Game of Formula

      Они всегда были странными, даже по меркам их валирийских предков и воспитавшего их Эссоса, хотя и Нико и предпочитал говорить «необычными». Льюис насмешливо фыркал — суть не менялась от того, в какие слова они это обличали, — но принимал без раздумий и сомнений каждое предложение, выраженное в молча протянутой руке Нико.       Это было одной из их традиций, их личных привычек, знать о которых они бы не позволили никому. Как и когда это случилось впервые, уже не помнил ни один из них, но Нико подозревал, что всё началось в одной из тех маленьких безбожно дешёвых и никчёмных таверн какого-то из вольных городов. Больше похожих на бордель, чем на подходящее для спокойного ночлега место, погрязшее в грязи, стонах и криках, в которых они снимали самые маленькие комнаты за гроши, заработанные от показа их тогда ещё совсем маленьких дракончиков на ярмарках, где люди развлекались просмотром уродцев. Нико не любил вспоминать о тех временах, но это было частью их истории, было тем, что создало их такими, какими они были, и забывать об этом — и о том, что было рождено между ними тогда — было бы глупо. Тогда Милосердная и Ртуть жили вместе с ними каждую минуту, и Нико с Льюисом боялись выпустить их из виду даже на мгновение, пока их дети ещё были беспомощными и беззащитными. Сейчас их драконы могли бы сжечь всю Королевскую Гавань, пока Льюис и Нико завтракали в своих покоях на Драконьем камне, а потом вернуться к ним, чтобы получить свои положенные утренние почёсывания.       Сегодня Льюис пришёл за Нико, закончив все свои совещания с их союзниками и командующими, молча протягивая руку, чтобы помочь ему встать из-за стола, за которым Нико опять изучал какой-то толстый талмуд, выискивая непонятно что. Нико взглянул на него из-под ресниц и вложил свою ладонь в его в тишине; им не нужны были слова, чтобы понимать, что время для ритуала пришло.       Им пришлось расцепить руки, пока они шли бок о бок мимо снующих по коридору гвардейцев и рыцарей, не желая делать известным то, что должно было быть личным, и они оба с трудом смогли сдержаться, пока не дошли до пещер с тёплыми источниками недалеко от берега, которые облюбовали их драконы как гнездо.       Милосердная встретила их у самого входа, обдав облаком тёплого пара, и осторожно ткнулась носом в Льюиса, едва не сшибив его с ног. Она смотрела на них с любопытством большим чёрным глазом, отливающим в глубине чем-то фиолетовым, так похожая на своего отца в этой постоянной беспокойной любви к вниманию. Милосердная проводила их вглубь пещеры, тщательно обнюхивая каждого и выдыхая на них клубы горячего дыхания, чтобы избавить их от всех лишних, по её мнению, запахов. Она позволила им заняться друг другом, только когда Ртуть, лишь мельком коснувшийся Нико мордой в знак приветствия, отвлёк её, мягко прикусив длинными клыками плотную чешую где-то у основания шеи.       Они заняли свои места в глубине пещеры, друг напротив друга. Пахло солью, минеральной тёплой водой в источниках и свежим ветром, полуденный яркий свет едва проникал сквозь далёкий проём в сплошной скальной породе, едва освещая их, но они не озаботились свечами, довольствуясь полутьмой и приятным теплом, исходившим от окруживших их плотным кольцом раскалённых тел драконов, переплётшихся в странных объятьях. Льюис раздевался сам, Нико — тоже, они скидывали тяжёлые королевские одежды прямо на землю и камни, глядя глаза в глаза, пока не осталось ничего, что могло бы скрыть их, пока не осталось ничего, кроме них самих — обнажённых, настоящих, бесхитростных. Их обнажённые стройные тела слабо мерцали в бледном холодном свете, и Нико жадно рассматривал смуглую подтянутую фигуру Льюиса, всегда слишком ненасытный и голодный до визуальной эстетики живых картин. Нико был уверен: его брат достоин величайших полотен и гобеленов, его победы и поражения, то, как он красив, когда, оседлав Милосердную, проносится нам полями развязанных ими баталий, над флотом их кораблей, приветствуя их войска.       Льюис потянулся, явно красуясь, и всё наваждение спало с Нико, заставив его проницательно хмыкнуть, когда Милосердная, повторяя движения Льюиса, изогнула шею, выгибая голову, подставляя нежную чешую под мощной челюстью под прикосновения потянувшегося к ней Ртути. Льюис всегда на виду, всегда драматичен — Нико иногда думал, что, если бы они не решились идти войной на весь Вестерос, если бы остались жить затворнической жизнью в Вольных городах, Льюис бросил бы его ради жизни театрального актёра. Но сейчас они оба здесь, и Нико не хотел думать о тех печальных исходах, которые могли бы их постичь.       Он не выдержал первым, перешагнув бесформенную кучу тканей под ногами, подошёл вплотную к Льюису, протянув руки, чтобы скользнуть ладонями от его кистей к предплечьям, наслаждаясь ощущением чуть шероховатой кожи и упругих сильных мышц, пока Льюис, обхватив его за талию, прижал его плотнее к себе. Он потянулся к его губам, вплетя пальцы в платиновые длинные волосы Нико, целовал плавно и медленно, распаляя огонь в них, прежде чем эта страсть овладеет ими, заставив опуститься на землю.       Они целовали друг друга до бесконечности долго, влюблённые в чувство соприкосновения их губ, в то, как ощущались их сжатые влажные разгорячённые тела, как они откликались на умелые ласки и любовные прикосновения. Льюис всегда был громче и откровеннее из них двоих, и его глубокие низкие стоны наполняли пещеру, смешиваясь с шумным тяжёлым дыханием Нико и утробным ворчанием драконов. У Милосердной и Ртути любовь другая, хотя в чём-то похожая на их, — куда более семейная и платоническая, такая, какая могла бы быть между братом и сестрой, какая могла бы быть между Льюисом и Нико, если бы они не пошли дальше, чтобы добиться всей возможной близости.       Нико опустился перед ним на колени, глядя из-под белых ресниц яркими голубыми глазами, в которых отражались все его мысли и чувства, и иногда Льюис задумывался, как с такой открытостью и искренностью Нико мог быть таким искусным лжецом. Но всякие мысли исчезли из его головы, когда Нико склонился ближе, прикрыв глаза, и коснулся губами его бёдер и густых тёмных волос внизу живота, заставив думать только о том, что перед ним на коленях, обхватывая его член влажными розовыми губами, стоял будущий король Вестероса, пока их драконы, с тихим шорохом чешуи сплетались вокруг них в плотное кольцо горячих сильных тел. — Покажешь мне, что такое королевская милость, ваше величество? — Нико вскинул бровь, отстранившись на мгновение, будто не способный достаточно долго сдерживать свой острый язвительный язык. Льюис фыркнул, позабавленный этой очевидной чушью, но кивнул, убрав с его лица упавшие длинные белые пряди. — Если тебе так хочется, ваше величество, — Нико широко улыбнулся, щурясь от удовольствия, так что его яркие глаза терялись в тонких щёлках глаз, и Льюис чувствовал, как от этой улыбки у него замерло сердце, прежде чем зашлось в неровном отвратительно быстром ритме, когда Нико, обняв его бёдра ладонями, обхватил губами возбуждённый член Льюиса, глубоко приняв его в свой восхитительный влажный рот.       Льюис несдержанно стонет, его разум едва успевает осознавать происходящее, для него слишком много всего, и в этом главный смысл их маленького ритуала: полная беспомощность перед охватывающим безумием, обнажённость их мыслей и желаний друг перед другом, какофония звуков и ощущений. Льюис слышал, как вокруг них, громко утробно урча где-то за мощными грудинами, ворочались гигантские драконы, вторя их неторопливым движениям в своей особенной манере, как вдалеке, создавая глухое эхо под сводом пещеры, разбиваются о берег буйные волны встревоженного Узкого моря; чувствовал, как впивались в стопы острые мелкие камни, как жар внутреннего огня Милосердной и Ртути окружал их плотным коконом какого-то магического тепла, как шелковистые волосы Нико слабо щекочут его ладонь и перепутавшиеся с золотистыми прядями пальцы… Как Нико, лаская и с силой сжимая пальцами его ягодицы, облизывал и целовал его член, то выпуская полностью, чтобы прихватить губами выступающую вену, то беря его так глубоко, что практически утыкался носом ему в пах. — Остановись.       Льюис не уверен, что Нико расслышал его отчаянный шёпот сквозь бесконечные громкие стоны. Нико отстранился, оставив на влажной алой головке члена несколько последних поцелуев, и вперился в него острым взглядом, подчиняя одними глазами, напоминая, что даже сейчас, стоя обнажённым на коленях в плотном кольце драконьих тел в богами забытой пещере, с распухшими влажными губами, такими восхитительно красными от усердия, он всё ещё был будущим королём. Он всё ещё был тем, кто умеет властвовать над людьми. — На колени, — от его хриплого голоса Льюис вздрогнул, подчинившись беспрекословно, только во время их ритуалов позволяя Нико брать над ним полную власть. Драконы склонили головы и чуть распахнутые крылья ниже, следуя их движениям и отделяя их от всего мира, как только Льюис встал наравне с Нико, тут же обняв его ладонями за шею и притянув к новому поцелую, на который Нико с готовностью ответил, прижимаясь к его телу.