции в голосе Гермионы, сейчас она обеспокоена и слегка раздражена. Последнее легко можно исправить, прижав её к стене и расцеловав. После ужина мы переместились в большую гостиную. Дамы обсуждали предстоящий праздник, рассказывали тётушке о Тайной Комнате, потом переключились на разговоры о своём о женском. Близнецы играли с Тедди, а я и Перси решили сыграть в шахматы. Отец сидел между нами и изучал документ с гербом Прюэттов. Перси попросил помощи в переводе, весь текст был написан на старом французском, и два нанятых переводчика дали совершенно разную трактовку относительно условий договора между Прюэттами и Де ла Тур дю Пэн. Язык был и в правду устаревшим, иногда ссылался на латынь и немецкий. Отец даже приказал эльфам принести пару словарей по старым вариантам этих языков. Так и не дождавшись Поттера, мы решили разойтись по комнатам и разведать всё у Гарри утром на завтраке, если конечно он почтит нас своим присутствием. Рыжие поспешили пройти к своим комнатам сами, оставляя меня и Гермиону идти одних. Я вспомнил, что на ужине хотел снять с моей милой раздражение и напряжение. Если сейчас мы повернем направо, то попадём в уютный мало освещённый коридорчик. Его прелесть в том, что это одно из немногих помещений, где нет ни одного портрета. Гермиона удивилась резкой смене маршрута, но быстро поняла, чего я хотел этим добиться. Как только мы миновали раскрытые двойные двери, я схватил её за талию и прижал спиной к стене по левую сторону от входа. Любой зашедший сначала увидит дверь, а только потом, если заглянет за неё, заметит нас. Гермиона дала мне понять, что нежные и милые ласки сейчас ей не требуются: она вцепилась руками мне в воротник, зарывалась в волосы, целовала жёстко, прикусывала мне губы, потом сжала сквозь ткань моей рубашки соски, почти стонала в голос. Мы не стали кидать заклятье, скрывающее звуки: необходимость сдерживать стоны добавляла ситуации огня. Я заставил Гермиону встать на цыпочки, жёстко схватив её попку и потянув наверх. Когда мы отстранились друг от друга, оба были раскрасневшимися и взмыленными. — Драко, идём к тебе, — она стала опускать свои руки с моих плечей, задела соски, прошлась по прессу и требовательно взялась за мой ремень, — я хочу доставить тебе удовольствие, — одной рукой она стала гладить мой стояк, — очень хочу. — Не смею отказывать, моя милая, — я взял её на руки и понёс в свои комнаты. Только дверь за нами закрылась, Гермиона перешла на бег и буквально прыгнула на кровать. — Драко, сними с меня всё, что посчитаешь лишним, но только руками, без магии, дорогой, — она улыбнулась и расставила ножки. Что считаю лишним? Милая, да на тебе всё лишнее! — Как скажешь, милая. Я плавно опустился на кровать, Гермиона стала отползать к изголовью, смотря мне прямо в глаза и закусывая нижнюю губу. Я не стал быстро догонять её, наборот, я очень медленно, как хищник, знающий, что жертве некуда идти, с особой грацией прополз к ней на четвереньках, оказавшись в итоге между её ножек. — Я думаю, что на тебе лишнее абсолютно всё, милая. Я положил руки ей на бедра и прошёл выше до груди, начал расстёгивать её очаровательную рубашку: зачем рвать вторую рубашку подряд? — Милая, я надеюсь, когда я закончу с твоей верхней одеждой, твоя киска будет не просто влажной, а мокрой, насквозь промочившей трусики. Гермиона громко застонала. Ей нравятся такие грязные слова, я даже уверен, что её киска выпустила от них достаточно смазки, чтобы трусики слегка намокли. Я развел полы её рубашки, снял её и откинул в сторону. Она сегодня больше не нужна. Лифчик, который, по сути, вообще непонятно, зачем нужен, когда он представляет из себя маленькое кружевное почти прозрачное безобразие, я тоже снял и отбросил. Гермиона развернулась корпусом, стараясь подвинуть грудь к моим ладоням, но я не поддался искушению сжать её соски: я хочу, чтобы она умоляла меня до неё дотронуться. — Драко, милый, пожалуйста! Нет, этого мало. Гермиона видит, чего я добиваюсь, откидывается в подушки и издаёт громкий стон желания и отчаяния. Она хочет сдвинуть ноги, но я ей этого не позволяю, толкаюсь своим стояком ей в киску, вызывая ещё более громкий стон. — Надо снять с тебя эти брюки, м-м? Я крепко берусь за их пояс, она пытается сама толкнуться киской на мой член. Нет, нельзя. Я несколько раз оттягиваю пояс на себя, просто чтобы заставить её стонать и толкаться ко мне, только потом расстёгиваю молнию, медленно расстёгиваю пуговичку, провожу раскрытой ладонью по её промежности. Мерлин, я даже так чувствую, насколько она там горячая! — Пожалуйста, Драко! Гермиона приподнялась, гладит меня руками по лицу, хочет поцеловать. Ну что же, это мы разрешим. Набрасываюсь на её сладкий ротик с грубым поцелуем, буквально вдавливая Гермиону в изголовье, параллельно стягиваю с неё брюки, но трусики оставляю. Моя милая стонет мне прямо в рот сквозь поцелуй. Надо от неё оторваться, чтобы снять брюки окончательно. — Милая, я хочу посмотреть на твои трусики, — она до упора раздвигает ноги, я кладу ладонь на киску. Да, влажные, но не мокрые, как я просил. — Милая, я же знаю, как ты можешь, — громкий стон стал единственным её ответом. — Хочешь мокрые трусики? — Ого, в её голосе почти вызов, — иди сюда, милый, — она встаёт с кровати, тянет меня за собой. Чего она хочет? О, Мерлин! Она поставила меня напротив себя и резко опустилась на колени передо мной. Ох, надо постараться не кончить от одного этого осознания. — Я хочу доставить тебе удовольствие ртом. Можно? — Она так очаровательно смотрит на меня снизу вверх, положив ладони мне на ремень. Мерлин, этой просьбе можно сказать «нет»?! — Можно, милая. Гермиона облизывает губы, раскрывает пряжку, расстёгивает молнию и пуговицу, спускает брюки, но тоже оставляет нижнее белье. Моя девочка: любит поиграть, это мне очень нравится. — Мне так нравится ласкать тебя ртом, Драко, — ох, она поцеловала мой стояк сквозь ткань боксёров, а сейчас нежно массирует яички. Драко, отвлекись, иначе ты сейчас кончишь прямо так! — Милая, возьми мой член в свой прекрасный ротик, прошу тебя. Гермиона поцеловала меня ещё раз, спустила боксёры, и мой стояк наконец освободился от всей этой мешающей ткани. Гермиона же не спешила брать его хотя бы в руки. Маленькая нахалка! — Милая, прошу тебя. — Скажи это лучше: ты знаешь, что заставит мои трусики намокнуть, как ты этого хочешь, — она сама до себя дотронулась. Мерлин! — Милая, — я мягко взял её за волосы, она застонала и прикусила губу, — сейчас же возьми мой член в свой сладкий прекрасный ротик. Я хочу видеть, как твои очаровательные губки будут сжиматься в кольцо вокруг головки, как твой язык будет ласкать мои яйца, я очень этого хочу. Сделай это для меня. Да, она это сделала! Гермиона опустилась так, что мой член лежал у неё на лице, и провела языком от самого основания до головки, а потом вернулась к мошонке, зажала своими пухленькими губками яички и медленно стала водить по ним языком. Я не сдерживал свои стоны: в этом нет надобности, особенно, когда я знаю, как они её заводят. Гермиона уже вернулась к головке и стала сосать исключительно её, не погружая член глубже. Это было очень хорошо, я очень хотел толкнуться в неё дальше, но сдерживался. Пусть делает, как хочет. Да! Она уже обхватила руками ствол у основания, ласкает ими мошонку, а сама старается поглубже взять мой член в рот. Хорошо, что я уже успел снять рубашку! Она бы сейчас только мешала мне наблюдать за этой картиной: Гермиона сидит передо мной на коленях со слегка разведёнными ногами, ласкает своим ротиком мой член, издавая при этом громкие чавкающие звуки, периодически поднимает свой взгляд на мои глаза. Как же это охренительно! Гермиона отстранилась от меня, посмотрела мне прямо в глаза. — Пожалуйста, милая. Она снова берёт меня в кольцо своих губ, я сжимаю в кулаке её волосы, чувствуя, что я уже на грани. Гермиона это тоже понимает и начинает ласкать смелее, брать глубже, помогать рукой быстрее. Несколько секунд таких движений, и я кончаю в её ротик. Да, она ещё сама стонет, так и не выпустив меня из своих губ. Мне кажется, что мои ощущения в этот раз сильнее… Это от того, что я стою? Или от того, что она это делала, так развратно сидя на коленях? Я посмотрел на неё, а Гермиона открыла рот, чтобы показать мне мою же сперму. Моргана, у меня сейчас встанет от этого зрелища! А как она сглотнула, Мерлин! Ох, она опять открыла ротик, чтобы показать, что проглотила всё. Откуда она знает, как так на меня действовать?! Я пытаюсь хотя бы как-то восстановить дыхание, а Гермиона в это время призвала салфетки, чтобы вытереть губы. — Милая! Иди сюда! Я взял её другой рукой за шею, и поднял за волосы. Какой у неё бесстыдный взгляд! Я набросился с очень жёстким поцелуем на её офигенный ротик, и Гермиона от неожиданности оступилась, удержав равновесие, обняв меня за талию. Надо заставить её кончить, причём кончить так, чтобы она сорвала себе голос от стона! Подхватываю её на руки, заставляя её сомкнуть лодыжки у меня за спиной. Её мокрые трусики оставили влажный след на моём животе. Да, я именно таких мокрых и хотел: чтобы их влагу можно было спокойно чувствовать, чтобы они могли сами намочить соприкасающийся объект. Я не удержался и шлёпнул её по попке, а она застонала мне в рот и сильнее прижалась киской к моему животу. — Тебе так понравилось отсасывать мне? Сидя на коленях? М-м? Тебе нравится глотать? Моя милая грязная девочка, — опять начинаю её целовать. Мерлин, она на все мои вопросы отвечала кивком и стонами! Я положил её на кровать, быстро снял её трусики и стал ласкать распухший клитор языком, сразу вставил в неё палец. Ох, какая же она влажная! Палец прошёл без преград: я уверен, что в неё сейчас и второй, и третий войдут без особых болевых ощущений. — Да! Гермиона вцепилась мне в волосы, даже поцарапала слегка. Я зарычал ей прямо в киску и всосал клитор сильнее, и из неё вышла порция смазки. Уже чувствуется, что её стенки сокращаются перед оргазмом. Надо удержать её на месте, чтобы можно было продолжать ласкать. У неё нет гиперчувствительности после оргазма, поэтому можно не переживать, что ей будет больно или неприятно. — Драко! Да, я сейчас… Как я вовремя зафиксировал её своей рукой! Гермиона сжала бёдра, сильно зажав при этом мою голову, но, ничего, пусть делает, что хочет. — Драко! О, Мерлин! Да! Продолжай! Я кажется сейчас снова! Да, милая, я это тоже чувствую, давай! — Драко! Да, её накрыл второй оргазм. Надо запомнить, что до второго она доходит очень быстро: прошло меньше минуты. Я вытащил палец из её киски, просто продолжал ласкать клитор языком. — Не сдерживайся, милая, — я стал размашистыми движениями ласкать клитор пальцами, Гермиона застонала и выпустила ещё немного смазки. Да, вот теперь я вижу, что она не сдерживается. Как же я хочу довести её до струйного оргазма! Ничего, как только, так сразу! — Драко, спасибо. Иди ко мне, пожалуйста. Гермионе после оргазмов всегда хочется нежности и ласковых обнимашек. Именно обнимашек. Я не против: мне это тоже нравится, и я шепчу ей всякие милые слова на ушко, прижимаю покрепче к себе. Она часто тоже отвечает, иногда просит повторить что-то. В общем, я доволен жизнью. — Моя любимая, моя сладкая, моя, моя Гермиона, — это ей нравится больше всего. Через некоторое время она успокаивается, я тоже окончательно прихожу в себя, накидываю на нас очищающее, и мы укладываемся спать.