Клеймо на сердце

      «Не делай так больше! Отстань от меня и не трогай!» — вот что на самом деле хотел сказать Сяо Чжань, но вместо этого с губ сорвалось:       — Нас могут увидеть!       Шикарно! Да он прямым текстом признался, что хотел бы уединиться. Ему и так некуда деться от Ван Ибо, он повсюду, куда бы Сяо Чжань ни пошёл. В тех же павильонах, в той же гримёрной, столовой, в собственной голове, в его телефоне, его постели, стоит только закрыть глаза и представить этого мальчишку обнажённым на простынях…       И какого демона он пошёл в тот зал? Ведь догадывался, чем Ибо там занимается. Но ему хотелось посмотреть на него вживую. Будто мало роликов в интернете.       Сяо Чжань едва ли не заучил один, потому что от того, как там двигался Ван Ибо, башню срубало под корень. Извивался так, словно не имел костей, словно хотел прижаться тем самым местом, притереться так, чтобы воздуха не осталось на всей планете. Сяо Чжань слюни на экран пускал и едва ли не лбом прижимался. Даже не дышал, пока совершал ритмичные быстрые движения рукой…       Стыдом накрыло уже потом, когда он, удовлетворённый и разгорячённый, раскинулся на подушках, глядя в потолок. Он только что дрочил на своего партнёра по съёмкам. Проклятье, нельзя так! Но кто создал его таким прекрасным, таким совершенным?       Ван Ибо его не разочаровывает. Да, танец другой, но тоже бесконечно красивый. Казалось, все элементы даются ему несказанно легко и просто, но майка промокла, а на ключицах блестит пот. Сяо Чжань не прячется, но танец так захватывает Ибо, что он не замечает вошедшего. А тот забывает, что воздух жизненно необходим, любуется, как напрягаются мышцы на руках и животе, когда майка взлетает вверх. О, тот самый прогиб назад, и Сяо Чжаня бросает в жар от мысли, что Ибо мог бы так обтереться об него, прижаться твёрдым сильным телом, обхватить, чтобы кости захрустели. Он едва не хнычет, от того, какой этот дерзкий мальчишка сейчас красивый.       С губ срывается стон, и Ван Ибо, словно услышав, завершает «пытку».       Когда он, пышущий жаром, подходит, Сяо Чжаню кажется, что он сейчас кончит в штаны. Беспорядочные тёмные пряди волос на покрытом бисеринками пота лбу. Влажно поблескивающая кожа. Похоже, у Ибо пересохло горло, потому что острый кадык несколько раз подпрыгивает, когда он сглатывает скудную слюну. Зато у Сяо Чжаня во рту её набралось немало. Он отдал бы гонорар за «Неукротимого», лишь бы припасть к этой длинной шее и оставить засос, чтобы все знали, кому принадлежит Ван Ибо.       Ему, Сяо Чжаню. Это его сокровище.       Он сбегает позорно. Заворачивает за угол и прислоняется к стене. В коридорах никого, и он пользуется минуткой, чтобы перевести дыхание. В таком виде идти дальше нельзя. Сердце молотит. Лицо горит. Сяо Чжань дрожащими пальцами дотрагивается до подбородка, на котором уже засохла слюна Ибо. Он трогал его губы!       Нет, так не успокоиться. Надо выйти на улицу, а уже там, на вечернем ветерке или в машине по дороге в пустой холодный номер, он придёт в себя.       Внезапно кто-то дёргает его за руку. Так сильно, что Сяо Чжань чудом удерживается на ногах. Это чудо зовут Ван Ибо. Именно он втаскивает Сяо Чжаня в небольшой закуток, хватает обе руки и прижимает к стене. Сяо Чжань всего на мгновение успевает выхватить спутанную чёлку, сумасшедшие глаза, тёмные и глубокие, как бархат космоса, приоткрытые лепестки губ. Какие они, наверное, сладкие и горячие…       Возможность узнать это предоставляется моментально. Ван Ибо подаётся вперёд и целует его. А точнее падает в его рот своими сумасшедшими губами и блудливым языком. Вжимает в стену бёдрами.       Между двумя телами что-то болезненно-твёрдое, и Сяо Чжань растекается по стене. Что он там говорил? Их могут увидеть? Отругать? Уволить? Осудить?       В бездну всё.       Он выпутывает запястья из внезапно ставших слабыми и податливыми пальцев Ибо и сам придвигает его к себе за затылок. Сцепляется с мокрыми прядями и тянет, не соображая, как сильно. Ибо стонет ему в рот, и этого хватает, чтобы потерять контроль.       Почему они так долго ждали? Упустили столько времени… Как Сяо Чжань вообще существовал без этих губ и упруго втолкнувшегося ему в рот языка?       Он вылизывает рот Ван Ибо, а освободившейся рукой скользит ему под майку. Ибо вздрагивает ощутимо, будто Сяо Чжань причинил ему боль, но шепчет что-то совершенно немыслимое:       — Гэгэ… прости…       Ну да, время на поболтать он всегда находит.       — За что? — глухо спрашивает Сяо Чжань, вдавливая ладонь Ибо в поясницу, а его самого — в себя. От этого в паху мучительно и сладко ноет.       — Что поцеловал без разрешения.       Ибо явно врёт. Этот демон-искуситель не чувствует раскаяния, его глаза невероятно порочны. Лицо и шея раскраснелись, губы распухли. По-прежнему прижимая Сяо Чжаня к стене, он скользит вверх и вниз, снова вверх и вниз. У Сяо Чжаня расширяются глаза, а мир вокруг с хрустом ломается, от того, что этот негодник трётся членом о его член. Даже через одежду это так остро, что воздух становится самым жгучим в мире перцем. Нет, это Ван Ибо своими взглядами и поцелуями прожигает дыры в самой душе.       Он смотрит Сяо Чжаню в глаза, и в коридоре будто темнеет, словно его радужка поглощает свет. Вот бы кто выключил его насовсем, остановил время, перенёс их в отдалённое защищённое место, дал возможность вдоволь насладиться друг другом.       — Это ты извини, Бо-ди… что так долго, — голос, чужой и неловкий, пробивается через густые заросли бурьяна. Откровенно говорить всегда сложно.       — Это уж точно, — смеётся Ибо и добавляет: — Нестерпимо долго.       Сяо Чжаня скручивает от тоски в его голосе. Тоски по бездарно потраченному времени. И с губ срывается что-то совсем уж кошмарное и запретное:       — Но мы же наверстаем?       — О, непременно! — с энтузиазмом откликается Ибо, коварно усмехаясь и ведя рукой по груди Сяо Чжаня.       Тот прикрывает глаза на ласку, но тут же распахивает их, заслышав хруст.       — Ты что… — ахает он, с ужасом понимая, что это отлетели пуговицы.       — Смотреть не могу на эту рубашку, она скрывает от меня сладкие местечки моего гэгэ, — бросает Ибо и припадает с поцелуем к ключицам. — А я сгораю попробовать их все… Мой… — он скользит рукой с поясницы на упругую выпуклость.       Сяо Чжаня точно в воздух подбрасывает. От того, как Ван Ибо называет его своим, как сжимает его зад. Пылающей щёкой, этот соблазнитель словно тавром прижигает его грудь, а после покрывает её мокрыми бесстыдными поцелуями. Сяо Чжань дрожащими пальцами касается шелковой горячей кожи его плеч, мечтая прижаться к ней без одежды.       — Бо-ди, мой сладкий, мой дорогой… — бормочет он.       Ван Ибо поднимает голову и целует его до искр, до фейерверка из глаз, нахально и страстно запуская язык в рот. Едва ли не до глотки, по-животному, по-хозяйски.       Его рука проходит по боку, бедру, животу. Сяо Чжань знает, куда он пробирается, и кажется, сейчас свихнётся. И он, правда, чуть не теряет рассудок, когда жадная рука сжимает его напряжённую плоть через ткань брюк. Хорошо, что они тёмные, не будет видно мокрых пятен.       Ибо пытается забраться внутрь, но проталкивает под пояс только палец. Воюет с пуговицей и смачно ругается на тех, кто придумал обтягивающий фасон.       Сяо Чжань не находит ни сил, ни желания его останавливать. Но отчаянная трель телефона в кармане пилой проезжается по нервам. Ему уже давно пора ехать, а не обжиматься в коридорах. Удивительно, как до сих пор никто не ищет «господина Сяо» или «господина Вана».       Звонок отрезвляет обоих. Обмениваясь ошалевшими, не понимающими взглядами, они отстраняются так неуклюже, словно испытывают боль. Что это только что было? Что за смерч пронёсся и разметал их души? Ведь только вместе, только вместе они…       — Уже иду. Извините за задержку, почувствовал себя плохо, — цедит в трубку пустые слова чужой голос.       — Странно, а мне показалось хорошо, — усмехается Ван Ибо.       — С тобой — да, но один… — Сяо Чжань с трудом отрывается от стены, совершенно точно оставляя на ней кровоточащий кусок спины, а потом на прощание приникает к распухшим зацелованным губам этого мальчишки. От мысли, что предстоит разлучиться, пусть ненадолго, на выходные, на день, на час, в сердце будто впивается тысяча игл, а по коридору проносится ледяной ветер. Не видеть Ибо даже минуту — мука.       — Вспоминай меня чаще и не будешь один, — возражает он так категорично и быстро, что у Сяо Чжаня щемит сердце от накатывающей нежности.       «Да я и так не забываю», — хочет сказать он, но Ибо знает.       — Нам нужно встретиться в спокойном месте, — этот безобразник с невинным видом поправляет края рубашки Сяо Чжаня. — Хочу наслаждаться тобой без оглядки. Я всё организую, потерпи, хорошо? — просит он, и Сяо Чжань понимает, что только что то ли простонал, то ли всхлипнул.       Ибо тянется к его губам, но если они снова соединятся, уже никто не разнимет. Сяо Чжань уклоняется и, обнимая широкие плечи своего сокровища, утыкается носом ему в шею. Едва уловимый аромат сандала и ещё каких-то благовоний, которые они жгут на съёмках и которыми уже напрочь пропитались их костюмы, смешанный со сладковатым запахом пота, действует как афродизиак. Этот мальчишка — сам ходячий афродизиак. Сяо Чжань может перегореть даже так, почти целомудренно обнимая его.       Поэтому на предложение встретиться наедине, кивает с отчаянностью обречённого. Он уже снял с себя запреты и больше не спрячется в раковине обязательств и правил. Бессовестный Ван Ибо разбил её на осколки, стёр границы приличного, оставив лишь себя.       Да и разве может быть неприличным то, что происходит между ними? Эти чувства…       — Буду думать о тебе. Ты знаешь, как, — ухмыляется Ибо и широко лижет Сяо Чжаня в ухо.       — Ты чокнутый, — обессилено смеётся тот.       — И кто в этом, интересно, виноват? — вскидывает брови Ван Ибо.