Game of Formula

Быстрая, как олень, Тихая, словно тень, Гибкая, как змея, — Страх ранит глубже меча. Тихая, как вода, Быстрая, как стрела, Гибкая, как змея, — Мертвая девочка.

      Каллум сошёл с корабля в порту Браавоса после трёх дней пути, едва держась на ногах, — он почти не спал, преисполненный пробуждённым долгом желанием облегчить для своей команды очередное плавание в беспокойных водах Узкого моря. Он знал, что отправляться в такое безрассудное путешествие, едва ли сулящее прибыль, как минимум глупо, его люди не осуждали вслух, но все их мысли были очевидны. Каллум позаботился о том, чтобы набить товарами трюм, прежде чем уйти в Браавос, возможно, на долгие дни и недели, но они едва ли смогли бы продать их все. Он провернул между пальцами грубую железную монету, зацепив ногтем выдавленную на ней печать Чёрно-белого дома, и отправил её щелчком в карман, прежде чем осмотреть портовую площадь пристальным взглядом.       Несколько недель назад, ещё в Королевской Гавани, его вдруг поймал за руку в таверне торговец пряным вином из Простора. Каллум подумал было, что его давний знакомый безбожно пьян, и уже не стоит на ногах, но тот склонился к самому его уху и шепнул, впихнув во влажную сжатую ладонь Каллума монету, «Валар Моргулис». Его прошлое мертво давным-давно, похоронено вместе с тем Каллум Айлоттом, уроженцем Вольного города Браавоса, воздающего молитвы в храме Многоликого и отдающего всю свою запальчивую юношескую любовь его прислужнику.       Его прошло мертво уже много лет, но, как и всякий браавосеец, когда Многоликий звал, Каллум не смел отказать.       Знакомые бело-чёрные шитые одеяния он увидел издали в пёстрой толпе, за богатыми горожанами, толкущимися у прилавков с золотом и украшениями, и, сжав в ладони монету, направился прямо к Безликому. Он хотел окликнуть его, прикоснуться к человеку, чтобы вернуть долг и освободиться от ноши своего прошлого, но человек буквально растворился перед ним, оставив только пустоту, которую тут же заполнили собой стремящиеся к прибывшим торговцам зеваки.       Каллум оглянулся, безуспешно разыскивая кого-нибудь, кто мог бы дать ответы на его вопросы, и только в проулке около портового борделя ему вдруг почудился пристальный взгляд, устремлённый к нему, и колкая яркая улыбка на загорелом от южного солнца лице человека, которого сам Каллум много лет почитал мёртвым.       Каллум нахмурил брови, опустив ладонь на рукоять меча в ножнах, готовясь убить любого, кто мог так жестоко обмануть его, примерив эту личину, и бросился в погоню.       Он прошёл знакомым путём до пустынной гавани в квартале бедняков, преследуя бегущего мужчину, и в каждом движении, в каждом ловком прыжке, в том, как его беглец легко отталкивался от каменных плит, взбираясь на крыши приземистых домов, скрываясь от него, Каллум видел Маркуса, своего Маркуса, похоронив которого он решился бежать из Браавоса навсегда. — Стой! — Каллум не утратил былой лёгкости в ногах, но и в юношестве он уступал Маркусу в скорости и ловкости, и если это и правда был он, если вдруг Боги были так милостивы к нему, чтобы вернуть Маркуса в его жизнь, Каллум знал, что никогда не смог бы догнать его честно. — Подожди! Маркус!       Мужчина вздрогнул, и Каллум только уверился больше в своих подозрениях, теперь не сомневающийся, что не пожалел бы своей жизни, чтобы поймать Маркуса и снова хоть раз взглянуть ему в глаза. — Маркус, пожалуйста! — Каллум крикнул в отчаянии, и Маркус остановился посреди старой разрушенной пристани. Он не обернулся, но Каллуму хватило и этого, чтобы узнать его, узнать разлёт плеч, узкую спину и стройную фигуру, и витую рукоять тонкого меча, фамильного меча Каллума, когда-то подаренного им Маркусу. — Защищайся, — Маркус обернулся, сталь взвизгнула о ножны, клинок легко лёг в его ладонь; Каллум неохотно обнажил меч, выставив его перед собой, но опустив вниз, не желая сражаться. — Защищайся, — повторил он и нахмурился, кружа вокруг Каллума, будто в танце, его стойки переходили одна в другую, как у искуснейших фехтовальщиков, и Каллум уже видел совершенно ясно, что победителя между ними не будет. — Я вызываю тебя. Я требую поединка.       Каллум не думал долго, бросив под ноги Маркусу меч, оставляя себя беззащитным перед ним, доверяя всем, что у него есть, и, помедлив, бросил к его босым стопам железную монету, только надеясь, что Маркус сможет понять его правильно. Даже если сам Каллум никогда не смог бы искупить свою вину за то, что оставил его тогда. За то, что ушёл, поверив предавшим их Безликим на слово. Каллум опустился перед ним на колени, так недостойно вымаливая прощение, так безнадёжно надеясь на его милость. — Валар дохаэрис, — и вздрогнул, почувствовав крепкие объятья Маркуса на своей груди вместо холодной стали его клинка.