Бал, изменивший судьбу Малфоев и не только Малфоев

ОТ ЛИЦА ЭНДЖИ. — Энджи, — Майкл схватил мою руку, — Боже, что сделать? — Джанет тоже подошла, в ужасе посмотрела на мою рану. — Ничего, — Майкл в ужасе расширил глаза, — сейчас само пройдет, — он вздохнул, — поцелуй, будет лучше, — он поцеловал запястье. — М-м, намного лучше, — Майкл покачал головой, а Джанет тепло улыбнулась. — Сейчас пройдет, — он всё смотрел на эту рану. — Ура, — сказал он, когда рана в секунду исчезла, словно ее и не было. Майкл стал целовать пострадавшее место, потом прижал к сердцу. — Мой ангелочек. Спасибо. Я бы никогда от него не отделался. Он ужасный человек. Я редко про кого такое говорю, но он прям выдающийся случай! А те, кто стоят за ним, вовсе… Я же для них, — я его поцеловала в лоб. — Будешь моим мужем, эта несправедливость здесь исправится и для тебя, и для Джанет, — Майкл прижал меня к себе. — А сейчас можно прическу испортить? — Спросил он со смехом. — Порть, у меня все равно голова устала. Майкл обрадовался, стал вытаскивать шпильки, постоянно наблюдая, не больно ли мне. — А это как? — Спросил он недоуменно. — Открой до щелчка, — сказала Джанет, — ой, Господи, давай я, а то еще вырвешь бедной Энджи клок волос, — Майкл резко убрал руки. Джанет нажала на специальный рычажок, он щелкнул, мне стало совсем хорошо. — Всё, дальше сам справишься, — Майкл кивнул, снял эти украшения. — Так хорошо? — Я не смогла сдержать стона облегчения, когда он стал пальцами делать массаж головы. — Слышу, что хорошо, — сказал он со смехом, — у тебя очень красивые и мягкие волосы, прям хочется их потрогать, — да, Софа – гений зельеварения, — и я сам немного на этом помешан. До сих пор с блаженством тяну себя за волосы на макушке, — у Майкла же был ожог! — Сейчас всё хорошо? — Спросила я, подняв голову. — Да, будто ничего и не было, — Майкл повернулся, показал. — Слава Богу, — я встала, поцеловала его в макушку, — тогда надо собираться. Я могу сделать всё, что угодно и с кем угодно, если буду на своей земле. Этот континент мне не нравится. — Тогда к тебе? — Спросил Майкл с улыбкой. — Я не против, мне у вас понравилось, — я снова его поцеловала. — Вот и славненько, вы с Джанет определяйтесь, что возьмете, а я свяжусь с Посольством, чтобы они начали оформлять нужные бумаги в самой России, — Майкл закивал, я отошла в другую часть комнаты. Мне нужна относительная тишина, чтобы поговорить с нужным человеком.

ОТ ЛИЦА МИСТЕРА. Энджи ушла, чтобы переговорить с Посольством, а я и Джанет решили поговорить с Софой. Она сидела как на иголках, надо было ее успокоить. Осталось понять, что ее взволновало. — Майкл! — Я широко улыбнулся. — Как я рада, что всё хорошо закончилось с твоими деньгами! Обидно было бы их потерять! — Спасибо, — что-то мне в ней не нравится, — Софочка, а что с тобой? — Всё хорошо, — ответила она «честно». Я уже понял, как отличить, когда эти глаза врут. — А если честно? — Софа попыталась во второй раз сменить тему, — Софа, дорогая, мне позвать Энджи? — Нет! — Я вскинул брови. — Сдавайся, — сказала Джанет, — если бы Майкл не пел, я бы отправила его в следователи. Он, если вцепится в кого-то, не отпустит, пока не выжмет ответ, — я закивал. — Прям как дьявольские силки: легче расслабиться и не сопротивляться. — Майкл, да дело пустяковое, — я вздохнул, Софа поняла, что надо колоться. — Мама Блейза должна будет приехать в Лондон на пару дней. Мне с ней знакомиться? Как вы думаете? Мне так страшно! Боже, надо было раньше уехать из Британии, тогда бы этот вопрос удалось отложить! Господи! — А у вас всё-таки всё серьезно с Блейзом? — Спросила Джанет с улыбкой. — Да, — Софа порозовела, — будто то, чего не хватало, появилось, — она посмотрела на нас, — так знакомиться? Наверное, надо… Но я так боюсь Леди Забини! — А что там не так? — Спросил я. — Это не ваша мама, — сказала Софа, покачав головой, — там просто так посидеть и улыбаться не выйдет, — я вскинул брови, Софа вздохнула и пояснила, — Леди Забини черная вдова, — мы с Джанет переглянулись. — Она похоронила девятого мужа, приедет, чтобы устроить поминки этому бедолаге, — Софа вскинула брови. — Черт, я ее боюсь! Она же отравительница со стажем! Вдруг я ей не понравлюсь? — Сказала она шепотом. — Может, отравить ее первой? — Софа! — Джанет засмеялась, — а потом не верь в психологию Фрейда! Блейз прям нашел себе копию мамы! — Джанет! — Софа спрятала лицо в руках, — я не в том смысле, что убить ее! А просто для демонстрации сил. Я уверена, мне тоже что-то подольют, — она покачала головой, — хорошо, что у нас с Энджи свекрови распределились соответствующе. Мне сложно со слишком святыми людьми, а ей – со злыднями. Нам прям как по заказу, — мы все улыбнулись. — Всё, надо знакомиться. Нельзя прятаться. Как я в глаза своим предкам смотреть буду, если признаюсь, что испугалась черную вдову? В любом случае, Блейз с куда бОльшим уважением относится к Нарциссе, а ей я прихожусь родственницей, то есть она мне ничего плохого говорить не будет, если не будет реальной причины, — Софа покивала. — Всё. Да, да, а, нет, значит, нет, — и я, и Джанет кивнули. — Не переживай, я уверена, всё будет хорошо, — сказала Джанет успокаивающе. — А зачем ей вдруг понадобился Блейз? — Спросила Софа, нахмурившись, — что, если она хочет отпилить часть наследства? Если честно, то вообще непонятно, почему Блейз всё еще Наследник, а не Лорд, — она вскинула брови, — его отец – первый муж Леди Забини, она его грохнула и получила статус регента до совершеннолетия Блейза. Почему она не отдает все бразды правления в его руки? Господи, грохнуть мужа, отца своего ребенка, а потом спокойно дальше убивать людей. Как так можно? — Если она хоть что-то подольет Блейзу, на одну черную вдову в этом мире станет меньше, — заявила Софа уверенно, — причем я придушу ее голыми руками! — Она выдохнула, — О-ох, надо пробить по связям ситуацию с титулом Блейза. Что-то там не то. Поговорю с ним об этом завтра же. Так и с голой жопой на Косой Аллее остаться можно, — Софа улыбнулась, — спасибо, что послушали. Мне стало легче, — мы тоже улыбнулись, отправили ей воздушные поцелуи. — Софочка, — сказал я весело, она сразу вскинула брови, — ты же у нас массовик-затейник? — Она закивала, — я решил, что сделаю официальное заявление о себе в Питере, — Софа аж подскочила, — да, и проблема в том, что я, во-первых, не люблю заниматься организацией крупных торжеств, а во-вторых, не знаю русского. Ты могла бы заняться организацией? — Скажи, что бы ты примерно хотел, и я это сделаю, — Софа захлопала. — Официальное мероприятие, никаких файер-шоу, никакого хора имени меня на заднем фоне, — я вздохнул, — можно будет устроить это в вашей консерватории? Мне очень понравился зал и оформление, — Софа закивала, — отлично. У меня есть короткий список гостей, которые точно должны быть, и длинный список людей, которых там быть не должно, — она снова кивнула, — я был бы рад, если бы ты добавила к приглашенным своих знакомых, я знаю, что у тебя их очень много. В приоритете благотворители, деятели культуры и просвещения. Я не хочу видеть никого из правительства Америки и МАКУСА, — Софа кивнула, — а на все остальные места пригласи своих хороших друзей из моего фан-клуба. Это моя большая семья, нельзя забивать весь зал консерватории абы кем из крупных шишек. Только нужные из шишек, а все остальные места для моих фанатов. Обязательно пригласи Шаховских, — она улыбнулась, — и тех, с кем ты играла тот концерт на Малахит-стадионе. Дальше уже сама разберешься, — Софа закивала, — дата – восемнадцатое марта. Из прессы только проверенные издания, а из Америки, — здешних я всех ненавижу, — никого. Пусть ссылаются на британский Пророк. Речь у меня есть, понадобится просто перевести ее на нужные для важных людей языки и на русский для фанатов, — Софа широко улыбнулась. — Всё. После объявления сделаем маленький праздник, я пообщаюсь с гостями. Нужен будет переводчик. А, и начни присматриваться к газетам, чтобы понять, кому из репортеров мне легче было бы дать интервью. — А ты не хотел бы сделать большое интервью? — Я вскинул брови, — оу, — Софа покивала, — ща, повиси! То-ом, а можете, пожалуйста, помочь? — Он отвлекся от Эмили на нас. — С чем? А-а, понял, — поразительно. Я еще думал, что слухи о его способностях преувеличены! Они нагло преуменьшены! — Посмотрите мне в глаза, — я посмотрел. Я видел свою память со стороны, будто это чужая память. Один фрагмент бы словно в тумане. Чем ближе мы к нему подходили, тем яснее он становился. Боже! Ощущения, словно открываешь глаза после наркоза! Та-ак, что это за воспоминание? Я-из-воспоминания сидел на диване на сцене, похожей на театральную, а около дивана было кресло, в котором сидел симпатичный улыбчивый молодой человек. — Мистер Джексон, а что бы лично вы назвали своим главным достижением? — Кто этот молодой человек? — Моим главным достижением? — Я когда-то отвечал на такой вопрос? Это точно я?! — Думаю, что то, что я всеми силами пытаюсь сделать детей счастливее. Ребенок – это будущая единица общества. Какие единицы, такое и общество будущего. Нужно проявлять по отношению к детям любовь, учить их проявлять любовь к остальным людям и окружающему миру. — Мистер Джексон, а как бы вы охарактеризовали нынешнюю обстановку в мире? Воспоминание хотело встать на свое законное место, начало ускоряться, поэтому я стал различать только вопросы. Ответы потом «посмотрю». Боже, все вопросы касались или меня, или моих интересов. Спрашивали о чем угодно: любимый цвет, книга, еда, фильм, игра, эталон, кумир, отпуск мечты, стиль в интерьере, почему в последний раз смеялся, какой самый лучший подарок я получал от кого-то и дарил кому-то сам. Честно, очень непривычно! Я и не помню, чтобы со мной говорили обо мне, а не о том, что пишут в газетах. Обычно все интервью сводятся к «Вот про вас давеча тут писали, что вы прилетели к нам с Марса и сжигаете кукол-вуду своих кураторов из «Сони» на заднем дворе дома сестры, чтобы сохранить рекорд по Грэмми. Как вы это оправдаете?». Никого не парит, что я не должен оправдываться за то, чего не делал. А тут! В этом интервью ни одного вопроса про мой нос, кожу, суд, Лизу, Дебби. Интервьюер словно и не знал обо всех этих проблемах! Он даже по музыке моей прошелся «ускоренно». Не было ни извечного «О чем ваш альбом/песня?», «Как вы пишете музыку?» и «Правда ли, что вы использовали препараты для сохранения высокого голоса?». Последнее вообще добивает! Интервьюеры пугаются, когда я после съемок основной части перехожу на «обычный» низкий голос. Они-то считают, что я застрял в возрасте пяти лет, а тут нормальный голос! О-ох. Интересный опыт! Один вопрос, что это за интервью?! — Софа? — Спросил я, когда воспоминание закончилось. — А что это было? — Мир магии сам по себе жить по любому не может, — я кивнул, — поэтому мы смотрим на мир магглов, чтобы найти там себе актеров, исполнителей. Если мы находим кого-то, кто имеет большую популярность и нравится многим из нашего мира, то мы берем у него такое интервью. В твоем воспоминании главный драматический театр Москвы, а люди в зале – твои фанаты. Можно сказать, что мы выкрали тебя на пару часиков, опросили, стерли об этом память и вернули в твою жизнь в ту точку, откуда забирали, — жуть. — Ты не переживай, так не только мы делаем! Это по всему миру магии так принято. Есть железное правило: если человек отказывается, ему стирают память и возвращают на место без опроса. Ты согласился, выглядел очень бодренько, я сама там была, видела. — Та-ак, а что за фильм? — Спросил я. — Так это интервью и снимают! — Ответила Софа, — потом можно посмотреть в кинотеатрах. Ты можешь выбрать себе интервьюера, определить список вопросов и стоп-тем, поговорить, и готово! Ты заметил, что интервьюер хороший? — Я кивнул, — потому что мы всегда берем фанатов на эту роль. Смысл смотреть на какого-то журналюгу-прохиндея? Пусть любящий человек расспрашивает, — Софа улыбнулась. — Тот парень так переживал, а ты его еще успокаивал, говорил, что сам переживаешь: в зале-то куча народу было. Такой аншлаг! Были убраны все сидения, люди стояли как кильки в банке, лишь бы пропихнуться. Бригада из РАМН-а прям там увеличила пространство на время, чтобы впихнуть тех, кто не влез. Это было что-то. Такого еще не было нигде, — для меня всегда было загадкой, почему меня так любят. — Ты так мило там смущался, постоянно оборачивался к нам и говорил, что любишь нас. Мы там все так радовались! Это было одно из лучших интервью, что я видела. Поверь, я видела очень много, — она и Джанет умиленно запищали. Видимо, я опять красный как помидор. — Так как? Снова интервью или газета? — Я подумаю, — хотя, чего тут думать? Конечно, интервью, — интервью. — Софа обрадовалась. — Я могу найти того парнишку, — сказала она, — он сейчас в аппарате Президента, — ого, — да-а, нас много и многие из нас имеют очень хорошие должности. — Спасибо, — Софа отправила мне воздушный поцелуй, — Господи, я так рад, что нашел себе людей, которые теперь не дадут мне снова скатиться, — она закивала, — Лорд Гонт, а я могу просить вас потом помочь с восстановлением остальных фрагментов? — Он кивнул, — когда вам будет удобно. Мне не к спеху. — Хорошо, — он довольно улыбнулся, — обожаю рыться в чужих мозгах, — Софа весело хмыкнула. — Да, Софа, ты права. — Жуть, но крутяк! — Сказала она со смехом. Гонт тоже улыбнулся. — А вы чего еще не собираетесь? — К нам вернулась Энджи. Софа, услышав сестру, отправила нам воздушные поцелуи и дезактивировала зеркало. Я его закрыл и спрятал в карман. — Мы что-то засиделись, — Энджи нас оглядела, поняла, что мы нагло врем, но не стала переспрашивать. — Идем, идем, идем, время бежит, — мы согласились и пошли за Энджи собираться. На сборы ушло около часа. Я никогда не думал, что это так выматывает! Хорошо, что у нас были Джуди и Джерри, которые одним щелчком укладывают не укладываемое и впихивают не впихиваемое. Даже для магии это всё иногда выглядит слишком волшебным. Энджи в пятый раз осмотрела все чемоданы, перебрала документы и спросила: — Точно готовы? Самое главное – документы детей, отсюда их вывезти можно, — Говард согласно кивнул, — но в Россию въехать не получится, если документов не будет, Майкл. Я потряс папкой с десятком справок и свидетельств. Джанет обещала примотать мне эту папку скотчем или заклятием вечного приклеивания, если я еще раз положу ее на стол. Она знает, что я растяпа. А вот я не знал, что у годовалой Пэрис и двухлетнего Принса больше документов, чем у меня! Вернее, я знал, что эти документы есть, просто пересчитал я их только сейчас! Вообще я удивлен дотошностью России в отношении детей. Энджи объяснила это и без того маленькой численностью населения: им непозволительно допускать какие-то непонятные операции с населением будущего. — Говард, а от вас из экзотики потребуется только копия вашего диплома. Это позволит вам без труда пользоваться всеми необходимыми ресурсами на территории России, — Энджи посмотрела на него, Говард полистал свои документы и кивнул: — Есть! Я почитал про правила подтверждения, всё должно быть в порядке, — Энджи кивнула, еще раз оглядела комнату, а потом вызвала эльфов: — Джерри, Джуди! — Они сразу появились около нее, — можем отправляться, мы аппарируем в Посольство России, как только вы почувствуете, что Майкл там, аппарируйте к нему, хорошо? — Да, Хозяйка! Джерри и Джуди аппарируют, — Энджи им улыбнулась, те радостно захлопали ушами. — Тогда отправляемся! Готовы? — Я, Джанет и Говард кивнули. — Хорошо, встретимся там. Энджи аппарировала и Принса, и Пэрис. Я подумал, что лучше доверить это дело ей. Я в здешнем Посольстве России был один раз, когда мы сегодня там были. Я аппарировал с Джанет, мы оказались в вестибюле. Энджи уже была там и стояла за анти-аппарационным контуром. Мы тоже быстро прошли туда, встали около нее, я забрал Принса и стал ждать Говарда и эльфов. Когда все мы были в сборе, в помещение вошел светлый сероглазый мужчина: — Добрый день, — ура, фраза, которую я понял. Эх, она же и последняя. Ладно. Они с Энджи поговорили, после чего она отдала Пэрис Джанет. — Идем, я иду оформлять документы, а вы постойте рядом, нужна будет ваша подпись. Я, Джанет и Говард кивнули, пошли за ней и сотрудником. Энджи на ходу вытаскивала нужные документы, так что когда мы были у стойки регистрации, ей оставалось только давать по бумажке, когда ее об этом просили. Как Энджи и говорила, из Америки выехать легко: нам шлепнули на отдельные бланки пару печатей, подвели к камину, пожелали хорошего отправления, проследили за нашей отправкой, и всё. Вот в Миграционном Центре России мне показали, как сильно они переживают за детей, как ввозимых, так и вывозимых. Это что-то! Они даже спрашивали у Принса на разные лады, кто я ему! Он на все вопросы ответил «Папа!», а на вопросы о Пэрис – «Пэрис!». Сотрудники остались довольны, стали вчитываться в свидетельства о рождении, а нас троих с детьми проводили в зал ожидания. Тут, конечно, грех жаловаться: все удобства. Диванчики, столики, стулья, кресла, кафетерий. Прям благодать. Одна стена вся сплошь была окном с видом на Питер. — Сэр желает чего-нибудь? — Спросили Джерри и Джуди, подойдя ко мне. — Нет, спасибо, — я улыбнулся, — садитесь, не стойте далеко. Успех! Ни слез, ни шока, ни удивления: эльфы спокойно сели на стулья перед нами. Да, на стулья, а не кресла или диван, но и Рим не за сутки строился. О-ох, вообще, то, что я купил двух эльфов, самый неоднозначный мой поступок за всю жизнь. Я категорически против рабства, но поддался! Первые два дня я с ужасом смотрел на то, как оба эльфа радуются любой моей просьбе. Каждый раз я успокаивал себя тем, что, если они попросят свободу, я ее дам в тот же момент. Пока что даже заикаться об этом не стоит: будет паника и истерика, а я не могу смотреть на их страх. На второй день я решил с ними поговорить. Пришлось, конечно, ступать как по тонкому льду, но результат того стоил. Самое главное – вывести их на разговор, чтобы они сами говорили. Любое предложение от тебя, и всё: эльф начинает корректировать свои предложения или боится пойти тебе наперекор. Из всего, что я услышал, я понял, что для любого эльфа его Хозяин и семья Хозяина – семья. Да, люди в их понимании что-то вроде «верхней ступени», но изначально мы для них представляемся именно семьей. Они не понимают, как можно брать деньги или что-то, кроме еды и жилья, за свою работу. Джуди мне сказала: «Сэр ведь не предлагает деньги Мэм, если Мэм ухаживает за Сэром, если Сэру плохо! Сэр ведь тоже не берет деньги с Мэм, если Мэм нужна помощь!». В понимании эльфов нам, людям, постоянно плохо, потому что мы не можем делать многое из того, что они умеют делать парой щелчков пальцев. Нам постоянно плохо, а эльф помогает, вкладывая в эту помощь те же эмоции, какие вкладывают люди, когда помогают своему дорогому человеку. Дело в том, что эльф, если почувствует что-то от волшебника, признает его своим дорогим человеком. Это утверждение просто расставило всё по полочкам у меня в голове. Я с минуту сидел молча, пытаясь понять, что теперь делать с этим пониманием! Дело ведь получается в том, что эльф не в состоянии отличить человека, который его просто использует и ни во что не ставит! Эльф всё равно считает, что этот человек ему дорог. Это ведь хрестоматийные отношения между жертвой и абьюзером! Двигателем таких отношений служит слепая вера жертвы в светлое будущее и исправление насильника или отсутствие у жертвы иных возможностей для существования, кроме как под кулаком своего насильника. Таким образом вся проблема с эльфами может быть сведена к двум пунктам. Первый: объяснить, что не все люди являются добрыми и не всех надо так любить. Второе: гарантировать защиту тем, кто ее попросит. Принудительное освобождение вообще никому не нужно! Если разобраться с этими двумя пунктами, вполне возможно, что всё устаканится само собой! Дело тут уже будет в том, что понятия «свобода» для человека и для эльфа существенно различаются. Если говорить честно, то эльфу очень сложно объяснить, зачем ему свобода. Не что такое, а зачем. Джуди и Джерри сказали, что для них немыслимо оставить меня тогда, когда мне плохо, а плохо мне, по их же определению, всегда. Зачем им свобода, которая будет стоить чего-то мне: они будут сидеть весь день, переживая, что мне что-то нужно, а их рядом нет. Потом они привели мне тот же пример с Джанет: «Мэм не говорит Сэру, что у нее сегодня другие планы, если Сэру что-то нужно! Сэр тоже не говорит Мэм, что у Сэра выходной, если Мэм что-то нужно!». Опять-таки, люди отменяют все свои планы, если у дорогого человека что-то серьезное, а у эльфа любая проблема или «хотелка» их человека априори что-то серьезное. Я продолжил донимать Джерри и Джуди уточняющими вопросами и сделал вывод, который потряс меня до глубины души. Эльф выполняет приказ хозяина по той причине, что считает, что хозяину это очень и очень нужно и без этого хозяину будет плохо. Дело не в какой-то магии! Просто эльф признает своего человека своим приоритетом! Люди ведь тоже способны сделать что-то не совсем безопасное или адекватное ради человека, которого искренне любят. А к чему мы приходим отсюда? Правильно. Эльф может нарушить приказ, если «разлюбит» хозяина. Хорошо, «нарушить» – слишком громко сказано, но эльф способен делать то, что косвенно нарушает или потенциально повредит будущему исполнению будущего приказа. Эльф полностью понимает, что он делает, он полностью осознает, что «вредит» своему хозяину, но делает, если «разлюбил»! Я был поражен историей Добби: такое редко встретишь. Да даже ходить далеко не нужно: кентавры по всему миру после Флоренца стали проситься в город, а эльфы за Добби не пошли. Теперь-то понятно, почему Добби, понимая, что вредит Лорду Малфою и его планам, продолжал вредить. Он просто «разлюбил» его, выбрав за новый приоритет Гарри, и поэтому смог пойти в обход всех интересов Малфоя, чтобы сберечь Гарри. А что это значит? Правильно: где-то там в мозге или в сердце у эльфов заложена способность выходить из отношений «Хозяин-слуга»! Я всё думал, почему те аристократы, которых я видел в своей жизни, всегда относились к эльфам с умом: они понимают, что эльф может в один день снять наволочку, крикнуть: «Мне всё это надоело, я ухожу!» и уйти. Если же до этого не доводить, то у нас просто идеальный исполнитель любого приказа. Я не беру в расчет аристократов Британии, там всё шиворот-навыворот. Америка, Европа, Азия – везде хозяева благодарят эльфов за работу, обращаются по имени и могут даже добавить приписку «пожалуйста». Везде по миру эльфы ходят в своей одежде, а не в наволочке. Это исключительно британский стиль. Вопрос в другом: все ли знают, почему с эльфами надо вести себя осторожнее или люди просто впитывают это воспитание своих родителей? Находятся же люди по всему миру, которые издеваются над эльфами. Значит, они не знают, что эльфа можно довести до «развод, девичья фамилия». Не знать они могут, если это не пишется в каждой книге по этикету или если они не понимают самой концепции любви и силы, которой она наделяет любящее сердце. Я думал обо всём этом полночи, пытался найти логическую несостыковку в своих рассуждениях или ходе мыслей эльфов, но не нашел. Внутренних противоречий нет. Маневр с предметом одежды, которым можно освободить эльфа, я вижу самой большой аферой во всей этой истории. Изначально эльфы работали на человека столько, сколько им требовалось, чтобы заработать на одежду, поэтому символом освобождения была одежда. Вопрос первый. А как заработать, если не платят? Если уговор изначально был об оплачиваемой работе, эльфы могли бы упереться и не работать, зная, что волшебники вынуждены будут согласиться хоть на какие-то деньги. Если работа оплачиваемая, такое уж ли это рабство? Вопрос второй. Что это за туманная характеристика? Эльфы постоянно контактируют с одеждой хозяев. Если посчитать, что оставленная одежда – дар, то вот эльф уже освобожден. Нигде не прописано, как нужно давать одежду, нет особенных слов. Добби Лорд Малфой освободил случайно, он ведь явно не думал о том, чтобы дать носок как дар, он просто хотел отдать кому-то грязный носок. Это даже не его носок был! Слишком много нечетких и неопределенных мест в этой истории с одеждой. Вопрос третий. А что будет делать эльф, когда заработает на предмет одежды? Дальше ему ни есть, ни пить не надо? Одного комплекта одежды на всю жизнь явно не хватит. Вопрос четвертый. Если подарить одежду – всё равно, что освободить, почему эльфы не освобождаются, когда на деньги хозяина покупают одежду? Бред какой-то. А вот теперь посмотрим с другой стороны: волшебники связывают в головах эльфов дарение одежды и освобождение. Таким образом, волшебник теперь может ловко избавиться от эльфа, просто швырнув в него носок. Кто-то когда-то дарил эльфу одежду, чтобы освободить в качестве поощрения? Я такого не видел ни в одной книге или семье. Своими глазами я видел другое: были случаи, когда эльф видел или слышал слишком много, чтобы у него в голове начинали зреть основания «разлюбить» хозяина. Хозяин действует на опережение и «освобождает», читай выкидывает, бедолагу на улицу. Эльф с большой вероятностью помрет на этой улице, так и не успев никому ничего рассказать, занимаясь только самобичеванием. Джинни рассказывала про эльфийку, которую освободил Крауч. Она чуть не спилась, настолько она переживала! Что нам это напоминает? Абьюзерские отношения. Использовать, а потом выкинуть. Я очень хочу поговорить обо всём этом с Энджи. Она же девушка из семьи «Большой Пятерки», если кто и будет знать истинную причину слишком хорошей жизни некоторых эльфов в условиях ужасного рабства, то она. Я ведь мог превратно истолковать слова своих эльфов, а потом, как человек с логикой, подогнать всю свою дальнейшую аргументацию так, чтобы не было внутренних противоречий. Да, обязательно спрошу потом у Энджи, что же в голове у эльфов делается. Если всё так, как описал я, то я и не буду пытаться освободить Джерри и Джуди насильно: это будет сродни выкидыванию на улицу любящего человека. И человеку хотя бы будет, куда пойти, а эльфу-то некуда! Нас снова позвали к окну регистрации, выдали мне бумаги, подтверждающие, что мои дети – мои дети, что я имею полное право передвигаться с ними по всей территории России и волен вывезти их в другую страну, как только пожелаю. Сотрудник всё-таки не удержался и попросил меня подписать ему и его коллегам пару открыток. Я улыбнулся, подписал. Всё равно он никому не может рассказать о том, кого здесь видит, а так ему и его коллегам будет приятно. Мы вышли на улицу, чтобы вдохнуть морозного снежного воздуха. Говард, одобрительно кивая, разглядывал часть улицы, что была видна из нашего положения. Я так же разглядывал, когда в первый раз сюда попал. — Теперь можно и домой. В квартиру или поместье? — Спросила Энджи у меня. — А ты куда хочешь? — Она вскинула брови, потом решилась и ответила: — Домой в поместье, — я улыбнулся и кивнул. — Тогда домой в поместье, — Энджи меня поцеловала в щеку. — Тогда секунду, я вызову эльфов, а то уже не до аппарации, — она одним за другим вызвала четырех эльфов, дала им указания на русском. Одна эльфийка пошла показывать дорогу Джерри и Джуди, другая – взяла детей, а два оставшихся аппарировали меня, Джанет, Энджи и Говарда. — Ого! Ни я, ни Джанет, ни Говард не смогли сдержаться и не восхититься. Поместье-дворец Строгановых производило вид уютного, теплого дома, в который прям хочется поскорее зайти и остаться там жить. Это, конечно, не Екатерининский дворец в Пушкине, но очень внушительное творение архитектуры. Перед поместьем раскинулись сады с волшебными растениями, многие даже отреагировали на наше появление поворотом в нашу сторону или свечением. В стороне был маленький водоем, который уходил в даль, где сейчас горели огоньки в домах. Это волшебная деревня, закрепленная за Строгановыми. Софа мне рассказывала, что все проблемы этой деревни – проблемы Энджи. С другой стороны от дома был густой лес, который огибал поместье и подходил к озеру. Я представляю, как красиво это должно выглядеть с высоты птичьего полета: поместье со всех сторон защищено лесом или озером, а от озера идет дорожка к деревеньке, в которой все дома стоят будто по линейке. Я пригляделся, понял, что каждый дом оригинален. Большинство выбирали украшения в традиционном русском стиле, очень много домов были украшены деревом будто теремки. Даже сейчас, хотя уже достаточно темно, там на освещенной площадке были дети, кто-то играл в снежки, кто-то катался на коньках, кто-то просто носился за другим ребенком. Там и женщины были, несколько даже с колясками. Я вернулся к обычному зрению, чтобы не напрягать глаза. Я определенно хочу туда сходить, там не только жилые дома, но и еще какие-то здания, да и на людей посмотреть интересно. — Энджи, у меня нет слов, — сказал я, обняв ее. — Спасибо, — сказала Энджи с улыбкой и повела нас к поместью, — я попросила аппарировать именно сюда, чтобы вы посмотрели и снаружи, — я закивал, оглядывая окружение. Я уже жду, когда мы пойдем на экскурсию. По очищенной от снега дороге мы дошли до парадного входа, Энджи провела нас внутрь. Магия дома прошлась по мне, оставив тепло в душе. Пока Энджи селила Джанет и Говарда, показывая им дороги до их комнат, до гостиной, ее кабинета и еще нескольких важных мест, я прислушивался к дому. Я знал от аристократов, что дома древних семей ощущаются иначе, чем дома обычных волшебников, но я не думал, что это настолько приятные ощущения. Дом Строгановых ощущался как вода. Джинни писала, что дом Малфоев тоже «водной природы». Есть в этом тайный смысл: вода – покладистый «элемент», но при этом очень напористый. Можно сколько угодно переливать воду из сосуда в сосуд, вроде как меняя ее форму, но и вес, и объем останутся теми же, что были. Еще стоит вспомнить фразу «вода камень точит». И Строгановы, и Малфои переживали все передряги, вовремя сменив форму на что-то более выгодное для данной ситуации, выжидали нужный момент и подтачивали нужный им камень. Сейчас водная гладь была под сумеречным небом, там и тут вспыхивали маленькие искорки. Я бы предположил, что это эльфы так рады возвращению хозяйки, которая в этот раз привезла с собой столько людей. Я так задумался, что не сразу заметил подошедшую Энджи. — Майкл, всё хорошо? — Я кивнул, заморгал. — Да, я просто прислушивался к дому, — Энджи вскинула брови. — Ты чувствуешь? — Спросила она с улыбкой, а потом подошла и крепко обняла. — Да, ангелочек, чувствую, — Энджи отстранилась. — Идем, я покажу кое-что. Мы спустились по парадной широкой лестнице на первый этаж, прошли бальный зал, вышли к разветвляющемуся коридору. Энджи провела нас в правое ответвление. — Это гобелен моей семьи, — я в шоке уставился на шелковое дерево, которое занимало несколько метров стены. — Они все есть у тебя в галерее? — Спросил я пораженно. — Не все, к сожалению, — ответила Энджи, — но вот отсюда, все, — она показала линию, жившую в шестнадцатом веке. — Только не говори, что мне придется разом встать перед всеми, я этого не переживу, — сказал я со смехом, — мне надо как-то частями, иначе я замру и буду отвечать на вопросы как идиот без сформированной речи, — Энджи тоже засмеялась, легонько ткнула меня в плечо. — Я как раз об этом хотела спросить, — я вскинул брови, — Майкл, можно мы поговорим с моими родителями? — Энджи прикусила губу. — Только с ними, мы ведь женимся, — надо ее остановить, а то еще подумает, что меня надо уговаривать, потому что я не хочу. — Ангелочек, конечно. Я буду очень рад увидеть тех людей, благодаря которым в моей жизни появилась ты, — я ее крепко обнял, — Александр Александрович и Мария Алексеевна, правильно? Энджи с улыбкой закивала. — Ты выучил их имена? — Она много раз поцеловала меня в щеку, — спасибо, — я поцеловал ее в висок. Энджи провела меня в свой кабинет, мы остановились у большого портрета. Шатен с карими глазами и платиновая блондинка с васильковыми глазами сидели на маленьком диване, держась за руки. — Добрый вечер, Александр Александрович, — я ему поклонился, — добрый вечер, Мария Алексеевна, — ей я поклонился еще больше. Это родители Энджи, у меня и в мыслях нет как-то задеть их. — Добрый вечер, мистер Джексон, — ответили они тоже по-русски, а потом Граф перешел на английский, — вы сделали нашей дочери предложение? — Я кивнул. — Да, Граф. Я сожалею, что не спросил сначала вашего благословения, — он вскинул брови, — но я не мог вытерпеть больше ни минуты без согласия Энджи, — она крепко взялась руками за мою. — Я обещаю, что сделаю всё, чтобы ваша дочь была счастлива. — Вы приятный молодой человек, — сказал Граф, — я и моя супруга не имеем цели усложнять вам жизнь. Ваши отношения – ваше дело, — он вздохнул, — к тому же мы вас просто не знаем, чтобы делать какие-то выводы, — они с супругой переглянулись. — Мы думаем, что время покажет, правильный ли выбор сегодня сделала Ангелина, согласившись выйти за вас замуж, — Графиня кивнула, — пока что у нас нет нареканий. Мы давно не видели Энджи такой счастливой, — и он, и его супруга тепло улыбнулись, посмотрев на смущенную Энджи. — Идите, дети, прогуляйтесь по городу. С нами еще успеете пообщаться, мы никуда не денемся, — сказала Графиня. Если всё пойдет так и дальше, то можно утверждать, что мне посчастливилось найти золотой стандарт тестя и тещи. Вот прям в палату мер и весов как золотой стандарт! — Благодарю, — я снова поклонился. — Спасибо, — Энджи тоже присела, — мы действительно хотели выйти в город: нужно купить спальное место для нашего Туки, — ее родители вскинули брови, — мы выкупили в Боливии тануки, и назвали его так. — Понятно, — сказал Граф, вовсе не удивившись, что Энджи побывала в Боливии и выкупила там маленькое нечто, — идите, с Богом. Едва дверь за нами закрылась, Энджи запрыгнула на меня, обняв руками и бедрами, и поцеловала. — Боже, спасибо, — она снова меня поцеловала, — ты же знаешь, что ты самый лучший? — Энджи снова меня поцеловала, — всё, идем, нам надо успеть до закрытия магазина! — Идем, ангелочек, — едва я это сказал, эльфы подали нам верхнюю одежду. Мы оделись, эльфы принесли Туки, Энджи взяла его под пальто, а меня за руку и аппарировала на площадь прямо на порог большого трехэтажного магазина, на вывеске которого была снежная собака, рыжий кот, сова, лягушка, змея и еще множество животных, которые переходили по вывеске туда-обратно. Энджи потянула меня к магазину: — Давай поскорее что-нибудь выберем! — Я не мог сдержать улыбки, глядя на ее энтузиазм. — Давай, ангелочек, — мы поднялись по лестнице к широким дверям. Я открыл дверь, раздался звон колокольчика, я пропустил Энджи вперед и зашел за ней. Внутри магазин оказался еще больше. На первом этаже было не так уж много: слева от дверей располагалась длинная дубовая стойка продавца, в центре которой стоял большой кассовый аппарат старого образца. Я очень люблю такие антикварные вещи, надо потом посмотреть поближе. Справа была угловая лестница на второй этаж, а прямо перед дверьми были стеллажи с угощениями, игрушками и украшениями для животных, чуть в стороне была секция с книгами и энциклопедиями. Очень милый магазин. С верхнего этажа спустился грузный мужчина в сине-зеленом фартуке и огнеупорных перчатках, увидел Энджи и приветливо воскликнул: — Ангелина Александровна! — Всё, дальше я ничего не пойму. Энджи с улыбкой пошла навстречу к мужчине, тот по дороге снял перчатки, поцеловал Энджи руку, а потом удивленно посмотрел на тануки, которого она вытащила из-за ворота пальто. Я же прошел к стеллажу с угощениями, чтобы выбрать что-нибудь для настрадавшегося енота. — П-с-с-с-т! Если мой слух меня не обманывает, чего раньше не случалось, этот звук пришел слева. Но там пусто. Как это так? Я сейчас начну паниковать как Софа! Мне всего сорок! Еще и не ноты, а лево-право путать стал! — Да, да, правильно, еще левее! Я обернулся, увидел на жердочке над кассой большого сапфирово-синего попугая с желтыми «очками» у глаз и такой же желтой кромкой у низа клюва. Попугай был огромным: длина одного только тела без хвоста была около метра, если не больше. Я из таких видел только гиацинтовых ара, но они не волшебные, а этот определенно волшебный. Как минимум, он разговаривает! Попугай с трагизмом в голосе сказал: — Помогите, меня превратили в попугая и пытаются продать! — Он насладился шоком и ужасом на моем лице и рассмеялся. — Не парься, шучу я, шучу, попугай я, попугай! — Он плавно перелетел со свой жердочки мне на плечо, понял, что так разговаривать неудобно и пошел по руке к локтю. — Ты не здешний! Во-первых, я никогда не видел таких разумных попугаев, поэтому я был в шоке. Во-вторых, он говорил по-английски. В-третьих, он видел сквозь мои чары. Разумеется, что я потерял дар речи! — И что ты тут делаешь? — Он посмотрел на меня глазом одной стороны, потом другой, — решил и про Питер что-то спеть? Москвы тебе было мало? — Он уперся клювом в мой нос, — какая депрессивная песня, приятель! Будешь писать что-то про Питер, не забудь добавить еще больше дождя на фоне! И не смей трогать Петра Великого! А то мало ли, чем тебе его надгробие на понравится. И КГБ тогда назывался Тайной Канцелярией, — попугай склонил голову вбок, хмыкнул. — Все вы заокеанские такие: проблемы у вас в Америке, а сюда приезжаете всех обвинять и демонстрировать депрессию. Твоя песня такую тоску нагоняет! — Согласен, я сам ее редко слушаю. Слишком давящие эмоции. — Послушал бы Магомаева с его «Эта песня о тебе, Москва!», поучился бы! — Попугай завертелся, увидел Энджи, — эвона как! Ты окольцевал лучшую птичку этого города! Я хотел повернуться, чтобы тоже посмотреть, где Энджи, и позвать ее, но попугай перешел на другую руку, снова оказавшись в центре моего внимания: — Ну что ты стоишь, как неродной? Я что, нос тебе откушу? — И снова засмеялся хриплым смехом, — все вы, заокеанские, пугливые! Будто говорящих попугаев в своей Америке не видели, — нет, не видели! — Ой, небось и о говорящем коне не слыхал? — Я покачал головой, — Что же, и о волке не слыхал? Ну а о золотой рыбке ты точно должен был слышать! О ней же даже сказку написали! Приврали, конечно, но главный персонаж реально существовал! — Этот попугай меня разводит, это точно. — О-о-о, беда с вами, заокеанскими! Небось, даже о Змее Горыныче не слыхал! — Надо прочитать русские сказки и спросить у Энджи, сколько процентов из этого реально сказка, а сколько правда! — Ну а домовых-то ты точно видел! — Я снова покачал головой, — а что это ты всё молчишь? Ты ж певчая птичка! — Он пошел по дубовой столешнице, расправив крылья и запев «Триллер». Боже! Теперь я видел всё! Я всё же обернулся, чтобы найти Энджи. Она стояла у лестницы, просматривая журнал с нюххлем на обложке. Тануки был на столике рядом с ней. — Энджи! Подойди, пожалуйста! — Мне нужны пояснения, а я настолько поражен, что боюсь двинуться с этим попугаем на руке. — Майкл? — Она посмотрела на меня, отложила журнал и подошла ко мне, Туки слез со стола и подбежал к нам, — а я тебя ищу! — Пташка моя! А меня ты не искала? — Попугай потерся о ее руку. Так, не опускаемся до крайностей! Ревновать к попугаю – клиника! — Святогор, опять пугаешь иностранцев? — Кто-кто? — Святогор я! — Он еще и мысли читает! — А ты, значится, — он поправил перья, — Майкл! А в народе просто Мишка! Мишка-братишка, скажи, есть ли мыслишка! — Энджи по-доброму цокнула. Я не мог понять это по-русски, а в английском рифма бы не сохранилась. К тому же попугай не всегда открывает клюв, когда говорит. Он смог передать мне смысл на английском, сохранив рифмованное русское звучание, даже не открыв клюва. Этот попугай обладает способностями в легиллеменции! — Долго же ты запрягал! — Святогор с этими словами пересел на руку Энджи, — синичка моя, ласточка моя, ты уверена, что тебе нужен этот тугодум? Может, меня поцелуешь? Вдруг я принцем стану? — Я еще здесь! — Святогор, опять ты начинаешь, — Энджи покачала головой. — Конечно! Такая пташечка! — Он потерся клювом о ее висок, — ах, какая красавица! — Прошу прощения, но красавица занята, — сказал я, притянув Энджи к себе. — Гляди ж! Запел! — Попугай засмеялся. — Я уж думал, не услышу! — Святогор, это мой жених, прекрати, — Энджи смахнула его с руки, тот стал парить в воздухе. — Да не переживай, — попугай нахохлился, — мне нравится, что он поет. Признаюсь даже, что я его большой фанат, — он поглядел на меня, потом на Энджи и спросил, — интересно, если ты тоже станешь анимагом, у вас получится в таком виде, — Энджи бросила на него Силенцио. — Прости, это местный шутник, — она покачала головой, а попугай замахал крыльями в знак протеста. — А у вас и говорящий конь имеется? — Спросил я. — И рыбка, и волк, и некий Змей Горыныч? — Да, это не изученный до конца феномен, когда животные приобретают способность общаться с людьми почти что телепатически. Такое явление по непонятным причинам распространилось еще в пятом веке, — сказала Энджи. — До этого случаи были единичными, истории о богатырях и Змее Горыныче не выдумка. Это подтверждается радиоуглеродным анализом ископаемых останков и анализом ДНК ныне живущих потомков, — я сейчас снова потеряю дар речи! — Если захочешь, можем потом сходить в музей истории, там есть макет самого древнего найденного Змея Горыныча и представлены сами останки. Нельзя было их оставлять непонятно где, и так магглы вечно находят скелеты волшебных существ и пугаются, а Змей Горыныч вовсе посеял бы панику. — Я с радостью, я очень люблю смотреть исторические музеи, — Энджи улыбнулась, чмокнула меня в щеку и сняла с попугая заклятие. — Зря ты так со мной, я вам дело говорю! Гнездо надо вить заранее! — Он быстро замахал крыльями. — Святогор! — Энджи прикрыла глаза, — а где твоя пташка? — Петух ее знает! — Каркнул он, — глупая она курица, я тебе скажу! Как можно было уйти от такого орла, как я, к тому павлину? — Святогор снова издал каркающий звук, — как говорит Раневская, надо помнить, что даже под павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная жопка! — Если ты вел себя так же, то можно ее понять. Та жопка, как ты изволил выразиться, может быть поприземленнее твоей, — Энджи покачала головой. — Ой, ласточка моя, что мы всё о моей жопке-то? Давай о тебе поговорим! — Попугай посмеялся, — какими судьбами у нас? Опять была в стране третьего мира, нашла там кого-то на обочине и притащила в Россию-матушку откармливать? — Почему он смотрит на меня, говоря об этом? — А что же ты тогда подушки выбираешь? Я думал, ты этого котяру к себе в кроватку положишь, — я засмеялся. Этот попугай просто нечто! — Святогор! — Воскликнула Энджи, — мы здесь, чтобы купить спальное место для тануки, это енотовидная собака, — она показала на енота около нас, попугай оглядел его, поморгал. — А его куда денешь? — Кивнул он в мою сторону. — Не твое птичье дело, — ответила Энджи, покраснев. — Мой тебе совет, приятель, — попугай глянул на меня правым глазом, — не впустит в свою кроватку, так ты обратись в кота и всё равно залезь, — Энджи еще гуще покраснела, — знаешь, девушкам нравится, если, — Энджи снова кинула на него Силенцио. Энджи очень мило смущается. Можно еще побаловаться: — А может, я хотел послушать? — Спросил я со смехом, а попугай, поняв мой ответ, весело ткнул меня лапой. — Майкл! — Энджи засмеялась. — Ангелина Александровна, — ее окликнул хозяин магазина, — пройдемте, я вытащил всё, что может приглянуться нашему чуду, — я понял, потому что попугай снова «вложил» мне в голову перевод. — Фините, — Энджи сняла с попугая Силенцио, — молчать. — Слушаюсь и повинуюсь, о моя сиятельная Госпожа! — Энджи обреченно застонала, пошла за продавцом на второй этаж. Я за ней, попугай полетел за нами. Боже! Второй этаж просто рай для животных. Чего тут только нет. Я даже не всё опознал: многое я еще ни разу в жизни не видел. Святогор подлетел ко мне: — Не хочу показаться расистом, приятель, — я вопросительно вскинул брови, — а правда, что у вас повод для гордости побольше будет? — Он скосил свой глаз вниз. А что внизу? Боже! Ну и попугай! — Я сейчас сам кину на тебя Силенцио, Святогор, — он засмеялся. — Ага, своим золотым штанишкам это скажи! Нашему Мишке были маловаты штанишки! — О-ох. Предупреждала меня Джанет, а я не послушал! — Ох, повезло Ангелине, так повезло! — Может, реально кинуть Силенцио? — Она девушка хорошая, тебе такая и нужна. Таз у нее широкий, — Господи, дай мне терпения! — Рожать легко будет. Ты это, зря время не теряй! Я тебе дело говорю, ты представляешь, какие возможности вам открывает ваша анимагическая форма? Особенно твоя! — Силенцио, — сказал я, махнув на него рукой. — Не выдержал всё-таки? — Спросила Энджи, подойдя ко мне и машущему крыльями попугаю, — узнал, что хотел? — Спросила она игриво. — Да, котенок, — сказал я ей на ухо. Энджи порозовела, — это реинкарнация змея-искусителя, — она закивала. Туки перелезал с одной конструкции к другой, с одной подушки на другую, а в конечном итоге остановил свой выбор на большом зеленом колесе, какое обычно покупают для больших собак. Мы оплатили покупку, собирались уходить, а Святогор пошел на второй залет: — Синичка моя! Ты, главное, не перепутай! Шерстлявого в колесо, а котяру к себе под бочок! Пусть греет и делает приятное! — Энджи выдохнула. — Доброй ночи, Святогор, — сказала она. Я тоже. Мы уже были в шаге от двери, как попугай ответил: — Приятной ночи! И поаккуратнее, март скоро! Мало ли, как ваша кошачья натура на вас повлияет, а в подвенечное платье-то еще влезть надо, пташечка моя! — Энджи показала мне быстрее открыть дверь, и мы сбежали. — Прости, это местная достопримечательность, — сказала она, когда мы отошли на приличное расстояние. — И он всегда так? — Спросил я. — Да, находит то, чего человек смущается, и достает, — ответила Энджи, — он не стопроцентный извращенец, просто понял, что нас смутит только это. — Надо потом зайти туда с Софой, — сказал я, — а лучше и Гермиону прихватить, а Джинни дать в руки колдоаппарат, — Энджи засмеялась, — куда теперь? — Хочешь покататься на коньках? — Я? — Я не умею, — Энджи это только больше вдохновило. — Не против научиться? Или не сегодня? — Спросила она, прикусив губу. — А меня в кроватку впустят? — Энджи рассмеялась, спрятала лицо у меня на груди, — или хотя бы у кроватки поспать разрешат? — Если ты потом согласишься на поход в одно кафе, где подают шикарный горячий шоколад с печеным, где можно и потанцевать под живую музыку, то да, — она поцеловала меня, — должен же меня кто-то греть ночью, — я улыбнулся, — а ты правда можешь спать в обличии ягуара? — Мы оба засмеялись, — шучу, шучу. Но мне всё равно интересно. — Могу, — я провел носом от ее шеи к нежному месту за ушком, — но и в этом теле я тоже могу согреть, — Энджи вскинула брови. — Я очень мерзну, — сказала она, надув губки, я ее сразу поцеловал. — Наденешь платье с котятами, и я тебя согрею, мой котенок, — Энджи закивала. — Идем на каток. — Идем! — Она воодушевилась, — не переживай! У тебя такие физические данные, тебе будет полегче, — будем надеяться! — Только идем пешком! У нас такие улицы, по ним нужно ходить, — если ты будешь так на меня смотреть, я готов идти пешком хоть до поместья, — если всё время аппарировать, можно столько всего пропустить! У нас все волшебники любят ходить на работу пешком, многие идут группками, чтобы было еще интереснее. — Да, я вижу, что у вас практически все группами по три-четыре человека, — Энджи закивала, — мне, как человеку, у которого такого опыта вообще не было, это кажется удивительным. — Будет, — она меня поцеловала, — наши с Софой друзья первые дня два на тебя посмотрят, как на Короля Поп-музыки, а на третий пригласят погулять уже как Майкла, — я улыбнулся, — начнем с наших друзей, в них мы точно уверены, а потом ты и сам сможешь кого-нибудь найти. Только английский мало поможет, русский учить придется, — я закивал, — ты сам видел, что мы все здесь привыкли, что кроме русского нам ничего не надо. Американцы ведь тоже не горят желанием учить что-то кроме английского, вот и мы так же. К тому же это у магглов английский – мировой, у нас нет. Мы решительно выступили против такого поворота. У всех права одинаковые, никакой метрополии нет и не будет. — Мне повезло, мой персональный учитель всегда со мной, — Энджи с улыбкой кивнула, — больше всего я боюсь того, что у вас все предметы имеют свой род. У нас ведь это всё «оно». — Не переживай, потихоньку запомнится, тебя никто никуда не гонит, — она меня поцеловала. — Хочешь, кинем монетку в фонтан? — Энджи вытащила два кната, — что-то постарше сюда не кидают, это же всё-таки фонтан, — я с улыбкой взял монетку, — загадай желание и кинь! — Сама Энджи закрыла глаза, улыбнулась, открыла глаза и бросила монетку. ОТ ЛИЦА ЭНДЖИ. Так интересно, что Майкл загадает. Скорее всего, что-то о глобальном. Я тоже часто загадываю что-то в этом духе, но сегодня у меня было немного другое желание. — А что ты загадала? — Спросил Майкл, когда тоже кинул монетку. — Не скажу, — ответила я с улыбкой. — Энджи, — он меня приобнял, поцеловал в висок, за ушком. — Расскажи, — вот манипулятор! — Майкл, — он меня еще и защекотал! Боже, из его рук не вырвешься! — Майкл! — Я еле сказала это сквозь смех, — я загадала ребенка в марте, — он прекратил меня щекотать, с улыбкой посмотрел в глаза, — а ты? — И я, — Майкл крепко меня обнял, — я тоже так посчитал, — я его поцеловала. — Да, я давно принимаю зелье, так что даже если перестану с марта, на полное восстановление гормонального фона уйдет два-три месяца, — он закивал, — несладкие дни ждут тебя, дорогой. — Самые сладкие, ангелочек, — Майкл сам меня поцеловал, — слаще быть не может. А если будешь слишком вредничать, буду подлизываться в обличии ягуара, ты к нему очень неравнодушна, — он потерся носом о мою щеку, — к тому же я всегда могу запеть «I Can’t Help It», — и запел! О-ох, я не могу сопротивляться этому! — Вот, видишь, как всё хорошо, — я закивала. — Отлично. Идём, я уже вижу каток и уже морально приготовился падать. — Майкл! — Я повертела его, взяв за руки, — не будь таким пессимистом! Мы будем кататься, — я повела его к катку. — Здесь очень красиво, и людей не так много, и под открытым небом! — Я тараторю, но ничего, Майкл меня понимает. — Действительно красиво, — сказал он, когда мы подошли вплотную. — И не я один буду еле ездить! — Я улыбнулась, когда увидела, на кого он показал. Сюда часто приходят, чтобы начать учиться, поэтому все продвинутые ездят аккуратно, и никто не ругается, что новички тормозят поток. — Вот и отлично! Идем! — Я провела его в помещение, где можно сменить обувь на коньки. Сотрудник принял оплату, принес коньки, и мы отошли к сидениям, чтобы переодеть обувь. Я проверила, все ли Майкл правильно закрыл у коньков, это всё-таки волшебные, там не всё так просто. — Готов? — Майкл еще раз посмотрел на коньки, кивнул. — Тогда поехали, — я дала ему руки, помогла выехать на каток, — быть в России и не покататься – это грех! — Он улыбнулся. — Всё не так плохо, — сказал Майкл, когда понял, что вполне в состоянии ехать со мной. Конечно! С его-то данными! Тут ведь главное не делать резких движений и хоть как-то быть уверенным в своих ногах! — Очень хорошо, — я улыбнулась, — если почувствуешь, что падаешь, не переживай, это нормально, — Майкл с улыбкой покачал головой, — просто расслабься, смотри на меня, езжай за мной, я тебя держу! Мы сделали несколько кругов по катку, Майкл уже мог сам стоять и ехать. — Энджи, — он меня обнял, с счастливой улыбкой облокотившись на бортик, — выходи за меня! — Я вскинула брови. — М-м, мне надо подумать, — Майкл вскинул брови, — а еще лучше, если ты меня убедишь весомыми аргументами, — он меня поцеловал. — М-м, убедил. — Идем пить шоколад? — Я закивала, а Майкл поцеловал меня за ушком, — идем, котенок, — Боже! Он просто издевается! Я в такие моменты согласна выйти за него хоть завтра и вообще без церемоний! Мы проехали к месту, где можно сменить коньки на обувь. Майкл сделал это буквально за пару мгновений. Он и одевается так же. За этим явно скрывается что-то глубокое. Начнем издалека, если захочет, сам перейдет, как утром с ягуаром. Если не перейдет, значит, еще рано. — А как ты так быстро? — Майкл пожал плечами. — Мне вечно все говорят, что в армии я стоял бы на построении самым первым, — он сел передо мной, стал расстегивать и расшнуровывать мои коньки. Это было очень приятно. Я немного устала, а Майкл так побеспокоился. — Полезный навык, — я поправила ему прядь волос, Майкл поцеловал меня в запястье, — я вечно хожу по три часа. — Я тоже когда-то так ходил, — он положил голову мне на колени, посмотрев мне в глаза, — а потом стал быстро переодеваться, чтобы меня никто не видел в раздетом состоянии и не пугался, — я нахмурилась. — Майкл, не говори так о себе, — он уже надевал мне мои сапожки, — представляешь, какое влияние ты оказал на мир? Сейчас люди с таким же явлением разрушения пигмента получили точку опоры в тебе. Все ведь знают, что с тобой произошло, миллионы людей узнали о том, что такое вообще возможно! Увидишь, пройдет еще несколько лет, люди с витилиго будут жить без предрассудков, — он пожал плечами, помог мне застегнуть сапожки. — Я рад за них, если такое случится, но, — я встала, обняла его, — но на себя я смотреть не люблю. Я чувствую себя странно. Это не моя кожа, — он указал на руки, — это как, — он вздохнул, — нет, это не как резко почернеть. Это как резко поседеть в десять лет. Нет, я не знаю, с чем это сравнить. Я просто подхожу к зеркалу и вижу другого человека. Не белого, не черного, а какого-то обесцвеченного. — Ты бы хотел вернуть меланин? — Майкл пожал плечами, но я по глазам видела, что его ответ «ДА!». Я начну искать что-нибудь. Должно же быть хоть что-то! Даже если не ликвидация причины, то уж точно минимизация последствий! — Я бы хотел, чтобы люди перестали пристально вглядываться в мои фотографии, — Майкл вздохнул, — я же не виноват в том, что происходит. Пигмент ведь разрушается везде, а они считают, что я хочу стать женщиной, потому что я сделал себе татуаж и постоянно крашу губы. Они хотят смотреть на труп? Нет, но и так им тоже не нравится, — я нахмурилась. — Я никогда не красился так сильно, пока был хоть какого-то цвета, — это правда. Особенно эра «Bad»: ни помады, ни совсем выделяющейся подводки. — Ты в жизни выглядишь иначе. То есть это не бросается в глаза, как на фотографиях, — он кивнул. — Мои фотографии корректируют, делая губы малиновыми, глаза и брови синими, а пятна от волчанки пытаются выдать за румяна, — Боже, у меня сейчас сердце разорвется. Убила бы этих людей. — Я по мнению журналистов похож на, — он пощелкал пальцами, — у вас в сказке есть одна мадам. А! Марфушенька-Душенька! — Майкл! — Майкл, — я повернула его к себе, — ты самый прекрасный, добрый и чуткий человек, которого я видела. Красоту большинства можно стереть мокрыми салфетками, и они останутся блеклыми телами без души. У тебя миллионы людей, которые с любовью в сердце вешают твои постеры в любом твоем образе. Столько людей не обманешь, — Майкл крепче сжал руки у меня на талии, — тебе кто-то из детей когда-то что-то говорил о внешности? — Он покачал головой. — Потому что они чувствуют твою энергию, они видят тебя красивым по той причине, что ты такой и есть, Майкл. У тебя самая прекрасная улыбка, невероятные глаза и самое доброе сердце. Дороже этого не может быть ничего, — я поднялась на цыпочки, поцеловала его в лоб. — Спасибо, — Майкл еще крепче меня обнял. — Я люблю тебя, — я впервые сказала ему это первой. — Я люблю тебя больше, — мы еле оторвались друг от друга. — Идем танцевать? — Майкл кивнул. — А что там танцуют? — Спросил он с интересом. — В такое время – медленные танцы, — Майкл улыбнулся, — я очень люблю танцевать. Софа уже вешается, — он засмеялся, — да, так что теперь я твоя проблема, — он нахмурился. — Не говори так. Ты мое счастье, а не проблема, — ну-ну. Посмотрим, сколько ты протанцуешь, прежде чем захочешь посидеть! — Ты заставляла Софу вести в танце? — Спросил он со смехом, а я закивала: — Не переживай, она умудряется вести, даже когда ее ведут, — мы оба улыбнулись. Я была очень рада, когда поняла, что это маленькое и уютное кафе понравилось Майклу. Он сразу же прислушался к музыке, восхищенно повернулся ко мне: — Это прям живое-живое исполнение, — я вскинула брови, — даже микрофон без всяких заморочек, — он закивал, — очень хорошо. Мне нравится, — сотрудник проводил нас к столику в самом центре. — Боже, я не помню, когда я в последний раз сидел в таком эпицентре событий! — Майкл действительно еле сидел на месте. Я не могла не улыбнуться. — Но самое главное, что с моим входом в заведение не начали крутить мою музыку, — он открыл меню, — это вечная проблема. Я никогда не могу послушать, что нынче слушают люди, потому что все диджеи уверены, что я захожу в заведение, чтобы послушать себя. И непонятно, хотят они сделать мне приятное или вынудить меня выйти и танцевать. Я же тоже человек, а не вечный исполнитель, — я боялась спугнуть момент. Это в первый раз, когда Майкл так тараторит! — С другой стороны, я не такой большой поклонник современных исполнителей. Даже в машине я слушаю только классику, — он посмотрел на меня, — ваш Чайковский просто гений. Я всю жизнь мечтал создать альбом, в котором каждый трек был бы таким же хитом, как в свое время были все произведения Чайковского. Детей я тоже балую только классикой, всё остальное я категорически запрещаю включать при них. Я бы вовсе ввел возрастную цензуру на песни, — я поддерживаю! — Через двадцать лет мы будем иметь десятилетних девочек, которые будут подпевать откровенному разврату, — да! Все тенденции на лицо! — Всему свое время, а современная индустрия развлечений озабочена созданием безвольной массы, которая будет в состоянии проглотить всё, что ей подадут. — Мне еще нравится тенденция, по которой, чтобы петь, уметь петь необязательно, — Майкл закивал. — В какой-то момент люди одумаются, я уверен. Чувство прекрасного должно будет взять верх, и люди вернутся к правильным вещам, — я закивала. — Соглашусь. История всегда была цикличной: построение свободной цивилизации на какой-то благородной идее, падение нравов, возвращение к авторитарному строю и долгий процесс формирования новой благородной идеи. Возврат к религии – основной показатель, — Майкл кивнул, — человек, подходя к точке невозврата и полного ската в животный образ жизни, выбирает следовать готовому набору правил и принципов. — Я очень хорошо отношусь к идеям о равноправии, я сам стараюсь их продвигать, но, — он вздохнул, — почему-то эта машина едет не туда. Почему-то люди считают гораздо более важным свободу обсуждения спальных дел, чем чего-то действительно важного. Мне неприятно слушать кого-то, мне без разницы, какой ориентации человек, мне одинаково неприятно слушать о чужих мне людях вне зависимости от их предпочтений. Я сам категорически не люблю выставлять свою жизнь напоказ. Почему-то люди не доверяют тем, кто не рассказывает, что происходит за дверьми их спален, — я закивала. — Я полностью с тобой согласна, — у нас на столе появился наш заказ, — при этом я не могу сказать, что мои родители каждый день говорили мне, что это запрещенная тема или что нельзя спать с кем-то до свадьбы. Я по какой-то причине уверилась в этом сама, — я, наверное, немного порозовела, — это должно происходить между людьми, которые любят друг друга. Именно любят, — я вздохнула, — может, я поэтому не соглашалась на что-то с теми, — я посмотрела на Майкла, — я очень рада, что Бог отвел меня от них. Я очень рада, что, — нет, я не могу это так сказать. Лучше просто поцелую. Майкл поймет. — Ангелочек, — он меня обнял, — мой котенок, — я улыбнулась. — А что ты думаешь о том, что мы делаем с Китаем в Африке? — Майкл немного отстранился, чтобы смотреть на меня. — Я был очень рад, что помощь всё-таки пришла. Когда я читал всё, что есть в общем доступе, был крайне удивлен тем, что вы практически ничего не попросили за свою помощь, — он вскинул брови. — Мы действительно не просим каких-либо оплат через природные богатства, — я кивнула, — мы лишь просим африканцев не закрывать свое сообщество, когда те древние города найдутся. Мы надеемся, что они не откажут в оказании помощи в некоторых вопросах медицины или строительства, — я пожала плечами, — мы не требуем раскрыть секрет творения волшебства. Мы хотим, чтобы африканцы не упирались и помогали, если могут. Разумеется, что речь идет о взаимовыгодном сотрудничестве. Они вольны выставить цену за свою помощь и работать так же, как работают остальные люди в этом мире. Пусть просто работают, — Майкл закивал. — Если хотя бы половина из выжимок из древних книг правдива и если нынешние африканцы смогут в этом разобраться, то, — я развела руками, — то почему бы и нет, как говорится. Нам нужен хороший партнер, который мог бы вносить свою лепту в жизнь волшебного мира, — спросить? Спрошу! — А ты как думаешь? С учетом всех потерь по знаниям, можно будет восстановить технологию того, что мы найдем в скрытых городах? — Я подалась вперед, — мы, разумеется, докапываемся с этим вопросом до всех, кто вовлечен в процесс и владеет магией, но мне интересно твое мнение, — Майкл вздохнул. — Энджи, — он тоже подался вперед, взял мои руки, — главная проблема в том, что всё, что мы умеем, мы узнаем от старших, а они от других старших. Книг нет, — я закивала, — если и надеяться на что-то, так на то, что нашлась группа ученых тогдашнего времени, и они изложили свои знания на бумаге, оставшись в закрытых городах как последние жители. Иначе, — он пожал плечами. — Иначе мы наткнемся на туманные сказки вроде алхимии не-магов. Вам сказали то же самое? — Да, — я закивала, — а почему вы не придумываете что-то новое? Прости, я так понимаю, что задавать этот вопрос не совсем политкорректно, африканцы во всяком случае обижаются, но даже не объясняют, почему! Мы убиваемся, пытаемся подъехать с разных сторон, но чуть что, они обижаются. Есть способ реально докопаться или это слишком больная тема? — Майкл посмотрел на меня, улыбнулся, поцеловал руку с кольцом. — Если я тебе отвечу о причине этих обид, ты не сможешь никому об этом рассказать, — я вскинула брови. — Мы очень хорошо умеем защищать всё, что связано с нашей магией. Даже лапушка Гарри не смог подглядеть, как я и Джанет колдуем, — я подняла брови еще выше, — да, он почитал нас, дав понять, где он ходит. — Я согласна, мне интересно! — Майкл улыбнулся. Боже! Я прям почувствовала, как у меня в памяти создалось что-то отдельное, о чем я не могу сказать! — Те, кого вы спрашиваете, обижаются, потому что мы используем следствия, а не причины, — Майкл потерся щекой о мою руку, — обижаются, потому что говорить о таком неприятно. Это как сказать, что, к примеру, Софа использует котел, считая, что он берется из далекой загадочной страны «Котельня», не зная, сколько еще котлов в этой «Котельне». Это всё равно, что использовать все теоремы геометрии, не понимая, как рисуются фигуры, как они выглядят и какие леммы используются при доказательстве. Мы просто знаем определенный набор заклинаний, способов воспроизведения и еще пару секретиков, но не можем выйти за рамки этого набора. Мы не понимаем толком, что мы делаем. Чтобы разобраться, как минимум, придется заниматься исследованиями, а это противоречит нашей политике закрытого сообщества, — я закивала, — вот даже это кольцо, — Майкл повертел его у меня на пальце. — Если ювелир не успеет подготовить себе замену, он станет приведением, — я в ужасе расширила глаза, — да, поэтому все наши ювелиры шутят: «Когда я утром одеваюсь, я думаю о том, что это может быть мой наряд на веки вечные!», — Майкл улыбнулся, глядя на мой шок, — из уст в уста, не более семи ювелиров на одно столетие. Зато в итоге мы имеем вот этот шедевр, — камень в кольце бился словно сердце, — знания в ювелирном деле сохранились наиболее полно, так как африканские ювелиры приглянулись королевским дворам Европы. Они заказывали себе кучу украшений, но, — Майкл поцеловал мою руку с кольцом, — ни одно не сохранилось. Все украшения, которые отдают не от чистого сердца, приносят несчастье. Особенно, если его от ювелира передает не черный человек. Тебе передал я и от чистого сердца, тебе оно принесет только защиту и счастье, — я его поцеловала. — А кто обучал тебя и Джанет? — Майкл улыбнулся, прикрыл глаза. — Нас обучал пожилой мужчина, живший в Гэри неподалеку от нашего дома. У нас там целая улица Джексонов, — он хмыкнул, — во-от. Потрясающий был человек. В какой-то мере заменил мне отца, которого я называл не иначе как Джозеф. Это очень на меня повлияло. Спасибо ему, — Майкл посмотрел на меня, помолчал, а потом сказал, — я буду очень рад, если вы найдете города. Жаль, конечно, что я их вряд ли посещу, — я крепче взяла его руки, — Солнце Африки для меня теперь хуже огня, а постоянно ходить под магическими зонтами напрягает. Даже вампиры не могут долго под ними стоять, — я начну искать решение. Майкл поедет смотреть эти города вместе со мной! Сердце в кольце забилось сильнее. — А почему так? — Спросила я. — А о чем ты подумала? — Спросил Майкл. — А обязательно говорить? — Он улыбнулся. — Нет, — он поцеловал мне руки, — видимо, ты подумала обо мне. Будешь думать обо мне, кольцо будет показывать тебе, что и я думаю о тебе, — Майкл подался вперед, поцеловал меня. — А я сейчас думал о том, как я тебя люблю. — И я об этом, — я ведь не вру! Только от сильной любви можно думать о, бесспорно, не самых приятных процедурах возвращения меланина. Интересно, сколько это по магии? Сколько бы ни было. Хоть вся. — Энджи, — Майкл улыбнулся, — я не знаю, что именно ты думаешь, но твой аметист сейчас сведет меня с ума, — я тоже улыбнулась. — А я просто очень-очень-очень тебя люблю, — он прикусил губу, встал, подал мне руку: — Позволишь пригласить тебя на танец? — Я широко улыбнулась, кивнула, подала руку. Майкл без труда повел нас по танцполу среди других пар, а я растворилась в его руках. Он так хорошо вел, что я даже не задумывалась о своих движениях. — Я не думала, что ты так хорош и тут, — сказала я с улыбкой. — Я думала, что ты больше по своему стилю. — Музыка – идея, танец – один из языков для передачи этой идеи, — Майкл меня поцеловал. — Сейчас идея в том, что я хочу всегда держать тебя в своих руках, любоваться твоей улыбкой и идти дальше, не останавливаясь ни за что, потому что я знаю, что ты рядом, чтобы поддержать меня. Ты думаешь приблизительно об этом же, я вижу это по твоим глазам. У нас одинаковая идея, мы нашли общий язык, — мы сделали поворот, — и поэтому сейчас мы идем как единое целое, а не два отдельных танцора. Это главное в любой паре, не важно, танцевальной или романтической. Танец – это не шаги под счет, а отношения не набор слов и действий по сценарию. Жаль, что не все это понимают. — Да, поэтому сейчас столько бездарных танцевальных коллективов и несчастливых браков, — Майкл улыбнулся, поцеловал меня в макушку. Майкл меня сделал: первой сесть попросилась я. — Софа будет в шоке, — сказала я с улыбкой, — ты не устал? — Не-а, — он сел ко мне, обнял, — я бы танцевал с тобой еще всю ночь. — Идем домой? — Спросила я, прикусив губу. — Идем, — Майкл отзеркалил мой жест, а потом поцеловал, — я не могу выносить, когда ты так делаешь! — А сам-то! Я аппарировала нас в поместье в коридор, ведущий к спальням. — Моя спальня – спальня Главы Рода, спать там может только главный представитель этого Рода и его супруг или супруга, — я обняла Майкла за талию, — там очень давящая магия. Но я могу спать не только в своей спальне, — сказала я с намеком. — Энджи, — Господи, пусть он сам предложит! — Ангелочек, — я вскинула брови, улыбнулась, поощряя, — останься тогда у меня, пожалуйста, — я выдохнула и буквально повисла у Майкла на шее. Он тоже выдохнул с облегчением. — Хорошо, — я поцеловала его в щеку, — только схожу к себе, чтобы переодеться, и вернусь! — Буду ждать, — Майкл отпустил меня, и я побежала к своей двери. Что мне надеть? Надену платье с котятами! Майклу понравится. А оно не слишком короткое? Да и верх там скрывается постольку-поскольку… Ну и черт с ним! Зато мило и красиво. Майкл не из тех, кто, увидев юбку выше колена и разрез ниже ключиц, начнет насильно укладывать меня под себя. Да, надену платье с котятами. Волосы надо распустить и причесать, чтобы не путались, а то завтра придется вылить кучу зелий, чтобы их расчесать. Я очень рада, что мне можно использовать мои любимые крема: оказалось, что Майкл не аллергик, так что я могу спокойно мазаться всем, чем захочу, не боясь. Я в сотый раз посмотрела на себя в зеркало. Я очень хорошо выгляжу. Да, можно идти! Я постучалась, Майкл открыл дверь сам. Он был верен своему стилю даже в пижаме: рукава едва не по пальцы, штаны по щиколотку, воротник под горло. Ничего, это поправимо, просто нужно время. — Мой котенок, — он улыбнулся, оглядев меня, — иди ко мне, — я прошла в комнату. — Ложимся? — Спросила я. Майкл улыбнулся и неожиданно взял меня на руки. Боже! Любая девушка мечтает, чтобы ее так взяли! — Майкл, — я удивленно выдохнула, — спасибо! — Он поцеловал меня в висок, аккуратно положил на кровать и лег рядом, сразу же обняв. — У тебя очень красивые волосы, — сказал он тихо. Да, сейчас они вообще разметались по подушке, можно еще лучше понять размер кудрей и почувствовать их мягкость. Сестра-зельевар – благодать. Сварит и сделает всё, что попросишь. — Спасибо, — я повернулась, уткнувшись носом ему ямочку между ключицами, обняла за талию. — Спасибо, любимый, — интересно, можно попросить? — А можно попросить тебя еще раз обернуться? — Майкл тихо засмеялся. — Пожалуйста, ты такой мягкий и пушистый! Он поцеловал меня в щеку, привстал на локте и обернулся в ягуара. Это вообще поражает! Майкл обращается из любого скрученного положения! Он оглядел меня, потерся носом о мой живот и талию, пощекотав дыханием. — Майкл! Боже! — Он уже перешел повыше, чтобы мне было удобно обнять его за шею. — А можешь помурлыкать? — Майкл и это выполнил, — Боже, еще вчера вечером я ложилась спать, мечтая, что буду так с тобой лежать, — я чмокнула его в нос и отпустила. Майкл обернулся в человека, — а теперь вот. Ты рядом, — я сама легла так, чтобы быть под ним. Очень захотелось, чтобы он закрыл меня собой. — Поцелуй меня, — Майкл поцеловал, я сразу крепко обняла его руками, а потом аккуратно перелегла так, чтобы обнять еще и бедрами. Так нам обоим удобнее: иначе Майкл стоит чуть ли не в планке. Пусть хотя бы ляжет. Да и я хочу привыкнуть к нему. Если идти такими шагами, то в первую ночь у меня не будет паники. — Спасибо, — выдохнула я, погладив его по щеке. — Я так счастлива, Майкл. — Спасибо, — он потерся носом о мою шею, — я сам не могу прийти в себя, я очень счастлив, что ты теперь моя, — он лег в сторону, сразу же притянул меня к себе. Впервые за много-много лет я засыпала с счастьем на душе. ОТ ЛИЦА МИСТЕРА. Я лежал и радовался тому, как Энджи ко мне прижималась. Я тоже ее обнял, чтобы ей было спокойнее. Я прислушался к дому, вода теперь была под ночным небом, поверхность была гладкой, лишь иногда местами мелькали низкие волны. Энджи у меня в руках расслабилась, ее дыхание выровнялось, она заснула. Я всё думал о череде случайностей, которые в итоге привели нас к этому моменту. Несколько месяцев назад я заметил, что из моего хранилища стабильно пропадали деньги. Не всегда получалось сразу это заметить, а меня вдобавок еще и контролировали то заклятиями, то зельями. Я научился выходить из-под Империуса. Даже такой опытный маг как Гонт оценил мою находчивость: я оставлял по всему дому, а особенно в своей комнате, мелкие предметы, которые попеременно издавали противные пикающие звуки. Когда ты под Империусом, слух иногда притупляется по точности, ты будто слышишь всё из-под воды, но при этом все звуки становятся громче. Те предметы, что я расставил, тикали и пищали настолько мерзко, что моё внутренне чувство прекрасного бунтовало. Эти пищалки никак нельзя было выключить, они раздражали меня всё больше и больше, иногда даже до мигреней, но в итоге я сбрасывал заклинание, чтобы избавиться от этого писка. В обычной жизни его почти не слышно, да и я в адекватном состоянии могу его не замечать. Сбросить Империус сложно, а, если ты и так в апатии, в тебе зелья, а сверху опытный маг накладывает на тебя Непростительное, то почти нереально. Это Гарри умудрился еще в школе сбросить Империус сильного мага, а я не Гарри. Вообще, таких как Гарри и его лапушка крайне мало. В один день я в очередной раз сбросил заклинание и заметил у Принса один странный рисунок. Он был обычным рисунком, но почему-то притягивал мое внимание. Я снял его с доски, на которую обычно сын вешает свои творения, бумага сама скользнула в руках так, что порезала мне ладонь. Кровь моментально впиталась в пергамент, а потом на нем с обратной стороны проявилось письмо, написанное мной для меня. Я был в шоке. Я не помнил, чтобы я что-то такое делал. В тексте говорилось, что мне удалили воспоминания о том, что я нашел на своих подчиненных и их реальных работодателей. Якобы я хотел что-то с этим сделать, но мне подчистили память. Тот я, который это написал, понял это, потому что заметил какие-то вещи, которые были оставлены как улики: я хотел иметь что-то, что напомнит мне о моем плане, если вдруг что-то случится. Случилось, а вещи дали сигнал о том, что что-то пошло не так. Я написал себе будущему письмо, чтобы потом снова пытаться что-то делать, если память опять сотрут. Это, конечно, жутко, но реальный ужас в меня вселил постскриптум. Я-из-прошлого зачаровал пергамент так, что при каждом «кровопролитии» внизу появляется палочка. Там было уже десять палочек. Я минимум десять раз пытался хоть что-то сделать, но каждый раз не срабатывало. Тогда я решил действовать радикально: я прямо оттуда помчался в Гринготтс, перешел в Лондон, зная, что там сейчас аврал и всем будет без разницы, что и кто там делает. Я «дал на лапу» местному гоблину, чтобы он показал мне такого человека, который не погнушается не совсем светлой в понимании Штатов и Британии магии, а вдобавок будет действительно верно исполнять свои обязанности. Тогда мне и посоветовали Билла, зарекомендовав его тем, что вся его родня отличилась в сражении за светлую сторону. Мы встретились, я предложил ему согласиться на один маленький ритуал, который связал бы нас нерасторжимым контрактом. Мои старшие товарищи, по всей видимости, каждый раз использовали меня самого, чтобы увольнять тех, кто их не устраивал. Нерасторжимый контракт – контракт на крови и магии, его целиком пишут собственной кровью, используя палочку как перо, а запястье как чернильницу. Когда пишут что-то вампирам, то просто макают палочку в рану, а том ритуале нужно было действительно иметь в виду то, что ты пишешь. Магия – друг человека, она всегда бывает против всего нерасторжимого и непреложного, и при заключении нерасторжимых контрактов она всеми силами пытается отговорить, чтобы только искреннее желание смогло закрепиться кровью. Билл, на мое счастье, согласился. Мы всем рассказываем совершенно иную историю знакомства, но лишь по той причине, что и мне, и ему за заключение подобного нерасторжимого контракта светит срок. Когда я заключал с Биллом этот договор, я ставил на то, что мои «старшие товарищи» меня не убьют, это еще рано делать, а на Билла в Англии баллон не покатят, потому что придется связываться с Гарри: всё-таки Билл брат его невесты. Мой план сработал, я хотя бы точно знал, что происходит с моим хранилищем. Иногда ввиду специфики заключаемых контрактов я мог наложить не снимаемое вето, а Билл из-за нашей особенной связи не мог этому воспрепятствовать. Мои начальники пытались найти способы или замаскировать свои проекты, как это случилось с моей студией, на что мне открыл глаза Говард, или поили меня зельями. Хорошо поили: я реально не понимал, что это зелья, а не маггловские препараты. Билл решил укрепить мои позиции, связав меня с Гонтами. С Джинни я общался исключительно по своему желанию: она очень приятная девушка. Как оказалось, протекторат Леди Гонт не пустой звук даже для наших аристократов. Это я понял по тому, что «прием препаратов» резко сократился. Я чувствовал себя как предприятие, которое продает свои акции, но не жалел о том, что решился на это. Джинни очень и очень приятный человек, а раз она сама была не против оказать мне поддержку, то я тем более не видел ничего плохого в том, чтобы этой поддержкой воспользоваться. Звучит очень по-слизерински, но ничего не могу с собой поделать. Переломным моментом стало письмо Джинни о России. Всё было настолько плохо, что я даже прочесть письмо не смог! Буквы расплывались и прыгали у меня перед глазами, чуть только стоило мне наткнуться на слово «Россия». Пришлось по предложению читать и нагло зачеркивать все подобные слова. Ту магию, что «защищала» мой разум от всего русского, удалось этим обмануть. Я прочел письмо, стараясь внутри игнорировать то, что речь шла о России, представлял себе на ее месте Нетляндию. Клиника, но главное, что сработало. Я понял, почему ее от меня скрывали: я мог бы получить там хорошее политическое убежище, а вдобавок сидеть там не как пленник, а как гражданин. Я продумал целую спецоперацию: выбрал не-мага, позаимствовал у него волос, вернулся на ранчо. Вытащил из тайника маховик времени, отмотал на три часа, выбрав то время, пока меня еще не было в доме. Я принял оборотное зелье, аппарировал к своему учителю. Было стыдно, что я долго его не навещал, ограничившись солидными выплатами, но он слова не сказал, только втащил к себе в дом и принялся расспрашивать, что со мной случилось. Он обладает повышенными способностями в легиллеменции, поэтому узнал меня даже в чужом теле. Я попросил поставить мне большой блок на всё, что связано в моей памяти с Россией, чтобы хотя бы доехать до Питера, где мне могли бы оказать полную помощь по снятию «аллергии» на целую страну. Учитель смог это сделать, и у меня было ощущение, словно мне половину мозга отключили. Конечно, поездка – это же не просто на бумаге увидеть название страны, а прям шагнуть в камин и увидеть золотых двухглавых орлов на каждом шагу во всех административных зданиях. Без такого блока я бы там свалился с мигренями. Я впервые в жизни так усердно что-то планировал, не обращая внимание на законность моих действий (одно применение неучтенного в МАКУСА маховика чего стоило!), и добился своего. Одно дело, когда я понимал, что всеми своими трепыханиями просто сменю себе начальника, а тут был свет в конце тоннеля: я мог бы сбежать в Россию. У меня даже был план по этому побегу с сохранением хотя бы части своих средств, но появление Энджи спутало все карты. Я моментально отказался от тех планов, чтобы спокойно общаться с ней хотя бы через письма. Я помнил, что где-то я уже видел эти глаза, но так и не вспомнил, пока она сама не сказала в беседе с девушками про Конфундус. Я очень рад тому, как всё в итоге сложилось. Если бы мы с Энджи встретились после моего побега, мы бы тоже сошлись, но было бы очень обидно потерять ту большую сумму на моих счетах в Америке. Мне, конечно, неловко, что пришлось втянуть Энджи в эти разборки, но выхода бы не было. Сам бы я никогда не стал просить ее что-то делать, а тут она сама настояла. Я видел по ее глазам, что она действительно хочет помочь, а не действует ради впечатления или приличия. Сейчас, когда я обнимаю ее, я очень счастлив. Энджи заслуживает самого лучшего обращения, она несмотря на все политические интриги умудрилась сохранить в душе свет и четкие понятия о справедливости. Она делает так, как правильно, а не выгодно для кошелька. Я даже не представляю, как это должно быть тяжело, всё время находиться под таким давлением со всех сторон, но действовать по-доброму. Когда у меня в прошлый раз «сменился куратор», новые люди отравили старого. Я узнал об этом постфактум, но… как так можно за деньги травить и убивать? Энджи тоже было бы гораздо легче заказать этого Мартина, но она ограничилась воспитательными мерами. Шпионство? Да Боже мой, все наши дипломаты во всех странах – шпионы, что же теперь винить Россию в том, что она тоже хочет быть в курсе событий? К тому же Энджи так составила непреложный обет, что по нему вышло, что Мартин получит награду за свои заслуги перед Россией, а если его раскроют, ему ничего не смогут сделать: у него будет дипломатический иммунитет. Он уже под опекой Строгановых, а это просто джекпот! Я буду рядом с Энджи, чтобы она могла хотя бы перед кем-то побыть… не слабой, а могла бы не отвечать за всё. В статусе ее мужа мне вообще ничего не угрожает, так что я буду предоставлен своему творчеству и благотворительности, а значит смогу быть не очередной ответственностью Энджи, а быть ее якорем в мир спокойствия. Я и утешу ее, если она будет плакать, и обниму, закрыв от остальных, если она захочет. Я всегда буду рядом, чтобы ее радовать, чтобы она всегда спала так же спокойно, как и сейчас.