Бал, изменивший судьбу Малфоев и не только Малфоев

— Гермиона, — зачем она так спешит? — Милая! — Мало того, она ещё и меня с ощутимой силой за собой тащит! Та-ак, мы в том же маленьком коридорчике, где целовались несколько дней назад! — Я очень хочу тебя внутри. Сейчас же. А ты медлишь! Идём к тебе или бери меня здесь! Она провела языком по верхней губе. Мерлин, милая, нам бы только дойти до наших дверей! — Идём.

***

Только дверь позади нас закрылась, она прислонилась к ней спиной и крепко взяла меня за воротник, притянув к себе для поцелуя. Она так возбуждающе стонет! — Мой Драко, мой милый, мой любимый! — Она рассмеялась, а потом запрыгнула на меня, сцепив лодыжки на моей пояснице в замок. — Я хочу тебя, я очень тебя хочу! Гермиона прошла с влажными поцелуями от моих ключиц до уха, параллельно отрывая пуговицы от моей рубашки. Я слышу, как они сыплются на пол, вижу, как Гермиона целует меня ровно в то место, где у меня шрам. — Милая, идём к кровати, или я трахну тебя у двери, — её это, видимо, устраивает: она всего лишь спустилась с меня и стала расстегивать мой ремень. — Сначала я поласкаю тебя, мой любимый, — Гермиона села передо мной на колени, сжала в губах мошонку прямо сквозь трусы. — Гермиона, милая- Я не смог договорить, она уже избавила меня от нижнего белья и взяла в рот головку. Как она это делает, что я всегда теряю голову?! Она остановилась. Что случилось? Я поднял взгляд с её ротика на её глаза, она нагло смотрела на меня и ничего не делала своими губками и языком! Вот чертовка! — Милая? Она на секунду вскинула брови, будто говоря, «Что, мой милый? Разве что-то не так?». А-а, она хочет поиграть. Ну хорошо. — Гермиона, я хочу, чтобы ты продолжила ласкать меня ртом. Я погладил её по голове, слегка зарывшись пальцами в волосы. Она в ответ на это всего лишь слегка задвигала языком. О-о, моя девочка хочет более серьёзных игр? Я крепко взял её обеими руками за волосы и тем самым лишил её возможности двигать головой. Гермиона в ответ на это застонала и принялась снова ласкать головку, теперь уже я на секунду вскинул брови, словно спрашивая, «Это всё?». Она поняла, к чему я клоню, взялась руками за мои бёдра, чтобы иметь возможность меня остановить, и я толкнулся глубже в её ротик. Я знаю, сколько она сейчас может брать, я не собирался насильно заставлять её заглатывать больше, просто захотелось самому потрахать её ротик. — Какая же ты сладкая, горячая, отзывчивая, м-м, моя хорошая девочка, — я вытащил член, легонько похлопал головкой по её распухшим губам. Гермиона высунула язык, и стала проводить им по всей длине, спустилась к мошонке, потом стала водить им по венкам, о-ох, как же это хорошо! — Драко, я же хорошая девочка? — Милая, спрашивать такое с членом во рту — верный способ напроситься на долгий, жаркий и не совсем нежный трах. По-другому не сказать. — Очень хорошая девочка, — я властным движением поднял её за горло на ноги, чтобы впиться поцелуем в губы, прижал её к двери, было грубо, но она даже застонала. — Ты помнишь, что я хотел сделать с тобой вчера? М-м? Я стал задирать её платье. Как удобно, что сегодня оно тоже достаточно узкое: не придётся держать в руках. Просто задеру его да талии, и готово. Её горло я так и не отпустил, разрешая Гермионе тем самым смотреть только на моё лицо. Всё, что я делал с ней внизу, она могла лишь ощущать. — Ох, как хорошо, что и сегодня на тебе чулки, милая. — Я призвал те туфли на каблуке, что были на ней вчера. Она их увидела, откинула голову назад и застонала. — Моя милая, давай наденем туфельки, м-м? Я уже спустился перед ней на колени, снял те, что на ней были, они без каблука, и это будет не так интересно. Надел чёрные с каблуком, они выглядят очень сексуально. Потом я поцеловал её коленки, внутреннюю сторону бедра. — Пожалуйста! — Она смотрит на меня глазами полными желания, — я прошу тебя, пожалуйста, Драко! — Я не могу отказать в подобной просьбе, — сказал я, всё целуя её бедра. Потом я взял её трусики с двух сторон, сначала просто сжал их в кулаках, вызвав у неё громкий стон и лёгкую дрожь, а затем резко разорвал их. Бля-ять, она потрясно стонет. Она почти осела по двери. Нет, так нельзя. — Милая, стой на ножках, поверь, тебе понравится. — С этими словами я языком провёл по всей её промежности, остановившись на клиторе. Я стал ласкать его языком, целовал, слегка куснул, Гермиона все это время пыталась просто устоять на ногах. — Пожалуйста, — она нашла удобную позу: стояла, опёршись ладонями на дверь, слегка больше раздвинув бедра. — Пожалуйста, что, милая? — Спросил я, максимально, насколько это возможно, погружая язык в её киску, благо, теперь не надо бояться, что сделаю ей больно. — Да! — Она чуть присела в желании насадиться на мой язык побольше. — Мерлин! Драко! Войди в меня! Или членом, или пальцами, но сделай же уже что-нибудь! — Как скажешь милая. Я быстро ввёл в неё два пальца чисто чтобы проверить, нормально ли она уже воспринимает такие проникновения. Два, потом даже три пальца вошли в нее очень хорошо, Гермиона сама пыталась на них насадиться. — О-о, милая, нет, я сам уже еле сдерживаюсь, — я встал с колен, снова взял её за горло, жестко поцеловал, прикусывая губы, я буквально вжал её в дверь. — Я хочу войти в твою киску, — я взял одну её ножку под коленкой, поднял к себе на талию, направил член ко входу и вошёл на всю длину. — Драко! — Мерлин! Как же хорошо! Гермиона вцепилась в меня руками, но это мелочи по сравнению с тем, как её киска сжала меня. — Милая, расслабься чуть-чуть, пожалуйста, — прошептал я ей в губы. — Не могу, — она рвано вдыхает, — это так хорошо, прости, я, — она закинула голову назад и застонала, а я, глядя на это, решил забить и несколько раз грубо вошёл в неё, каждый раз вжимая её в дверь. — Милая, это охрененно, открой ротик, — она даже не задумалась над моей просьбой, просто раскрыла губки. Я стал ласкать языком её язычок. Можно сказать, что я просто дублировал движение члена в её киске. — Драко! — Бля-ять, как она прекрасна, как она охренительно выглядит, как она стонет! — Драко! — Она стала отпихивать меня руками, толкая меня от себя в грудь и плечи, — пожалуйста! Я, — я вышел из неё и восхитился своей реакции: я в секунду подхватил Гермиону, которая уже хотела сползти по двери на пол, потеряв единственную поддержку в моём лице и переживая оргазм. Я посмотрел вниз: её трясло, она сжала бёдра и мелко дрожала. — Милая, хочешь, я поласкаю тебя пальцами? М-м? Чтобы тебе было приятно? — Она открыла глаза и посмотрела на меня, еле сфокусировав взгляд. — Нет, я хочу как утром. — О-ох, милая! — Идём, — я уже потянул её к кровати, она замотала головой, я предложил её донести, она опять отказалась, потащив меня к дивану. Я сначала подумал, что к дивану, а потом она просто отодвинула столик и легла на ковёр, раздвинув ноги. — Я не дотерплю до той комнаты, я хочу сейчас, — Гермиона сама ввела в себя три пальчика и задвигала ими, гортанно застонав. — Позволь мне. Я нежно взял её запястье, потянул к лицу, и прямо на её глазах стал облизывать три пальчика, что только что были в её киске, на которых теперь была её смазка. — Ты очень вкусная, моя милая, хочешь попробовать? Гермиона закусила нижнюю губу, а потом кивнула. Я ввёл свои четыре пальца, вызвав удивлённое «О-ох» и стон, с силой подвигал ими, потом вынул из неё. Раньше, чем я успел что-то сделать дальше, Гермиона сама взяла меня за запястье и притянула к своему ротику, взяв сразу все четыре. Это выглядело просто охрененно: она лежит передо мной на ковре с разведёнными бедрами, я вижу, насколько её киска влажная, а вдобавок к этому всему она обеими руками держит мою руку, посасывая мои пальцы, которые только что вышли из её же киски. — Давай я трахну тебя, м-м? — Я даже не дождался её реакции, а просто вошёл в неё одним глубоким толчком. Её стенки опять сжали меня со всей силой. Я подвигался в такой позе, наблюдая за эмоциями на её лице, а потом обеими руками развёл её бёдра шире, прижал её колени к полу как утром и, почти опираясь на них, стал вколачиваться в её киску. — Драко! Да! Так! Пожалуйста! Сильнее! Иди пойми теперь, её сильнее сейчас значит глубже или быстрее? Или всё-таки сильнее? Я на всякий случай выполнил все три пункта, её глаза расширились, Гермиона стонала почти без остановки, а потом стала периодически затихать, я сам еле сдерживался, кончить хотелось просто неимоверно. — Драко! — Гермиона пыталась схватить меня за руку, я понял, что она почти на пике. — Давай, кончи для меня, я хочу посмотреть, как из твоей киски будет течь, моя маленькая развратная девочка. — Она задержала дыхание, а её мышцы сжали меня еще крепче, — лежишь подо мной, стонешь как последняя шлюшка. В следующий раз я не буду так милосерден и заставлю тебя на коленях с моим членом в твоем рту просить меня выебать тебя. Давай, кончи для меня как развратная сучка, я хочу видеть, как хорошо я тебя оттрахал. Она вскинула руки, стала лихорадочно меня отталкивать, я сразу вышел и с силой стал ласкать сомкнутыми пальцами её клитор, не давая ей сдвинуть бедра. Гермиона кричала, пыталась отползти, а потом отпустила себя и стала струйно кончать. Бля-ять, на это можно смотреть вечно. У неё ещё такое хорошее давление, прямо ощущаешь, что струя выстреливает, а не просто жидкость вытекает. Гермиону трясло, она всё пыталась сдвинуть бёдра, но я не разрешал и стал снова ласкать её безымянным и средним пальцами, прижимая её таз к полу, это вызвало у неё вторую волну оргазма, она просила снова в неё войти. Я не смог отказать. Сказать, что внутри неё был огонь, значит ничего не сказать. — Милая, ты сможешь стоять на коленках? — Она, как ни странно, закивала, еле перевернулась на живот и на покачивающихся ножках встала на коленки и локти, прогнувшись в пояснице. На ней всё ещё те туфли, чулки и платье. — Так? — Она покачала попкой, — нравится? — Она расставила ножки. — Охуенно, — я взял её за волосы одной рукой, другой за бедро, и стал вколачиваться в её киску сзади. — Да! — Гермиона сама подмахивала мне бёдрами, стонала, просила не нежничать. — Нравится быть оттраханной? — Спросил я, поглаживая её попку. — Да, но ещё больше мне понравится быть выебанной моим мужчиной до момента, когда я прошу прекратить! Я резче потянул её за волосы, стал входить в неё совсем безжалостно, а к тому же ещё и ощутимо шлёпнул её по попке. Был такой прекрасный звук: смешался звук от шлепка и её гортанный стон. Её ягодица сразу порозовела. — Ещё! — Ещё? Не смею отказывать! Я шлёпнул её сильнее, Мерлин! Что её мышцы в этот момент делали со мной внутри неё! — Милая! — Я отпустил её волосы, взялся обеими руками за попку и продолжил вколачиваться в неё, Гермиона хотела слегка раздвинуть бедра, но я поставил колени так, что запретил ей делать подобное. — Да! Драко, пожалуйста! Пожалуйста, не останавливайся! — Она опять кончает? Да, Мерлин, да, она кончает, просто обычным способом, а не струйно. Её оргазм стал тем, что заставило кончить и меня. Мы немного полежали на ковре, Гермиона даже не делала попыток встать. — Милая, давай я переложу тебя на диван. — Я на ноющих руках положил-таки её на диван на спину. Зря я посмотрел ей между ног: вид её киски с моей спермой заставил мой член дернуться. — Драко, — она взяла меня за руку и направила к киске, — я хочу попробовать нас вместе, — бля-ять! Она действительно позволила мне набрать пальцами мою сперму со своей смазкой и стала их облизывать. Она знает, как мне нравится смотреть на такое. — Ох, милая, моя милая, — она снова вернула мою руку к киске, — Гермиона, я, — она уже легонько водила кончиком языка по пальцам, собирая с них сперму, — я даже не могу сформулировать мысль. — Она улыбнулась. Потом она отпустила мои пальцы и просто держала мою руку обеими своими. — Это сейчас было… — я сидел около неё на полу, — сейчас даже неебически и охуительно не подходят… — её улыбка стала шире. — Да. Согласна. Мерлин! Драко! Я думала, что ватные ноги — это когда мы с тобой ограничивались оральными ласками. Но нет… Вот сейчас у меня ватные ноги. Я даже бёдра сдвинуть не могу, — Гермиона звонко рассмеялась. — Идём лежать в ванную? — Я обнял рукой её ножки в районе колен и прижался к ним головой. — Да. — Она вытянула руки в моём направлении, намекая, чтобы я её отнёс. Я поцеловал её коленки, встал, решил сначала раздеть её, при этом я не стал использовать магию, а сам, собственными руками, снял с неё туфельки, чулки, потом платье и лифчик. Вот только после этого я взял её на руки и понёс в ванную. В этот раз мы легли как обычно: Гермиона лежала на мне. — Драко, — она повернулась ко мне, — скажи, что ты меня любишь. — Я очень тебя люблю, моя милая, моя сладкая, моя хорошая, моя Гермиона, — я слегка удивился подобной просьбе, но без лишних вопросов выполнил, сопровождая каждый эпитет поцелуем. — Я тоже очень тебя люблю. — Гермиона сильнее ко мне прижалась. — Милая, тебя что-то беспокоит? — Я всё-таки решил уточнить. — Нет, Драко, — она потёрлась щекой о мою грудь, — просто мне нравится это слышать, — она тихо рассмеялась. Вроде всё в порядке. — Гермиона, милая моя, — я стал массировать ей шею, как ей это нравится, — а когда ты успела написать столько? Там ведь не просто «Сто причин», там ещё и дополнения, иногда рисунки. — О-о, Драко, ты просто очень крепко спишь. — Она тихо постанывала от массажа. — Времени было достаточно, я ведь знала, что мне писать: ничего придумывать и выдумывать не требовалось. Пишу я быстро, почерк, конечно, требовал чуть больше времени, но… — Она слегка повернула шею, чтобы мой массаж приходился на другую сторону, — я успела. Я рассудила, что сначала нужно просто написать все сто причин, по одной на каждый разворот, а потом дополнять воспоминаниями или картинками. Рисую я неплохо. Те наброски, это ведь не произведение искусства, там ни краски, ни детальной проработки, те наброски тоже не заняли уйму времени. Пока я писала все причины на правых страницах, я в голове составила приблизительный план, где лучше на левой странице что-то нарисовать, а где лучше написать. Суммарно я тратила около часа по утрам, то есть уже пять часов, потом я занималась этим всё время, что тебя не было, пока Гарри принимал Род Блэк, а также всё то время, что твоя мама показывала нам теплицы. Она увидела, чем я занимаюсь, пока тебя нет рядом, и предложила мне осмотреть теплицы позже, они ведь никуда не убегут. То есть пять плюс два плюс четыре, да, мне хватило порядка одиннадцати часов. Хорошо, что я не устаю от такой работы, я ведь амбидекстр, это тоже выручило. Будь у меня в распоряжении только одна рука, пришлось бы просить у вас мазь для расслабления сустава, — Гермиона тихо засмеялась и поцеловала мою грудь. Мерлин, она вставала раньше каждый день, чтобы писать мне эту тетрадь. Вот, почему сегодня она проснулась позже, тетрадь-то уже была закончена! Мерлин! — Милая, — я взял её за талию и приподнял её, чтобы поцеловать. — Я, — что-то я прям эмоционален стал в последние два дня. Опять глаза защипало. — Я люблю тебя. Я так тебя люблю! — Я опять её поцеловал. — Давай сейчас выйдем, я смажу твою киску мазью, а потом мы ляжем читать причины, по которым ты меня любишь дальше? М-м? — Она обняла меня за шею и стала тереться носиком о мою щёку. — Давай. — Она легонько куснула меня за ухо. — Только смазывай менее возбуждающе. У меня сейчас нет сил. Совершенно нет сил. — Хорошо. — Я прижал её к себе, а потом поднял её голову за подбородок и поцеловал в губы. Это был настолько нежный поцелуй, он так отличался от того, как мы только что трахались, именно трахались, что я сам тихо застонал ей в губы. Гермиона на это улыбнулась и сказала: — Ты потрясающе реагируешь, мой милый, — она возобновила наш поцелуй. Мы пролежали так ещё минут десять, потом я на руках принёс Гермиону на нашу кровать, призвал мазь с малиной и нежно, как милая и просила, не возбуждающе смазал её киску, очистил потом руки заклинанием, взял «Сто причин» и лёг к Гермионе в кровать. — Тебе так понравилось? — Она обняла меня за плечи и поцеловала в щеку. — Да, Гермиона. — Я заметил, что в её глазах всегда что-то вспыхивает, когда я зову её по имени. — Я еле сдержался, чтобы не забить на всех окружающих и не кинуться на тебя с поцелуями. — Я чмокнул её в губы. — Ну, и не только с поцелуями. — Тогда открывай, — она потёрлась носиком о мою щёку и положила голову мне на плечо. Я открыл «Сто причин» с самого начала, ещё раз полюбовался самой первой причиной, загляделся на рисунок целующейся пары. — Драко, когда ты поцеловал меня в первый раз, во мне буквально что-то зажглось. — Гермиона гладит меня по предплечью, другой рукой зарылась мне в волосы. — Ощущения были как от… — Она вздохнула, пытаясь подобрать описание. — Как, когда я впервые смогла вызвать патронус. Будто меня окатили тёплой водой, которая смыла с меня всю тоску, печаль, все-все плохие эмоции. Драко, я… — Она нагнулась так, чтобы видеть мое лицо, — я чувствую себя так каждый раз, что ты меня целуешь. — Я взял её за талию и притянул к себе, чтобы поцеловать. — Гермиона, милая, — она всё ещё обнимает меня, — когда ты меня тогда не оттолкнула, а ответила, я почувствовал то же, что и ты сейчас описала. Милая, — я опять её поцеловал. — Я не смогу без тебя. — Это правда. Я не смогу без неё. — И я без тебя. — Она улыбнулась и взъерошила мне волосы. — Я не могу и не хочу. Ты мой. Мой и только мой. — Твой. Мне больше никто не нужен. Только ты. — Гермиона вернула голову мне на плечо, я открыл следующий разворот. «Je t’aime comme seul toi sais te faire aimer…» («Я тебя люблю, как только ты смог научить себя любить…») Слева был просто потрясающий рисунок: лист был практически весь чёрный, а на этом чёрном фоне светлыми блестящими чернилами был нарисован шведский тупорылый дракон, размахивающий крыльями. — Я люблю тебя, — я смог сказать только это. Гермиона поцеловала меня в плечо. Я провел пальцами по рисунку её патронуса, а потом открыл следующий разворот. «Ta façon de me regarder, ton désir de me comprendre, tes manières tendres pour me toucher, le plaisir que tu me donnes comme auparavant personne ne l’avait fait, cette entente parfaite que l’on connaît…Oui, tout me donne envie de te dire et te redire: je t’aime comme jamais je n’ai aimé.» («Твоя манера смотреть на меня, твоё желание понимать меня, твои нежные прикосновения, удовольствие, которое ты мне даришь, как не смог бы никто другой, это совершенное взаимопонимание… Всё это вызывает во мне желание говорить и повторять: я тебя люблю, как никогда я не любила.») Слева был рисунок, изображавший нас в купе Хогвартс Экспресса в тот день отъезда. Мерлин… Если можно умереть от счастья, то мне самое время… Я перевернул страницу. «Aimer ce n’est pas se regarder l’un l’autre, c’est regarder ensemble dans la même direction.Antoine De Saint-Exupery» («Любить — это не смотреть друг на друга, это смотреть в одном направлении. Антуан де Сент Экзюпери») Слева был текст, который Гермиона написала тем же красивым почерком, что и сами причины: «Мой любимый, мой дорогой, мой самый лучший, мой Драко, я очень счастлива, что встретила тебя, что полюбила тебя, что смогла дождаться момента, когда мы сможем быть вместе. За последние дни я поняла, что именно ты являешься тем самым мужчиной, которого я всегда мечтала называть своим мужчиной, своим мужем. Ты не просто даришь мне ласку и заботу, не просто целуешь, ты с каждым днём создаёшь во мне уверенность в нашем будущем. Ты разделяешь мои ценности, поддерживаешь мои начинания, оберегаешь меня и мои начинания от всего мира. Драко, я думала, что о таком можно только мечтать! Ты даришь мне сказку каждый день, когда всегда стоишь рядом со мной, готовый поддержать меня во всем, готовый защитить меня от всех бед и невзгод. Драко, я очень тебя люблю. Я очень рада, что судьба позволила мне узнать эту сказку. Спасибо за то, что ты всегда рядом. Я всегда это чувствую и знаю, даже если не говорю тебе об этом. Спасибо, мой любимый.» Я положил альбом на время себе на колени, взял Гермиону обеими руками и крепко-крепко её обнял. Мы молчали, слова были ни к чему. Через некоторое время я снова взял альбом в руки и открыл следующий разворот. «Я люблю тебя просто за то, что ты появился в моей жизни и стал в ней самым главным человеком.» Слева прекрасный рисунок, изображающий меня с выдрой на коленях. Это тот день, когда она впервые показала всем свою анимагическую форму. «За то, что ты любишь меня такой, какая я есть.» Тут слева я на рисунке обнимаю девушку невысокого роста с густыми непослушными кудрями, пока та в одной руке еле удерживает высокую стопку книг. Моя милая. «За то, что я чувствую себя защищенной рядом с тобой.» Здесь мы сидим так, что я обнимаю её сзади, положив голову ей на макушку. «Я люблю тебя за то, что ты оберегаешь мой сон.» Тут её патронус, оберегающий спящую девушку. «За то, что понимаешь меня с полуслова.» «За то, что ты становишься моим оазисом мира и спокойствия, когда я слишком нервничаю или переживаю.» «Даже если мы не вместе, я знаю, что ты думаешь обо мне.» «Каждый день ты показываешь мне, что такое быть самым верным.» «Люблю тебя за чувство радости при встрече.» «За то, что ты уникальный. И только мой.» «За то, что я могу быть маленькой девочкой рядом с таким сильным, умным, взрослым тобой.» «Я люблю тебя за то, что горжусь, что я твоя.» «За то, что ты умеешь принимать решения и нести ответственность за последствия.» «Рядом с тобой я чувствую себя принцессой.» «За то, с тобой я самая красивая и желанная.» «Я люблю тебя за твой самый красивый голос на свете.» «Я люблю тебя за то, что твои губы самые нежные.» «За то, что моё имя на твоих губах — самое ласковое.» «Твои глаза, когда смотрят на меня, просто светятся любовью.» «Мне нравится запускать руки в твои волосы, ты в такие моменты похож на большого хищника, которого я смогла приручить.» «Мне нравится твоя мужская уверенность и сила.» «Ты не заставляешь меня делать то, что мне неприятно.» «У тебя получается классный массаж.» «Я обожаю твой запах.» «Я счастлива, что ты хочешь от меня детей.» «За то, что мы вместе, несмотря ни на что.» «За то, что тебя не волнует, что обо мне говорят другие.» «За то, что имею возможность засыпать и просыпаться в твоих объятиях.» «За то, что поняла, что такое любовь.» «J’e t’aime parce que tu es toi, tout simplement.» («Я тебя люблю, потому что ты это ты, все просто.») Здесь слева достаточно детализированный портрет нас обоих. Мы стоим обнявшись, улыбаемся друг другу. Мерлин! О-ох… Мерлин… Я читал все её тексты, воспоминания, разглядывал рисунки. Это просто слишком хорошо, чтобы быть правдой, а не сном. Мерлин! Милая! — Гермиона, иди ко мне, — я еле сказал это севшим голосом. Она нужна мне сейчас, очень нужна… — Милая, пожалуйста, иди ко мне. — Я отложил альбом в сторону, взял Гермиону за талию и прижал к себе. Она выглядит обеспокоенной моей подобной реакцией. — Драко? — Она уже обнимает меня, прижимая мою голову к своей груди. — Гермиона, я люблю тебя. Я… — Я сжал её в руках, она даже удивленно выдохнула от той силы, с которой я это сделал. — Я каждый день последние две недели благодарю Мерлина за то, что ты со мной. Скажи, что не уйдёшь от меня. — Мерлин, я не переживу этого… — Не уйду, Драко, я твоя. Всё. Я твоя. — Она оторвала моё лицо от своей груди, подняла мою голову, чтобы смотреть мне в глаза. — Драко, я твоя. Больше никого не будет. — Она присела и прижалась своим лбом к моему. — Драко, я с нетерпением жду момента, когда ты сможешь называть меня своей фамилией, когда я буду носить у себя под сердцем твоего ребёнка, когда мы с тобой впервые возьмём его на руки. Драко… — Гермиона Малфой. Ей идёт. — Я столько думала в эти дни о том, что у нас всё произошло так быстро… Но потом я поняла одну очень важную вещь. Мы были друг у друга давно. Очень давно. Просто признали мы это совсем недавно. Всё должно было быть так с самого начала. Если бы не война и… — Она смахнула рукой слёзы. — Я уверена, что мы были бы вместе изначально. Без всего этого… — Она махнула рукой в сторону. — Нам очень повезло, что в итоге мы смогли пройти через войну, что мы оба выжили, что мы смогли открыться друг другу. Драко, родной мой, — Мерлин, я даже не думал, что могу испытывать такие эмоции, что сейчас испытываю, когда Гермиона называет меня родным, — я твоя. Ты мой. Всё. Этого никто не изменит. — Моя. Твой. Милая, родная, — я потёрся носом о её шею. — Я клянусь, что всё сделаю для тебя и наших будущих детей. Мы пролежали в обнимку, наверное, полчаса, если не больше. — Давай я принесу Живоглота, хочешь? — Спросил я, поцеловав её в щёку. — Можно? — Она обрадовалась. — Да, принеси! Мерлин, милая, что угодно, лишь бы ты улыбалась! Я встал с кровати, прошёлся по комнатам, нашёл Живоглота у камина в моём кабинете, взял его на руки и понёс к нам в кровать. Мы с Гермионой были относительно одеты, вроде не должны его смущать. — Драко! Спасибо! — Гермиона взяла его на руки, стала гладить, чесать за ушком. Я лёг к ним и обнял их обеими руками. — Я так переживала за него… Я не верила, что он погиб… Я каждый день думала о том, что мой Глотик может голодать или мёрзнуть где-нибудь один, — она подняла свои глаза на меня, — Драко, спасибо. Если бы ты его не узнал, если бы не выкупил, я… — Гермиона приподнялась и поцеловала меня. — Родная, милая, — я тоже стал гладить Живоглота, — для меня нет ничего важнее тебя и твоей улыбки. Мы просидели к Живоглотом несколько минут, смеясь над его довольной мордочкой и звуками, что он издавал. Потрясающий кот. — Драко, — Гермиона вспомнила что-то и, вскинув брови, повернулась ко мне. — С Люциусом всё в порядке? — А что с отцом? — Я, честно, не понял такого вопроса. — Он очень странно выглядел на ужине. Будто он вспоминал что-то не самое приятное. Я спросила у него, всё ли хорошо, он заверил меня, что всё в полном порядке, и мне незачем беспокоиться. Это да. Я предпочёл делать вид, что не вижу такое его настроение, потому что моё беспокойство передалось бы окружающим, а это отцу не сильно бы понравилось. Я уверен, что мама сейчас сама сможет все уладить. — Милая, — я поцеловал её в носик, — всё будет хорошо. Он, наверное, вспомнил о том дне, когда Волдеморт отобрал палочку, а потом нахлынули и остальные воспоминания. Отец очень многое пережил… Один год в Азкабане… Да, это не тринадцать лет, как у Сириуса, но… — Там и день ужасен. — Гермиона сморщила носик. — Дементоры очень сильно давят, они высасывают жизнь, а к твоему отцу, я так полагаю, сами авроры тоже отнеслись особенно. — Она покачала головой. — Чем сильнее человек, чем ровнее он держит спину, тем сильнее хочется его согнуть. — Гермиона усмехнулась. — Когда я увидела его колдографию из Азкабана, я была шокирована… Когда я видела его в последний раз в Министерстве в тот день, он не был даже поцарапан, а на колдографии… — Она глубоко вздохнула. — Светлая сторона может говорить что угодно, Дамблдор со своей силой любви тоже, правда от этого не изменится: и у света, и у тьмы на этой войне были почти одинаковые методы. Просто кто-то заляпывался, а кто-то нет. На время воцарилась тишина, прерываемая только мурлычущим Живоглотом. Потом я решил заговорить: — Я даже не хочу вспоминать свой шестой курс. Волдеморт лично поставил мне метку. Я привык к тому, что у меня за спиной всегда стоит отец, который поможет, который как каменная стена. В тот год мне приходилось делать такие вещи… — О-ох, Драко, вдох, выдох. — У них была моя мама, я не мог поступить иначе. В руках Волдеморта была судьба моего отца. Я… Я готов был сделать всё, что понадобится. Гермиона слушает меня внимательно, показывая, что она рядом, что теперь всё порядке, что она всегда будет рядом. — Я не смог убить Дамблдора. Не смог. Дело ведь не только в произнесении «Авада Кедавра». Ты должен желать смерти. Хотеть. А я не смог. Я до сих пор благодарен Северусу: если бы не он, то Волдеморт стёр бы Малфоев в порошок. Нас спас крёстный и тот факт, что я всё-таки провел пожирателей в школу. Я думаю, рассказать ей про пыточное или нет… — Я к одному из пожирателей применил Круциатус. — Гермиона не сильно удивлена, видимо, мама рассказала. — Я, когда увидел его около мамы, я… Вот в тот момент я почти применил убивающее, просто остановился вовремя, зная, что Лорду это не понравится. В итоге я запытал его до почти бессознательного состояния. Знаешь, я ничего не чувствовал в тот момент кроме гнева. Я много раз видел, как Белла применяла это Непростительное, но я никогда не понимал, как можно желать причинить кому-то такие страдания. Я сам к шестнадцати уже пару раз еле после него вставал, когда Лорд был не в духе, — Гермиона взяла меня за руку. — Я не понимал, как так можно. Потом я увидел, как пытает Лорд. Мерлин… — Я судорожно вздохнул. — Гермиона, он не хотел причинять им страдания, как Белла, не-ет, он высвобождал свой гнев и ненависть. Это ввергало в ужас, даже находиться рядом с ним в те моменты было… — Я не смог подобрать нужного слова. — В тот момент, когда я увидел того пожирателя, пытавшегося ударить маму, залезть на неё, я… — Я опять судорожно вздохнул. — Я понял, как мне применять пыточное. Не через то мнимое удовольствие, про которое болтала Белла и её дружки, а через то же высвобождение гнева, что было у Лорда. Мне кажется, что Лорд не стал наказывать меня за подобное, более того, он тогда вернул маме палочку, по той причине, что увидел в моей голове гнев и ненависть. Не желание, а гнев. — Я замолчал на мгновение. — Ты когда-нибудь сталкивалась лично с Волдемортом? — Нет. Только издалека видела… — Гермиона выдохнула. — Дедушка разделяет Тома и Волдеморта. Он говорит о них так, будто это два разных мага… Знаешь, мне всегда было интересно посмотреть на Реддла. Именно на Тома Реддла, пока тот был ещё ребенком. Дедушка говорит, что он был нормальным. — Гермиона закивала. — Да, мне тоже интересно. Гарри рассказывал о воспоминаниях Дамблдора, но там мало выводов можно сделать… Джинни говорила, что шестнадцатилетний Реддл манипулировал ею без труда. Она сказала, что в какой-то момент он настолько влился ей в мысли, что у неё начинало портиться настроение, если она долго не общалась с тетрадью и не слышала его голоса в голове. Джинни сказала, что какой-то фрагмент её воспоминаний так и не восстановился, он будто вечно ускользает. Она помнит только имя, хотя, и его тоже не точно, — я вопросительно поднял бровь, — не то Эмма, не то Эмили, не то Элла, а точнее не помнит. — А почему Джинни об этом никому не говорила? — Я решил спросить, это ведь интересно. — Говорила, но Дамблдор не смог открыть воспоминание. — Мерлинова борода… — Дамблдор не смог сломать ментальный щит, что поставила часть души Реддла?! — Да, он сказал, что Реддл впечатал это Джинни в сердце, будто Фиделиус. — Что-что? — Я был шокирован таким поворотом, даже подпрыгнул. — Да, вышло так, будто он создал вокруг чего-то Фиделиус, хранитель тайны он сам, а Джинни была доверена тайна, но потом Реддл закрыл Джинни доступ. Она как спящий хранитель этой тайны. С учётом того, что Волдеморта больше нет, Джинни тоже больше не вспомнит об этой тайне. — Охренеть. — То есть… Реддл с ней посекретничал, выговорился, а потом закрыл этот разговор в её сердце? — Охренеть! — Да. — Гермиона кивнула, сжав губы. — Как-то так. — Она тихо засмеялась. — Милая, о чём ты вспомнила? — Она так смеётся, мне уже интересно. — Джинни мне потом рассказала, что Реддл в шестнадцать выглядел как душка. — Мерлин… Это и правда смешно с учётом того, что для нас он тот змеинолицый ублюдок. — Она сказала, что учись он в наше время, женская половина школы делилась на бы на две части: те, кому по душе синеглазые брюнеты бегали бы за Реддлом, а те, кому нравятся платиновые блондины с глазами цвета стали, бегали бы за тобой. Джинни ещё сказала, что Том и Гарри чем-то похожи внешне, так что фанбаза Реддла теряла бы часть: те, кому нравились бы брюнеты, но не голубоглазые, а зеленоглазые, бегали бы за Гарри. — Даже та-ак. — Я всё думаю попросить её достать пару воспоминаний о нём, чтобы глянуть на эту красоту, — Гермиона рассмеялась звонким, мелодичным смехом. — Как раз у вас есть думосбор. — Она перевела дыхание. — То твой дедушка про его ангельскую внешность и глаза, то Джинни… Уже реально интересно, кто там и перед чьим обаянием надо падать в обморок! — Да-а… — Мне тоже интересно… — Твой дедушка сказал, что в какой-то момент его отец думал о том, чтобы взять Реддла к себе. — Ага, он хотел сказать про кого-то еще, но промолчал. — Интересно, он всё равно стал бы Тёмным Лордом или нет? — Хороший вопрос, на который нет ответа. — Может, и не стал бы… — Гермиона пожала плечами. — Он был бы твоим двоюродным дедушкой, — я даже закашлялся, а Гермиона смеётся. — Мерлинова борода. Хотя, если он не стал бы Тёмным Лордом, то мог бы с нашими деньгами стать хоть Министром, мог бы вернуть Розу и Клевер, много чего мог бы. — Гермиона закивала. — Я тоже об этом сегодня подумала, когда Люциус рассказывал о Розе и Клевере. Знаешь, мне кажется, что Реддлу просто было это не нужно. Может, он хотел умереть и одновременно этого боялся? — Что? — В каком смысле? — Спросил я недоумённо. — Ну, — Гермиона прикусила нижнюю губу. — Что, если он потерял что-то или кого-то, и ему тупо стало всё по барабану? — Хм… — Потом он просто испугался умирать и наворотил дел… Понимаешь, я не верю, что, если в нём было что-то хорошее, то никто ни разу к нему не отнёсся тепло. Да вот, к примеру, твой дедушка, он ведь общался с ним. Реддл даже позволил себе при нем рыдать, это… — Она всплеснула руками. — «Он много чего рассказал мне о своей жизни, на некоторых моментах даже у меня на глаза навернулись слёзы.», помнишь? Твой дедушка сказал именно так. Что там такого заставило заплакать даже твоего дедушку? — Ох, даже представить не могу… — Может, Реддл рассказал, что толкнуло его на этот путь? Может, он рассказал, кого или что он потерял? Судя по тому, что Абраксас до сих пор тепло называет его Томом, рассказал Реддл что-то очень трагичное. — Может быть… Не знаю. Не знаю, хотел бы я знать или нет. — А Гермиона права в своих рассуждениях! — Я переживаю за Гарри. О ком говорила Нингё? — Гермиона посмотрела на меня грустными глазами. — А ты как думаешь? — Может, она видит кого-то, кого упустил сам Гарри? — Том Реддл. И Гермиона так думает? Тогда Поттеру точно конец. — Драко, у нас больше никого нет, подходящих на эту кандидатуру! Ни-ко-го. Все враги Гарри уже мертвы, Малфои теперь друзья, это понятно и без Нингё! — Но ведь Том Реддл тоже мертв? — Я спросил это, чтобы услышать её рассуждения. — Да, но у них с Гарри долгое время была связь. Что, если она осталась? — Гермиона снова прикусила губу. — Драко, люди не учатся во сне. Такого не бывает. Раньше Гарри снились сны, связанные с Волдемортом. Что, если сейчас это опять началось? — Мда-а, я тоже тогда об этом подумал. — Ты думаешь, что часть души всё ещё в Гарри? — Я решил уточнить этот момент. — Нет. Просто… — Гермиона потёрла виски. — Что, если Реддл из-за Грани нашел способ контактировать с Гарри? — Он поделил душу семь раз, ты думаешь, что за Гранью что-то целое? — Это крайне маловероятно! — Вряд ли целое, но что-то же есть! Что, если он захочет причинить вред Гарри? — Я обнял Гермиону. — Гермиона, милая, у Гарри есть все мы. И мы это не Уизли старшие, которые от всего отмахиваются и всё умалчивают. Я, отец, дедушка, мама, все Прюэтты, ты, — все мы есть у Гарри. Мы ему поможем, если это понадобится. — Живоглот посмотрел на нас, склонив голову набок. — К тому же, если твои догадки верны, то Реддл должен помочь. Нингё не ошибаются. Если Реддл тот человек из её пророчества, то это значит, что скоро он спасёт жизнь кому-то из дорогих Гарри людей. — Меня всегда бесило, что пророчества всегда содержат элемент неизвестности! То Трелони с её «Грядёт тот, кто…» и так далее, то Нингё сейчас! Вот сказала бы Нингё сразу: «Гарри, дорогой, иди и поговори с Томом Марволо Реддлом, он тебе то, то и то сделает.», нет! Будем сидеть и гадать! — Меня улыбнули её слова. — Милая, в этом и есть суть пророчества. — Она повернулась ко мне с вопросом на лице. — Пророчество это не просто предсказание. Это не «Будет то, то и то». Это краткое ознакомление с возможностями. Вот Трелони, к примеру. Грядёт тот, и так далее, будет отмечен самим Тёмным Лордом. Вот представь, что Лорд не отметил бы ни Гарри, ни Невилла. Вот взял бы и плюнул на слова этой женщины. Что было бы? Всё остальное тоже бы не исполнилось. Лорд бы не пал. Всё было бы по-другому. Лорд же, заслышав о волшебнике, что может его победить, решил его убить, чтобы пророчество не исполнилось. Ты понимаешь? Нужно было наоборот ничего не делать и сидеть на попе ровно, а так вышло, что он своей попыткой избавиться от пророчества, только запустил его. В ту ночь он отметил Гарри, и всё пошло-поехало. — Гермиона внимательно меня слушает, начиная понимать суть. — Нингё. Что мы имеем? Во-первых, кто-то из врагов Гарри скоро попытается войти в жизнь Гарри как друг. Во-вторых, Гарри должен его впустить: враг сам зайти не сможет. В-третьих, кто-то из близких Гарри окажется скоро в беде. Третье стопроцентно, это данность. Считай, Нингё предупредила Гарри о грядущей опасности. Первый пункт тут — это обзор возможностей. Самый важный тут второй. Сможет ли Гарри принять этого врага или нет. Если нет, то близкий, скорее всего, погибнет. Если да, то никто не погибнет. Выходит, что Гарри должен сам принять правильного врага в свою жизнь. — То есть пророчество Нингё рассчитано на то, чтобы Гарри сам получил возможность спасти близкого человека? — Гермиона нахмурилась. — Да, именно! — Я ей улыбнулся. — Гарри сначала примет в жизнь этого человека, а потом тот поможет. Скажи Нингё: «Гарри, иди поговори с Томом Марволо Реддлом, чтобы конкретно он спас кого-то.», это одно, а другое, когда Гарри сам сделает свой выбор в пользу Тома Реддла, а не Дадли Дурсля или ещё кого-нибудь. Понимаешь? Гарри теперь отметит своего спасителя сам. Тут вариант с сидеть на попе ровно не пройдёт, так как тот факт, что кто-то в опасности, не следствие того, что Гарри кого-то отметит, а отдельное и независимое событие. — Гермиона даже выпрямилась. — Мерлин… — Гермиона выдохнула это шёпотом. — Да. Именно так. — Я обнял мою милую. — Будем надеяться, что всё закончится хорошо. — Да, — она повернулась ко мне, поцеловала. Мы поговорили ещё о прошедшем дне, похвалили друг другу подарки, а потом заснули. Живоглот лежал с нами и успокаивающе мурлыкал.