The Best Years of Our Lives, My Ass

В понедельник перед заседанием школьного совета Дин проверил почту, когда их маленькая группа вошла в дом Винчестеров после уроков. Это была обыденность; у Дина никогда не было чего-то похожего на реальную жизнь, и что-то такое простое, как проверка почты, всё ещё вызывало у него лёгкое головокружение, как у двенадцатилетнего ребёнка с иностранным другом по переписке. Там был обычный мусор, который Дин выбросил в ведро, письмо для Джона от какой-то компании, автомобильный журнал, за который — он был готов поспорить — он и его отец будут бороться, несколько счетов и… Большой, объёмистый конверт в обёрточной упаковке для Кастиэля и обычный для него. На обоих была эмблема Западного колледжа. Дин не был глуп, и он знал, что это значит. Он прошёл в гостиную, не обращая внимания на взгляды, которые бросали на него Сэм и Вики, и протянул Касу то, что, несомненно, было его подтверждением о приёме. Затем он поднялся по лестнице в свою спальню, сжимая в руке то, что, как он был почти уверен, было письмом с отказом. Он подождал несколько минут, чтобы открыть его, убедившись, что никто не войдёт и не помешает ему, прежде чем он сделает это. Уважаемый мистер Винчестер, Мы с сожалением сообщаем вам, что… Дин не стал утруждать себя чтением остальной части, решив вместо этого выбросить его в мусорное ведро и плюхнуться лицом вниз на кровать. Он полностью ожидал, что Кастиэль появится и попытается подбодрить его, но он был не в настроении. Он не ожидал, что Сэм забредёт сюда после того, как позволил своему старшему брату целый час хандрить. — Я так понимаю, ты не попал в Западный, — прокомментировал Сэм, разглядывая скомканное письмо в мусорном баке и надутое лицо брата. — Нет, — ответил Дин, по-прежнему наполовину зарывшись лицом в подушку. — Уйди, Сэм, я не хочу об этом говорить. — Очень жаль, — сказал Сэм. Он сел в компьютерное кресло и несколько минут вертелся в нём, прежде чем снова заговорил. — Я думал, ты не хочешь поступить туда, — сказал он. Как будто он предлагал какое-то решение, которое ускользало от внимания Дина. — Не хочу, — сказал Дин. — Кас хочет, но у них нет инженерной программы. — Тогда почему ты так злишься из-за этого? — спросил Сэм. В его голосе звучало разочарование. Дин вздохнул и сел, глядя брату в глаза. — Я действительно не хочу говорить об этом, Сэмми, — предупредил он. — Очень жаль, — сказал Сэм, свирепо глядя на него. — Знаешь, Западный — одна из лучших школ в стране, и как только я сказал Касу, что ты, вероятно, не поступил, знаешь, что он сделал? Он выбросил эти чёртовы документы в мусорное ведро. Мне нужна веская причина, почему ты ведёшь себя как унылый мудак, в то время как твой парень буквально выбрасывает своё будущее. Дин уставился на Сэма, как на сумасшедшего. — Он что? — Он выбросил их нахрен! — сказал Сэм. Он встал и принялся расхаживать по комнате. — Я даже не знаю, что, чёрт возьми, происходит с вами двумя, ладно? Но Кас отказывается куда-либо идти без тебя, а ты тут хандришь из-за школы, в которую даже не хотел ходить! — Потому что это будет первый из подобных, окей? — крикнул Дин, вставая и встречаясь лицом к лицу со своим огромным младшим братом. — Они первые из той кучки школ, которые подумают и поймут, что меня там быть не должно! И я не хочу сдерживать Каса! Я даже не должен был тратить деньги на ёбаные заявки, это чертовски глупо. Сэм уставился на него с таким несчастным выражением лица, которое Дин не мог вынести. — Это… мне очень жаль, Дин, но это действительно печально. Дин уставился на него. — Серьёзно, — сказал Сэм, снова садясь в кресло. Он вздохнул. — Дин, ты мой брат, ясно? Я провёл большую часть своей жизни, боготворя тебя и пытаясь соответствовать установленным тобой стандартам. И иногда это бывает трудно. Ты умный, забавный, сильный и привлекательный, и я ни за что не стану таким же. Это просто… — и Сэмми посмотрел на него, и его глаза были влажными, и это вызвало тревогу в голове Дина, потому что он не хотел иметь дело с рыдающей Самантой. Сэм вздохнул и снова посмотрел на свои руки, которые скручивались в узлы на коленях. — Я даже не знаю, откуда у тебя этот странный комплекс, когда ты ненавидишь себя и думаешь, что все вокруг важнее тебя, ладно? Но это неправда. То, что Западный не взял тебя, не означает, что ты не поступишь ни в одну из других школ, в которые подавал документы. Ты инженер, а они — гуманитарная школа, Дин; ты просто не подходил им. Вот и всё. Дин медленно опустился на кровать. — Сэм, — начал он подозрительно хриплым голосом. — Ты гений, ясно? Ты умный Винчестер, поверь мне. Ты поступишь в любой колледж, какой захочешь. Это просто… не по моему, ладно? Я недостаточно хорош для всего этого дерьма. Сэм молчал несколько минут, и это только начало становиться неловким, когда он сказал тонким голосом:  — Почему мы оба не можем быть умными? Почему это должен быть один из нас? Дин попытался и не смог придумать хороший ответ, поэтому просто молчал. — Дин, я действительно многим тебе обязан, — сказал Сэм, наконец взглянув на него. По крайней мере, ему удалось обрести хоть какое-то подобие контроля над собой, потому что, если он начнёт плакать, Дин на сто процентов покончит с этим разговором. — С тех пор, как мы были детьми, ты заботился обо мне, когда мама и папа были заняты работой. Ты был как бы в этом странном пространстве где-то между братом и родителем, понимаешь? И я действительно ценю это, правда, потому что без тебя я не был бы там, где я сейчас. Но ты должен забыть это дерьмо. То, что ты ставишь меня на первое место, не значит, что ты иногда не можешь взять что-то для себя. С этими словами Сэм встал и вышел из комнаты, одарив его дрожащей улыбкой. Дин смотрел ему вслед, как громом поражённый. У него не было ни ответов, ни вопросов. У него ничего не было. Кас подошёл через некоторое время, чтобы убедить его спуститься на ужин. — Почему ты выбросил письмо? — спросил Дин. Он сидел за компьютером, просматривая всё, что мог найти, чтобы не размышлять о проблемах с самооценкой. Он не поднял глаз, когда Кас вошёл. Кас несколько секунд молчал у него за спиной, и у Дина возникло жуткое ощущение, что он просто смотрит на него. Наконец он повернулся, и будь он проклят, если был не прав. Глаза Кастиэля были широко раскрыты и не мигали, когда он рассматривал своего друга. Когда он заговорил, в его голосе прозвучали резкие нотки. — Куда ты, туда и я. Я думал, что таков был уговор? — ответил Кас. — Да. Ты хотел поехать в Западный. Я мог бы устроиться на работу в ЛА, легкотня. Кас покачал головой. — Найдётся школа, в которую мы попадём оба, Дин, и именно туда мы поступим. Дин помолчал несколько секунд, прежде чем выпалить: — Но что, если я не попаду ни в одну? Кастиэль посмотрел на него с некоторым презрением. — Дин, мы снова будем спорить? Ты поступишь в школу. Вероятно, в несколько. Только твои оценки за экзамен гарантируют это. Думаю, я не попаду в Массачусетский технологический институт, но в этом районе есть несколько небольших школ, которые я мог бы посещать, если мы выберем этот путь. Дин усмехнулся. — Почему ты не поступишь в МТИ? — Потому что у них нет программы изучения религии, — спокойно ответил Кас. — И их философская программа, честно говоря, оставляет желать лучшего. Но в любом случае, я не хочу посещать школу, в которую тебя не возьмут. Дин моргнул. — Подожди, что? Ты отказываешься от совершенно звёздного образования, потому что обижаешься за меня? Кас фыркнул. — Дин, я убивал своих братьев за то же самое. Почему это тебя удивляет, выше моего понимания, — он вздохнул и подошёл к Дину, положив руку ему на плечо. — Я как-то сказал тебе, что всегда прихожу, когда ты зовёшь, Дин, и это до сих пор остаётся правдой. У меня здесь практически нет сил; что, если тебе понадобится моя помощь, а я буду на другом континенте? Если Западный не верит, что тебе там место, то и мне там не место. Он сказал это так, как будто это был непоколебимый факт, как будто их дружба и последующие отношения были основой вселенной. Дин закрыл глаза, заставляя себя проглотить внезапно возникший в горле комок и тяжело дыша через нос. Через несколько минут он смог заговорить. — Я не знаю, как долго мы здесь пробудем, Кас, — сказал Дин. — Если мы собираемся прожить здесь всю жизнь, я не хочу, чтобы у тебя не было всего, что нужно для успеха. Ты этого заслуживаешь. — Да, заслуживаю, — сказал Кас, немного грустно улыбаясь. — Но часть этого — быть рядом с тобой, — он помолчал несколько секунд, прежде чем продолжить. — И я бы хотел, чтобы ты последовал своему собственному проклятому совету, Дин. — Что, — это был даже не вопрос, и он сорвался с губ Дина, прежде чем у него действительно появился шанс обдумать его. Кас присел на корточки рядом с ним, и Дин задался вопросом, где он научился этому маленькому кусочку языка тела. — Ты тоже заслуживаешь всех преимуществ. Некоторые из моих поступков непростительны, Дин. Если я их заслуживаю, то и ты их заслуживаешь, потому что по сравнению с моими ты не сделал ничего плохого. — О боже, неужели это превратится в соревнование «кто хуже»? — Дин застонал, поднимая руку, чтобы ущипнуть себя за переносицу. Кас фыркнул. — Дин, у меня были миллиарды лет, чтобы всё испортить. Если бы мы играли, у меня было бы небольшое преимущество. Ладно, это было довольно забавно, и Дин рассмеялся, чтобы скрыть неловкость, которую он почувствовал, осознав, что этот сумасшедший мудак, этот ангел-отступник, в которого он влюбился, на самом деле был какой-то эфирной волной небесного намерения, которая видела начало вселенной. — Я не знаю, падение ангела, вероятно, довольно большая чёрная метка, — ответил он вместо этого, ухмыляясь. Кас закатил глаза. — Для того, кто так сильно поддерживает свободу воли, ты, кажется, готов легко отмахнуться от неё. Я сделал свой выбор, Дин, и вина — если она вообще была — за моё Падение лежала исключительно на мне. Это не та ноша, которую ты можешь взвалить на свои плечи. Дин вздохнул. Кас снова встал, позволив своей руке скользнуть с плеча Дина в его волосы. Он не гладил его, так сказать, но всё же провёл пальцами, слегка почёсывая голову Дина. Дин снова вздохнул и расслабился от прикосновения. — Я просто… У меня здесь нет основы для сравнения, — сказал он, с трудом подбирая слова. — Я могу отправиться в Ад, без проблем. Я могу найти около тридцати различных способов убить демона, и я могу позаботиться о Сэмми, но я ужасно боюсь школы, старик. Было больно признаваться в этом страхе. Это было страшно само по себе, но ещё страшнее было то, что это был Кас — Кас, которому Дин доверял, но который предал его в прошлом. Кас, который бросил совершенно хорошее образование только ради Дина. Кас, которому миллиарды лет, который думал, что он того стоит. Кастиэль, Ангел Господень, который спас его из Ада и впоследствии угрожал бросить его обратно. Кас улыбнулся ему. — У тебя, по крайней мере, есть что-то похожее на понимание, Дин. Представь, что чувствует падший ангел. Дин попытался, всего на секунду, поставить себя на место Кастиэля и содрогнулся. Превращаясь из чрезвычайно могущественного воина Бога в тщедушного человеческого подростка, пытающегося лицом к лицу столкнуться с человеческим состоянием? — Окей, ага, нет, я веду себя как осёл, — сказал он. Кас рассмеялся. — Я знал, что в конце концов ты поймёшь это, — сказал он. Он наклонился и поцеловал Дина в макушку — лёгкий знак привязанности. У него было неприятное чувство, что, как только они доберутся туда, куда направлялись — в МТИ, Западный университет, куда угодно, — Кас, наконец, сможет общаться с другими людьми, кроме Дина и Сэма. И тогда он поймёт, почему Дин недостаточно хорош для него. Но до тех пор? Дин примет это. Не подозревая о мыслях Дина, Кас заговорил. — Твоя мама послала меня сообщить тебе, что ужин готов. — Хорошо, — сказал Дин. — Дай мне только выключить компьютер, и я сейчас спущусь. Кас кивнул и, в последний раз проведя рукой по волосам Дина, повернулся, чтобы уйти. Дин вздохнул и последовал примеру своего ангела. В среду утром Дин проснулся взволнованным. Кастиэль был не намного лучше, но он был значительно более талантлив в сокрытии своих нервов. Тем не менее, школа была адом. За обедом Дин съел совсем не много, да и то только потому, что Кас заставил его это сделать. — От тебя не будет никакой пользы, если ты упадёшь в обморок от голода, — прошипел он ему на ухо, тыча пальцем в тусклый чизбургер Дина. — Ешь, Дин. Школьный совет далеко не так страшен, как орды Ада. — Это ты так думаешь, — мрачно ответил Дин. Он услужливо откусил маленький кусочек гамбургера, прожевал с механической точностью и проглотил, прежде чем положить бутерброд на стол. — На вкус как дерьмо. — Это еда из кафетерия, чувак, — сказал Джастин с другого конца стола. — Не надо сейчас изображать из себя милую-премилую принцессу. Дин закатил глаза и швырнул в него картофелем фри. Это немного ослабило напряжение, но не дало ему больше возможности сосредоточиться на двух последних занятиях за день. Кастиэль списал его как безнадёжное дело по прошествии половины урока истории, делая заметки и проводя его по рабочему листу, а не пытаясь заставить думать самостоятельно, как обычно. Дин понятия не имел, что ему нужно было сказать. Школьный совет собирался, чтобы определить их политику в отношении гомосексуальных отношений, что, кстати, было чертовски смешно, и они ожидали, что Дин что-нибудь скажет. Он не был мотивационным оратором. Вам нужна грязная шутка или подмигивание с намёком — здесь Дин наш человек, но если вы хотите вдохновиться? Чёрт возьми, нет. — Должен ли я напомнить тебе, — сказал Кас тихо, чтобы его не услышали сокурсники, — что ты убедил ангела пасть с небес? — Да, но я симпатичный, так что это было в мою пользу, — заметил Дин, беспокойно постукивая карандашом по столу. — Эти ребята — совсем другое дело, старик. Кастиэль закатил глаза. — Да, потому что я, очевидно, хотел отказаться от семьи и рисковать смертным приговором или пытками только ради возможности иметь плотские отношения с тобой. Уверяю тебя, твоя внешность не имела никакого отношения к моему падению. Дин захлопал ресницами. — Ты хочешь сказать, что я не симпатичный? — спросил он. — Ты прекрасен, Дин, — невозмутимо произнёс Кас. — И нет, эти штаны не полнят тебя. Дин уставился на него с благоговением. — Вау, — сказал он. — Ты действительно начинаешь понимать сарказм. Кас выглядел слишком довольным собой. К тому времени, как их маленький квартет забрался в Хонду после школы, Дин чувствовал, что вот-вот вылезет из собственной кожи. Это продолжалось всю дорогу домой, и Кастиэлю пришлось шесть раз возвращать своё внимание к дороге. В тот момент все были в дерьмовом настроении, потому что вождение Дина становилось опасным для их здоровья. Это продолжалось до тех пор, пока Дин не проверил почту и не нашёл внутри два конверта в обёрточной бумаге, оба с логотипом Калифорнийского университета в Беркли — по одному для него и Кастиэля. Несколько минут он стоял у почтового ящика, разглядывая документы и гадая, не произошла ли какая-нибудь ошибка. Наконец, Кас забеспокоился о его психическом здоровье и вышел, чтобы проверить его. — Дин? — спросил он, подходя. — Что случилось? Дин развернул конверты и показал ему. — Мы попали в Беркли, — сказал он. Его голос звучал ошеломлённо, даже для него самого. На лице Кастиэля появилась улыбка, которую он редко позволял себе, когда не был помешан на какао-слойках. Он притянул Дина в объятия. — Я же говорил тебе, что будет школа, которая возьмёт нас обоих, — сказал он, его дыхание щекотало ухо Дина. Они постояли там несколько минут, просто наслаждаясь физической близостью, и Дин почувствовал, как огромная тяжесть спала с его плеч. По крайней мере, одна школа собиралась принять его, и он был почти уверен, что в письмах о приёме в колледж не было отказов. Он должен был бы спросить Сэма, чтобы быть уверенным. — Эй, голубки! — крикнула Вики, стоя у входной двери. — Мы будем делать кесадильи, хотите? Они расступились и повернулись туда, где стояли Сэм и Вики. У Сэма было вопросительное выражение на лице, и Дин поднял конверты. — Мы попали в Беркли! — сказал он, ухмыляясь и размахивая бумагами над головой, как идиот. Сэм улыбнулся ему так, словно каждый день заставлял солнце вставать и садиться, и на какую-то долю секунды Дину показалось, что так оно и есть. Школьный совет школьного округа Лоуренс собрался в семь часов вечера в гражданском центре. Дин даже не знал, что у Лоуренса был гражданский центр, не говоря уже о том, что там были отдельные конференц-залы. Семья Винчестеров, включая Кастиэля, сидела рядом со всей семьёй Мендоса, занимая целый ряд сидений. Несколько родителей приехали по другим причинам, и некоторые слышали о том, что произошло с Дином и Касом, но здание не было переполнено. Некоторые учащиеся тоже пришли, и Дин был несколько обеспокоен тем, были ли они там, чтобы поддержать или осудить его. — Успокойся, — сказал Сэм рядом с ним. Однако он не прислушался к собственному совету и сам нервничал всю чёртову встречу. Наконец, последний пункт вечера, тема о том, как район собирается относиться к однополым парам. От миссис Тэнси было несколько обращений в свою веру о том, что они обязаны воспитывать детей, чтобы они понимали правильный порядок вещей, и какой-то другой чувак из школьного совета говорил о том, что не хочет, чтобы дети чувствовали, что школы придают законность гомосексуализму, и ещё какое-то дерьмо, которое просто взбесило Дина до чёртиков. Одна из мамаш выкрикнула что-то о том, как Бог прямо заявил, что геи против природы, и Кастиэль выглядел так, как будто он очень сильно хотел ей возразить. В течение последних двух недель почти ежедневно проводились стратегические совещания по этому поводу, и все решили, что Мэри пойдёт первой, когда слово будет открыто для общественного обсуждения. Она представилась как родитель и социальный работник и рассказала о том, что дети-геи, лесбиянки, бисексуалы и трансгендеры с большей вероятностью окажутся в системе, потому что их вышвырнут из дома, и с большей вероятностью совершат самоубийство. Она не много говорила о статистике, но у неё был личный опыт, и она умоляла школьный совет не делать ничего, что могло бы увеличить и без того высокий уровень самоубийств среди гомосексуальной молодёжи. Дин подумал, что она неплохо справилась, учитывая, как сильно дрожал её голос, когда она говорила о том, что нашла одного из своих подопечных мёртвым в приюте. Затем Эсмеральда встала и немного поговорила о своей работе с АСЗГС, напомнив школьному совету о возможных последствиях, если они выбросят подобное. Несколько других родителей тоже встали и заговорили. Некоторые из них были за то, чтобы позволить гомосексуальным парам просто быть парами, а некоторые были против, и Дин начал чувствовать себя немного лучше, потому что, очевидно, некоторые люди не держали свои головы в задницах. Наконец Джон встал, чтобы заговорить. Дин слегка прикусил губу, и Кас сжал его руку. Джон медленно выдохнул, прежде чем начать. Как и другие родители, он стоял на подиуме, который был установлен специально для секции вечерних публичных комментариев, и это жутко напомнило Дину о суде. — Большинство из вас, вероятно, знают меня, — начал Джон. — Джон Винчестер, а мой сын — Дин, — тут Джон повернулся и указал на Дина, который покраснел под пристальным взглядом. — Он — причина, по которой мы вообще ведём этот разговор, — Джон сглотнул. — Большинство из вас, вероятно, также знают о том, что произошло год назад. Когда это случилось, — мне стыдно признаться, — я воспринял это не очень хорошо. Мой отец — мужественный человек, а я — морской пехотинец. Кас снова сжал руку Дина. Тот сжал её в ответ. Он понятия не имел, что Джон собирался сказать, но знал, что он на его стороне. Честно говоря, это было приятно. На самом деле это было здорово. — Как я уже говорил Дину, я не уверен, что когда-нибудь буду на сто процентов согласен с этим, — продолжил Джон. — Трудно пытаться бороться с обусловленностью всей жизни, понимаете? Но Дин — мой сын. Я видел, что происходит, когда люди отказываются признать, что их дети — настоящие человеческие существа, а не просто копии их самих; чёрт возьми, моя жена — социальный работник. Я слышу об этом каждый день. И я, возможно, не понимаю этого или мне это совершенно не нравится, но я действительно хочу, чтобы мои дети были счастливы. И не важно с мужчиной Дин, женщиной или вообще один, — Джон вздохнул, слегка потирая глаза. — Если бы я мог сделать Дина натуралом, я, вероятно, сделал бы это не потому, что хочу, чтобы ему нравились только женщины, а потому, что хочу, чтобы у него была хорошая жизнь без того дерьма, которое ему предстоит. Но я не могу и не собираюсь зацикливаться на этом. Я также не собираюсь сидеть здесь и позволять школьному округу, который я финансирую за счёт ежегодных налогов, говорить моему сыну, что ему не позволено влюбляться в кого бы то ни было. Поэтому, если вы решите сказать целой группе детей, что они — зло, что то, что они чувствуют, как-то меньше, чем то, что чувствуете вы, я буду бороться. Со всем, что у меня есть. Независимо от того, означает ли привлечение это АСЗГС и юристов или выведение всех, кого я знаю, нести таблички к вашим офисам. Я предполагаю, что большинство из вас сделали бы то же самое для своих детей. Джон резко повернулся и вернулся на своё место. Когда он это сделал, раздались небольшие аплодисменты от некоторых детей сзади, и Дину потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и пробормотать:  — Спасибо, пап. Джон улыбнулся, обнял его за плечи и крепко прижал к себе на несколько секунд, прежде чем отпустить. Довольно скоро настала очередь Дина говорить со школьным советом. Кастиэль тоже настоял на том, чтобы пойти с ним, так что теперь они были вдвоём против всего мира. Совсем как в старые добрые времена. — Итак, э, — сказал Дин, нервничая и слегка подергиваясь. — Да, я Дин Винчестер, а это мой парень, Кас, — сказал он. — Несколько недель назад мы вроде как случайно признались всей школе, а через несколько дней декан затащила нас в свой кабинет и сказала, что нам не разрешено, э, — и Дин почесал затылок, пытаясь вспомнить слова. — Посещать любые танцы как пара, и что мы должны были ограничить наши проявления любви на территории школы, — сказал Кас рядом с ним. Он нахмурился. — Несмотря на то, что гетеросексуальным парам разрешено и то, и другое. — Да, — сказал Дин, бросив на Каса благодарный взгляд. Он прерывисто вздохнул. Блять, он полный отстой в этом деле. — Мы собираемся целоваться на людях, ладно? Таким образом, у администрации есть проблема с нами, и они пытаются предотвратить то, чего даже не существует. И, э, без обид или чего-то в этом роде, но я думаю, что они должны следить за гетеросексуальными детьми больше, чем за нами, потому что не знаю, ходили ли вы, ребята, по коридорам в школе Лоуренса в последнее время, но на днях я как-то случайно увидел декольте какой-то девушки, когда она щупала своего парня. Сзади послышались смешки детей. Дин криво усмехнулся. Это было то, что он мог сделать — он был экспертом. Он почувствовал новый прилив уверенности от смеха над своей шуткой и двинулся вперёд. — Послушайте, у меня осталось всего три месяца в школе, — сказал он. — Я даже не буду в Лоуренсе в сентябре следующего года, но это не просто влияет на меня. Вам, ребята, может нравиться думать, что я единственный чувак во всём Канзасе, которому нравятся другие парни, но я скажу вам, что вы ошибаетесь. Кас фыркнул рядом с ним, тихо бормоча что-то о «Отчётах Кинси». Школьный совет всё равно его услышал. — Несмотря на «Отчёты Кинси», мистер Новак, — сказал один из старших членов школьного совета. — Общество Лоуренса — это богобоязненное общество. То, что вы делаете, когда покидаете наши залы, мы не можем контролировать, но пока вы здесь, есть определённый стандарт, который нужно соблюдать. Кастиэль выглядел так, словно собирался ударить парня, поэтому Дин вмешался. — Хорошо, ради спора, давайте перейдём к религиозным последствиям, — сказал он. — Какого Бога? — Дин встречался с несколькими из них, и он чувствовал, что у него было довольно хорошее представление о том, как они отнесутся к этому. — Кали? Локи? Зевс? Один? Ладно, допустим, мы имеем в виду христианского Бога. Какая христианская деноминация? Потому что, знаете ли, моя семья ходит в лютеранскую церковь, и они не думают, что есть что-то плохое в том, чтобы быть геем, но католическая церковь через дорогу испытывает довольно сильные чувства по этому поводу. А как насчёт еврейского Бога, который вроде как тот же самый чувак? Еврейская община, похоже, довольно сильно разделилась по этому вопросу. А как насчёт атеистов? У них есть право голоса? Или, может быть, нам следует просто игнорировать их, потому что чёткое осуществление своего права на свободу воли и выбор не верить в Бога делает вас менее личностью. О, подождите, — он скрестил руки на груди и посмотрел на собравшихся перед ним людей. — Есть причина, по которой у нас здесь разделение церкви и государства. Грешники имеют такое же право на жизнь, свободу и стремление к счастью, как и вы. Может быть, даже больше, потому что если вы правы, то это наша единственная жизнь. — Мне стыдно, что я объясняю это группе людей, которые, по-видимому, являются действующими взрослыми, — вмешался Кастиэль, сарказм сочился из каждого слова. — Но ваша ответственность не заключается в том, чтобы заражать социальную политику дня вашими личными убеждениями. Перед вами стоит задача произвести на свет хороших, продуктивных членов общества. Ваша работа состоит в том, чтобы воспитывать, заботиться и обучать умы завтрашнего дня, и лечение, которое я получил — вспомните, что меня ударили ножом в школьном кампусе, находясь под вашим присмотром, — означает, что вы терпите неудачу. — Так что да, в основном, — сказал Дин, сворачиваясь. — Я не в школьном совете, поэтому у меня нет права голоса во всём этом дерьме. Сурового вида женщина, одетая во всё красное, уставилась на него, ожидая ругательства, но Дин продолжал: — Но вы можете поспорить, потому что я не позволю вам, ребята, никому говорить, что они ужасны, потому что они способны чувствовать любовь. Вы, ребята, должны делать то, что должны, но если вы всё испортите, можете поспорить, я буду бороться с этим. Мне нечего терять, и будь я проклят, если когда-нибудь позволю другому ребёнку чувствовать себя так, как чувствовал себя я, когда мой дерьмовый выбор в деканы пытался сказать мне, что мне нельзя держать руку моего парня в школе. Просто чтобы доказать свою точку зрения, Дин наклонился и переплёл свои пальцы с пальцами Кастиэля. Потянув его за собой, потому что Кас выглядел так, как будто ему было что сказать по этому поводу, Дин повёл их на своё место среди аплодисментов и разнообразных криков. Когда он сел рядом с отцом, Джон улыбнулся ему и похлопал по плечу. — Хорошая работа, Дин. Гордость Джона за него была кульминацией вечера. Это было даже лучше, чем когда школьный совет решил, что, запрещая сексуальные эскапады, они собираются предоставить однополым парам те же права и привилегии, что и другим детям. Это не было единогласно, но это было начало.