отель де ляпис

Сяо сидит напротив Чжун Ли и с опущенной головой рассматривает руки на своих коленках. Тарталья выдерживает небольшую дистанцию, чтобы дать им уединенность, но также иметь возможность вмешаться, если потребуется. — Ху Тао… — Чжун Ли вздыхает. — Не представляю, почему небожители стали вмешиваться. Они оставляли меня в одиночестве почти все время за последние шесть тысяч лет. Что могло измениться? — он снова вздыхает. — В любом случае, я все еще должен вам объяснения. О том, что случилось тогда. — Почему ты не винил меня за то, что произошло? — спрашивает Сяо. — Они напали на деревню, потому что я провалил свою работу. Хоть я и не был в бою, я был его причиной. — Ты был лишь предлогом, Сяо, — произносит Чжун Ли. — Они бы атаковали деревню несмотря ни на что, — он замолкает. — К тому же… Я с самого начала знал, что ты был шпионом, Сяо. Просто ничего не говорил. Сяо чуть не роняет чашку чая из рук. Он в спешке ставит её на стол перед собой, затем с комично открытым ртом пялится на Чжун Ли в неверии. — Ты знал? — Узнал перед тем, как ты стал главой боевой группы. Я собрался навестить тебя на тренировке, но пока искал тебя… увидел, как ты разговаривал с человеком, который не принадлежал нашей деревне, — выражение лица Чжун Ли меняется, когда он вспоминает это; Сяо становится ясно, что это явно не лучшее из его воспоминаний. — Я спрятался за деревом и подслушал разговор. Когда я услышал твои объяснения военных стратегий этому незнакомцу, то смог сложить два и два. — Почему ты ничего мне не сказал? — спрашивает Сяо. — Ведь это была отличная возможность поймать меня прямо в процессе. У меня бы не нашлось никаких отговорок. — Я хотел посмотреть, что ты сделаешь дальше, — сказал Чжун Ли. — Поэтому ждал. Если бы та информация, которую ты передал врагу, привела бы нас к точке потенциальной опасности, я остановил бы тебя сразу же. Тем не менее… пока я наблюдал за тобой, я заметил, что эта информация была ложной. После того, как ты стал главой военной группы, ты начал им лгать. Чжун Ли с нежностью ему улыбается: — Тогда я осознал, что ты нарочно указывал им неверный путь. Что ты предал свою собственную территорию, чтобы защитить ту, о которой стал заботиться, — Чжун Ли облокачивается на своё кресло. — Так что я не стал никому говорить. Я понадеялся… что ты сам мне все расскажешь, но также понимал, почему не станешь. — Но… когда ты прогнал меня… — Я сделал это ради твоей безопасности, Сяо, — произносит Чжун Ли со вздохом. — Я знаю, что сказал тебе, что сделал это из-за долга, но… Я собирался сделать это в любом случае, если бы тебя обнаружили, а защитить тебя было не в моих силах. Я хотел найти тебя, когда все разрешится, но… вскоре после этого… произошел тот инцидент в Деревне Гуйли, и это вылетело из моей головы. Сяо неотрывно смотрит на Чжун Ли. Он выглядит… каким-то маленьким. Уязвимым. Раскрывает свою душу для Сяо. Такой вид редко можно увидеть на том, кто обычно собран. — Но тогда, когда ты увидел меня впервые после атаки и в отеле… — Сяо сомневается. — Неужели ты не злился на меня? Даже немного? — В первые годы существования моего контракта я прочувствовал множество эмоций, — говорит Чжун Ли. — И злость определенно была одной из них. Но никогда моя злость не была направлена на тебя. Ты был связан обязанностями и по своему желанию предал свою же территорию, пытаясь выжить. Ты был загнан меж двумя сторонами. Злиться на тебя было бы просто бессмысленно. Сяо наблюдает за тем, как Чжун Ли наполняет чаем его чашку, а затем свою. Он делает это с отработанной грацией, не проливая ни единой капли на кружевную скатерть. — Я принял тебя в отель, потому что хотел сделать то, чего не смог много лет назад, — продолжает Чжун Ли. — Я хотел защитить тебя. И ты… — он смеется, — ты был так настойчив в своем желании оставаться на моей стороне, так что, полагаю, это сработало и в мою пользу. — Рекс Ляпис… — Сяо смотрит на свое отражение в чае. — Мы оба глупые, да? Чжун Ли приподнимает брови: — Почему это? — Пытаясь защитить других, мы лишь причинили им боль и прибавили больше недоразумений, — отвечает Сяо. — Было бы намного проще, будь мы искренни с самого начала. Чжун Ли улыбается в чашку: — Возможно, — он поворачивается к нему. — Можешь поблагодарить Тарталью за то, что… как кто-то может выразиться, вбил в меня немного здравого смысла. Сяо вздыхает: — Ты прав. Не хочется признавать это, но наш Чайльд оказался умным. — Что значит «оказался»? — встревает Тарталья с другого конца комнаты. — Я всегда был умным. Вы, ребята, просто не прислушивались ко мне. Должно быть, это старческое. Несмотря на возмущения, на его лице легкая улыбка. Он подходит к столику и садится между ними: — Вы закончили с душевными разговорами? — он поворачивается к Сяо. — Сяо, надеюсь, ты больше не станешь прыгать в дверь в загробную жизнь, перед этим не обсудив ничего с нами. Я серьезно. Ты нас сильно напугал, — он тычет в руку Чжун Ли. — Этот парень чуть не поседел. — Неправда, — произносит Чжун Ли, но все равно проверяет свои волосы. — Если ты о чем-то переживаешь, то стоит научиться пользоваться ртом и поговорить с нами, — Тарталья продолжает. — И, там, не знаю… выражать больше эмоций на своем лице. — Заткнись, — говорит Сяо без какой-либо злости. На его губах расплывается ломаная улыбка. — Ты будешь делать то же самое, да ведь? — Конечно! Я мастерски жалуюсь. — Не сомневаюсь. — Тарталья, почему бы тебе не рассказать нам пару своих историй? — предлагает Чжун Ли. — Раз уж мы все здесь собрались. Ты всегда рассказываешь детям потрясающие истории со своих солдатских времен. Я бы тоже хотел их послушать. Тарталья оживляется: — Правда? — Я не хочу, — невозмутимо говорит Сяо. — Да ладно тебе, Сяо! Мы же друзья, разве нет? — радостно говорит Тарталья, обнимая его за шею. — Думаю, так будет честно, ведь я узнал побольше о вас с сяньшэном, — он ухмыляется. — О чем хотите послушать? — Хм… А, — Чжун Ли щелкает пальцами. — Может, расскажешь о Тевкре? Тарталья смотрит на него с удивлением: — Тевкр? — Ты много о нем болтаешь, — произносит Сяо. — Раз уж я здесь, то тоже послушаю. — Ты много раз упоминал его в своих историях, но я никогда не слышал ни одной про него, — замечает Чжун Ли. — Давай поговорим о каком-нибудь интересном моменте из жизни твоего брата. — Тевкр… — странно, но Тарталья выглядит так, будто ему нечего сказать. Он немного хмурится, словно старается вспомнить хотя бы что-то. — Точно, Тевкр. — Ты в порядке, Тарталья? — обеспокоенно спрашивает Чжун Ли. — Можем не говорить о нем, если ты не хочешь. — А? О, нет, нет, — Тарталья нервно смеется. — Извините, вы просто застали меня врасплох. Я знаю много историй о Тевкре… их так много, что я не могу выбрать одну! — он снова смеется, еще более нервно, чем до этого. — Хм… хорошо, тогда я расскажу вам о том, как учил Тевкра кататься на коньках! Он делает захватывающее начало истории, рассказывая об озере рядом с их домом, которое замерзает круглый год благодаря холодному климату Снежной. Он описывает окрестности настолько подробно, что Чжун Ли и даже Сяо смогли представить, будто сами находятся на озере, о котором говорит Тарталья. Но когда речь заходит о самом Тевкре… — И потом, эм. Тевкр, он… Он много падал, знаете! И тогда я… — Тарталья запинается, — тогда я… я помогал ему встать и говорил, что… — он выдыхает. — Говорил ему, что… эм. Хм, я… — он смеется. — Не могу вспомнить, что именно я говорил, но… Сяо переглядывается с Чжун Ли. Это не первый раз, когда он не мог вспомнить что-то в своей истории. Все части, о которых он забывал, так или иначе затрагивали Тевкра, что странно, учитывая, что до этого он никогда не запинался, когда речь заходила о его младшем брате. Возможно… это потому, что раньше Тарталья лишь упоминал его, поэтому и говорить о нем было легко. Но когда дело коснулось истории, сосредоточенной на его брате… — Ох, — произносит Сяо, — ты в порядке? Выглядишь… очень болезненно. — Ха? Глупый Сяо, с чего бы мне болеть? Я мертв! — Тарталья резко встает. — Но я… правда устал. Наверное, день был долгим. Все-таки мы бежали прямиком из Снежной, чтобы успеть добраться до тебя, — он стоит там, словно не знает, что делать дальше, но потом смотрит на Чжун Ли. — Если не возражаете, я пойду отдохну. Давайте продолжим в следующий раз. — Конечно, — говорит Чжун Ли. — Отдыхай. — Спасибо, — не оглядываясь, Тарталья выходит из комнаты, оставляя за собой откровенно сбитых с толку Сяо и Чжун Ли. — Эй, Рекс Ляпис. — Хм? — Я только сейчас осознал… — Сяо смотрит на Чжун Ли, хмурясь. — Он работает с нами уже пару веков, и до сих пор я ни разу не слышал о его желании. Что это были за обстоятельства, при которых его цветок оказался заморожен, как мой? Ты заключил с ним контракт тоже, да ведь? — Верно, ты прав, — говорит Чжун Ли. — Хотя условия его контракта были, мягко говоря, необычны. — Что это за условия? Чжун Ли смотрит в ту сторону, куда ушел Тарталья. — Взамен на то, что он будет работать на Отель де Ляпис вместе с нами, Тарталья не расскажет мне о своем желании, пока не будет готов уйти. Хотя Тарталья сказал, что устал, в своей комнате он свалился на кровать в полном сознании. Он никакими стараниями не может успокоить поток своих мыслей. Дело в том, что несмотря на то, как много раз он вскользь упоминал своих родственников, особенно Тевкра, это был первый раз, когда его спросили именно о нем. Тот факт, что это исходило от человека, которым он восхищался и которым дорожил на протяжении всех лет, что они знали друг друга, делает просьбу гораздо более значимой. Тем не менее, — Сяньшэн, я… — шепчет он сам себе. — Я… не могу поделиться с вами историями о нем. Потому что… — Ни одной не знаешь? Тарталья резко встает. Он удивляется, увидев сидящую рядом с ним Ху Тао, улыбавшуюся этой своей леденящей улыбкой. — Доброе утро, — счастливо приветствует она. — Отдыхаешь перед сменой? Тарталья отодвигается в сторону, глядя на нее с опаской. — Как ты здесь оказалась? Я даже не почувствовал твоего присутствия. — Я божественное существо, глупый ребенок. Конечно, ты не почувствовал. — Вообще не похожа, честно говоря. Ху Тао смеется: — Ты намного разговорчивее того другого. И забавнее, — она протягивает руку, чтобы коснуться его лица. — Хм, еще и с таким красивым личиком. Тарталья хватает её за запястье, чтобы убрать от себя её руку: — Извини, мадам. Моего лица может касаться только сяньшэн, и то потому, что знает меня двести лет. Наши отношения довольно прочные к этому моменту. — Прочные, да? — Ху Тао улыбается шире. — Значит, ты ему доверяешь? — Больше, чем кому-либо другому в этом мире. — Как романтично! Ты влюблен в него, Тарталья? — Это личный вопрос, милочка. — И ты его избегаешь, — пропевает Ху Тао. — Причем довольно плохо. Ты отличаешься от того парня. Его сильные чувства к Рексу Ляпису обусловлены преданностью. Интересно, откуда исходят твои? — Это не твое дело, — натянуто отвечает Тарталья. — Ты прав. И все же это не может быть любовью… Если бы это была любовь… — она подмигивает ему, — ты бы не был таким лицемерным по отношению к нему. — Лицемерным.? — Тарталья хмурится. — Я не люблю упреки, знаешь ли. — А я никогда не лгу, — спокойно говорит Ху Тао. — Всё говоришь про искренность, а сам так и не назвал ему своего желания, — она наклоняет свое лицо к нему, оставляя между ними миллиметры. — Ты не можешь быть честным даже в своих историях о своем братике, которого ты так сильно любишь. Она снова вытягивает свою руку, в этот раз чтобы крепко схватить Тарталью за горло. Неожиданно его прижимают к кровати головой на подушку. Он видит блеск в глазах Ху Тао, когда она продолжает душить его одной рукой с довольной ухмылкой, открывающей острые зубы. — Я думал… что небожители… должны быть… хорошими людьми, — Тарталья задыхается, борясь с ее хваткой. Он вцепляется в ее руку, но ее хватка неумолима. — Небожители справедливы, — поправляет Ху Тао. — А справедливость не всегда предполагает «хорошее и доброе решение», как люди привыкли считать. Рекс Ляпис снова повел себя неподобающе. Контракт Сяо должен был закончиться, когда его желание было исполнено, и если предыдущее желание не будет аннулировано, контракт не может быть продлен, независимо от обстоятельств. Тарталья видит, как Ху Тао поднимает вторую руку. — Если один завершенный контракт продлевается без предварительного аннулирования, другой должен закончиться вместо него, чтобы восстановить баланс, — говорит она. — Так работает небесный мандат. И теперь, дорогой Тарталья, я завершу твой. Прежде чем Тарталья успевает понять, что происходит, Ху Тао засовывает руку ему в грудь, испуская белое свечение, охватывающее комнату. Тарталья задыхается от щемящего ощущения в сердце. Его взгляд мутнеет, и последнее, что он видит, прежде чем отключиться, — леденящая улыбка на лице девушки. — Сладких снов, Тарталья, — шепчет она. — Не забывай, как появилось твое желание.

Несколько веков назад

Очень, очень давно Снежной управляла королева, которую люди звали Царицей. Царица была прекрасной женщиной с длинными светлыми волосами, яркими голубыми глазами и такими необычными манерами, что с трудом была похожа на человека. Люди называли её олицетворением самой зимы из-за её внешности. И такого же ледяного сердца. Царица правила жестко, и хотя страна процветала, народ её был несчастен. Их объединяла ненависть к Царице, и, как ни странно, это чувство было для неё взаимным. Подобно снежным бурям, которые преследовали страну круглый год, сердца людей вскоре стали такими же холодными. Но семья Тартальи старалась сохранять тепло и жизнерадостность в своём домашнем очаге. Тарталья, урожденный Аякс, был третьим ребенком из шести. У него были близкие отношения с каждым из остальных детей, но самым дорогим для него был его брат Тевкр. Между ними была большая разница — Аяксу было 9, когда родился Тевкр, но с самого детства Тевкр ходил за ним повсюду, наблюдал за всем, что он делал, и восхвалял Аякса за то, какой он замечательный старший брат. И Аякс, как и многие другие дети, наслаждался вниманием. Но Аякс действительно очень дорожил своим братом, и их редко можно было увидеть порознь. Его мать как-то подшутила, что Тевкр был рожден только для Аякса, и, будучи ребенком, Аякс не мог не согласиться. Тевкр был его младшим братом, и хотя он любил всех своих братьев и сестер, Тевкр был самым особенным. Тем не менее, когда Аяксу исполнилось четырнадцать, всё изменилось. В Снежной появилась вооруженная сила, называвшая себя Фатуи. Лучшие из Фатуи были Предвестниками, и эту должность занимали только те, кого Царица считала достойными. Также в Снежной существовал обычай, согласно которому каждые пять лет неуловимая королева появлялась на публике в течение недели в связи с Зимним фестивалем, который, несмотря на свое название, должным образом отмечался только раз в пять лет. Первоначально фестиваль был посвящен выбору нового правителя, который должен был проходить каждое пятилетие, но с появлением на престоле Царицы такая практика была отменена. И всё же Царице показалось забавным сохранить фестиваль, пусть и без его первоначальной цели, поэтому она изменила обычаи вокруг него. За последние пятнадцать лет своего правления она дважды видела людей. Во время своего третьего выхода на публику она впервые увидела четырнадцатилетнего Аякса. Царица прогуливалась по окраинам города, где находилось большое озеро, и там она наткнулась на Аякса, крадущегося среди деревьев близлежащего леса. В руках у мальчика были лук и стрелы. Когда он пробирался от одного дерева к другому, Царица проследила за направлением его взгляда и обнаружила, что он следил за оленем поблизости. Аякс был в разгаре охоты. Скучая, Царица спокойно наблюдала за движениями Аякса, отмечая быстроту и бесшумность его шагов. Как только он оказался достаточно близко к оленю, Аякс направил свой лук и стрелы в сторону оленя, его тело напряглось от сосредоточенности. Сделав несколько неглубоких вдохов, Аякс отпустил натянутую тетиву и выпустил стрелу в сторону своей цели, И промахнулся. Царица уже собралась уходить, ошеломленная такими плохими охотничьими навыками, когда увидела, как Аякс выпустил в оленя еще несколько стрел, промахиваясь каждый раз. Затем она поняла. Аякс не промахнулся. Он вел оленя в определенном направлении. Он вел его к себе. Она зачарованно наблюдала, как Аякс наконец бросил свой лук и стрелы на землю, прежде чем броситься на оленя, бегущего прямо на него. Он повалил животное на землю, прежде чем вытащил маленький клинок, пристегнутый к поясу, и с громким звериным криком вонзил его оленю в горло. Царица подумала, что это самое прекрасное, что она когда-либо видела. Несколько дней спустя, незадолго до окончания публичного выхода Царицы, она совершила свое финальное появление у парадной двери семейства Аякса. Его бедный отец чуть не упал в обморок при виде величественной королевы на пороге своего дома. И второй раз, когда она попросила позвать Аякса. Попал ли его третий сын в беду? Будет ли он изгнан? Будет ли вся семья изгнана вместе с ним? Но королева просто улыбнулась, когда Аякс приблизился к ней, и погладила его по волосам, как мать ребенка. — Присоединяйся ко мне, юный Аякс, — произнесла Царица. — Я вижу в тебе немалый потенциал. Не желаешь ли ты служить мне? Молодой Аякс был смелым ребенком. Он смотрел Царице прямо в глаз, словно бросая вызов. — Что я получу взамен? — спросил он. Его отец чуть не упал в обморок в третий раз. Царица улыбнулась чуть шире, будто это был вопрос, который она ждала от кого-нибудь услышать. — Я сделаю тебя сильнее, юный Аякс. Ты станешь достаточно сильным, чтобы защитить свою семью и тех, кого ты любишь. — Даже Тевкра? — спросил Аякс. — Моего любимого младшего брата? — Особенно юного Тевкра. Нечего и думать — Аякс согласился. Он стал одним из самых молодых новобранцев в Фатуи, и также легко стал самым молодым, кто быстрее всех поднялся по служебной лестнице. К тому времени, когда ему исполнилось шестнадцать лет, он уже баллотировался на место Предвестника — честь, редко оказываемая кому-либо его возраста, если такое вообще когда-либо случалось. Однажды Царица вызвала его в свой тронный зал. Она похвалила его за все положительные изменения в нем — за рост его силы за последние два года и за то, как он оправдал все ее ожидания. Ему оставалось сдать лишь еще один тест. — Если ты сделаешь это, — сказала Царица, — я дам тебе такую силу, что никто не посмеет пересечь тебе дорогу. А затем дверь в тронный зал открылась, и в комнату ворвались люди в форме. Их униформа отличалась от формы Снежной — темно-синий материал с черной подкладкой напомнил Аяксу цвета Фонтейна, соседнего региона, с которым у Снежной, как он слышал, были хорошие отношения. — У нас была встреча, — надменно произнесла Царица. — К сожалению, мы не смогли прийти к соглашению, и я не собираюсь искать компромисс в ситуации, которая может повлиять на положение нашей страны. Так что, дорогой Аякс… — она сладко ему улыбнулась. — Будь хорошим мальчиком и убей их для меня, ладно? Теперь Аякс понял, как поддерживались регулярные «хорошие отношения». — Ч-Что? — запинался один из мужчин. — Ваше Высочество, что это значит? — Вы не согласились с моими условиями, я не желаю вести переговоры дальше, — пренебрежительно ответила Царица. — Поэтому мой новобранец убьет вас и выставит ваши смерти, как очень несчастный случай. Давай, Аякс. — Вы… Я этого не потерплю… Мужчина не закончил фразу — его голова уже была начисто срезана с плеч. Она упала на пол, прежде чем перекатиться к ногам Аякса. Который затем взмахнул своим окровавленным мечом в сторону остальных мужчин. В тот день, после смерти пятнадцати представителей Фонтейна в тронном зале Царицы, Аякс больше не был известен под своим родным именем. Он стал Тартальей, Одиннадцатым из Предвестников и самым молодым из них в истории. Народ Снежной знал о Тарталье две вещи. Первая: он был яростно предан своей королеве и без вопросов уничтожил бы любого, кого она ему прикажет. Он проводил большую часть своего времени на службе и руководил людьми, которые вскоре перешли под его командование. Он был силой, с которой приходилось считаться на поле боя, и вскоре после его назначения Предвестником одного упоминания его имени было достаточно, чтобы заставить врагов нервничать. Вторая: он также очень любил свою семью. Второй факт был единственным, что оставалось в нем прежним — качество, которое он сохранял в себе с тех пор, как был Аяксом, и после того, как стал Тартальей. Разница, однако, заключалась в том, что теперь он редко бывал дома. За то время, что он был обычным солдатом, он старался бывать дома по крайней мере раз в несколько месяцев. Но теперь, когда его все чаще отправляли в другие регионы, он мог видеться со своей семьей только раз в год — самое большее два раза. И чем меньше времени он проводил дома, тем больше ухудшались его отношения с семьей. Позже он узнал, что его родители находили его предполагаемую перемену в личности — или его новообретенную жажду крови — нервирующей. У его старших братьев и сестер вскоре стало меньше общего с ним. Некоторые из них начали нервничать в его обществе. Единственным, кто был ему верен, был Тевкр. Он все также был первым, кто приветствовал его в те редкие дни, когда он мог вернуться домой, и постоянно писал ему письма, хоть Тарталья и не мог ответить на каждое из них. Спустя время Тарталья вообще перестал ему отвечать. Однажды, когда ему дали редкий месяц отпуска от своих обязанностей, дома он почти не был. Хотя Тарталья все еще любил свою семью, он больше не мог стоять рядом с ними. Существования Тевкра было уже недостаточно, чтобы смягчить это, и в конечном итоге Тарталья начал его игнорировать, несмотря на все усилия мальчика подбодрить его. Тарталье сложно сказать, был ли Тевкр расстроен таким отношением к нему, потому что он даже не помнил, смотрел ли вообще на лицо мальчика. В тот год, когда Тарталье исполнилось двадцать один, он получил свою самую большую миссию. Он должен был разоружить враждебную группу из Сумеру, направляющуюся прямо на Снежную. Численность армии была по меньшей мере в три раза больше, чем у его страны, и на этот раз он пойдет не один. Вместе с ним в битву вступил человек, который называл себя Иль Дотторе, товарищ-Предвестник. Тарталья лично был недоволен этим решением, потому что Дотторе был одним из немногих, кого он искренне ненавидел, но все же принял заказ без жалоб. Царица также отдала ему еще один приказ. — Убей всех, Тарталья, — ворковала она. — Все, кто стоит на противоположной стороне, заслуживают наказания. Поначалу Тарталья не увидел ничего необычного в этом приказе. Он занимается этим с самого начала, разве нет? Все, кто были против Царицы, заслуживали смерти. Это был простой принцип, который он крепко держал в своем сердце. Дотторе однажды назвал его за это простодушным дураком. Не прошло много времени перед тем, как он понял, что не так. Ближе к концу битвы, когда большая часть войск из Сумеру была уничтожена и загнана в угол, из ниоткуда появился еще один транспорт. На нем был флаг с эмблемой региона Сумеру, поэтому несложно было догадаться, что в нем были люди оттуда. Не теряя времени, Тарталья бросился к транспорту и быстро его остановил. Опустив клинки, он распахнул двери. После чего полностью замер. Сжавшись вместе, сидели дети. Они были за горла прикованы друг к другу цепями, на которых красовалась эмблема Сумеру. Они смотрели на него широко раскрытыми испуганными глазами, все их тела дрожали. Некоторые из них выглядели так же молодо, как Тевкр. — Чего ты ждешь, Тарталья? — злорадно спросил Дотторе позади него. — Прикончи их. — Это дети, — прошипел Тарталья. — Ты видишь, что у них на шеях? Это знак, что они были проданы в армию. Однажды они станут врагами нашей королевы. Почему бы заранее не устранить самый корень проблем, хм? — Ты… — Помни приказы Царицы, Тарталья, — сказал Дотторе. — Ты верен ей, да ведь? Царица… когда отдала ему этот приказ, она, должно быть, знала… Тарталья пялился на детей, которые в страхе неотрывно смотрели на него в ответ, замерев на месте. Эти дети… которые однажды станут взрослыми… солдатами… чтобы устранять любых, кто пойдет против их страны, прямо как… Он решительно опустил клинки. — Бегите, — прошептал он. Затем намного громче: — Бегите! Дети вскочили на ноги и побежали в противоположном направлении в безопасное место. Тарталья быстро развернулся и взмахнул оружием, рыча на ухмыляющегося Дотторе. — Я всегда знал, что ты мягкосердечный дурак, Тарталья, — подразнил он. — Не иди за ними, — прорычал Тарталья. — Или я убью тебя прямо на месте. Дотторе пожал плечами: — Не планировал. Это был приказ Царицы для тебя, не для меня. И ты, кстати… не подчинился. — Собираешься доложить на меня? — Ох, зачем мне это? Я не твой нянька. Можешь делать, что хочешь. Однако… — Дотторе одарил его очаровательной улыбкой. — На твоем месте я бы не стал забывать про способность Царицы так или иначе собирать правду. Он усмехнулся, забавляясь взглядом Тартальи: — Но посмотри на это с другой стороны: она явно питает к тебе слабость. Даже если она узнает, я уверен, что она не накажет тебя… сильно. В итоге они выиграли битву, и Тарталья благополучно вернулся в Снежную. Верный своим словам, Дотторе не издал ни звука, когда Царица попросила сообщить о жертвах, а Тарталья не упомянул о детях, которых он освободил. Он сохранял спокойное и беззаботное выражение лица, настолько спокойное, что Тарталья занервничал. Но когда Царица отпустила его без каких-либо проблем, Тарталья решил на некоторое время отложить заботы. Возможно, Царица никогда об этом не узнает. Ей не нужно было знать. С Тартальей все будет в порядке. Одно непослушание не будет стоить ему многого, если вообще чего-то будет стоить. Неделю спустя он обнаружил, что это самое единственное непослушание стоило ему всего. Однажды он получил приказ отправиться домой. — Ты заслужил отдых, — сказала Царица. — Ты так хорошо поработал. Почему бы не отдохнуть дома? — Ваше Высочество… — Иди. Не стесняйся. Увидимся завтра, мой дорогой Тарталья. Когда он почти ушел, Царица сказала еще одну вещь. — И помни, Тарталья, — произнесла она. — Всё, что я для тебя сделала, было из любви. — …Я понимаю, — прошептал Тарталья. — Спасибо, Ваше Высочество. — Хм. Ну, иди, — улыбнулась она. — Передай Тевкру привет от меня. Позже, проходя по коридорам дворца Царицы, он понял одну вещь. Царица назвала Тевкра по имени. В последний раз она сделала это в тот день, когда пригласила его к себе у него дома. Вряд ли это что-то значит… Верно? Хоть он пытался успокоить себя, в итоге он выбежал из дворца и направился прямо в направлении своего дома. Он бежал и бежал по толстому снегу, подталкивая себя, хотя его легкие горели от усилий. Он пробежал мимо деревьев, пробежал мимо озера, на котором когда-то катался на коньках со своими братьями и сестрами, мимо небольшого холма, где они играли в прятки, мимо зданий, мимо знакомого дорожного знака… Добравшись до своего дома, он ворвался в парадную дверь. А потом остановился. Почему он… так легко вошел? — Мама? Папа? — звал он. В доме было темно. Он не чувствовал никого поблизости. — Тоня? Антон? Старший брат? Сестра? — с каждой секундой продолжавшейся тишины его сердце билось все сильнее. — Тевкр? — Старший… братик…? Выдыхая от облегчения, Тарталья резко разворачивается: — Тевкр, я так рад… Сдавленный вздох вырвался из горла Тартальи в тот момент, когда он обернулся. В дверях стоял Тевкр. Его голубые глаза безучастно смотрели вперед, не мигая, сколько бы Тевкр ни смотрел на него. Кожа на его шее выглядела так, словно ее заменили металлическими обрезками, скрепленными болтами и винтами. Обе его руки были заменены странной смесью металла и дерева, выполненной в гротескной форме человеческих рук. Его уродливые руки были залиты кровью. И на его копье, как пальцы… Были головы членов его семьи, их лица искажало выражение шока и ужаса. — Те… вкр… — Братик… — как робот, сказал Тевкр, — наконец-то… ты дома… — Действительно, — новый голос ворвался в комнату. Дотторе вышел из-за угла и погладил Тевкра по голове. Он ухмыльнулся потрясенному Тарталье и помахал ему: — Как тебе мой шедевр? — Что… ты с ним сделал? — хрипло произнес Тарталья. — Ты… — Пока ты был занят тем, что был хорошим маленьким сторожевым псом для Царицы, Ее Величество приказала мне наказать тебя от ее имени. Она знала, Тарталья. На самом деле, она хотела, чтобы ты с готовностью признался в правде. Твоя ложь была для неё… скажем так, разочарованием, — Дотторе снова погладил Тевкра по волосам. — Поэтому я отправился на поиски твоего драгоценного младшего брата, похитил его и…что ж, немного его модифицировал. В голове Тартальи послышались помехи. Он начал видеть перед собой красноту. — Т-Ты. Тевкра… — Я отправил его домой, Тарталья, — радостно сказал Дотторе. — Прямо за час до того, как ты пришел. И я приказал им убить всю твою семью. Одного. За. Другим. Помехи в голове стали громче. -Раз уж ты не можешь убить даже детей, которые в будущем станут врагами нашей королевы, то позволь мне показать тебе, какими опасными эти дети могут быть, — произнес Дотторе, наконец взрываясь диким хохотом. — О, кстати! Дети, которых ты спас? Что ж, — Дотторе хлопнул в ладоши. — Выходите, ребятня. Поблагодарите своего спасителя. Фигуры вышли друг за другом, вставая рядом с Тевкром. У них был такой же пустой взгляд, как и у его брата, различные части их тела теперь были заменены металлом и деревом, винтами и болтами. Дети, которых, как думал Тарталья, он спас, в конце концов… — Не принимай на свой счет, Тарталья, — промурлыкал Дотторе. — Ведь Царица сделала это из любви к тебе. И потом. Шум в голове стал всепоглощающим. Когда Тарталья пришел в себя, Дотторе лежал в луже своей крови, мертвый. Даже при смерти на его лице была ухмылка, как будто ему было приятно быть убитым таким образом. Механические дети неподвижно лежали вокруг него с безжизненными пустыми взглядами. Он держал нож, пригвоздив Тевкра к земле, держа оружие над головой. — Мне жаль, — всхлипывал Тарталья. — Мне жаль, мне жаль, мне жаль… — Братик…? — немигающие глаза Тевкра, казалось, нашли его лицо. — Не. гру… сти, — его голос прозвучал хрипло, скорее всего, из-за отсутствия нормального голосового аппарата. — Я…люблю…те… Тарталья ударил Тевкра ножом в голову прежде, чем тот успел закончить фразу, фактически оборвав жизнь своего брата собственными руками. Он не слышал эти три слова как следует, когда Тевкр был жив. И не услышит их больше никогда. Тарталья плохо помнит свою попытку пойти против своей королевы. Он помнил только то, как бросился к ней, обезумев от ярости и горя, высоко подняв свой клинок в воздух и… Он помнил нежную улыбку, которой одарила его Царица. Как раз перед тем, как она вонзила ему нож в сердце, убив его мгновенно. — Я все еще люблю тебя, мой дорогой Тарталья. Когда он очнулся, то обнаружил себя перед дверьми странного отеля. Угрюмый парень открыл их для него. Тот, что выглядел дружелюбнее, поприветствовал его в самом центре комнаты, протянув руку. — Добро пожаловать в Отель де Ляпис. Какое желание я могу для вас исполнить, прежде чем вы пройдете в загробную жизнь? — спросил мужчина. А, точно. Тарталья был мертв. Мужчина представился Чжун Ли — тот, что угрюмый, был Сяо — и когда он присел с Тартальей, чтобы объяснить детали, Тарталья перебил его, резко подняв руку. — У меня нет желания, — сказал он. — Или, скорее. Я не хочу вам о нем рассказывать. Что тогда, Чжун ли… сяньшэн? — он растягивал слова, используя несколько вежливых выражений Ли Юэ, которые смог вспомнить. Чжун Ли просто спокойно улыбнулся. — В таком случае, что насчет особого контракта? С этого дня душа Тартальи будет заморожена в ловушке между землей живых и загробной жизнью. В обмен на то, что он служил Чжун Ли в отеле, ему разрешалось держать свое желание в секрете так долго, как ему заблагорассудится, и никто никогда не должен был пытаться расспрашивать его о нем. Контракт закончится в тот момент, когда он объявит о своем желании. К счастью для него, Тарталья никогда не собирался этого делать. В надежде, что рано или поздно… он потеряет воспоминания о том, как когда-либо этого желал, и заменит их воспоминаниями о Тевкре. Теплые воспоминания, которые он разделял со своим младшим братом… И воспоминания, которые он должен был создать с Тевкром до того, как все пошло не так.

Настоящее время

Чжун Ли поднимает взгляд, когда слышит, как кто-то входит в сад. Он прекращает поливать растения, чтобы посмотреть на Тарталью. На Тарталью, чей взгляд был далек и затуманен. На Тарталью, держащего в руках вазу со своим ледяным цветком. — Тарталья? — осторожно зовет Чжун Ли. — В чем дело? — Чжун Ли-сяньшэн… — словно робот, произносит Тарталья. — Я пришел… рассказать о своем желании… — Что? Так неожиданно? Тарталья, подожди… — Небожители не могут ждать и дальше, — перебивает Тарталья. — Вы нарушили правила, и теперь мы должны восстановить баланс. Его голос сильно искажен и смешан с голосом, звучащим… невероятно знакомо. Прежде чем Чжун Ли успел что-либо сказать, Тарталья одарил его улыбкой, от которой у него по спине пробежал холодок. — Чжун Ли-сяньшэн, — говорит Тарталья. — Я завершу этот контракт, рассказав, чего желаю, — он сжимает стеклянную вазу так крепко, будто хочет разбить её голыми руками. Он открывает рот, чтобы заговорить еще раз. — Заставьте меня заплатить за свои грехи. Сотрите все мои шансы на перерождение. И вот так иней на его цветке растаял, а его время пошло вновь.