Клеймо на сердце

      Но организовать всё быстро и просто не получается. График будто нарочно становится напряжённым. Едва находится минутка заглянуть в чат. Это единственное, что им остаётся: перебрасываться милыми или напротив жаркими посланиями, осыпать друг друга смайликами или интимными намёками, будто два влюблённых школьника.       Съёмки превращаются в пытку, в медленное и мучительное поджаривание на вертеле. Стоять рядом, смотреть и не сметь коснуться Сяо Чжаня так, как хочется, для Ибо самый страшный кошмар.       Сдерживаться получается всё хуже.       Он просовывает кончик пальца в узкое отверстие флейты Вэй Ина, недвусмысленно намекая, что представляет на самом деле, наблюдая, как вспыхивает от этого взгляд Сяо Чжаня. От этого становится чуть легче. Ибо не один мучается, прекрасно.       Он засматривается на Сяо Чжаня так, что воздух вокруг искрит и сверкает от накопленной сексуальной энергии. Она выплескивается только вечером, но чем больше старается Ибо, тем меньше ему хватает рук. Стоит на утро увидеть Сяо Чжаня, и всё по новой.       Он не может сосредоточиться и безбожно запарывает дубль за дублем, то подходя слишком близко, то глядя чересчур голодно, то слишком импульсивно хватая Сяо Чжаня за руку. Режиссёр в шоке от того, что творит Лань Чжань. И что это за румянец, который не могут замазать гримёры? Он пробивается через все слои пудры.       Ибо не слушает замечаний. Слова проходят сквозь него. Пользуясь моментом, он просит перерыв. Да, он вызывает недовольство, тормозит съёмки и позже непременно получит взбучку от менеджера, но ему плевать. Потому что за спиной режиссёра Сяо Чжань улыбается так ласково, словно обнимает и утешает. Словно между ними нет преград и условностей. Нет расписаний, графиков, съёмок, фотосессий. Будто они могут прямо сейчас при всех взяться за руки и поцеловаться.       Ибо уходит, даже не глядя на Сяо Чжаня. Тому не всегда удаётся улизнуть. Рядом с ними постоянно люди, невыносимо много людей. Как же они мешают!       Пара коротких поцелуев — самая большая роскошь, которую они урвали за эти несколько недель!       Поэтому расхаживая по гримёрке, Ван Ибо не ждёт и не надеется. Нет, врёт себе, ещё как ждёт и ещё как надеется. Прижимается щекой к двери и прислушивается.       Он предрекает стук в дверь за мгновение до того, как тот раздаётся.       Сяо Чжань ступал осторожно. Ибо перетаскивает его через порог как куклу. Боже, какой он лёгкий, почти невесомый. Невероятный, изящный.       — Тебя кто-нибудь видел? — спрашивает он, и едва Сяо Чжань качает головой, накидывается на него с сумасшедшим поцелуем. — Какой ты бесстыдно красивый.       — Нет, это я на тебя смотреть не могу, с ума схожу, — дрожащими губами шепчет Сяо Чжань, проводя по его бархатной щеке.       Кровь шумит в ушах, оглушая. Они гладят друг друга через одежду. Трясущимися руками прижимают к себе, целуются, ударяясь зубами. И держат, прочно держат в мозгу мысль: «не шуметь». Не стонать громко, не сбивать вещи, не двигать мебель. Остаться в сознании хоть немного, хоть чуть-чуть!       — Я так соскучился, — отчаянно шепчет Ибо.       Он пытается развязать проклятый пояс Вэй Усяня, а потом, наплевав, сжимает член Сяо Чжаня так, через ткань. Но тому хватает и этого.       — Ибо, мой Ибо… — только и может шептать он.       И в этом безумном повторении столько невысказанного.       Слишком мало времени. Слишком жарко в гримёрной. Слишком много мешающих факторов. Они и сами уже слишком…       Ибо снова пытается пробиться через одежду, но Сяо Чжань отводит его беспутные руки.       — Нет, Бо-ди, тебе нужнее. Иди сюда.       — Ты такой смелый, такой заботливый, — бормочет Ибо сбивчиво, и на этот раз упоминание о заботе не язвительное, а благодарное.       — Я же вижу, как ты извёлся. Дай мне…       И это правда. Ибо уже давно чувствует себя свихнувшимся, окончательно поехавшим.       Припухшие от поцелуев и укусов губы срываются в мелкую дрожь. Тело ноет и изнывает без ласк. Сяо Чжань справляется с его халатом поразительно ловко, магическим образом обходит все преграды, все эти треклятые слои одежды, запускает руку в штаны и обхватывает длинными и тонкими пальцами горячую трепещущую плоть.       — Ибо… ты… большой мальчик, — выдыхает он со стоном и пытается отогнуть полы ханьфу, но Ибо жадно притягивает его к себе и целует так, что щёлкает челюсть.       Его ещё никто так не трогал. Так неловко, чувственно и нетерпеливо. Так, что на ногах не удержаться. Ибо сам не замечает, как громко и хрипло стонет. Сяо Чжань прижимает его к стене, и под пальцами Ибо оказывается отчётливая выпуклость. У Сяо Чжаня у самого стоит как каменный. И Ван Ибо, зажатый в сладкий плен, надавливает пальцами, ловя полубезумный взгляд тёмных глаз. Господи, как они ещё держатся?       Сяо Чжань сжимает его как в капкане. Взгляд Ибо мутнеет от желания, пока он смотрит, как под мантией двигается рука. Удовольствие накатывает волнами, поднимая всё выше и выше. Ибо хватается за плечи Сяо Чжаня, чувствует, как горит лицо и тело. Припадает пылающей щекой в прохладный изгиб его шеи и громко всхлипывает.       — Дыши, мой хороший. Уже скоро, — Сяо Чжань затыкает его крикливый рот поцелуем.       «Откуда ты знаешь?» — хочет спросить Ибо, но и сам понимает, что близок.       Острый приступ ревности сменяется умилением. Сяо Чжань ни с кем такого не проделывал, просто он хорошо знает и чувствует его, Ибо.       Удовольствие мешает мысли, смазывает их в радужную пульсирующую дымку. Он всё сильнее, всё ощутимее вздрагивает от мерных движений, и Сяо Чжань внезапно срывает ритм на резкие широкие мазки. В его кулаке уже влажно от с лихвой выделившейся смазки.       Раскалённый воздух обрушивается на кожу и нещадно её плавит. Оргазм такой сильный, что, кажется, будто тело разметало на осколки. Ван Ибо напрягается и задерживает дыхание, словно готовится прыгнуть в ледяную воду, глухо и протяжно стонет. А потом куда-то сползает, не забыв подхватить полы мантии, чтобы не дай бог не запачкать.       — Бо-ди, такой сладкий… — слышит он и поднимает мокрые то ли от пота, то ли от слёз ресницы, чтобы увидеть, как Сяо Чжань облизывает пальцы.       Грудь жжёт нестерпимо, и Ибо только сейчас понимает, что, вопреки просьбе, не дышал всё это время.       — Господин Ван, перерыв окончен, — кто-то стучит в дверь, и Сяо Чжань замирает. Блестящая перламутром жидкость стекает по ладони на пол.       Ибо не шевелится. Он хочет также стечь со стула вниз, послать всех на хрен, обнять Сяо Чжаня и уснуть. Но вместо этого сухо отвечает:       — Уже иду, спасибо.       Они с Сяо Чжанем молча и методично приводят себя в порядок. В воздухе ещё витает запах секса, разврата и свободы. Оба знают, стоит шагнуть за порог, покинуть их маленький мирок, как они снова попадут в сети работы, контрактов, условностей.       Когда они вырвутся из замкнутого круга в следующий раз? Смогут ли скрыть, что влюблены? Что жить не могут друг без друга?       — «Один — ноль» в пользу Вэй Ина, — устало ухмыляется Сяо Чжань.       Ибо останавливается и оглядывает его завёрнутую в чёрное фигуру, а потом притягивает к себе и, крепко сжимая, решает про себя кое-что. Он никому его не отдаст, будет драться, убьёт любого, кто захочет ему навредить. Отдаст все силы, всего себя. Как Ханьгуан-цзюнь защищал Вэй Ина, был на его стороне.       Нет, судьба намеренно вела их к этим ролям, к этим чувствам, к этой неотвратимости.       — Бо-ди, что ты… — куда-то в висок выдыхает Сяо Чжань, и от его горячего дыхания по коже скачут мурашки.       — Чжань-гэ, я… — начинает Ибо, но осекается, понимая, что чуть не срывается с губ.       Нет, слишком рано. Он решит, что его просто пробило на эмоции после оргазма, не поверит, что это настоящее…       — В следующий раз я сравняю счёт. Ты своё имя забудешь, будешь только моё помнить, — самолюбиво заявляет он, и Сяо Чжань напоследок крепко обнимает его.       — Оно и так уже клеймом выжжено на сердце, — говорит он и покидает гримёрку.