МАЛЬБОНТЕ
Я редко показываю свои эмоции, но с ней мне сложно себя сдерживать. Какого черта? Любое слово, словно невидимая рука, срывает с меня маску равнодушия. Знаю, что сам задавил свою светлую часть души, но почему я хочу доказать ей, что не потерял ее? Притихла. Бросаю на нее короткий взгляд через плечо: вижу легкую растерянность, но не от страха. Я крепко сжимаю ее руку, она, на удивление, не вырывается. Сжимает в ответ. Хотел заставить ее понять, что ее жизнь принадлежит целиком мне, но что на самом деле зародилось у нее в голове? Еще не монстр, но уже становлюсь им. Возможно, она права. Проведя вечность в темнице, полной всепоглощающей ненависти, невозможно не сломаться. И я был чистым злом, пока не соединился с Бонтом. Я сам не знал, что начну мыслить другими критериями, выйдя из темницы. У меня была лишь одна цель: выбраться и совершить необходимое. Но сейчас… Меня беспокоят и другие вещи. К этому я был не готов. Она едва поспевает за мной и я слегка снижаю темп, сам не понимая, зачем это делаю. Мы идем вдоль главной улицы лагеря до обрыва скалы, на которой он находится. Я долго выбирал место, где организовать его. Еще до того, как ритуал был совершен, все было готово к тому, чтобы сюда прибыли те, кто будет сражаться на моей стороне. И не только ангелы и демоны. Я хочу показать ей «их». Предвкушаю ее реакцию: уверен, она ужаснется. Интересно, что она скажет? Очередное «ты - монстр»? Хмыкаю про себя. Она оглядывается по сторонам, внимательно всматривается в серые закоулки, слегка прищуриваясь. Осматривается, пытается запомнить. Чтобы что? Усмехаюсь про себя. Ей не сбежать. Я ни за что не позволю. Мы проходим мимо палаток, я киваю некоторым солдатам в знак приветствия, большинство из них встает, чтобы слегка поклониться. — Чем ты их запугал? — вдруг спрашивает она. — Запугал? — Я удивлен. Тяну ее за руку, заставляя поравняться со мной шагом, поворачиваю к ней голову и вскидываю бровь. — Они борются со мной по собственной воле. — Не особо демократия, — она качает головой. — Когда люди борются вместе, они вместе принимают решения. Здесь же все решаешь ты. Ты решаешь, кого оставить в живых, кого отпустить. Даже этот лагерь создал ты. — Где демократия, там анархия. Людям нужен тот, кто укажет им путь. — Конечно же, нет! Людям нужно право выбора! — восклицает она, явно возмущенная моими словами. Как наивно и по-детски. В ее жизни так мало опыта, а за моими плечами — вечность истории миров. — Так считают бунтари и революционеры. И они все умирают молодыми, — я отворачиваюсь от нее и иду дальше. — Даже за свою короткую жизнь они успевают изменить к лучшему жизни многих. — Считаешь ли ты меня одним из них? — вдруг спрашиваю я, ставя ее в тупик. Я не собираюсь говорить с ней о политике. Между мной и нею — совершенно другой уровень общения. Я окидываю ее взглядом с головы до ног: ее волосы бессовестно растрепались, пухлые губы слегка приоткрываются на вдохе, и я непроизвольно представляю ее под собою в постели. До чего притягательна чертовка, я едва сдерживаюсь, чтобы рывком не притянуть ее к себе и не закончить то, что начал в кабинете. Она молчит. Я равнодушно смотрю на нее, не выражая никаких эмоций, силой воли тушу разгорающийся пожар внутри. — Скорее, да, — отвечает она. — Всю бессмертную жизнь существовал определенный уклад, которому придерживались ангелы и демоны, и вот появляешься ты… — Так было не всегда. Она вскидывает брови: — Но Шепфа создал мир очень давно… — Раньше мир не держался только на Шепфа. И Шепфа был не единственным, кто обладал силой и властью, — прерываю ее я. Вижу в ее голубых глазах удивление с недоверием. Но я не собираюсь выкладывать все карты сразу. — Когда докажешь свою преданность мне, ты узнаешь все. — Я и так в твоем полном распоряжении. Ты мог убить меня несколькими минутами раньше… Да ты почти убил меня! К чему от меня что-то скрывать, если я все равно не смогу использовать это против, — вдруг слышу в ее голосе целый ворох чувств и эмоций, разом нахлынувших на нее. Я был прав, она сдерживалась, пыталась быть сильной. Победоносное чувство разливается у меня в груди, но я не позволяю себе показать это. — Ты все еще жива, но не благодаря своему благоразумию, — говорю я. Мы пересекаем границу лагеря и выходим на пустырь. Я крепче обхватываю ее руку, притягивая чуть ближе к себе. — Убивать тебя — не в моих планах. Сейчас, — добавляю я, посмотрев ей в глаза. Я вижу, как бегает ее взгляд по моему лицу, пытаясь что-то высмотреть, но я точно знаю: в нем нет ни капли эмоций. — Идем. Я снова тяну ее за собой. Мы идем в молчании несколько долгих минут, и она наконец спрашивает: — Куда мы идем? — Скоро увидишь. — Долго еще? — Какая ты нетерпеливая, — бросаю я словно в недовольстве, но на самом деле меня только заводит ее любопытство. — И все же? — И все же… — я резко дергаю ее за руку, заставляя потерять равновесие, и перехватываю ее за плечи, прижимая к себе. Она несдержанно охает и тут же закусывает губу, стесняясь своего испуга. Одним взмахом крыльев я поднимаю нас в воздух, не позволяя ей видеть куда мы летим. Спустя несколько секунд я опускаюсь на твердую землю и разворачиваю ее к себе спиной, крепко держа за талию. Вики обхватывает мои предплечья, впиваясь пальцами в кожу. На одном из запястий уже остались следы ее ногтей, но для меня это пустяки. Мне нравится, когда она ко мне прикасается, пусть даже так. Я прижимаюсь к ее спине ближе, словно невзначай провожу носом по ее щеке и виску, вдыхая ее запах, и мне почти сносит крышу от близости к ней. Чертов. Гребанный. Притягательный. Сосуд. Я поднимаю голову и кладу подбородок на ее макушку, смотря вперед. Мы стоим на краю высокого обрыва, под нами в тридцати метрах в низине открывается вид на зеленый луг с существами, имеющими женское тело, но невообразимо опасную пасть с острыми, как клинки, зубами. — Суб… Субантры? — тихим шепотом произносит она. Я слышу неверие в ее голосе и потаенный ужас, который она даже не пытается скрыть. — На меня напала такая в школе. Она чуть не убила меня… — Субантры - опасные существа, — подтверждаю я. — Но только если ты их враг. — Хочешь сказать, они твои союзники? — Вики недоверчиво поднимает голову, пытаясь отыскать мой взгляд, и я слегка поворачиваю голову вбок. — Нет, они не мои союзники, — я наклоняюсь к ее уху, и тихо произношу: — Они подчиняются мне. Я чуть крепче сжимаю ее в руках, ожидая, что она попытается отстраниться. Жадно вглядываюсь в ее лицо, пытаясь отыскать признаки страха, и, возможно, даже ужаса. По ее мнению, я становлюсь монстром? Если субантры вызывают у нее такие чувства, что может вызывать их предводитель? Ее глаза широко раскрываются, она хмурится, а я продолжаю беспристрастно смотреть на нее, жду, что она ответит. Но то, что я услышал в ее голосе, сказало мне о ней намного больше, чем все наши совместные воспоминания и предыдущие разговоры. — Как?.. Восхищение. Она до одури боится субантр, но восхищается тем, кто их подчинил. Волна теплого удовольствия растекается внутри меня и я не сдерживаюсь, позволяю своим губам искривиться в ухмылке. — Потому что я такой один. — Ты не единственный сын демона и ангела в истории. — Да, но такой, как я, один, — парирую я. — Никто больше не обладает такой силой и мощью сейчас, какой обладаю я. Субантры это чувствуют. Они уважают силу и принимают меня как своего властителя. Вики начала ерзать в моих руках, пытаясь высвободиться. Аккуратно отодвинув ее от обрыва, я отпускаю ее и складываю руки на груди. Она широко расставляет ноги, запрокидывает голову и, смотря прямо мне в глаза, говорит: — Ты любишь власть. Ты стремишься к полному контролю над Небесами. Ты завоеватель, а не освободитель! — Это необходимая мера. — Для чего? Все было хорошо до твоего появления! Ангелы и демоны имели спокойную, размеренную жизнь. Не было ужасных и бессмысленных смертей… Ты знаешь, сколько уже их погибло?! — Ты ошибаешься, — я снисходительно качаю головой. — Сама знаешь, что демоны никогда не были в Совете Старейшин. Все также считаешь, что все довольны сложившейся системой? — То есть ты хочешь сказать, что все это ради демонов? — Не все, но в том числе. — Поэтому их подавляющее большинство в твоей армии? — В моей армии не только демоны и горстка ангелов, но и другие существа, с которыми ты вскоре познакомишься. — Тогда ради чего это все? Все эти смерти, пленения, пытки? Скажи мне! Ты обещал рассказать то, из-за чего я должна буду сама поверить тебе, но сейчас я вижу власть и тщеславие, следующее за ней, — она дерзко вскидывает носик и… бросает мне вызов. Твою мать, какая же она… Дерзкая сука. Позволяю себе ухмыльнуться. Вытягиваю руку и обхватываю ее за затылок, притягивая к себе. Наши лица в сантиметрах друг от друга, она сжимает ладони в кулаки и упирается мне в грудь, но я игнорирую. Она не умеет пользоваться своей силой, а женская физическая — пустяки. Большим пальцем другой руки я провожу по скуле, переходя на линию челюсти: — Кому, как не тебе говорить о тщеславии, а, Вики? Ты, как ни никто другой, знаешь, что это такое, — я демонстративно отстраняюсь, нагло окидывая ее взглядом, намекая на ее внешность, на ее игры с другими мужчинами и людьми. Я знаю больше, чем другие. Я видел их всех в ее голове. Всех тех мужчин, с кем она флиртовала, заигрывала, спала. Но… это наш с ней маленький секрет. — Нет, это не так! Ты унизил меня в кабинете, — вдруг выдает она, ошарашив меня. Ее дыхание участилось, стало горячим и прерывистым. Конечно, я ее унизил, я хотел показать ее место и сделал это. Плевать, что презираю себя за желание обладать ею. Она облизывает нижнюю губу, вновь поднимая на меня глаза. Возбуждение. Я чувствую его. Эта маленькая шлюха возбуждается от грубой силы. Она не может дать отпор, а я ей не подчиняюсь, ей приходится смириться, и вынужденное подчинение — ее фетиш. Я расплываюсь в настоящей, довольствующий улыбке. Вспоминаю ее сидящей передо мной на столе с раздвинутыми ногами, задранным платьем и вздымающейся грудью. Чувствую, как возбуждение охватывает и меня, и я ближе прижимаюсь к ней бедрами. Придет время, и я позволю ей кончить на моих пальцах, и она будет громко кричать от оргазма мое имя. Я наклоняюсь ближе, прижимаясь лбом к ее лбу, и шепчу прямо в губы: — Прости за то, что там произошло. Считай, это была небольшая месть за твою шалость в зеркале. Она вдруг на мгновение замирает, перестает дышать и широко открывает глаза. Конечно, ты удивлена, Вики, ты не ожидала от меня таких слов? Думала, я буду злым, жестоким и беспощадным? Я заставлю тебя, суку, запутаться в своих ощущениях ко мне, и ты сама преподнесешь мне свое сердце в качестве главного трофея этой войны. Дрянь. — Бонт, — вырывается тихий шепот из ее пересохших губ, и меня на удивление не бесит это прозвище. Пусть будет так. Чувствую, как ослабли кулачки на моей груди, и наклоняюсь ближе к ее уху: — Но все это мне хотелось сделать с тобой еще тогда и даже больше. А вот тут я не вру. Перед моими глазами вновь она в нижнем белье, в зеркале, раздевается так, словно танцует на сцене, а я ее главный наблюдатель, ни капли не смущаясь. Как она наслаждалась производимым на меня эффектом… Так наслаждаюсь сейчас и я. — Как интересно, — вдруг раздается незнакомый женский голос за моей спиной. Я не узнаю голос, но точно знаю эту гребанную ленивую интонацию, мерзко тянущую слова. Эта интонация воплощается во множестве голосов, но суть всегда одна. Тенебри. Я слегка отстраняюсь от девчонки. Мне не хочется выпускать ее из рук, нас так неудачно прервали. — Вики, возвращайся в лагерь, — игнорируя посетителя, шепчу ей я. — А если я попытаюсь сбежать? — вдруг тихо говорит она. В груди что-то неприятно защемило. Я представляю, что она внезапно исчезает из моих объятий и у меня больше нет возможности к ней прикоснуться. Нет, не поэтому мне мерзко. Мне мерзко, потому что я не воплотил свой план. Я не допущу этого. — Просто пообещай, что не сделаешь этого. — И ты поверишь? — также шепотом отвечает она. В ее широко открытых глазах я вижу вызов, и я сдерживаю саркастичный хмык. Сучка дразнит меня. Пытается играть. Неужели ты еще не поняла, что ты не победишь в игре со мной? Ты даже не знаешь правил, по которым мы играем. — Даже если сбежишь — я все равно найду тебя, — жестко произношу я, нехотя отстраняюсь от Вики, напоследок пропустив сквозь пальцы ее волосы из растрепавшегося хвоста. Она недоуменно хмурится, увидев незнакомую девушку в черном плаще. Переводит взгляд с меня на нее и обратно, но ей хватает ума не задавать вопросов. Пригладив безвозвратно выбившиеся пряди у лица, Вики отвела взгляд от Тенебри и пошла в сторону лагеря. — Тенебри, — мой голос полон закаленной стали, скрывающей будоражащее мое нутро возбуждение. — Позволю себе напомнить, что эта девушка не входила в наши планы, — лениво протянула она достаточно громко, не двигаясь с места. — Она входит в мои планы, — отрезаю я, скрестив руки на груди. — Но тебя они не касаются. — Любые побочные действия могут помешать… — Никто ничему не помешает, — прерываю я поток раздражающего меня вытья. Она всегда меня бесила, но приходится мириться с ее присутствием. — Возможно, мне стоит рассказать ему о происходящем, — я слышу скрытую угрозу в ее голосе, но мне на самом деле чертовски плевать. — Делай, что хочешь. Не забывай одного: без меня ему все равно не выбраться. — В твоих интересах выполнить свою часть уговора, — напоминает мне Тенебри. Я кривлю рот в усмешке, оставаясь полностью беспристрастным: — Плевать. Я все равно не держусь за этот прогнивший мир.ВИКИ
Спотыкнувшись в очередной раз, обещаю себе больше не поворачиваться. Я заламываю руки, чтобы остановить тремор в конечностях, и глубоко дышу, пытаясь успокоить сердце. Его прикосновения, слова, жесты… Все это я никогда не ожидала от Мальбонте. Он представлялся мне жестоким и беспощадным, железным и непробиваемым. Не таким… Чувственным. Я поднимаю руку, прикасаясь к щеке, на которой еще ощущаются его прикосновения, и меня вновь окунает в водоворот чувств, что я испытывала на обрыве рядом с ним. Ощутимое прикосновение шершавых пальцев к моему лицу — жест, который никак нельзя назвать невинным и равнодушным. В его темных глазах плескались потаенные желания, а горячее дыхание обжигало кожу. Он хотел сделать все это со мной очень давно и произошедшее в кабинете было не только наказанием, я уверена. Я чувствовала его физическое влечение, об этом даже не нужно было говорить. Он извинился. Не могу поверить! Неужели это проявление Бонта в нем? Он был так жесток со мной в кабинете, а сейчас… Что вынудило его так вести себя? Что заставило извиниться? Где он настоящий, и о чем на самом деле думает? Его поведение противоречиво и совсем мне не ясно. Но одно я знаю точно: его прикосновения — не вынужденные, он касается меня потому, что хочет. Он делает то, что хочет. Он вызывал во мне желание, теперь я знаю точно, что это взаимно. И это больше не воспринимается унижением. Я знаю, что значит мужское влечение, и понимаю, какие козыри у меня в руках. Я вновь оглядываюсь на оставшиеся позади фигуры. Сбрасываю с себя наваждение, стараясь сосредоточиться на важных вопросах. Кто такая Тенебри? Темная фигура в черном капюшоне вызывает очередные вопросы. О каких планах идет речь? Нам так и не удалось поговорить о его дальнейших действиях, а ведь я рассчитывала сделать это сегодня. Я вхожу в лагерь и попадаю на центральную улицу. Оглядевшись, понимаю, что до сих пор остаюсь незамеченной и у меня есть возможность… Что-то предпринять. Попытаться сбежать вопреки данному обещанию? Отчего-то у меня не возникает сомнений, что он точно найдет меня. Я даже не успею долететь до школы, как буду поймана и, возможно, именно им. Что он сделает со мной, если поймает? У меня в голове возникает множество вариантов, но, к сожалению, в основном сексуального характера. Вряд ли он сделает это приятным для меня. Совершенно не хочется испытывать его терпение… Выбор падает на вариант «осмотреть прилежащие улочки». Прижавшись к краю улицы, медленным шагом иду вперед мимо палаток и деревянных построек. На окраине почти никого нет, часовой как раз идет в другую от меня сторону. Подойдя к первому повороту, сворачиваю в переулок. Что я ищу? Я не знаю, но любая информация может мне пригодиться. Вдруг где-то там находятся заключенные? Если у меня будет возможность их освободить, я обязательно ею воспользуюсь. И неважно, какой силы гнев Мальбонте мне придется испытать. Я не сильно верю его слову, пока что. А может, я найду какие-то припасы? Солнце клонится к закату, но все еще хорошо освещает местность. Дорога вымощена щебнем, достаточно узкая, в отличие от центральной, и нелюдимая. Мой взгляд падает на высокие деревянные коробы типа контейнеров на доках, но они наглухо забиты досками, и я совершенно не знаю, что там может быть. Оглянувшись и никого не заметив, подхожу ближе и прислушиваюсь. Вдруг оттуда раздается какой-то шубуршащий звук. Я кладу руку на дерево. — Заблудилась? — вдруг слышу знакомый голос, ставший мне родным за время короткой жизни бессмертной. Я резко оборачиваюсь и вижу Ади. Нахмурившись, складываю руки на груди и вскидываю подбородок. — Теперь ты один из тех псов, что приглядывают за мной по приказу Мальбонте? На лице Ади появляется скупая улыбка, я бы даже сказала печальная, грустная. — Вообще нет… Вернее да, я следил за тобой, но не по его приказу, — он беспокойно озирается по сторонам, а затем делает шаг ко мне, я же делаю шаг назад. — Не приближайся ко мне! — выставляю руку вперед. — Вики, послушай, — начинает он, и я слышу в его голосе тревожные нотки, словно он чувствует вину. — Я не за Мальбонте, — говорит Ади, понизив голос. Он снова озирается. — Но здесь я смогу сделать больше, чем там, в школе. Я опускаю руки и и недоверчиво прищуриваюсь. Всматриваюсь в лицо бывшего друга и, черт меня дери, но я вижу по его глазам, что он говорит искренне. Не знаю, я очень плохо разбираюсь в людях, но сейчас я ему верю, или просто очень сильно хочу верить. — Но ты ушел, не сказав нам ни слова! — Я не мог, ты же помнишь ситуацию… Все произошло так быстро. И когда я узнал, что это Фенцио… — он поджимает губы, не договорив, проводит рукой по волосам и опускает взгляд. Ему тяжело об этом говорить, я вижу. Ему и не нужно. Я знаю, о чем он. Для нас всех было шоком, что это Фенцио убил Сэмми. В моей груди сердце защемило, я помню, каким потрясением для нас всех стала смерть Сэмми, особенно для Ади. Я чувствую, как горький ком печали застрял у меня в горле. — Ты здесь из-за него… — шепчу я и делаю шаг навстречу. Ади тоже подается вперед и обнимает меня. Он утыкается мне в плечо и меня неожиданно охватывает чувство, будто я дома. Удивительное, теплое чувство, которое я потеряла несколько дней назад и думала, что безвозвратно. Невероятно, как один человек может изменить наше состояние. — А ведь я тебя уже ненавидела, — говорю я, крепко зажмурившись. — Думала, ты предал нас, как Фенцио. — Ты меня сейчас сильно оскорбляешь, — хмыкает он, пытаясь хорохориться. — Я планировал убить эту мразь, и, если удастся, сбежать, но потом появляетесь вы, нагло руша мои планы. — Звучит так, будто ты нас обвиняешь, — я оторвалась от него и встала напротив. — Считай, что так и есть, — на его лице вновь появилась фирменная кривая ухмылка и дерзкий взгляд. Где-то в глубине этого жаждущего мести Ади прячется тот самый Ади, которого я знаю: уверенный, дерзкий и, несмотря ни на что, добрый. В носу вдруг защипало и глаза стали покрываться пеленой. — Мы отправились за провиантом, — говорю я. — В школе большие проблемы: все разрушено, нет еды, проблемы с водой, но самое худшее: цитадель не собирается нам помогать! Энди знал, где мы можем достать хотя бы еды, но нас перехватили… — Это все Фенцио. Мальбонте было плевать на школу, но предатель настоял, чтобы школе отрезали доступ к провианту. Он видит угрозу в ней, — Ади резко посерьезнел. Раньше я никогда его таким не видела. По крайней мере, до событий, перевернувших наши жизни на до и после. — О, Шепфа, да что школа может противопоставить Мальбонте? — Я не знаю, Вики, но думаю, что у Фенцио свои мотивы. — Что бы это ни было, ему нужно помешать! — горячо восклицаю я. Ади глубоко вздыхает, обхватывает мои плечи и смотрит прямо мне в глаза: — Именно. Поэтому первое, что нам нужно сделать, это освободить пленных. Там много наших, из школы. — Эй! — из-за спины Ади раздается чужой голос и мое сердце от неожиданности сделало маленький кульбит. Ади вдруг резко делает шаг вперед, обхватывает меня у основания крыльев и соединяет их вместе, другой другой скрутив мне правую руку за спину. — Ауч! — вскрикиваю я от боли, недоуменно воззрившись на него. Место, откуда растут крылья, очень чувствительное, почти болезненное, любое прикосновение отзывается дрожью. — Прости, — чуть наклонившись ко мне, прошептал Ади. — Я нашел ее! — громко кричит он. — Какого-то черта девка Мальбонте шастает по лагерю одна! Он разворачивает меня по направлению к главной улице и я вижу караульного, идущего нам навстречу. Ну, все понятно. Я наигранно пытаюсь вырваться, но, естественно, у меня это не получается. Воинственно встречаю взгляд хмурого караульного. — Мальбонте сам отправил меня одну в лагерь, я ничего не сделала, — спокойно, но недовольно говорю я. Караульный подходит к нам и переводит недоверчивый взгляд с меня на Ади. Он что-то заподозрил? — Или не успела. Фенцио предупреждал, что она опасна, — говорит он Ади. — А вы не вместе учились в школе? — караульный хмурится и недоверчиво смотрит на нас по очереди, и, видимо, у него появляются определенные мысли на этот счет. — Здесь много, кто со школы, — отвечает Ади. — Я отведу ее в покои Мальбонте. — Нет, — вдруг говорит караульный. — Ее искал Фенцио, я сам отведу. Он перехватывает мою руку, скручивает вторую, соединив вместе, и толкает вперед. Бросаю последний взгляд на своего друга. Ему тоже не доверяют? Или тут вообще никому не доверяют? Меня толкают вперед и я, смирившись, покорно иду. Ади остается позади. До меня в последний раз доносятся звуки шебуршания из контейнеров. Интересно, Ади в курсе, что в них? Я даже не успела спросить. Мы вообще не успели ни о чем поговорить, но я все равно чувствую душевный подъем сил. Я больше не одна. Пусть нам не удалось поговорить, но это не последний раз, когда мы видимся. Если Мальбонте не освободит пленных, как обещал, мы сами это сделаем. Значит, у Фенцио есть свои мотивы? Немудрено. Только знает ли об этом Мальбонте? Если нет, я буду… разочарована. Держать у себя под носом мразь-предателя - все равно что с врагом якшаться. Не боится ли Мальбонте, что Фенцио его предаст во имя своих целей? У меня вырвался легкий смешок. Наверное, я слишком примитивно думаю о Мальбонте. Он совершил невозможное: вырвался из тюрьмы, из которой нет выхода, неужели он не увидит, кто действительно на его стороне, а кто лишь создает видимость? Можно ли вообще его обдурить? Хотя я сама планировала провернуть то же самое… Видимо, не так уж и все люди последовали за ним по своей воле. Я насчитала уже как минимум двоих, не считая меня, кто служит ему во имя своих целей. Не сильно воодушевляющая статистика для него. Нужно будет посеять зерно сомнений насчет Фенцио в голове Мальбонте. Мы подходим к какому-то зданию, и караульный, толкнув дверь ногой, входит вместе со мной внутрь. Это оказалось огромное помещение без перегородок, заполненное ангелами и демонами. Весь пол устелен матами, по периметру стоят тренировочные манекены. Тренировочный центр. Ангелы и демоны дерутся в парах, в некоторых случаях нападают трое на одного. — Фенцио! — караульный окликает бывшего ангела и тот оборачивается с уже неприязненным оскалом на лице. Это взаимно, ублюдок. — Она ходила сама по лагерю, без охраны. — Пыталась сбежать? Ну и мерзкий же у него голос. — Прежде чем пытаться меня ударить, советую поинтересоваться у Мальбонте, почему я оказалась одна без сопровождения, — предвещая очередной пинок от придурка, говорю я. Не то, чтобы я боялась, но… Черт возьми, это сложно назвать приятным. И если есть возможность избежать рукоприкладства, я, пожалуй, ею воспользуюсь. Фенцио недоверчиво прищуривается, его верхняя губа дергается в немом презрении. Вижу, как он борется с желанием ударить меня якобы в качестве наказания, и обдумывает мои слова. Думай, тварь. По возможности, я тебе тоже спокойной жизни не дам. — Обязательно спрошу, — наконец отвечает он. — Пошла заниматься! — он хватает меня за плечо и толкает в центр зала. — Ной! Устрой этой девке показательный бой! ***ВИКИ
Я не знаю, сколько часов меня истязали в этом чертовом тренировочном зале, но… Черт, мне стыдно, но я реально подумываю о том, что, наверное лучше б я отказалась сотрудничать с Мальбонте и осталась сидеть в тюрьме. Меня почти под руки привели к душевой и оставили перед дверью. Я чудом не сваливаюсь прямо около нее. У меня болит полностью все тело, даже не могу опознать конкретное место. Всё. До. Мизинца. Я толкаю дверь вперед но она не поддается. Несколько долгих мгновений пытаюсь ее открыть, пока хилая мысль о том, что дверь наверняка открывается на себя, не посещает мою голову. Я бы засмеялась над своей тупостью, если бы могла. Может, однажды в жизни я еще посмеюсь над этим. Если выживу. Тяну дверь на себя и вваливаюсь внутрь. На ощупь отыскиваю включатель и врубаю свет. Упершись спиной в закрывшуюся дверь, дрожащими пальцами медленно стягиваю с себя футболку и оглядываю свое тело. Мое некогда холеное тело сейчас усеяно бесчисленным количеством синяков и кровоподтеков. Самый яркий синяк вдоль ребер: кто-то ударил меня резиновой палкой. В момент удара я думала, что мне сломали ребра, но позже осознала, что не смогла бы в таком случае нормально дышать. А я могла, и проклинала это. Провожу руками по своему животу, а внутри все переворачивается от боли и дрожи, охватившей мое тело. Ногти обломаны под мясо и саднят, костяшки стерты до крови, плечи, грудь — все в синяках. Я боюсь представить, что с моими ногами, а ведь был момент, когда я упала, и меня просто пинали ногами куда попадут. Трясущимися руками пытаюсь расстегнуть пуговицу и молнию на джинсах и обреченно смотрю на душ. Я бы не отказалась сейчас от порции обезболивающего. На автомате снимаю с себя остатки одежды, распускаю волосы и встаю под душ, включая воду. Сначала льется просто ледяная вода, и в обычной жизни я бы, наверно, выпрыгнула вмиг, но сейчас это меньшее, что меня беспокоит. Двигаю переключатель в сторону горячей и жду, когда станет теплее. В холодной воде мое тело покрывается мурашками, я чувствую себя спартанцем в условиях выживания. Несмотря на боль, я терплю, я собрана, готова и дальше идти наперекор препятствиям. Но стоило только горячей воде обдать мое измученное тело ласковым теплом, как вместе с ней приходит жалость к себе. Меня избили. Под видом тренировок Фенцио устроил показательное избиение той, кого он ненавидит. Я пыталась сопротивляться, давать отпор, но что говорить, я не умею драться. У меня никогда не было практики в ведении боя: ни рукопашного, ни с оружием. Что он ожидал, как я должна была отбиваться? За что он меня так ненавидит? Я ненавижу Фенцио за предательство, и считаю это обоснованной причиной. Но что ему сделала я? Ответа у меня нет. Но одно я знаю точно: в его силах однажды меня убить, и, возможно, проделать это чужими руками. Вода становится все горячее, пропорционально растущему щемящему чувству у меня в груди. Я обхватываю себя за плечи руками и жгучие слезы градом льются из моих глаз. Я жмурюсь, но не пытаюсь их сдерживать. Глубоко вздыхаю и вновь срываюсь на рыдания, уже вслух, громче. Я не думаю о том, что меня кто-то услышит, да и кому, кроме Ади, есть дело до меня. Я здесь одна, никто меня не защитит и никто не поможет. Меня могут избивать, как им вздумается, издеваться надо мной, и все, что я смогу, лишь дерзко отгавкиваться. Лучше бы я осталась со своими в тюрьме, одиночество поглощает меня. Волна жалости к себе постепенно утихает, слезы прекращаются и я уже более трезво могу мыслить. Я оглядываюсь в поисках мыла и шампуня. Пусть я одна, только им меня не сломить. Если Мальбонте отдал меня на попечение Фенцио, значит он хочет, чтобы все это происходило со мной. Им я не могу прикрываться перед Фенцио. Чертов ублюдок, однажды я вырву твое сердце собственными руками и раздавлю каблуком. Не знаю откуда во мне эта ярость, но мне больше не жалко себя, жалость переросла в еще большую ненависть к мучителю. Я не заслуживаю того, что он со мной делает. И я больше не позволю ему так с собой обращаться. Если он снова отведет меня в тренировочный лагерь и позволит другим избивать меня, я убью его прямо там. И пусть это будет последнее, что я сделаю, я буду рада так оборвать свою жизнь. В подробных картинках я представляю, как буду убивать Фенцио, и даже не замечаю, как вся помылась, слегка даже очухалась от перенесенного потрясения. Выйдя из душа вдруг осознаю, что не взяла чистой одежды. Какая одежда, черт возьми? Меня толкнули лбом в душ! Ублюдки. Оборачиваюсь в полотенце и выхожу в коридор. Благо моя комната рядом с ней. ***ВИКИ
Что-то беспокоит меня. Я знаю, что уснула, провалившись в беспамятство, но что-то настойчиво вытаскивает меня из сладкой темноты. Я не хочу возвращаться, не хочу, но… Помимо предчувствия, неосязаемого понимания, что что-то мешает мне спать, я ощущаю вполне реальное прикосновение к лицу. Боже, нет, пожалуйста, только не удары снова, мне нужно восстановиться. Я вымученно открываю глаза. Лежу на боку, укрытая одеялом до самого подбородка, часть волос закрывает мое лицо и его рука. Мальбонте склонился надо мной, а его рука убирает мои волосы с лица. Кровать находится прямо около окна, и мне хорошо видно его эмоции. Как и ему мои. Его рука отодвигает прядь моих волос, обнажая кровоподтёк на скуле и разбитую губу. Я хотела бы сделать взгляд более воинственным, показать ему, что ты меня не сломаешь, нахмуриться в ответ, но сил нет. Я не готова сейчас играть, мне надо восстановиться… Я слегка дергаю головой, чтобы стряхнуть его руку, и прядь волос вновь попадает мне на лицо. Пожалуйста, уйди, не сейчас. Но его рука уже более грубо хватает меня за подбородок и поворачивает к себе, заставляя широко открыть глаза. Все лицо отдает резкой болью и я не сдержавшись заскулила, широко открыв глаза. Он зол. Отчего-то он чертовски зол, и я не понимаю, чем успела его взбесить. — Что это? — требовательно спрашивает он. Я теряюсь, не зная, что сказать. Что он хочет услышать? Что «что это»? — Я спрашиваю, ЧТО ЭТО, твою мать?! — он встряхивает меня за подбородок и из меня вырывается стон боли. Его глаза быстро наливаются злостью, мельтешат по моему лицу, улавливая каждый миллиметр. Мальбонте отпускает мое лицо и резко откидывает одеяло в сторону. Он выпрямляется, быстро включает лампу, и нависает надо мной, внимательно осматривая мое тело. В его взгляде нет ни капли вожделения. Только злость, лютая ненависть, и я не понимаю как себя сейчас вести. Я слегка прикрываю грудь, не сильно стараясь, хоть и сплю только в трусиках. Мне больно надевать одежду, все тело саднит. — Я… — начинаю я, и не знаю, что сказать. Во мне дерзости на десятерых хватит, но он застал меня врасплох. Даже самым закоренелым сукам нужно время восстановиться после боя. — Тренировки, — проталкиваю я сквозь горло всего одно слово. Его черные глаза озаряются осознанием, а спустя секунду он… Он медленно наклоняется, укрывает меня одеялом, подхватывает под плечи и колени, и выносит из комнаты.