Game of Formula

— Себби, — Себастьян тихо вздохнул, едва ли спустя столько лет привыкнув к тому, каким жаром и страстью наполнялся хриплый голос Кими, как менялась неуловимым образом манера, в которой он произносил это прозвище. Кими звал его «Себби» с самого первого дня их знакомства, с того момента, когда они пожали руки во внутреннем дворе — закутанный в меха мальчишка-одичалый, сражавшийся яростнее и искуснее всех новичков, и маленький испуганный лорд, изо всех сил старающийся сохранить видимость полной уверенности в себе. Они проживали год за годом вместе, росли и взрослели, прошли путь от зелёных новобранцев до Лорда-Командующего и его Первого Разведчика, но Кими всё ещё неизменно звал его придуманным им «Себби».       Кими мягко целовал его шею, лёжа позади него под нагревшимися за ночь мехами, его тяжёлая сильная рука лежала на талии Себастьяна, поглаживая чувствительный обнажённый живот. Кими касался самого низа и паха; ощущение шероховатой кожи его крупных пальцев на члене Себастьяна заставляло его дрожать, подаваясь ближе к горячему телу Кими, и он с трудом давил в горле бесстыдные стоны, которые наверняка разнеслись бы по всей башне, выдав их перед другими офицерами здесь. — Ты помнишь нашу присягу? — Кими же, казалось, ничего не смущало: его твёрдый член упирался между ягодиц Себастьяна, и он уже знал, что никто из них не отличался достаточным терпением, чтобы продержаться вдали друг от друга хоть сколько-нибудь долго. Поэтому Себастьян был, откровенно, удивлён, что сейчас Кими хотел не его тела, а его разговоров. — Как мы принесли клятвы? — он чуть хмурился, откидывая назад голову и слепо ища губы Кими для поцелуя. Пока у них ещё было время, пока никому из них не пришлось бежать, спасая Дозор от того, что скрывалось за Стеной, и политической грязи с Юга, Себастьян хотел бы, чтобы они занялись чем-то более интересным, чем бесполезный трёп. В кои-то веки это было не желание Кими. — Нет. То, что мы говорили, — Кими целовал его шею, ласкал все чувствительные места, но не касался всерьёз, не целовал его губы, давая место для ответа. — Повтори для меня. Себастьян свёл брови сильнее, глубокая задумчивость и неудовольствие отразились на его лице, и он повернулся, провозившись, в руках Кими, чтобы смотреть ему глаза в глаза. — Зачем?       Кими не ответил, только дёрнул бровью, как делал всегда, когда избегал неинтересных и ненужных ему разговоров, и Себастьяну пришлось подчиниться, покоряясь продолжающим слишком лёгкие ласки рукам, то сжимающим его бёдра, то касающимися возбуждённого члена, то вдавливая пальцы в болезненно напряжённые мышцы исполосованной шрамами спины Себастьяна, вырывая из него самые бессильные и полные желания стоны. — Хорошо-хорошо. Слушайте мою клятву и будьте свидетелями моего обета. Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти. Я не возьму себе ни жены, ни земель, не буду отцом детям… — Себастьян тяжело надсадно дышал, стылый рассветный воздух не хотел задерживаться в его груди, пока Кими так умело и страстно прикасался к его телу. — Остановись, — Кими глубоко поцеловал его — впервые за то утро, чтобы заставить замолкнуть, и отстранился, оставив его с гулко бьющимся сердцем и горячей темнотой перед глазами. — Ты понимаешь, что нарушил все клятвы, которые давал? — Себастьян взвился над постелью, возмущённый словами Кими, но тот только ухмылялся колко, оставаясь спокойным и не скрывая своей дерзости. — Ты клялся перед богами не иметь ни жены, ни детей, — Кими пригладил его мягкие густые кудри, надавив на затылок, чтобы склонить Себастьяна к своему лицу, жарко дыша в чуть приоткрытые полные губы, красные от укусов и поцелуев. — Но я здесь. А Мик не дождётся тебя в казармах, чтобы ты рассказал ему все новости и заверил, что никуда от него не уедешь.       Себастьян фыркнул, желая рассмеяться над нелепостью этих мыслей, довольный тем, как чувствовалась улыбка сухих губ Кими у его шеи и его нос, уткнувшийся ему под челюсть. — Ты мне не жена. И не муж, пусть это не запрещено клятвой… Как бы мне ни хотелось, чтобы наша любовь была засвидетельствована богами. А Мик мне не сын, у мальчика всё ещё есть семья, даже если он добровольно поступил к нам. — Продолжай убеждать себя в этом, — Кими хрипло смеялся, заваливая Себастьяна на постель и погребая его под собой. — Только южные боги слепы и грешны, Себби. Нашим богам плевать на их южные бредни, — Себастьян не понимал, к чему вёл Кими, но охотно откликался на его яростные, но всё ещё полные любви поцелуи, обхватив руками его бледную шею. — Этим глупцам нужны обряды и жрецы, чтобы говорить с богами. Если тебе нужен брак, чтобы поверить, что боги знают о нашей любви, мы пойдём к чардреву завтра же и скажем им об этом. — Ты… подожди… — Себастьян едва сумел отстранить Кими достаточно, чтобы посмотреть ему в глаза и понять серьёзность его речи (вероятно, самой длинной из всех, которые он слышал из его уст). — Ты хочешь этого?       Кими насмешливо и немного пренебрежительно фыркнул, но Себастьян знал, что это было не против него: так Кими с их первых дней знакомства реагировал всякий раз, когда кто-то упоминал южные традиции и южное воспитание. — По традициям одичалых ты мой муж с той ночи, когда я взял тебя впервые, — он улыбнулся, обнажив зубы, бесстыдно любуясь тем, как густо покраснел Себастьян от этих слов и стоящих за ними воспоминаний. — Если тебе нужно, чтобы боги знали об этом, мы пойдём и скажем им об этом. И им будет этого достаточно, потому что старые боги мудрее, Себби. — Однажды ты будешь моей смертью, — Себастьян глубоко вздохнул, чтобы сдержать неловкий всхлип, но Кими, казалось, всё равно видел его насквозь и знал, как он расчувствовался от этой маленькой речи. Он развёл ноги, обнимая Кими всеми конечностями, прижимая его плотно кожа к коже, прежде чем принять в себе, закрепляя их неловкую странную помолвку.