Альфа и Омега

— Что вы знаете об истинной связи? Вопрос повис в воздухе, наполненном блекло отсвечивающими в солнечном свете пылинками. Не знаю почему, но я не находила в себе сил заговорить. Язык словно налился свинцом у меня во рту, а мысли стали густыми и неповоротливыми, как остывший клейстер. — Это божественная связь между альфой и омегой, — негромко ответил Йон. — Носители ее метки способны достигнуть недоступного прочим духовного просветления и истинно познать Великого Зверя внутри себя. Отец Евгений довольно кивнул, словно одобряющий ответ студента преподаватель, а потом добавил: — Считается, что у каждого из нас есть предназначенная нам вторая половинка и что мы рождаемся для того, чтобы отыскать ее, а затем, держа ее за руку, подняться к высшей ступени мудрости, дарованной нам в этом земном воплощении. Ибо каждому альфе будет даровано по омеге, что завершит его и сделает цельным. — И возвысятся они оба в познании своем, ставши подобными богам, — закончил Йон, выразительно склонив голову. Мне снова стало не по себе. Здесь, в присутствии этого альфы в белом, он вел себя как-то странно, словно зачарованный. Как будто готов был упасть на колени и целовать перстни святого отца просто за то, что тот говорит с ним сейчас. И хотя я уже знала его историю и знала причины, по которым молодой альфа так доверял Церкви и превозносил ее служителей, мне это все равно не нравилось. Я бы не смогла назвать объективных причин, но моя интуиция по-прежнему захлебывалась от надсадного воя, что нам здесь не место. — И зная это, я не могу не задать вам единственный вопрос: что побудило вас возжелать избавления от этого божественного дара? — мягко спросил отец Евгений, теперь уже вовсе не глядя на меня. После того, как мы покинули алтарный зал, он провел нас несколькими узкими коридорами, а после мы спустились вниз по лестнице, что, вероятно, означало, что сейчас мы находились уже под городом. Помещение без окон, где мы в итоге оказались, было почти идеально круглой формы, а его каменные стены были украшены фресками, изображавшими, судя по всему, жизненный путь Святой Изабеллы. Напоминало келью для молитв или медитаций. — Мы не желали этого дара, и он… пожалуй, создает сейчас слишком много сложностей в наших жизнях, — произнес Йон. — О мой дорогой мальчик, — с какой-то пугающей нежностью в голосе произнес священник, сокрушенно качая головой. — Слышать подобное для меня почти физически больно. Вся наша жизнь, все наше существование, проходящее пред строгим ликом Великого Зверя, направлено лишь на то, чтобы познать тайную мудрость его скрытого замысла. И когда судьба дает тебе столь редкий шанс стать высшей формой самого себя, так легкомысленно отвергать его это… это глупость, с которой я никак не могу согласиться. — Но мы… — начал было мой спутник, но отец Евгений жестом остановил его. — Позвольте мне самому увидеть это чудо, прежде чем мы продолжим этот разговор, — мягко произнес альфа и указал на центр молитвенного зала, в котором черной плиткой был выложен небольшой круг. Йон потянул меня за собой, повинуясь его указаниям, но я едва могла заставить себя сдвинуться с места. Во рту пересохло, в голове странно пульсировало, а моя тревога продолжала нарастать. — Нам лучше уйти отсюда, — шепотом выдохнула я. — Не стоило вовсе приходить. — Ты сама все утро говорила лишь о том, как хочешь избавиться от нее, — так же шепотом возразил нахмурившийся Йон. — Не глупи, маленькая омега, мы пришли сюда за помощью. — Я просто хочу уйти, — продолжала упорствовать я, злясь на саму себя из-за того, что не могу сформулировать ни одного внятного довода и просто канючу как ребенок. Думать было трудно — почти так же, как тогда в кафе, но только сейчас на меня воздействовали не феромоны священника, а сама атмосфера этого места. В молитвенном зале плохо пахло — это был запах застарелого пота, свечного воска и сырой штукатурки. Внезапно одухотворенные лица на фресках стали казаться мне серыми и раздувшимися, как у мертвецов, и к горлу подкатила дурнота. На секунду мне показалось, что он колеблется — что почти готов меня послушать. Но потом священник, словно тоже почувствовав, что добыча ускользает, подошел ближе и ободряюще положил ладонь ему на плечо. Несмотря на то, что Йон был выше меня, альфа в белом сейчас возвышался над нами обоими — такой же монументальный, холодный и давящий своим авторитетом, как все их храмы. — Я буду рядом, не волнуйтесь, — произнес он и улыбнулся все с той же внушающей ужас нежностью, от которой мне хотелось свернуться в комочек, уткнуться лицом в колени и скулить, как щенок. Йону же это, напротив, прибавило уверенности, и он буквально втащил меня в черный круг на полу, после чего решительно переплелся со мной пальцами, сцепляя нашу метку воедино. Не знаю, чего они оба ждали, но, конечно, ничего не произошло. Даже если со своей стороны мой партнер и готов был искренне открыться навстречу божественному провидению, я лично не ощущала в себе ни капли такого желания, а потому метка на моей руке осталась холодной и безжизненной и никакого чуда не произошло. — В прошлый раз мы провели ночь вместе, — поспешно произнес Йон, увидев, как помрачнело и наполнилось недоверием лицо отца Евгения. — Прежде чем она приняла завершенный вид. — Вот как, — почти с облегчением выдохнул тот. — Это многое объясняет. Прошу простить мое невежество, я никогда не работал с… живыми носителями метки истинной связи. Только читал о них. И мои знания до сего дня оставались исключительно теоретическими. — Он потер между собой свои сухие ладони, словно бы усилием воли заставив себя немного выдохнуть и расслабиться. — В таком случае, вероятно, следует повторить процесс? Мне вас оставить? От того, каким будничным тоном это было произнесено, меня покоробило. Не стоило сомневаться, что сейчас он имел в виду именно то, о чем я подумала. Решив, что для активации метки нам с Йоном необходимо заняться сексом, священник без всякого смущения или уместной тактичности предлагал ему сделать все прямо тут, чтобы они могли спокойно продолжить свои духовные и философские изыскания. Мое возмущение даже перекрыло собой сдавившую мне грудь тревогу, и я почувствовала, как мой язык наконец-то снова обрел свободу и подвижность. — Я вам что, племенная кобыла, чтобы со мной так обращаться? — негромко, но отчетливо процедила я, не пытаясь контролировать досаду в голосе. — Дитя мое, никто не хотел тебя оскорбить, — своим елейным голосом тут же возразил священник, словно только вспомнив, что я тоже нахожусь с ними в одной комнате. — Ваша связь очевидна, и все, что происходит между вами двумя, естественно в высшей мере. Нам просто необходимо ускорить процесс, если мы хотим во всем разобраться. — Но не таким же образом! — Я выдернула у Йона свою руку и попятилась, не понимая, почему тот меня не поддерживает. Почему не скажет этому естествоиспытателю в рясе, что между нами той ночью ничего не было и что тот может засунуть свой снисходительный тон себе в задницу. — Ты же сама хотела во всем разобраться, — напомнил мой спутник. Я не верила своим ушам. Его лицо вдруг сделалось совершенно непроницаемым, и я не могла понять, шутит он, издевается надо мной или говорит вполне серьезно. Я вдруг почувствовала себя загнанной в угол. Оба альфы сейчас смотрели на меня так, словно я устраивала сцену из-за какой-то ерунды. А, может, что даже хуже, они оба действительно не видели в этом ничего такого. В конце концов, омеги же были созданы для того, чтобы их трахать, верно? И мой отказ от соития со своим «суженым» был все равно что отказ самолета летать, а паровоза — становиться на рельсы. Я почувствовала, как у меня задрожали губы от подкатывающих к горлу слез бессилия. Я слишком увлеклась этой сказкой про великую любовь, предназначенную свыше, слишком увлеклась этим альфой, его большими черными глазами и мальчишеской улыбкой. Почему-то позволила себе поверить, будто ему есть до меня дело, будто он тоже ощущает эту правильность и цельность рядом со мной. Будто мы в самом деле связаны и должны присматривать друг за другом. Но он ничего мне не обещал, никогда не утверждал, что его желания выходят за рамки навязанного меткой влечения, и согласился прийти сюда со мной именно потому, что, как и я, планировал избавиться от всего этого. Я не заметила, в какой момент позволила этому самообману и чувству ложной безопасности рядом с ним полностью захватить и подчинить меня. Пробуждение было внезапным и слишком резким, чтобы я могла сохранить лицо и не показать, как сильно меня все это задело. — Оставьте нас, святой отец, — негромко проговорил Йон, чуть наклонив голову набок. — Я сделаю все, что будет необходимо. — Это то, что я хотел услышать, — удовлетворенно кивнул тот. — Я вернусь через полчаса. Вам хватит этого времени? — Я обычно предпочитаю не торопиться, но в этот раз, так и быть, опустим некоторые формальности, — отозвался мой спутник, и от того, как сверкнули его глаза в этот момент, у меня по спине побежали мурашки. Далеко не самые приятные. Священник усмехнулся, снова зачем-то тронув его за плечо, а потом вышел, оставив нас наедине. Последнее, что я слышала, был звук задвигаемого на двери засова. Смысл этого звука, однако, дошел до меня куда позже. — Скажи, что ты притворялся ради того, чтобы он вышел, — почти умоляюще проговорила я, вжимаясь спиной в стену. — Что ты вовсе не собираешься… — О чем ты вообще думала, когда согласилась прийти сюда? — сухо уточнил Йон, сложив руки на груди. — Что они прочитают над нами пару молитв, и эта штука исчезнет как по волшебству? — Я не знаю, чего я ожидала, но я понятия не имела, что нас могут на полном серьезе попросить… — Я абстрактно взмахнула руками, не став договаривать. — Ты действительно совсем как ребенок, маленькая омега, — покачал головой молодой альфа. — Ничего не знаешь о мире и о том, как он работает. — Хочешь сказать, это нормально — просить о таком? — не поверила своим ушам я. — Ты знала, что в одной из первых редакций наших священных текстов Великий Зверь был гермафродитом и занимался сексом сам с собой? И именно так он породил бестий, что заселили Землю? Разделив пополам между ними свою силу и свою страсть? — Йон не подходил ко мне, продолжая стоять в центре комнаты и всем своим видом выражая недовольство тем фактом, что я никак не пойму элементарных вещей. — Я не думаю, что мне нужно было это знать, — огрызнулась я, тоже приняв закрытую позу и глядя на него исподлобья. — Секс между альфой и омегой считается священным актом наравне с молитвой, — продолжил меж тем молодой альфа. — Где еще им заниматься как не в храме? И я почти уверен, что это поможет вновь… пробудить нашу метку. — Я не хочу заниматься этим с тобой! — с нотками паники в голосе воскликнула я, не понимая, как он может не замечать очевидного камня преткновения. «Не хочу здесь», — едва слышно добавил мой внутренний голос, но я оставила это важное уточнение неозвученным. — Прекрати ломаться, как целка, — скривился альфа. — Наши тела созданы друг для друга, мы оба это знаем. Просто дай себе волю, и все кончится самым приятным образом для нас обоих. — Я серьезно не могу понять, то ли ты такой долбанутый на голову, чтобы считать подобное нормальным, то ли это такой идиотский способ залезть мне под юбку, — пробормотала я. — Но в любом случае — мой ответ остается прежним. Даже не мечтай. — Но это может быть нашим единственным способом избавиться от метки, разве нет? — поднял брови он, продолжая с изумительным хладнокровием игнорировать все мои слова. — Он ни слова еще не сказал о том, что поможет нам избавиться от нее! — напомнила я, ткнув пальцем в сторону закрывшейся за священником двери. — Мне показалось, он вообще собирается до последнего убеждать нас, что мы должны сохранить ее. Но я вот чего не могу понять. Если эта метка может помочь только нам с тобой стать… мудрее, просвещеннее или что там еще, то какое ему-то дело до того, что мы с ней будем делать? Может быть, я не хочу быть… высшей формой самой себя? Может, меня вот такая форма устраивает? — Хорошо, я тебя понял, — тяжело вздохнул Йон, потерев лоб ладонью. — Хочешь уйти отсюда? — Ты поразительно догадлив! Даже не знаю, что могло подтолкнуть тебя к этому невероятному умозаключению! — всплеснула руками я, чувствуя, что мой нервный сарказм немного выходит из-под контроля. — Маленькая омега, это была твоя идея изначально, так почему ты сейчас ведешь себя так, будто это я привел тебя на заклание и принуждаю тут непонятно к чему? — устало уточнил альфа, глядя на меня. — Я хочу домой! — отрезала я, не найдя, что ответить на это в целом справедливое замечание. Я не привыкла оказываться в подобного рода ситуациях, и я сама не знала, как буду вести себя если что. Но сейчас все мои эмоции разом вышли из-под контроля, их было слишком много, и они буквально сдавливали меня, как тяжелым стальным прессом. Я хотела оказаться как можно дальше отсюда, чтобы мое сердце хотя бы перестало колотиться от страха так быстро, словно собираясь и вовсе выскочить из груди. Йон направился к двери и, положив руку на дверное кольцо, заменявшее ручку, дернул ее на себя. В этот самый момент в моей памяти эхом пронесся звук задвигаемого засова, и я почувствовала, как у меня похолодело в груди. — Он запер нас? — не своим, ужасно тоненьким голосом поинтересовалась я. — Запер, — сухо отозвался Йон. — Может, чтобы нас не беспокоили? — Но засов снаружи, — напомнила я. — Если бы кто-то захотел нас побеспокоить, он бы его не остановил, так? Молодой альфа не ответил, дернув за кольцо еще раз, на этот раз сильнее. Дверь стояла как влитая. Только сейчас я обратила внимание, что она была сбита из толстых досок и окована металлом по краям — совсем как в средневековых замках. А еще мне начало казаться, что я вижу следы от когтей на нижней ее части. Словно кто-то, запертый здесь, тщетно бился и царапал ее, пытаясь выбраться. Надо полагать, попытки были безуспешными. Мертвенно-серые лица на фресках закружились у меня перед глазами, и я мысленно поблагодарила Великого Зверя за то, что стою, опершись на стену, иначе бы уже почти наверняка сидела на полу. Моя тревога, разбухнув до невероятных размеров, превратилась в настоящую панику, и мне стало сложно дышать. Не знаю, сколько прошло времени, но я пришла в себя, ощутив, что Йон держит меня за руку. Несмотря на то, что я все еще была зла на него из-за всей этой ерунды с соитием в церкви, мне стало спокойнее от ощущения его близости. Он не говорил этого вслух, но был рядом со мной. Я была не одна. — Не бойся, Хана, — тихо произнес он. — Я вытащу нас отсюда. Я кивнула, тщетно пытаясь собрать мысли в кучу, а он меж тем снова отошел к двери и несколько раз громко постучал по ней кулаком. Спустя полминуты кто-то отодвинул заслонку с той стороны, и в образовавшемся зарешеченном окошечке появилось лицо отца Евгения. — Я не чувствую ваших разгоряченных запахов, дети мои, поэтому полагаю, что все идет не так гладко, как планировалось? — Мы бы хотели уйти, — проговорил Йон с удивительным хладнокровием, сохранить которое у меня на его месте едва ли бы получилось. Слишком уж мне хотелось с шипением вцепиться когтями в это благообразное лицо по ту сторону двери. Или с визгом отбежать от нее. Можно и то, и другое одновременно. — Мальчик мой, боюсь, ты не совсем понимаешь, в какой ситуации мы с вами сейчас находимся. Я ни в коем случае не хотел бы вас ограничивать или принуждать к чему-либо, но вы… вы двое — носители величайшего дара Великого Зверя, от которого, вполне вероятно, зависит наше выживание как расы. — Священник говорил по-прежнему мягким, увещевательным голосом, но теперь в нем сквозили новые нотки. Он уже не просил, он просто ставил нас перед фактом. — Мы не можем позволить себе отпустить вас. На улицах опасно, каждый день гибнет с полсотни невинных случайных прохожих, которые оказываются не в то время, не в том месте. Позволили бы вы унести кому-то домой поиграться ядерную боеголовку? Я очень сомневаюсь. А вы, мои дорогие — прямая противоположность оружию массового разрушения, но не менее могущественная и важная. — Святой отец, послушайте, — предпринял попытку воззвать к его здравому смыслу Йон. — Хана плохо себя чувствует. Сейчас мы при всем желании не сможем активировать метку и продемонстрировать ее силу в полной мере. Я готов взять всю ответственность на себя, и я обещаю, что мы вернемся завтра утром. Ей нужно отдохнуть и прийти в себя, она слишком… чувствительная. Я понимаю, как все это неудобно, но принуждением и насилием мы сейчас точно ничего не добьемся. Священник ответил не сразу, как будто найдя в его словах рациональное зерно. — Вы можете остаться в комнате для гостей, — наконец произнес он. — Я распоряжусь, чтобы вас сопроводили. Если Хане нужно что-то забрать из дома, я могу послать в ее квартиру своих людей, они все принесут. — Зачем… все так усложнять, святой отец? — нахмурился Йон. — Мы с вами оба понимаем, что это ни к чему. Мы пришли сюда по доброй воле один раз, придем и в следующий, ведь нам все равно больше не к кому обратиться. И если у меня будет больше времени, я, возможно, смогу повлиять на… мнение Ханы о том, как следует распорядиться меткой. Дайте мне такой шанс, прошу вас. Его голос стал таким кротким и покладистым, что я бы не узнала его, услышав в другое время и в другом месте. Никогда бы не подумала, что этот парень умеет так смиренно просить. — Неужели… неужели нашей хрупкой омеге до того любо и дорого собственное гнездышко? — почти с досадой покачал головой старший альфа, тоже поддавшись на его чары. — Не подумайте, что у нас здесь принято удерживать кого-то силой, но… ведь это же в самом деле безопаснее и надежнее. Пока мы со всем не разберемся и не будет понятен истинный… масштаб происходящего, вам двоим лучше будет оставаться под нашим присмотром. Но… ладно. Я хочу показать вам наши благие намерения и добрую волю. Церковь в конце концов не правительственный каземат и не средневековая темница. — И в тот момент, когда я уже была готова вздохнуть с облегчением, отец Евгений добавил: — Но я все же отправлю с вами своих помощников, которые проследят за тем, чтобы… не произошло никаких эксцессов. — Как сочтете нужным, — и глазом не моргнул Йон, и ответом ему был звук отодвигаемого засова. — Приношу свои извинения, дитя мое, если все это показалось вам слишком резким, — с удушающей мягкостью обратился ко мне священник. — Ваш альфа прав, я немного… поторопился и перегнул палку. Перед моими глазами резко встало лицо отца Горацио. Тот сказал мне примерно то же самое, когда, в попытке принудить меня дать нужный ему ответ, он немного переусердствовал с феромонами, едва не отправив меня в нокаут. Стоило ли вообще считать такие извинения искренними? Они все равно продолжат это делать — получать свое силой невзирая на сопротивление. И единственное, что мне оставалось, это либо спрятаться за кого-то не менее сильного… Либо научиться давать отпор самой. — Он не мой альфа, — проговорила я, с усилием расправив плечи и сжав пальцы в кулаки, чтобы придать себе уверенности. — Он просто парень, которого я встретила два дня назад. Я не знаю его, я не знаю вас, святой отец, но я точно знаю, что не позволю никому из вас принимать за меня решения. Никому, включая эту штуку на моей руке. Проходя мимо него, белой каменной глыбой замершего в дверном проходе, я честно едва устояла на ногах. В ноздри ударил его запах, который он явно больше не посчитал нужным скрывать — запах с оттенками монастырского вина из дубовых бочек и тяжелых пыльных книг. Как и в случае с отцом Горацио, сопротивляться ему было физически больно. Он как будто по-настоящему ломал мне кости и выкручивал суставы, вынуждая опуститься на колени и покорно откинуть голову назад, открывая горло. Чтобы перебороть это желание и эту боль, я вонзила ногти себе в ладони и до ломоты напрягла дрожащую спину. Быть сильной было сложно. Я не знала, существовали ли такие личности, которым сопротивление и борьба давались бы легко. Может быть, на самом деле все те, кого окружающие восхищенно звали «сильными», были всего лишь такими же слабаками, как я? Слабаками, у которых, кажется, не осталось ничего, кроме собственной гордости, которая заменяла им настойчивость, несгибаемость и уверенность в себе? Я противостояла альфе в белом не потому, что была по-настоящему способна на это и хотела это продемонстрировать. Я просто знала, что если склонюсь сейчас перед ним, то не смогу потом посмотреть самой себе в глаза. Для таких, как я, живущих эмоциями души и желаниями тела, иногда не оставалось иного способа доказать самим себе, что мы не такие, какими нас все видят со стороны. Мы не только любим подчиняться, но и можем этого не делать, когда не хотим. И никто не сможет принудить нас к этому силой. Мне правда очень хотелось в это верить. Когда мы, сопровождаемые огромной тенью в белом, снова поднялись в алтарный зал, облегчение, затопившее меня, было настолько сильным, что у меня закружилась голова. Правда длилось оно недолго, потому что у выхода нас уже ждали двое альф в светлых одеждах послушников, отливавших болезненной желтизной на фоне ослепительно-белой рясы отца Евгения. В отличие от святого отца они еще не умели скрывать свой запах, и, почуяв его, Йон инстинктивно подобрался и крепче стиснул мою руку, а я ощутила неприятную тяжесть в животе. Когда мы подошли, они оба смотрели на меня, но их взгляды были пустыми и ничего не выражающими, словно, следуя врожденной привычке обращать внимание на любую омегу поблизости, разумом они уже не помнили, зачем это делают. — Мои дорогие мальчики сопроводят вас до дома, — проговорил отец Евгений, снова потирая руки и сладко улыбаясь. — Я пока распоряжусь, чтобы для вас подготовили комнату. «Дорогие мальчики» молча поклонились священнику и заняли позиции по обе стороны от нас. Глядя сейчас на их жесткие угловатые лица, я бы никогда не узнала в них служителей Церкви, не будь они одеты в ее форму. Нет, они куда больше напоминали вышибал в каком-нибудь элитном ночном клубе, куда пускали только владельцев черных бархатных карточек с изящными золотыми вензелями на них. Я плотнее прижалась к Йону, как будто это могло в самом деле помочь. На их фоне молодой альфа выглядел не особо внушительно и, даже зная о его особых способностях и невероятном уровне контроля над собственной трансформацией, я не была уверена, что он бы одержал верх в открытом столкновении. Мы вышли на улицу и, спустившись по широким каменным ступеням, остановились возле дороги в ожидании служебной машины, которая должна была отвезти нас домой. Мой мозг лихорадочно работал в тщетной попытке найти выход из этой ситуации. Называть адрес Джен было самоубийством — они бы не только узнали, где я живу, но и непременно вышли бы на мою подругу, а ее мне совершенно не хотелось в это втягивать. — Они уже знают, — вдруг услышала я тихий голос Йона. — О чем? — непонимающе переспросила я, не веря, что он мог прочесть мои мысли. — О том, куда нам нужно ехать. Они наверняка пробили по тебе всю информацию в тот самый день, когда ты показала святому отцу свою метку. — Нет, но как же… — растерянно пробормотала я, с усилием потерев пульсирующий надсадной болью висок. Меня все еще преследовал запах сырой штукатурки из подвала, смешанный с запахом крепкого монастырского вина, и я никак не могла избавиться от ощущения, что кто-то пристально смотрит мне в спину. Кто-то — или что-то, вроде дула пистолета со взведенным курком. Метафора была более чем очевидна. — Делай все, как я скажу, маленькая омега. Я же сказал, что вытащу тебя из этой передряги, но ты должна меня слушаться. — А у меня вообще есть выбор? — понуро спросила я, уже зная ответ на этот вопрос. То, что сейчас происходило, совершенно точно имело больше общего с убийствами на темных улицах, чем с межрегиональными отчетами, с которыми я так блестяще справлялась на своем обычном рабочем месте. Да и не в моем состоянии было геройствовать, чего уж скрывать. К бордюру, мягко шурша шинами по сухому асфальту, подкатил белый седан. Цвет машины меня даже не удивил — кажется, других Церковь не закупала в принципе. Перед нами услужливо открыли заднюю дверцу, и Йон первым решительно нырнул в салон, потянув меня за собой. Внутри пахло затхлостью и пылью, словно машина долгое время стояла в гараже, и я не смогла сдержать порыва прижаться к плечу молодого альфы, чтобы его запахом перебить остальные. Один из альф-послушников сел на переднее сидение, другой — рядом со мной. И хотя он не сказал ни слова, мне мгновенно стало ясно, что если Йон попытается выкинуть какой-нибудь фортель — например, выпрыгнуть на ходу из машины, — достанется за это мне. В сравнении с лапищей церковника моя собственная рука казалась почти детской, и я почти могла представить себе звук, с которым она сломается, если он сдавит ее посильнее. — Отец Евгений дал нам два часа, — гулким низким голосом сообщил послушник, что сидел впереди. — Я думал, мы договорились, что вернемся завтра, — сдвинул брови мой спутник. — Он сказал, что если вы начнете упрямиться, мы имеем право применить силу, — словно не слыша его, продолжил тот. — Собирайте свои вещи быстрее. Не хотелось бы попасть в вечернюю пробку. Йон снова открыл было рот, но тут же с досадой его захлопнул, плотно сжав губы. Не знаю, что он планировал до этого момента, но, кажется, сейчас ему пришлось кардинально пересмотреть свой план. Я сидела молча, вжавшись спиной в сидение, и на данном этапе молила Великого Зверя только об одном — чтобы Джен еще не вернулась домой. С ее вспыльчивостью она могла бы запросто ввязаться в потасовку с этими двумя, а ей и так уже досталось из-за меня. Утренние слова Йона о том, что мне следует оставить мою альфу ради ее же собственного блага, внезапно заиграли новыми красками. Мои молитвы были услышаны — когда мы прибыли на место, я не увидела машину подруги на ее обычном месте и сделала вывод, что та еще не вернулась от Макса. Или уже вернулась и снова куда-то уехала. В любом случае дома ее не было, а значит… Что это значило? Что мне следовало сообщить ей о том, что меня похитила Церковь? Попросить ее позвонить в полицию? Да как будто копы станут связываться со священниками! Себе дороже. Но если я просто исчезну без следа, Джен с ума сойдет от беспокойства. — Что ты делаешь? — сдержанно поинтересовался Йон, когда, закрыв на хлипкую щеколду дверь своей спальни, я вытащила из сумки наполовину разрядившийся телефон. — Сочиняю наиболее правдоподобную байку о том, куда я собираюсь исчезнуть на ближайшее время, — отозвалась я, не глядя на него и напряженно морща лоб. — Зверь их дери, она ни за что не поверит, что я уехала куда-то, не попрощавшись и собрав вещи в такой спешке. Решит, что ты меня принудил силой или вроде того. И точно пойдет в полицию. — Твоя подруга не из робкого десятка, да? — хмыкнул он, но глаза его оставались очень серьезными. — Джен всех там на уши поставит, сдаст тебя со всеми потрохами и заставит их весь город перерыть, чтобы найти нас. Я так не хочу врать ей, но я… — Так не ври, — пожал плечами альфа. — Скажи все, как есть. Если у нее есть голова на плечах, она не станет связываться с Церковью, разве не так? — Я… Я не знаю. Наверное. У меня самой голова совсем ничего не соображает. Там как будто набатный колокол звонит, не переставая. — Дай сюда телефон и собирай вещи, — скомандовал Йон, словно поняв, что я готова сесть на кровать и расплакаться от собственного бессилия. — Бери только самое необходимое. — Неужели мы правда позволим этим святошам запереть нас? — не поверила своим ушам я. — Ты действительно настолько им веришь? — Хана, не сейчас, — отрезал он. — Давай телефон и делай, что я говорю. Его запах стал настойчивее, резче, но в отличие от запахов других альф он не вызывал у меня тошноты, головокружения или неприятной тяжести внутри. Наоборот, он словно подбадривал и подстегивал меня, разгоняя густой душный полумрак, царящий в моих мыслях. Я кивнула и, послушно отдав ему свой смартфон, полезла в шкаф за спортивной сумкой, с которой приехала в эту квартиру почти два года назад. Пока молодой альфа что-то сосредоточенно печатал, я успела скидать в нее кое-какие вещи, осознав в какой-то момент, что даже не выбираю что-то, а просто хватаю первое, что попадется под руку. — Готово, — наконец выдал Йон, протягивая мне телефон обратно. С некоторым тревожным предчувствием открыв мессенджер, в котором он писал, я пробежала глазами отправленное им сообщение. Оно гласило, что мы нашли способ избавиться от метки, но он потребует определенного времени, которое нам придется провести в горном монастыре в молитвах и медитациях. И что я опасаюсь, что там не будет ловить связь. — Это же бред чистой воды! — выкатила глаза я. — Это та правда, которая даст нам время, — отрезал он. — Сейчас она, скорее всего, начнет задавать тебе вопросы, так что успокой ее. — Но… — Она твоя альфа, — раздраженным низким голосом произнес он. — Будь хорошей омегой и убеди мамочку спустить тебя с поводка. Они почувствуют ложь, когда будут допрашивать ее. — О чем ты вообще говоришь? — Хана! Мое собственное имя, произнесенное им с такой досадой и в то же время таким неприкрытым отчаянием, произвело на меня мгновенный магический эффект. Я вдруг осознала, что все это время полагалась на вчерашнего мальчишку, который, может, и умеет строить из себя сурового смелого альфу, но в действительности же увяз в этом точно так же, как я сама. И то, что он не понаслышке знаком с опасностью, что блуждает по темным улицам, вовсе не означало, что его так же, как и меня, не захлестывала паника при мысли, что будет, когда нас снова запрут в том пропахшем сыростью склепе. — Я все сделаю, — кротко произнесла я. — Все будет хорошо. От удивления внезапной переменой в моем настроении он даже на пару секунд замер, подняв брови и приоткрыв рот, но потом кивнул и снова начал мерить маленькое пространство спальни широкими нервными шагами. Конечно, Джен позвонила мне сразу же, как прочитала сообщение Йона. Стараясь не говорить слишком громко, чтобы громилы-послушники, обретающиеся где-то в нашей гостиной, не услышали все от и до, я, как могла, постаралась ее успокоить. На самом деле меня саму удивило то, как спокойно и даже оптимистично звучал мой голос. Быть может, это выразительное восклицание Йона на меня так подействовало или же подсознательно я понимала, что сейчас от моей выдержки зависит безопасность Джен, но мне удалось сыграть свою роль на отлично. — А твоя работа? А как же все наши планы? Хани, тут такое творится, я… Мне очень нужно поговорить с тобой обо всем. Мы никак не сможем увидеться до вашего отъезда? — Ее голос иногда сбивался и почти терялся за помехами, и каждый раз у меня беспокойно сжималось сердце при мысли, что связь сейчас совсем прервется. — Я не хочу откладывать, — проговорила я, прижавшись лбом к прохладной стене и прикрыв глаза. — Эта метка уже все соки из меня выпила. Я хочу покончить с этим, ладно? Чем скорее, тем лучше. Они могут отвезти нас на вокзал прямо сейчас, и я хочу поехать, понимаешь? Джен, я хочу, чтобы этот кошмар в моей жизни закончился. Я знала, что она не сможет устоять против слез, звенящих в моем голосе. Знала, что, как всегда, моя дорогая подруга поставит мое спокойствие выше собственного. В конце концов она любила меня — так, как только альфа может любить омегу, которая никогда ей не достанется. — Хорошо, Хани, — вздохнула она. — Я обо всем позабочусь, ладно? Но ты ведь… ты ведь отправишь весточку, как сможешь? Я буду очень скучать без тебя, малышка. — Я тоже буду скучать, — кивнула я, закусив губу, чтобы сдержать уже настоящие слезы, а после отключилась. Постояв еще несколько секунд неподвижно, чтобы совладать с эмоциями, я обернулась и увидела Йона, замершего с моей сумкой в руке около открытого окна. С улицы ощутимо тянуло ноябрьским холодом, и полупрозрачные занавески зябко дрожали на ветру. — Телефон оставь здесь, — кивнул на мой туалетный столик альфа. — Они смогут тебя по нему выследить. — Выследить? — повторила я, чувствуя, как мои глаза открываются все шире по мере того, как я начинаю осознавать происходящее. — Погоди. Что ты имел в виду, когда сказал, что они будут допрашивать Джен? Что ты удумал? Это шестнадцатый этаж! — До соседней крыши всего несколько метров, — пожал плечами он. — Я смогу допрыгнуть. — Нет, не сможешь! — тут же замотала головой я. — Даже чемпион мира по прыжкам бы не допрыгнул. — Просто доверься мне, маленькая омега. У нас все равно нет другого выбора. В эту секунду телефон снова ожил в моей руке, и я едва не подпрыгнула от неожиданности. На дисплее высветился номер отца Горацио, и я внезапно ощутила острое желание отшвырнуть трубку в сторону, как если бы она начала сочиться ядом. Наверняка он все знал! Наверняка знал, что заманивает нас в ловушку! А я еще имела глупость засмотреться на его по-офицерски благородное лицо и позволить его прочувствованным речам затуманить мой разум. Глупая маленькая омега, ищущая хорошее даже в тех, кто изначально этого не стоил. Будет мне уроком на будущее. Не став сбрасывать звонок, я просто положила телефон на столик, как и сказал Йон, а после подошла к открытому окну и выглянула наружу. Далеко внизу жил своей жизнью небольшой проулок, по которому неспешно сновали туда-сюда прохожие. Крыша, о которой он упоминал, находилась ровно напротив нас, но до нее было никак не меньше десятка метров. Даже с учетом того, что то здание было ниже и за счет траектории падения мы могли бы выиграть еще какое-то расстояние, не существовало ни единой возможности преодолеть все целиком и не разбиться в лепешку. — Нет, ты совершенно спятил, если думаешь… Воздух выбило у меня из груди вместе с остатком фразы. Йон буквально вздернул меня себе на спину, подхватив мои ноги под мышками и заставив перекинуть руки ему через плечи. — Нет, не смей! Йон, мы разобьемся! Йон! — закричала я, пытаясь отбиться, но он встряхнул меня и прошипел: — Если не заткнешься, я выброшу тебя вниз на асфальт, Хана. Немедленно прекрати кричать. Ты доверяешь мне? — Нет! — возмущенно воскликнула я, не понимая, почему он сам не понимает чего-то настолько очевидного. — Значит, придется тебе сделать над собой усилие, — пожал плечами он, забираясь с ногами на подоконник. — Держи свою сумку крепче и не дергайся. Если я сказал, что смогу это сделать, значит я смогу. Я ничего не ответила, обреченно съежившись за его спиной и прижав свою сумку с вещами к его груди. — Попрощайся со своей жизнью, маленькая омега, — выдохнул он, а потом, прежде чем я успела осознать смысл сказанной им фразы, оттолкнулся руками и ногами от оконной рамы и прыгнул.