Альфа и Омега

Время взаперти тянулось нестерпимо медленно. Скоротать его помогали разговоры, но они довольно быстро сходили на нет, потому что так или иначе возвращались к теме нашего заключения. Йон по-прежнему считал, что в первую очередь нужно освободить меня, а его собственная безопасность — дело десятое. Он несколько раз попробовал выломать дверь своей клетки, но она, как и ожидалось, не поддалась. Для меня был довольно очевиден тот факт, что, запирая тут бестий, люди позаботились о том, чтобы те не могли случайно вырваться и в порыве ярости разорвать своих пленителей на части, однако я не стала мешать альфе вымещать свою злость на решетках. Каждый раз, когда он бросался на них, вкладывая в это всю свою силу, годами пестовавшуюся под надзором его отца, у меня тоскливо сжималось сердце. Видеть, как он, прикладывая так много сил и старания, все равно ничего не может сделать, было тяжело. Поэтому, чтобы как-то отвлечься, я занималась тем, что исследовала собственное тесное узилище. Кроме жестяной миски, которая уже успела доказать свою многофункциональность, и вороха тряпья, о происхождении которого я старалась лишний раз не думать, здесь больше ничего не было. Внизу той части решеток, что были обращены к желобу с проточной водой, у самого пола шел достаточно длинный узкий просвет без перекладин, дававший возможность высунуть две руки с миской. Но даже с моим не слишком плотным телосложением целиком в него было никак не протиснуться. Все выглядело так, будто это место создавалось целенаправленно и продуманно — прочные стальные клетки, доступ к воде и еде, который позволял пленникам существовать практически автономно на протяжении достаточно долгого периода времени, даже отопление. Судя по моим наблюдениям, под полом проходили трубы с горячей водой или паром, и именно от них шло тепло. А если принять во внимание слова Кадо о том, что здесь на много километров вокруг никого не было, сам собой напрашивался вывод о том, что торговля живым товаром была поставлена на поток. Это не были единичные случаи или что-то эпизодическое из разряда «спрос рождает предложение». От Йона и Макса я уже знала, что Красная Лилия занимается наркотиками, но о том, что это лишь часть всей поражающее воображение правды, прежде и помыслить не могла. О подобных вещах рассказывали вполголоса, статьи и видео на эту тему редко становились достоянием широкой общественности, существуя где-то в недрах интернета, но привлекая к себе не больше внимания, чем байки о мировом заговоре или звероподобных ящерах, что правили нами всеми из своего подземного бункера. Работорговля казалась чем-то давно себя изжившим, принадлежащим к той темной эпохе два-три столетия назад, когда любой знатный альфа мог купить себе на рынке с десяток молоденьких невинных омег для собственных утех, и это считалось чем-то совершенно нормальным. Более того, Церковь такое положение дел даже поддерживала, ведь чем больше омег было под одним альфой, тем больше детенышей рождалось в такой семье. Конечно, позднее, в эпоху гуманизма и победивших прав личности, священники громогласно и показательно хулили те «безнравственные и аморальные» времена, но факт оставался фактом — там, где вставал выбор между желаниями отдельных представителей общества и мнимым «благом большинства», Церковь всегда выбирала второе. Может быть, я слишком предвзято относилась ко всем церковникам в принципе, но меня бы, наверное, совсем не удивило гипотетически возможное их сотрудничество с людьми вроде Сэма. И если Йон прав насчет тех… институтов разведения, то мы не так уж далеко ушли от варварских традиций прошлого. Всего в ангаре было около двадцати клеток — они были расположены по обе стороны от желоба с водой. Помимо них, здесь также было полно каких-то стеллажей, коробок, промаркированных ящиков и свертков. Походило на один огромный склад, примерно треть которого была просто отведена для чуть более особенного товара. Не знаю, что было в тех коробках, но нам оно едва могло помочь, потому как от клеток их отделяло не меньше двух метров пустого пространства. Окна здесь были только под самым потолком и несколько из них находились прямо в округлой покатой крыше. Сквозь их грязное стекло было видно только небо и ничего больше. Разномастные запахи других бестий, которыми пропиталось мое покрывало и кожаный ошейник, который я еще утром закинула наверх, обмотав вокруг прутьев, чтобы он не мельтешил около моего лица, перебивали запах залива, но я все равно могла его различить — мы были где-то совсем рядом с водой. Если бы знать наверняка, что вода, идущая по желобу, стекает прямо туда, можно было бы попробовать отправить послание по ней, но что-то мне подсказывало, что для того, чтобы подобная уловка сработала, должно было совпасть слишком много случайных факторов, и полагаться на такое имело смысл лишь в отсутствие любых иных вариантов. Наконец я осмотрела и замок, что запирал дверь моей клетки. Он был не навесной, а врезной, а потому просто сбить или сорвать его не представлялось возможным. В кино подобные замки вскрывались шпильками или другими подобными подручными инструментами, но, предприняв для очистки совести пару не самых удачных попыток повторить такой фокус в реальной жизни, я пришла к выводу, что скорее Йону удастся выломать эту дверь, чем мне ее вскрыть. Таким образом единственным хоть сколько-нибудь внушающим оптимизм вариантом была надежда на то, что Сэм достаточно заинтересовался нашей силой и скоро здесь объявится. А там мы уже сможем как-нибудь выторговать себе свободу или воспользоваться шансом вернуть ее себе силой. — Расскажи мне о нем, — негромко проговорила я, откинув голову на прутья решетки и наблюдая за тем, как медленно ползут по пыльному полу тусклые полосы света. Солнце садилось, и отчего-то запах близкой воды стал ярче и насыщеннее, отдавая тухлятиной и тиной. — Каким он был, когда вы впервые встретились? — Ты правда хочешь послушать о нем? — недовольно поморщился альфа, тоже утомившийся после своих бесплодных попыток сломать клетку изнутри. Я чувствовала, как у него ноют отбитые плечи и ноги, и его запах, сейчас резкий и кислый, выдавал его досаду и усталость. Вчера с него так и не сняли электрический ошейник, и он до сих пор громоздкой металлической удавкой обхватывал его шею. — Я хочу понять, с кем мы имеем дело, — ответила я. — С говнюком, каких свет еще не видывал, — огрызнулся Йон. — Он всегда был такой — тащил все блестящее, что плохо лежит. И строил из себя невесть что. Никогда бы не подумал, что такой жадный мудак, как он, заберется так высоко. — Как он вообще… оказался связан с твоей семьей? — осторожно спросила я, не зная, стоит ли давить на больную мозоль. — Он был знакомым мамы, — неохотно отозвался он. — У нее был талант связываться с… уродами. Ходили слухи, что альфа, что был моим отцом, даже не был… ее альфой. Наверное, можно считать удачей, если она отдалась ему по своей воле или хотя бы не по пьяни. Впрочем, я никогда не спрашивал. — Он замолк, плотно сжав губы и наклонив голову вперед, а я вдруг остро пожалела, что не могу обнять его сейчас. Чувствовалось, что любые воспоминания о детстве причиняли Йону боль, потому что он до сих пор не свыкся с ними и не отпустил то, что тогда произошло. Учитывая, что он вот уже лет тринадцать лелеял планы мести и не занимался буквально ничем, кроме этого, мне вряд ли стоило удивляться такому положению дел. — Йон, я… Я не буду делать вид, что понимаю, через что ты прошел тогда, — тихо, но твердо произнесла я, развернувшись к нему (шея все еще ныла, и я старалась больше двигать телом, чем головой). — И я понимаю, что, возможно, это прозвучит эгоистично, но мне нужно знать, понимаешь? Я должна знать, что вас связывает и что так мучает тебя. Иначе я не смогу помочь. — Ты не обязана… помогать мне, Хана, — покачал головой он. — И я вообще не уверен, что тут можно… помочь. — Ты этого не знаешь, — воспротивилась я. — Еще полмесяца назад ты думал, что никогда не захочешь секса с омегой, а теперь… — Я не стала договаривать и просто абстрактно повела рукой. — Все возможно изменить, если действительно этого захотеть. Старые раны могут причинять боль, но лишь пока не найдется тот, кто примет тебя вместе с ними, скажет, что ты ни в чем не виноват, и протянет тебе руку в будущее, где ничто из этого не будет иметь значения. — Я пока не уверен в самом существовании своего будущего, — вяло отмахнулся он, прикрыв глаза. — Тем более, — упрямо мотнула головой я. — Если нам суждено провести в этих клетках свои последние дни, я бы хотела быть в курсе, ради чего все это было. Я зашла так далеко, не задавая вопросов и веря, что у тебя должны быть веские причины поступать так, как ты поступаешь. Но ты сам сказал — мы в той ситуации, когда правила вежливости перестают работать. И я хочу знать, Йон. Я хочу знать о Сэме все и прямо сейчас. Он молчал, наверное, с пару минут, и я уже подумала, что ничего не добилась своей пламенной тирадой, как альфа снова заговорил. Его голос звучал безжизненно, и он все еще не открывал глаз. — Я не могу рассказать тебе о нем, не упоминая Лили. Моей малышки Лили. — Его лицо дернуло едва заметной болезненной судорогой, которая после сменилась такой же слабой и почти неразличимой улыбкой: — Ты ведь знаешь, как это бывает с нашими близнецами — мы любим их с рождения, а, может, даже до него, обнимая их в утробе матери. От неожиданности я даже не нашлась, что сказать. Он уже упоминал о своей сестре раньше, а до этого говорил, что был в семье единственным ребенком — этого было достаточно, чтобы понять, что с ней что-то случилось. Что-то плохое. И что эта история мне совсем не понравится. — Лили была... особенная, — меж тем продолжил альфа, скручивая и снова расправляя манжеты своих рукавов. Свой пиджак он отдал мне еще утром, когда стало ясно, что изящное декольте моего весьма пострадавшего за вчерашний вечер платья скоро перестанет справляться со своей главной обязанностью. — Она... Она нуждалась в заботе и внимании. Мы с ней были одного возраста, но я мог приготовить какую-то еду, сходить в магазин, помочь матери с уборкой или вроде того, а Лили... Она все время как будто грезила наяву. Легко всего пугалась, а когда плакала, то долго не могла успокоиться. Я должен был следить за ней, я... — Ты был совсем маленьким, Йон, — возразила я, внутренне сжимаясь при одной только мысли о том, что он в самом деле винит себя за то, что произошло с его двойняшкой. — Ты сам нуждался в заботе и внимании, а твоя мама... — Мама часто бывала под кайфом, — резко проговорил он, словно оторвав пластырь от все еще не до конца зажившей раны. — Она начала употреблять еще в юности, и, думаю, поэтому Лили родилась... такой. Пока мы были маленькие, она еще как-то сдерживалась, но, когда поняла, что я могу позаботиться и о себе, и о сестре, то... — Это несправедливо, — выдохнула я, сжав кулаки и ощутив, что меня разрывает между злостью, направленной на эту женщину, и безграничной жалостью, что захлестывала меня, когда я думала о ее заброшенных детях. — Так или нет, теперь-то какая разница, — равнодушно отмахнулся Йон. — Я не уследил за сестрой. Она... погналась за бабочкой и вышла в окно. Пятый этаж, внизу асфальт — шансов у нее не было. Мама... На ней это очень сильно сказалось. Она начала употреблять более тяжелые препараты и... так в нашей жизни появился Сэм. Меня распирало от желания сказать что-то, возмутиться, закричать, расплакаться — но я молчала. Я не могла даже обнять его и уже почти жалела о том, что настояла на своем и вынудила его раскрыться прежде, чем он сам к этому пришел. — Он снабжал ее разными веществами и иногда трахал. Но чаще подкладывал под своих дружков. Мама... она даже тогда была красивой. — Он скривился, попытался отвернуться, чтобы скрыть нахлынувшие на него эмоции, но мне не нужно было видеть его лицо, чтобы почувствовать колючие слезы в собственных глазах. — Она говорила, что любит его, и просила меня называть его папой, а он... Он потакал ее прихотям и удовлетворял собственные. Он был ее дилером и сутенером, а потом... Йон прервался, словно ядовитые слова застряли у него в горле, прожигая его насквозь и отказываясь выходить наружу. — Что было потом? — тихо спросила я, когда пауза слишком затянулась. — Он дал ей то, что не следовало, — кратко и сухо произнес альфа. — Может, хотел проверить, как подействует, я не знаю. Он снова замолчал, опустив угрюмый взгляд на собственные руки и терзая ногтем заусеницы на большом пальце. — С ней что-то случилось? — предположила я. — Да, именно так. С ней кое-что случилось, и я остался совсем один. После этого он надолго замолчал, и я поняла, что больше Йон говорить не намерен. Впрочем, я и так узнала больше, чем надеялась, и мне нужно было как следует все это осмыслить. Маленький ребенок, потерявший сперва сестру, а потом мать, вынужденный скитаться по холодным недружелюбным улицам, лишенный защиты и заботы и отягощенный бесконечным чувством вины за то, что не смог уберечь своих близких — как мне было сейчас в двух словах объяснить и передать все то, что теснилось в моей груди и остро жгло ее изнутри? Как сказать, что его мать была слабой эгоистичной женщиной, которая поставила свои интересы и зависимости выше интересов собственных детей, но он не был в этом виноват? Что такой ублюдок, как Сэм, не заслуживает ни его памяти, ни его мести, ни даже упоминания о нем? Йон построил всю свою жизнь на ненависти к этому человеку, потому что больше у него ничего не было. И если бы не благотворное влияние его отца и наставника, которого я уже заочно без меры уважала, мой альфа мог бы вырасти озлобленным безжалостным уродом, ни во что не ставящим чужие жизни на пути к достижению собственной цели. Да, он и так не боялся запачкать руки, разбираясь с негодяями, но, вспоминая, как он заботился о побитой Сузи, как помогал девочкам из Дома Ории перестилать крышу, с какой нежностью смотрел на Никки и ее малыша, да что там — как он все это время присматривал за мной, помогал моим друзьям и терпеливо сносил все мои приступы паники и перепады настроения, я осознавала, какой огромный и непростой путь духовного развития он прошел за эти годы, не озлобившись и не возненавидев весь мир за то, как тот поступил с его семьей. — Ты думаешь, что, если убьешь его, тебе правда станет легче? — тихо спросила я спустя какое-то время. — Я должен это сделать, — дернул плечом он. — Не только ради себя, но и ради тех, кому он еще может навредить. Ты же видела, как высоко он забрался за эти годы. — Вот именно, — робко подтвердила я. — Йон, теперь он не просто уличный дилер, которого ты мог выследить и растерзать в подворотне. — Ты думаешь, что меня это остановит? — холодно уточнил он, глянув на меня исподлобья, и я ощутила, как по коже пробежались неприятные колючие мурашки. Отчего-то вспомнился тот расклад Ории — Любовники и Смерть, идущие рука об руку. Теперь мне чудилось в нем дурное предзнаменование. Как если бы, выбирая дорогу мести, Йон подписывал себе смертный приговор. И, судя по всем этим его разговорам о том, что главное спасти меня, его вполне устраивал вариант, при котором он забирал Сэма на тот свет вместе с собой. — Неужели это того стоит? — с мучительным непониманием спросила я. — Йон, мне в самом деле очень жаль, что с тобой все это произошло, но ты жив, ты можешь быть счастлив. Тебе нет нужды приносить еще и себя в жертву этому отвратительному человеку. — Счастлив? — хрипло усмехнулся он, качнув головой, отчего волосы упали ему на глаза, скрыв их от меня. — Уж не про себя ли ты говоришь, маленькая омега? Предлагаешь мне отказаться от дела всей моей жизни, взять тебя за руку и умчать в закат на розовом пони? — Если у тебя где-то поблизости припаркован розовый пони, что сможет увезти нас отсюда, я готова поехать хоть в закат, хоть в рассвет, хоть на Луну, — парировала я, ощущая, как легкая издевка, скользнувшая в его интонациях, больно кольнула меня изнутри. — Я выбрал свой путь много лет назад, — проговорил он. — И теперь понимаю, что не ошибся. Я допустил ошибку лишь в том, что взял тебя с собой вчера. Мне следовало идти одному и тогда… — Тогда, если бы тебя подстрелили, ты бы погиб на месте, — возразила я. — Ты добрался до Сэма только потому, что я была рядом с тобой. — Значит, это наша общая судьба, маленькая омега, — пожал плечами он, но уверенности в его голосе поубавилось. — Я не хочу так думать, — помотала головой я. — Хочешь знать, во что я верю? Судьба дала тебе возможность сделать выбор. Взамен всего, что ты утратил, она предложила тебе нечто уникальное, способное, возможно, частично исправить тот вред, что был тебе нанесен. Да, я говорю о нашей связи, и не смей делать вид, что она ничего не значит! — Не все в мире сводится к любви, маленькая омега, — скривился Йон. — Я вообще думаю, что в некоторых историях ей в принципе не место. — А я думаю, что ты мыслишь невероятно узко, отказываясь принимать то, что не соответствует твоим убеждениям! — отрезала я. Мы сцепились взглядами, и я ощутила уже несколько подзабытое покалывание в метке, что всегда сопровождало наши споры и разногласия. — Знаешь, я вдруг вспомнил, как ты говорила, что хотела бы знать все мои больные точки, чтобы никогда на них не наступать и быть самым приятным собеседником в моей жизни, — с трудом сдерживая подкатившие эмоции, проговорил альфа. — У тебя хреново получается, должен признать. — Беру свои слова назад, — и глазом не моргнув ответила я. — Если единственный способ привести тебя в чувство и спасти тебе жизнь это отдавить все твои мозоли по очереди, то именно этим я и займусь. — Теперь понятно, почему ни один альфа на тебя не позарился за столько лет. Тебя физически невозможно выносить, Хана Росс! — почти рыкнул он, подавшись вперед и сжав прутья решетки. — Да как будто под тебя бы хоть одна омега легла, если бы знала, какой питомник тараканов ты наплодил у себя в голове! — выпалила я, неосознанно тоже дернувшись к нему. Несколько секунд мы просто испепеляли друг друга взглядами, потом альфа сплюнул в сторону и отвернулся, из чего я сделала вывод, что победа в этой стычке осталась за мной. Эта ссора помогла нам сбросить накопившееся напряжение, которое лишь усилилось после того, как я узнала правду — по крайней мере, ее основную часть — о Сэме. Я понимала, что мы оба не совсем правы, но отчего-то просто не могла остановиться, как в первые дни нашего знакомства. Так, как выводил меня из себя Йон, не умел никто. Не потому, что он был каким-то особенно раздражающим или неприятным в общении, просто сама его личность, всё в нем срывало все триггеры у меня в голове. Я никогда не думала, что смогу так сильно обожать и вожделеть кого-то, при этом испытывая жгучее желание открутить ему уши за те глупости, которые он говорил и делал. Может быть, отчасти я видела в нем саму себя и собственное упрямство. А, может, я просто его понимала, и это раздражало меня больше всего прочего. Помириться мы не успели — еще до того, как солнце окончательно скрылось за заливом, двери ангара распахнулись, явив нам небольшую делегацию вооруженных людей. Среди них был, конечно же, Кадо, сегодня одетый в темно-коричневую зимнюю куртку, но вот Сэма я не увидела. Впрочем, интрига раскрылась довольно быстро. — Босс попросил привезти вас двоих к нему в клуб, — пояснил мужчина с тремя пальцами, отпирая наши клетки, пока его спутники привычно навели на нас оружие. — Пришлось немного поприседать ему на уши, чтобы он про вас не забыл, так что, надеюсь, вы оцените мои старания. Как вам кстати спалось, ребятки? Признаю, это не три звезды, зато пляж в пяти минутах ходьбы и ортопедические матрасы тут отличные. — Он хохотнул над собственной шуткой. — Ладно, давайте вспомним наши маленькие правила поведения. Пацан, ты не делаешь глупостей, и тогда твоя подружка остается целой и невредимой, а твоя шея не поджаривается на электрогриле. Мы друг друга поняли? Йон кивнул, не глядя на него, и я машинально повторила за ним. — Ну вот и отлично, — расцвел он. — Тогда вперед, ребятки, сейчас прокатимся с ветерком. С трудом передвигая ноющими конечностями, я кое-как выбралась из клетки. В туфлях на высоком каблуке подкашивались колени, а от проведенных в наполовину скрюченном состоянии суток ныли мышцы и суставы. Во рту стоял вязкий привкус сухого собачьего корма, и я даже представлять не хотела, как от меня должно сейчас пахнуть. Видимо, Кадо это тоже смутило, потому что он, сморщив нос, вдруг остановился, внимательно изучая взглядом нас обоих. — Нет, ну так не годится, конечно, — вздохнул он чуть погодя. — Об этом-то я вчера и не подумал. Если привезу вас к нему в таком виде, он даже слушать меня не станет. И так вчера мне всю плешь проел о том, что я залил кровью его драгоценный паркет в кабинете. Придется кое-куда заехать по пути. Ох, вот незадача-то. Что меня больше всего удивляло и одновременно пугало в этом человеке, так это то, с какой изумительной душевной глухотой он относился к нам обоим. Мы были для него не более чем товаром, чем-то средним между породистыми собаками и бессловесными детьми, которые просто не могут понять смысл всего происходящего. Это имело мало общего с жестокостью как таковой — ему не доставляли удовольствия наши страдания и он не упивался той властью, что имел над нами. Он относился к нам с вышколенной холодностью профессионала, хорошо исполняющего свою работу. Именно поэтому ни до того, ни сейчас я не видела смысла просить его о чем-то или давить на жалость. Такие, как он, в лучшем случае понимали язык денег. Или силы. Но в нашем положении у нас не было ни того, ни другого. — Ладно, заедем по пути к Мартише, — недовольно скривился он. — Опять устроит мне выволочку, старая ведьма. Пошевеливайтесь, ребятки, у нас много дел сегодня. Сопровождаемые направленными на нас дулами автоматов, мы направились к выходу из ангара. Там нас снова усадили в фургон без окон и куда-то повезли, но на этот раз я даже не пыталась угадать куда именно. Как выяснилось позже, Мартиша, о которой упоминал Кадо, владела небольшим заведением на окраине города. Оно располагалось в подвальной части многоэтажного дома, и попасть в него можно было только через узкий проулок, в который не хотелось соваться даже по большой нужде. Фургон, в котором мы ехали, припарковался задним ходом аккурат в этом проулке, заткнув его собой, как пробка, и одновременно отгородив нас от всего, что происходило на прилегающей улице. Миновав в сопровождении Кадо и двух его людей два больших, живописно распахнутых и красноречиво благоухающих мусорных бака, в одном из которых, я готова была побиться о заклад, недавно издохла какая-то бродячая кошка, мы оказались у уходящей вниз стоптанной лестницы, ведущей к тяжелой металлической двери внизу. На стук по оной прикладом в верхней части двери открылось небольшое окошко. Мужчина с тремя пальцами обменялся парой слов с тем, кто стоял внутри, и до моего слуха донеслись звуки многочисленных отодвигаемых засовов. Уже оказавшись внутри, я поняла, зачем были нужны такие предосторожности — судя по витавшим в воздухе ароматам, пресловутая Мартиша заправляла самым настоящим наркопритоном. Сама хозяйка заведения оказалась высокой грузной женщиной за сорок, с копной жестких черных волос и вторым подбородком с красовавшейся на нем крупной темной родинкой. Под ее застегнутым на молнию цветастым флисовым халатом были надеты кислотно-розовые грязные леггинсы и резиновые тапочки на босу ногу. От нее пахло прокисшей едой и резким дымом, который едва ли был связан с обычными сигаретами, и она мне сразу очень не понравилась. — Нахрена ты их привез, Кадо? — сварливо поинтересовалась Мартиша, оглядывая нас с ног до головы. На мне взгляд ее маленьких, глубоко посаженных глаз задержался особенно, и я отчего-то не смогла сдержать порыва поплотнее стянуть ворот пиджака Йона у себя на груди. — Мне надо их помыть и приодеть немного, — отозвался тот, и я готова была поклясться, что слышу в его голосе льстивые, почти заискивающие нотки. — Душа моя, у меня даже и вариантов не было, к кому обратиться в такой щекотливой ситуации. — Да прям? — сощурилась та, поигрывая зажатой в зубах зубочисткой. — Слушай, мне твое дерьмо тут не нужно. Сто раз говорила, не таскай ко мне свою шваль. Мне своей хватает. — Ну а если, положим, я договорюсь о небольшой скидочке для тебя при следующей поставке? — расплылся в умильной улыбке мужчина. — Для самых верных друзей, так сказать. — Скидочке, говоришь? — уточнила Мартиша, задумавшись. Было видно, что мыслительный процесс давался ей непросто — она много хмурилась, вздыхала и зубочистка, того и гляди, готова была вовсе исчезнуть у нее во рту. — Ну чтобы быстро тогда, одна нога здесь, другая там. Девчонкой сама займусь. — Снова этот взгляд, от которого у меня по спине побежали мурашки. И не те приятные, которыми я покрывалась рядом с Йоном, а те жуткие, что холодом скользнули у меня по спине в Церкви Святой Изабеллы незадолго до того, как отец Евгений предложил нам спуститься вместе с ним в его священный каземат. — Ты просто золотце, — просиял Кадо, послав ей неуклюжий воздушный поцелуй. Женщина закатила глаза, после чего цапнула меня за плечо и потащила за собой. И вот тут мне впервые стало по-настоящему страшно. Вчера, когда мы с Йоном стояли на коленях перед боссом местной мафии, я не испытывала страха, просто старалась не думать о происходящем и держать голову в холоде. Но сейчас меня буквально захлестнул животный ужас, с которым я не знала, как справиться. Все в этой женщине было какое-то неправильное, какое-то чрезмерное и буквально кричащее об опасности. Я видела это в ее глазах — что-то озлобленное, извращенное и вместе с тем совершенно лишенное осмысленности, как у животного. — Сама разденешься или помочь? — уточнила Мартиша, заведя меня в небольшую ванную комнатку с ржавым душем и заляпанным унитазом, который, кажется, не мыли со дня установки. — Может быть, вы выйдете? — спросила я, отступив назад, но почти сразу уткнувшись бедром в раковину. — Еще чего, — снова закатила глаза женщина. — Сама-то хоть понимаешь, что за глупости несешь? Раздевайся давай. Чего я там не видала-то? Было бы чего прятать, кожа да кости одни. — Однако, в противовес собственным словам, она не отводила от меня глаз. Привалившись всем своим большим телом к единственной дверце в этом тесном загаженном помещении, она одновременно отрезала мне всякий путь к отступлению и ясно давала понять, что личного пространства для меня здесь не предусмотрено. Даже в виде душевой занавески или чего-то подобного. Я отвернулась, не зная еще, что можно сделать в такой ситуации, и медленно, неуверенно спустила с плеч пиджак Йона, уронив его на пол. Принялась расстегивать платье, но потом осознала, что не смогу сделать это сама — задние застежки были слишком неудобно расположены. От этой мысли меня словно парализовало, и на несколько секунд я просто неподвижно замерла на месте. — Я помогу, — услышала я довольный голос Мартиши. Ее пальцы, грубые и толстые, с необыкновенной сноровкой расправились с застежками, и я не смогла сдержать всхлипа, когда оно соскользнуло вниз. Съежившись, я прикрыла руками грудь, вздрагивая всем телом от ощущения, как она стягивает с меня остатки одежды и снимает обувь. Мое тело, перепачканное пылью, потное, вонючее, сейчас казалось мне максимально далеким от того, что могло бы вызвать желание хоть у кого-нибудь, и все равно под взглядом этой женщины я ощущала себя грязной. Грязной не в физическом, но каком-то другом смысле, от которого было не избавиться с помощью мыла и воды. — Залезай в душ, принцесса, — скомандовала Мартиша, и я, вжимая голову в плечи, повиновалась. Тогда она включила воду, какое-то время заботливо повыбирав температурный режим, а затем вынудила меня сесть на колени, принявшись поливать меня сверху. — Вот никогда не могла понять, что в вас, омежках, такого особенного. Мой первый муж ушел от меня к одной такой. Сказал, что она готова была ублажать его в любое время суток во всех позах, представляешь? Да он себя в зеркало вообще видел? Насколько сильно надо любить секс, чтобы заниматься им с таким уродом, а? Ты любишь секс, принцесса? Она сжала мои волосы у корней, заставив меня поднять лицо и посмотреть на нее. — Секс это просто способ… выразить свои чувства к кому-то, — сбивчиво пробормотала я, от парализующего меня страха перед этим человеком почти лишенная способности соображать. — Да прям? — хрипло засмеялась она, направив тугую струю воды мне прямо в лицо, защищаясь от которой, я едва успела зажмуриться. — Мой-то говаривал, что от таких, как ты, омежка, пахнет сексом. Я вот и всегда пыталась понять, чем же вы настолько лучше нас, людей, что не только ваши мужики убивать готовы за ваши сладкие киски, так и наши туда же — с ума сходят почем зря. Покажи-ка мне, из-за чего весь сыр-бор. — Что? — шокированно переспросила я, надеясь, что ослышалась или, по крайней мере, не так ее поняла. — Щелку свою покажи, говорю, — повторила она, продолжая шарить глазами по моему телу. — Хочу лично поглядеть, что там за чудо такое чудесное. — Нет! — Я не хотела, чтобы это прозвучало так напуганно и отчаянно, но голос сорвался, и Мартишу это, кажется, искренне позабавило. — Ишь какая целомудренная выискалась! Да я слыхала, что вы не то что за деньги, просто за спасибо готовы ноги раздвигать, лишь бы вам хрен побольше и поглубже присунули. А еще говорят, что вы там внизу сладкие, как персики. Не то что мы. — Женщина неприятно улыбнулась, и кончик ее языка на секунду показался между губами и снова пропал. Я не могла поверить, что все это происходит со мной. Это напоминало какой-то театр абсурда, отвратительный, гротескный, не укладывающийся у меня в голове. Я просто сидела, хлопала глазами и смотрела на нее, а она продолжала поливать мое тело горячей водой из душа, натирая его жесткой мыльной мочалкой и посмеиваясь. В какой-то момент ее рука соскользнула с моего живота вниз, и я, среагировав инстинктивно, отпрянула назад и со всей силы ударила ее по предплечью. — Не трогайте меня! — процедила я сквозь зубы, глядя на нее исподлобья и ощущая, как горит метка на моей руке. Йон наверняка все чувствовал — надеюсь лишь, что у него достанет ума не реагировать и не ставить свою жизнь под угрозу. — Тупая маленькая шлюшка, — ласково проговорила Мартиша, а потом вдруг снова схватила меня за волосы и с силой приложила о выложенную заляпанным кафелем стену душевой. На несколько мгновений я лишилась чувств — так мне, по крайней мере, показалось. А когда пришла в себя, то поняла, что лежу на спине на дне душевой кабинки с раздвинутыми ногами. Меня окружала темнота — темнота лабиринта, в котором вдруг погасли разом все огни. Я чувствовала, как дрожит земля от грохота копыт приближающегося чудовища. Оно учуяло меня, оно учуяло мою слабость, и теперь мчалось на ее запах. Я ощущала лапы чудовища на своем теле и внутри него, и ничего не могла поделать — просто позволяла ему делать то, что оно хотело. Как и тогда, шесть лет назад, позволила им. — Да ничего особенного, — резюмировала Мартиша, выпрямившись, понюхав и зачем-то лизнув собственные пальцы. — Думаю, мой бывший придурок просто любил приврать ради красного словца. На вот, вытирайся. Я тебе сейчас принесу что-нибудь из одежды. Она кинула в меня полотенцем и вышла, громко щелкнув наружной щеколдой. Я осталась лежать на полу, ощущая, как стекает вода по моим дрожащим плечам и пульсирует боль в том месте, где меня головой приложили о стену. Мне понадобилось несколько долгих минут только для того, чтобы снова сдвинуть колени. А потом съежиться, обхватив себя за плечи и беззвучно всхлипывая. Я больше уже ничего не хотела. Ни защитить Йона, ни бороться за нашу судьбоносную связь, ни даже избавиться от треклятой метки, из-за которой все это началось. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Потому что сил у меня больше не осталось. Мартиша вернулась со стопкой чистой одежды в руках — это оказался какой-то спортивный костюм. Мне было все равно, откуда он у нее взялся и кому принадлежал до меня. Я даже не вздрагивала, когда она, одевая меня, вертела мною как хотела, словно послушным манекеном, а напоследок от души хлопнула по заднице, назвав «славной омежкой». Я не поднимала взгляда, когда мы вместе с ней возвращались к остальным. А, увидев Йона, тоже переодетого в поношенные вещи с чужого плеча, не смогла себя заставить подойти к нему. Я чувствовала, что он смотрит на меня, буквально проедает глазами, пытаясь добиться ответного взгляда, но упрямо таращилась в пол. С моих наполовину промокших, частично закрывающих лицо волос капала вода, стекая вдоль позвоночника до самых бедер. И я концентрировалась именно на этом ощущении, на прохладном мягком прикосновении, скользящем вдоль спины. Больше не было ничего — ни этих людей, ни этой комнаты, ни того, что произошло в душевой. — Хана! — Он не сдержался и позвал меня по имени, но я не собиралась ему отвечать. — Что, наши голубки уже поссорились? — хохотнул Кадо. — Милые бранятся, только тешатся, не переживайте. Давайте, ребятки, время деньги. Мартиша, золотце, я у тебя в долгу. — Про скидочку не забудь, — кивнула та, сложив руки на груди. — Даже не надейся, что я тебе не припомню потом. — Да куда уж там, — подмигнул он ей, а потом щелчком пальцев указал на выход. Не дожидаясь, пока меня снова схватят за руки, я зашагала в его сторону сама. — Я вернусь, — услышала я вдруг голос Йона и, обернувшись через плечо, увидела, что он стоит рядом с Мартишей, глядя на нее в упор. — Я вернусь, и ты пожалеешь, что прикоснулась к ней. — Да было бы к чему там прикасаться, касатик, — фыркнула женщина. — Твоя девчушка сама готова перед первым встречным на спину лечь. Ну да, омежки, они все такие, тебе ли не знать. Не удивлюсь, если она пару оргазмов словила просто потому, что я дотронулась до ее голой задницы. — Йон, не надо, — тихо произнесла я. — Оставь ее. Идем. — Хана, что она сделала? — сквозь зубы прорычал он. — Какая разница? Она, они, он — это ты со мной сделал все это. Ты и эта проклятая судьба, что свела нас. Я отвернулась, не желая видеть, какой эффект произвели на него мои слова, и игнорируя болезненно жжение в нашей метке. Конечно, обвинить его было проще всего — потому что в отличие от них всех его я могла ранить. Могла отыграться на нем за то, что произошло со мной. Это было мелочно, глупо и жестоко, но, по крайней мере, этого было достаточно, чтобы он перестал нарываться на неприятности и оставил эту женщину в покое. Кажется, в машине я ненадолго отключилась. Мое тело за одни только последние сутки пережило пулевое ранение и, вероятно, легкое сотрясение мозга, не говоря уже обо всем остальном. Оно сдавало свои позиции. Даже с учетом нашей волшебной целительной связи его ресурсы были ограничены. Я не знала этого наверняка, но нутром чуяла, что злоупотребление подобной регенерацией могло иметь последствия куда более серьезные, чем сами те раны, что она исцеляла. И тем не менее, когда я пришла в себя, чувствуя руку Йона в своей, то не смогла сдержать тихого всхлипа. Чувство единения и цельности, что я испытывала рядом с ним, невозможно было ни с чем сравнить. — Прости, — выдохнула я, не решаясь посмотреть на него. — То, что я сказала… — Все нормально, — так же тихо отозвался он, погладив меня по щеке и подняв мое лицо за подбородок. — Хана, я вытащу нас, я тебе обещаю, слышишь? Потерпи еще немного, маленькая, хорошо? Мне нужно, чтобы ты была сильной, тогда я смогу… думать, а не просто испытывать желание убить их всех. Оно нам сейчас все равно не поможет. Я кивнула, смаргивая выступившие слезы, и он ободряюще улыбнулся. — Ну-ну, все, пошептались и хватит, — нетерпеливо вмешался Кадо, оттягивая его назад, словно пса за ошейник. — Почти приехали уже. Когда мы во второй раз за день оказались на улице, стало ясно, что уже сгустились сумерки, и Восточный город, разряженный своими огнями, переходил в иную фазу своего существования. Прежде я никогда не интересовалась тем, что происходит на изнанке этих улиц. Я проезжала вдоль всех этих клубов, ресторанов и скрытых за мусорными баками металлических дверей, но видела не их, а небо, пойманное в клетку небоскребов. Я словно бы не замечала всего остального, убеждая себя, что мир, о котором рассказывали в сводках криминальных новостей, он не совсем настоящий, он как будто частично выдуманный или существующий где-то в ином пласте реальности. А сейчас, глядя на прохожих и на посетителей клуба, в который нас завели, я не могла не задаваться вопросами — а кто из них бывал в заведениях вроде притона Мартиши или пробовал товар подороже, вроде элитных веществ Красной Лилии? Кто тайком от жены и друзей покупал себе иногда «славную омежку» на одну ночь, считая нормальным вести себя с ней, как вздумается, потому что «ну она же сама этого хочет»? А кто, считая себя, видимо, совсем непричастным ни к чему криминальному или недостойному, по ночам смотрел порно с такими, как я, о котором как-то вскользь упоминал Макс? Порно, которое вероятно снимали те же люди, что покупали для этих целей забитых перепуганных омег со следами ошейников на шеях? Как много еще всего подобного происходило каждый день в каждом доме и как много существовало людей и «производств», готовых удовлетворять этот бесконечный поток похоти, жестокости и мерзости, что жили в равной мере в душах людей и бестий? На этот раз Сэм встретил нас в другом своем кабинете — менее роскошном и пафосно обставленном, зато с собственным бильярдом и аквариумом в половину стены. Сам мужчина выглядел уставшим и раздраженным, но, увидев Кадо, который первым показался на пороге, призывно замахал рукой, словно желая побыстрее разобраться с последним оставшимся на сегодня делом. Помимо него, здесь была и та омега, которую я видела в казино с Кадо и которую, судя по его словам, звали Биби. Сегодня Биби была в легком брючном костюме и напоминала не дорогую эскортницу, как вчера, а секретаря большой компании. Ее гладкие темно-каштановые волосы были собраны в высокий хвост, а скульптурно выточенное ножом умелого хирурга лицо можно было хоть сейчас поместить на обложку любого модного журнала. Надо полагать, ее роль в Красной Лилии была несколько шире, чем мне показалось изначально. Что отчасти подтвердилось, когда она, показательно обнюхав Йона, произнесла: — Он спокоен. И пока неопасен. И вкусно пахнет, к слову. — Она подмигнула ему, коротко облизнувшись. Альфа ее проигнорировал, не удостоив даже взглядом, и омега, нарочито печально вздохнув, вернулась на свое место. — Я вчера все думал, где я мог тебя видеть, — проговорил Сэм, когда Кадо в своей обычной многословной манере еще раз рассказал о том, при каких обстоятельствах и почему мы привлекли его внимание накануне. — Что-то есть знакомое в тебе, но никак не могу уловить. — Он подошел ближе к вытянувшемуся, напряженному альфе, рассматривая его со всех сторон, но при этом все еще держась на расстоянии прыжка. Сегодня он был уже в другом костюме, не менее дорогом и идеально пошитом, и к нему у него была подобрана немного другая прическа и аромат парфюма. Не стоило сомневаться, этот мужчина тратит по два-три часа утром только на то, чтобы выбрать и создать каждый такой образ. — Думаете, что уже встречались с ним, босс? — немного обескураженно уточнил Кадо. — Биби, расскажи мне про эту связь, — не отвечая на его вопрос, обратился к омеге Сэм. — Истинная связь это своего рода брачный контракт, заключенный судьбой, — пожала плечами та. — Встречается редко, а потому о нем даже церковники мало что знают. Про то, что связанные умеют друг друга лечить, я первый раз слышу. — Я бы и сам не поверил, если бы не видел собственными глазами, — покачал головой Сэм. — Но, клянусь, девчонка залила мне кровью целую секцию паркета, а потом ушла на своих двоих, как ни в чем не бывало! Да этот паркет стоит дороже вас обоих вместе взятых! Проклятье! — Он скривился, снова вспомнив о своей беде, а потом почти мгновенно переключился на другое, задумчиво нахмурившись: — И все-таки парень кажется мне знакомым… Так раздражает, вот на языке же вертится, а я не могу сообразить. Глаза что ли… — Мина, — негромко произнес Йон, глядя на него исподлобья. — Ее звали Мина. — Кого? — не понял тот. — Ты о чем вообще? — Женщину, у которой были такие же глаза. — Альфа сжал кулаки, и Сэм бросил слегка взволнованный взгляд на Биби, но та лишь пожала плечами, подтверждая, что его феромоны оставались на достаточно низком уровне. — Мина, Мина, Ми… О! — Сэм щелкнул пальцами, словно припомнив что-то. — Точно, была какая-то наркоша, которую так звали. Погоди. Это же она слетела с катушек? Там кровь потом с потолка отмывали, я слышал… Точно, у нее же щенок был, так это… Он не договорил, потому что Йон, которому не требовался высокий уровень феромонов для частичной трансформации, прыгнул вперед, целясь обнаженными когтями мужчине в горло. Прыжок был рассчитан до мелочей, и даже если бы ему не удалось обезглавить Сэма на месте, он бы точно смог обездвижить его и взять в заложники. Если бы не Биби. Я догадывалась, что в мире могут существовать другие бестии, развившие навыки, подобно Йону, но я и представить не могла, что мы встретимся с одной из них лицом к лицу. Да что там говорить, я прежде и не слышала об омегах, что способны были выпускать когти и клыки в драке. Это противоречило нашей природе, это просто не было в ней заложено, но, видимо, я до сих пор еще очень многого не знала. Моему альфе не удалось схватить Сэма, он лишь сбил его с ног, тут же снесенный в сторону ударом Биби, и в следующую секунду уже корчился от боли, пронзаемый электрическим разрядом, пущенным через ошейник, все еще сдавливающий его шею. От разочарования я не сдержала болезненного стона. — Какого хера, Биби?! — воскликнул Сэм, приложившийся при падении о собственный стол. — А вот это уже интересно, — облизнулась омега. — Он такой же, как я. Мальчик с сюрпризом. Интересную зверюшку ты отыскал, Кадо. — Могу, умею, практикую, сладкая, — отозвался тот, осклабившись. Продолжая ворчливо материться, хозяин казино поднялся с пола, потирая ушибленный зад. Затем, словно сраженный очередной гениальной идеей, замер и уточнил: — Значит, такой же, как ты, да? Это меняет дело. — Сэм снова обратил взгляд на все еще корчившегося от боли Йона. — Если ты права, Биби, то со своими фокусами этот парень будет замечательно смотреться на моей арене. А если его омега сможет вправлять ему сломанные кости и порванные мышцы одним прикосновением… драть их Зверя в задницу, да это будет просто бомба! — От охватившего его радостного возбуждения он мгновенно забыл о своем прежнем негодовании и даже рассмеялся, потирая ладони. — О чем… о чем он говорит? — непонимающе проговорила я, не зная толком, к кому обращаюсь. — Об арене смертников, — отозвалась Биби, тоже с интересом разглядывающая моего альфу. — Он собирается выставить твоего красавчика против бешеных. За такое зрелище многие готовы платить целое состояние. Жаль только, что чемпионы там дольше пары вечеров не задерживаются в любом случае. — Она вздохнула почти с искренним сожалением. — Хотя, если то, что Кадо сказал про вашу связь, правда, то, возможно, у него есть шанс продержаться неделю или вроде того. Но рано или поздно его все равно укусят, и все, привет котенку. Вечный круг жизни, все дела. Зверь, как жалко, такой самец ни за что пропадет… Она философски вздохнула, разведя руками, а я медленно осела на пол, не чувствуя под собой ног. Мы оба оказались в сердце лабиринта, и не глупо ли было с нашей стороны все это время думать, что нам удастся избежать встречи с обитающим тут чудовищем?