Run baby run

      Так как Пятый мог перемещаться только на небольшое расстояние, они сначала оказались на углу ближайшей к заведению улицы. Пятый лишь однажды рискнул перенести ее в детстве, потом ее тошнило пару часов, больше они не пытались. Сейчас же ее просто зашатало на месте.              — Ты в порядке?              — В полном, — из-за прыжка Ваня прямо-таки вцепилась в Пятого. Она поспешно отошла от него, не желая доставлять неудобств. Пятый не любил лишних прикосновений. Ей он этого не запретит, но это не значит, что ему будет приятно. Однако отказать себе в слабости было трудно. Пока они шли, Ваня то и дело касалась его ладони. Она не знала, замечал ли он это, но даже если так, то позволял, никак не комментируя.              Такси им повезло поймать быстро. Пятому пришлось переместиться в одно и убедить таксиста спокойно принять их. В противном случае он пообещал парню, что тот проведет оставшуюся часть вечера уже в багажнике этой машины. Ваня даже не ощутила жалости к бедному таксисту, чуть в обморок не упавшему от возникновения незнакомца.              С того момента, как Пятый вывалил перед ней целую кучу информации — обманщик Леонард, скрытая сила, таблетки отца — она даже не думала об этом. Как будто пока она не обдумает его слова, можно притвориться, что все как было. Лео, ее милый обманщик. Как легко он запудрил ей мозги, как хорошо отыгрывал роль. И как полюбил за то, что ее можно было использовать.              Самое странное было в том, что она даже почти не злилась. Словно фаза принятия наступила слишком быстро. А чего она ожидала? Что в кои-то веки Эллисон была неправа? Что хоть кто-то полюбил ее просто за то, что она была Ваней? Идиотка, слышала же с первых секунд тревожный голос, упрашивающий ее не подпускать Лео. Но идея быть любимой так манила.              Остановившееся такси выдернуло ее из мыслей, но как только Ваня поняла, куда они приехали, выходить расхотелось.              — Академия — самое очевидное место для пряток, — ее слова не произвели никакого эффекта на Пятого. Сразу уехавшее такси умудрилось колесом проехаться по луже так удачно, что подол платья стал грязным. Ваня даже радовалась еще одной причине его снять. Если она, конечно, сумеет найти другую подходящую одежду.              — Дом, милый дом, — Ваня скептично глянула на Пятого, — Могу поспорить после похорон ты уже не надеялась здесь появиться.              — Отнюдь. Разве ты не видишь безудержной радости в моих глазах? — Пятый чуть ухмыльнулся на ее слова, но тут же пошел к дверям.              На самом деле, Пятый попал в точку. На похоронах она провела в академии от силы пару часов, но этого хватило с излишком. Это место было для нее чужим, им и останется. Не дом, лишь клетка, содержащая в себе самые печальные моменты жизни. После стольких лет академия казалась домом с приведениями, застывшим во времени. Все внутри, словно карикатурные декорации, но при каждом взгляде на старую мебель, картины и пыльные полки Ваня вспоминала, как блуждала по этим коридорам столько лет, не зная куда приткнуться. В свою комнату она даже не заходила в тот день.              А теперь, как ни иронично, она вновь должна пересечь злосчастный порог. Стоило догадаться, что Пятый выберет это место, хотя Ваня сначала подумала о своей квартире. Спонтанная мысль о единственном безопасном уголке. Но квартира перестала быть крепостью, Леонард знал о нем. Теперь то место было лишь еще одним воспоминанием об иллюзорном счастье с человеком, которого она не знала.              — Он сюда не сунется. Даже на Клауса с опаской посматривал. Пока здесь я или Диего с Лютером, его ноги здесь не будет.              — Они здесь? — слабая надежда на защищенность потухла под возгорающимся чувством разочарования.              — Где ж еще им быть? — Пятый сказал это в своем типичном небрежном тоне, мол какую глупость ты несешь. Однако, заметив ее настрой, он чуть помедлил, добавив, — Насчет Диего не уверен. Пойдем, ты и так замерзла.              — Может, есть другое место? — слова прозвучали так жалко, что Ваня тут же замолчала. Возвращение в академию пугало своей неотвратимостью. В этот раз будет уже не короткий визит, и она боялась, что здание просто поглотит ее, кинет в пучину тех переживаний, которые она бы предпочла не возвращать. А перспектива общения со всеми членами семьи отталкивала еще сильнее.              — Ваня, — у Пятого это вырвалось так устало, что проснувшаяся совесть дала ей под дых.              — Почему сюда? Они же меня ненавидят, — Пятый подошел к ней, и Ване на секунду захотелось отшатнуться.              Перестань, Седьмая! Не канючь, чем быстрее ты зайдешь в эту комнату, тем будет лучше. Не вынуждай меня…              Голос отца казался неясным видением. Ее прошлое, которое Ваня не помнила, стало пробуждаться с того момента, как она узнала о силе. Ее сознание будто взбунтовалось, открывая захороненное в самых дальних уголках памяти.              — Ты меня не заставишь, — слова звучали незнакомо, хотя она отчетливо слышала собственный голос. Сила в ней забурлила яростнее, принимая яркую эмоцию хозяйки, впитывая ее и разрастаясь по телу.              Мне страшно, папа. Не оставляй меня здесь, я больше не буду.              Твоя сила еще неизвестна нам. Так будет лучше.              — Ваня, так будет лучше.              — Нет, не будет. Ты меня боишься, да? Этой силы? Боишься, совсем, как он. Он тоже убеждал меня, пользовался моим доверием. Он, потом Леонард, а тут еще и…              — Ваня, — на этот раз Пятый не стал осторожничать, и сильно встряхнул ее, удерживая за плечи, — Это же я.              И в этот момент что-то в ней переломилось, вспышка силы, грозящая вырваться утихла в момент. Пятый, это же Пятый. Мальчик, которому она залечивала раны, когда украдкой забиралась в медицинский кабинет, пока Пого и Грейс старательно делали вид, что им не помешает ее помощь. Пятый, который слушал, как она играет, никогда не прерывая. Пятый, который переместил Диего на крышу академии за обидную издевку в ее адрес.              Пожалуйста, папа, не надо. Мне так страшно оставаться там одной.              — Там было так темно, я помню. И везде мне мерещились страшные тени, будто я сидела в окружении притаившихся монстров. Я была одна в том помещении, где запер меня. Я была опасна.              — Это закончилось, Ваня. Никто больше не посмеет тебя и пальцем тронуть, не то что запереть. И ты не одна, ты можешь рассчитывать на меня и на них тоже, — из горла Вани вырвался смешок.              — Ты сам то веришь в это? Они никогда меня не принимали, а тут вдруг порадуются мне. Еще и с силой этой. А если я правда могу навредить, и отец был прав? Тогда что?              — Отец не всеведущ. Он просто не справился с контролем твоей силы, потому что метод “поорать и заставить” с тобой не сработал. Теперь все будет иначе, — Пятый чуть наклонившись, не позволяя ей отвести взгляд, продолжил, — Ты здесь своя, им придется это признать.              Ваня не сразу поняла, что он успел накинуть ей на плечи свой пиджак, и с запозданием укуталась в спасительную ткань. От ворота пахло кофе, и запах вернул ей стойкость. Пятый галантно открыл перед ней дверь. Джентльменские привычки было особенно забавно замечать после этого случая в такси. Интересно, они на кого-нибудь кроме нее распространялись?              Первый этаж академии был окутан темнотой. Ваня ощутила себя в одном из тех снов, которые не оставляли ее в покое целый месяц до похорон Реджинальда. Будто предзнаменование его гибели витало с ней задолго до того, как все произошло.              — Наверняка, папа обожал готические романы, — смешок Пятого разрезал воздух, заставив ее вновь откинуть тревожные ощущение. Она не была в кошмаре, больше нет.              — Поднимайся пока в мою комнату, я поищу Грейс, — знакомый звук хлопка пронесся эхом по пустующей гостиной.              Пройдя наверх, она раздосадовано признала, что помощь Грейс сейчас бы не помешала. Дорожная пыль, перемещения и треклятая лужа превратили подол платья в жалкое подобие того, чем оно было. Не то, чтобы Ване было жаль, платье раздражающе путалось в ногах весь вечер. И как бы ей не говорили, как она в нем прелестна, Ваня чувствовала себя словно в чужой коже.              Неожиданно кто-то выбил из нее дух, неудачно врезавшись. Этот удар частью разума воспринимался как закономерное завершение вечера. Накренившись, она запуталась в подоле окончательно и умудрилась упасть.              — Ваня? — впервые за весь вечер захотелось звучно крепко выругаться. Хрипловатый грубый голос Диего был самым изощрённым наказанием, — Чего это ты так вырядилась?              — Ты спишь и видишь худший свой кошмар. Собираюсь с тобой на свидание.              — Очень смешно, — Диего все же подал ей руку, помогая подняться. Брат держался не так холодно, что ввело ее в замешательство. А потом она внезапно вспомнила, что он не приходил на помолвку. Надо же, их отсутствие на празднике казалось важным ещё час назад, — Слушай, Вань, наверное, это было слишком — не прийти на...              — Забудь, все отменилось, — Диего так и замер с приоткрытым ртом, а потом его лицо прояснилось.              — О, так даже лучше, — моментально поняв, что звучит это вдвойне гадко, он быстро добавил. — Просто я подумал, что ты все равно там волнуешься. А я все только испорчу.              Ваня бросила на него недоверчивый взгляд, но, очевидно, он не врал. Диего вообще был удивительно честным человеком, что порой восхищало. Ей бы с такой уверенностью говорить все, что на уме. В последний раз такое сожаление крылось в его глазах, когда они были гораздо младше. Когда за чередой постоянных подколов она замечала отблески вины за сказанное. Но что от этого было толку, если на следующий день он стрелял в нее новыми обидными фразами.              — Не все ли тебе равно? После книги ты меня возненавидел, — Диего чуть приосанился и хмыкнул.              — Да, за книгу я злюсь. Ты там так красочно описала все наши грешки, сложно было не злиться. После этого я думал, ты не захочешь возвращаться. Да так оно было бы безопаснее. Ты ведь самая нормальная из нас. Поэтому, когда узнал о помолвке, подумал, что у тебя все и так хорошо без нашего вмешательства, которое может угробить все, чего коснется.              — Почему ты просто не сказал это раньше? Все это время, — Ваня больше не чувствовала ни отрешенности, ни той волны тревоги, вечно подстерегающей ее. Все это уступило сладковатой горечи, и это ощущение было еще хуже. Апатия позволяла ей отдохнуть от переизбытка эмоций, тревога хотя бы помогала выпустить гнев, пускай и вела к плохим последствиям. А эта душевная тоска лишь ноющей раной заседала в сердце. Сколько времени было потрачено, сколько они одиночками жались по углам академии, даже не думая, что хоть раз могли бы не отворачиваться друг от друга, а просто сказать все начистоту.              — А ты разве говорила? До того, как решила все рассказать в книге, а потом выпустить это на весь мир, — в его тоне тоже сквозила обида, и Ваня, уже хотевшая оспорить это, потерянно замолчала. Они отталкивали ее всю жизнь, но так уж ли она отличалась? Ваня не огрызалась в детстве, но и не шла навстречу, предпочитая уходить в тень при любой возможности.              — Выходит, мы все отличились, — сдавшись, буркнула Ваня. Диего согласно хмыкнул. Должно быть, это был их самый нормальный разговор за всю жизнь.              — Так что случилось? Он тебя обидел? — Ваня чуть нахмурилась. Всё-таки видеть его в позиции защищающего брата было непривычно.              — Он меня не любил, вот и все, — объяснять все сложности у нее не было ни сил, ни желания.              — Как бы там ни было, сочувствую. Даже хорошо, что не успела обручиться с таким придурком.              — А Пятый тебе не говорил о…              Ваня не решалась продолжить, не зная, как толком подать эту мысль. По недоумению в глазах она поняла, что вообще зря начала этот разговор. Пятый наверняка уже должен был рассказать кому-то из команды о своей находке. Вот только кому? Наверняка, Эллисон. Насчет Клауса она сомневалась. А что будет, когда все узнают? Диего сейчас мирный только потому, что они более-менее поговорили, но ведь это лишь короткое затишье. Все изменится, когда они узнают о силе.              — Пятый? О чем этот засранец должен был мне рассказать?              — Чувства взаимны, Диего, — они оба вздрогнули и повернулись к неожиданно возникшему Пятому. В тени дома его фигура казалась почти угрожающей, ничем не напоминая открывшегося ей на балконе парня, — Я, кажется, просил тебя ждать в моей комнате.              Диего такому положению дел был не рад. Привыкший спорить за главенство с Лютером, ему приходилось наблюдать, как теперь и Пятый пытается командовать.              — Да что за секретики? Я ей тоже не последний человек, — прекрасно, сейчас она меж двух огней. Интересно, чей доберется до нее быстрее.              — Ты то? Диего, напомнить тебе, как ты ласково с ней обращался? Вовремя решил включить любящего братца, — Ваню удивило, что Пятый так резко сорвался, хотя он контролировал себя весь вечер.              — Сказал тот, кто оставил ее на пару годиков, — с усмешкой ответил Диего, и Ваня едва прикрыла глаза. Началось. Ваня ощутила, как сила снова впивается в нее уколами ярости. Дело ведь не в ней, просто в привычке соревноваться в чем бы то ни было. Не так давно они даже не волновались о том, что она переживала, а сейчас готовы были перейти на бессмысленное рычание.              — Ты ничего об этом не знаешь, закрой рот, — Пятый угрожающе приблизился, но Диего не чувствовал опасения перед таким молодым парнем.              — Заткнитесь оба, — вырвалось у нее тихо и четко. Слова ее моментально разрушили нагнетающуюся атмосферу между братьями, оба автоматически повернулись к ней с растерянными лицами, — Вы только и можете, что решать, кто из вас лучше, а кто хуже. Неужели хоть раз нельзя просто подумать о чем-то кроме вашего горящего тщеславия? Хотите потешить свое эго? Меня сейчас тошнит от вас обоих!              Ваня повышала тон постепенно, но, начав, уже не могла остановиться. Ее просто вымораживало, как даже сейчас они умудрялись переводить все внимание на себя. Их не волновало, что объекту их обсуждений что сейчас, что раньше было невыносимо. Люстра угрожающе покачнулась, и Ваня, уловив это движение, ощутила, как весь запал схлынул с нее.              Опасна, ты опасна, пока я не найду решение для этой проблемы, Седьмая. А пока подумай над своим поведением.              — Я иду в свою комнату, — слова вырвались у нее не рассержено, а скорее испуганно. Она заметила, что Пятый, проследив за ее взглядом, тоже заметил покачивание люстры. Ваня не стала дожидаться ответной реакции и быстрым шагом ушла, игнорируя как братья поочередно позвали ее.              Какое-то время она почти ждала, что рядом блеснет голубое свечение, и Пятый окажется рядом. Но тот, видно, решил оставить ее в покое. Ваня не знала, рада она этому или нет. От постоянных противоречий грудную клетку почти жгло. Или же это было ощущение той самой силы. Силы, надо же, кто бы мог подумать. Ваня и сила. Название ее книги теперь было ложью. Вся ее жизнь была ложью. Она желала узнать, как так все вышло, и при этом не хотела новых потрясений. Лучше всего было сейчас заснуть и проснуться своей старой, обычной версией, чьи проблемы крутились вокруг Леонарда и неуверенности перед свадьбой.              Ваня оглянулась, понимая, что неосознанно вышла к своей комнате. В отличие от остальных детей, она проводила в комнате гораздо больше времени, иногда вовсе не выходя за ее пределы. Ей чудилось, как ночью в стенах этой комнатки скрывались все ее потаенные страхи. Совсем как те тени из видений. Хотя на деле не из видений, а из воспоминаний. Сейчас все становилось яснее некуда.              Потянув за ручку, Ваня открыла дверь, медленно проходя внутрь. Обычная пустая комната, напоминающая скорее каморку, чем нормальную комнату для ребенка. Ваня привыкшая к такой тесноте, даже вырвавшись из академии, искала нечто подобное. Не специально, конечно, но ее квартира оказалась не сильно больше этой комнатки. Какова ирония, она думала, что давно оставила эту комнату в прошлом. А на деле старалась выстроить себе ее копию уже во взрослой жизни.              Ваня подошла к окну и открыла его, впуская свежесть дождливого вечера. Запах мокрого асфальта вторгся в комнату, отпугивая тени прошлого подальше. Ваня медленно вдохнула вкусный запах, стук дождя успокаивал, подпевал внутреннему состоянию — больше не горю, лишь лёгкой грусти от принятия.              Платье захотелось сбросить. Наплевав на все, Ваня так и сделала. Разумеется, в шкафу не было вещей, которые могли бы сойти за временную одежду, но Ване уже было все равно. Она сбросила ложное обличие, и, наконец, почувствовала себя спокойно.              Усталость потянула ее к кровати. Ваня даже не удивилась, когда поместилась в нее — стоило смириться с тем, что она всегда будет маленькой. Сон мягко подхватил ее, унося подальше от неизвестных перспектив реальности. Ее комната надёжно укрывала ото всех, хранилище ее слез, страхов, тихого и успокаивающего шёпота Пятого, нежного пения мамы. Отец сюда никогда не заходил, мог только встать на пороге, но линию не переходил, словно сама мысль зайти в комнату ребенка была абсурдна.              Кажется, она проспала полночи, потому что было ещё темно. В полусонном состоянии ей захотелось перевернуться и забыться вновь, но немного полежав, Ваня поняла, что сон окончательно отступил. На самом деле темнота ее успокоила. Значит, день ещё не начался, а другие даже если и вернулись в академию, то спали.              Ваня вдруг замерла, когда ее взгляд метнулся к дверному проему. Почти отчетливо там вырисовывалась фигура отца.              Нельзя вечно прятаться в своей комнате, Седьмая. Только слабые ищут утешения в собственной подушке.              Ваня не выходила из своей комнаты едва ли не месяц, когда Пятый ушел. Единственное, что помогало вставать — необходимость зажечь свет и сделать его любимые бутерброды. Только этим она и жила, как наивный ребенок, надеявшийся, что если будет хорошим и оставит эти маленькие дары, то его желание исполнится.              Приподнявшись, она поняла, что в проеме лишь тень от высокого дерева за окном. Конечно же. Ее взгляд наткнулся на вещи, аккуратно сложенные на стуле. Голубая кофта и джинсы, значит Пятый решил наведаться в ее квартиру. Ей следовало поблагодарить его, когда он проснется.              В академии царила тишина, и Ваня, тихо выскользнув, поспешила на кухню. Есть не хотелось, но просто сидеть и ждать рассвета, было бы ещё хуже. Она даже не удивилась, когда поняла, что в шкафчике пополнились запасы кофе. Лёгкая улыбка озарила ее лицо. Даже когда брата не было поблизости, все вокруг чуть ли не кричало о том, что он вернулся.              — Тоже не спится? — Ваня дернулась, чуть не высыпав все кофе.              — Тебе просто нравится это делать, — раздражённо выдохнула она, оборачиваясь. Пятый старательно прятал ухмылку, что побудило в ней прилив веселья.              — Я не виноват, что ты невнимательна. На самом деле, тебя так легко застать врасплох, — Пятый уверенно подошёл к ней. Ваня слегка посторонилась, кухня была освещена лишь немного. Все уж больно напоминало его визит к ней домой.              — Я поработаю над этим, — и вновь был этот острый, внимательный взгляд. Надо же, на празднике она с трудом могла смотреть в его сторону, а сейчас неприкрыто пялилась. Однако нарастающее смущение от этого факта сбила царапина на его щеке. Вглядевшись получше, Ваня поняла, что и на его шее было несколько царапин.              — Ничего серьезного, — предвосхищая ее вопрос, поспешил сказать Пятый.              — Откуда это? — Его тяжёлый вздох вызвал в ней только больше раздражения. Апокалипсис, она совсем забыла про это, — Это из-за меня? Ты говорил, что тебе надо остановить...              — Не совсем, — он оборвал ее на полуслове, но не собирался уходить от темы, — Это долгий разговор.              Новости о существовании комиссии, о временных линиях и неизбежности Апокалипсиса казались сюрреалистичным сном. Ваня слушала, не перебивая, пока ее картина мира стремительно менялась с каждым сказанным словом. Пятый рассказывал неторопливо о том, как выискивал старательно способ предотвратить ужасное событие в этой реальности.              — После того, как я узнал о твоей силе, все сразу стало на места. Комиссия специально сталкивала тебя с Леонардом. К концу недели ты должна была устроить хаос, скорее всего, из-за своего нестабильного состояния. Только вот я в этом уравнении не предусматривался. Двум неплохим работникам дали задание устранить меня. Однако они не учли, что один из них тоже не в восторге от перспективы уничтожения мира. Хейзел сам помог мне устранить вторую бешеную. Если к нам пришлют ещё кого-то, он поможет встретить их наиболее радушно.              — Устранить тебя? — Ваня немного зависла от этих слов. Разумеется, эта комиссия вызывала абстрактное чувство опасности, но до нее не сразу дошло, насколько все серьезно.              — Тебя это пугает, да? — голос Пятого стал гораздо вкрадчивее.              — А не должно? Могут выслать кого угодно, чтобы тебя устранить.              — Вряд ли кто-то из них может превзойти меня, даже те двое.              — Превзойти? — осознание накатило резко, вызвав болезненный спазм в животе. Он тоже работал там. Пятый молчал, давая ей время обдумать все это.              Разумеется, само понятие убийства было их семье не ново. Семья Амбрелла сталкивалась с этим на каждой миссии, приходя зачастую чуть ли полностью в чужой крови. Отец вышколил их, что подобное нормально, правильно. И они могли убить или искалечить по его указке преступников, террористов и грабителей, толком не воспринимая это всерьез. Сначала им казалось это игрой, просто выбить как можно больше плохих людей и получить награду. Но так было только первое время.              Ваня нередко слышала плач Бена и Клауса, который без умолку начинал болтать с ним, стараясь отвлечь от произошедшего. Пятый после миссий становился мрачен и угрюм, подолгу молчал и с неприкрытым омерзением тер руки, словно не мог развидеть кровь на них. Эллисон испуганно тянулась к Лютеру, а тот просто повторял, как заведённый, что они справились, и это главное. Диего огрызался на всех подряд, особенно на Ваню.              Тебя там не было, что ты можешь знать?              А что она могла знать? Да по существу, и ничего.              И все же их заставляли убивать плохих людей, рисковать собой ради спасения всего и вся. Было ли иначе с Комиссией?              — Ты согласился, чтобы вернуться?              — Это был шанс. Я был в этом пустом, мертвом городе так долго, а потом мне предложили возможность вернуться. Я даже не надеялся уже, но... Я убедил себя, что это будет того стоить. Что каждая жизнь — плата за ваше спасение. Как и за то, чтобы быть сейчас здесь с тобой.              — Пятый.              — Я кажусь тебе не лучше твоего женишка, верно? — ее передернуло от того, как обреченно прозвучали слова Пятого, — В любом случае, пока не кончится неделя, тебе придется потерпеть мое присутствие, а потом уже на твое усмотрение.              — Ты дашь мне сказать? — ей хотелось стремительно прервать этот поток слов, потому что она понимала, что он чувствовал. Заведомо готовился к тому, что она оттолкнет, чтобы не переживать так сильно, когда это произойдет. Она знала каково проходить через это, но видеть, как от того же мучается Пятый, было невыносимо.              Ваня перехватила его ладонь и прижала пальцы к губам, копируя его собственный способ успокоить на помолвке. Ему не нравилась тактильность, но при этом он в ней нуждался. Удерживая на дистанции, она сама хотела, чтобы кто-то разрушил эту дистанцию и прикоснулся. Пятый подобно ей мечтал и одновременно боялся подобной интимности.              Пятый казался сейчас ей таким растерянным и в какой-то мере уязвимым, что Ваня не сдержала порыва нежности. Порывистый поцелуй, казалось, застал его врасплох еще сильнее. Пятый ответил на него не сразу, позволив ей сначала верховодить. Ее пьянила проснувшаяся вдруг уверенность, которую она хотела передать и ему. Вот как он чувствовал себя у нее в квартире. Пятый спустя несколько мучительно долгих секунд перехватил инициативу и уже сам целовал ее жадно, голодно, будто она могла исчезнуть в перерыве между этими поцелуями.              — Ты захотела меня поцеловать после признания в убийствах. Ты же знаешь, что это ненормально?              — Я этого и не отрицала, — не дожидаясь его ответа, она снова поцеловала его коротко, вызвав возглас неудовольствия. Не удержавшись, Ваня чуть приблизилась к его уху и, почти касаясь губами, прошептала, — Знаешь, что правильно? Перестать бегать, находя бессмысленные причины отрицать очевидное. Правильно сейчас быть с тобой. С тем, кто спас меня.              Она нарочно не стала делать акцент на всем мире. Она никогда не была за общее благо, раз уж на то пошло. Ей не вдалбливали это с рождения, как всем членам Академии Амбрелла. И сейчас она была этому рада, потому что не хотела думать о других в эту минуту. Ваня хотела думать о себе, о том, как ей чертовски сейчас хорошо с мужчиной, который возможно убил многих ради этого долго и счастливо для всего мира. Разве он не заслуживал этого и для себя в том числе?              — С каких пор, ты стала такой... — Ваня чуть застенчиво улыбнулась, отходя от Пятого.              — Не нравится? — на самом деле, она сама не до конца знала, откуда взялась эта напористость. Просто ей надоело позволять сомнениям брать верх над собой. Вероятнее всего, все дело было в магии момента. А может, в желании уберечь его и показать, что он заслужил. Они оба заслужили.              — Ещё бы, это вообще то я должен был уверять тебя, что все в порядке.              — Я не отвернусь от тебя. И мне плевать, если это кажется неправильным. Я хочу быть рядом, — Пятый внимательно вглядывался в нее, но она больше не видела недоверия в его глазах, — Подумала, поцелуй это выразит лучше.              — Да, очень красноречиво, — он самодовольно ухмыльнулся, укрывая того Пятого, который только что боялся, что Ваня отвергнет его.              Она помнила, как он не любил показывать эту свою сторону, когда подходил к ней, неуверенный, что затея перемещения во времени сработает. Или, когда у него не получалось добиться прыжков в пространстве, а Диего уже неплохо метал ножи и Лютер без проблем мог поднять шкаф. Пятый привык защищать ее и забывать, что и ему порой нужна защита. Разумеется, он до сих пор это отрицал, но с этим можно было мириться. Главное, что Пятый позволял ей видеть себя таким. Сила внутри нее тепло откликнулась, согревая изнутри. Больше это не напоминало неконтролируемый пожар, выводящий из равновесия, скорее спокойный огонь в камине.              — Бенни, ты должен мне пенни, — тихое напевание отвлекло их, и остатки нежности тут же исчезли из глаз Пятого, когда из-под спинки дивана выглянул слишком довольный Клаус, — Нас рассекретили, Бенни.              — И как давно ты там? — резкие нотки Пятого не произвели на улыбающегося Клауса никакого впечатления.              — Это было так мило, вы такие сладкие вместе, ребята.              — Ты — гребанный придурок, — Пятый опасливо прищурился.              — Пятый, да ладно, он же помог нам сегодня. Помнишь?              — Да, я помог, — Клаус даже выставил указательный палец, усиленно подчеркивая собственную значимость.              — Хоть что-то полезное в жизни сделал, — Клаус оскорбленно приложил руку к сердцу, пока Ваня усиленно кивала ему в сторону двери.              — Да брось, вообще то он помог мне поговорить с тобой.              — Он?              — Я? А, да. Спаситель ваших отношений, между прочим. Даже о вознаграждении речь не шла, хотя…              — Клаус, — в этот раз возмущение исходило уже от обоих, и Клаус все-таки решил капитулировать.              — Ладно-ладно, — ради своего же блага, тот решился все-таки смыться не верхний этаж, попутно благодарно подмигнув Ване, — Только давайте не на кухне, а то нам завтра ещё есть там. Найдите место получше для любовного гнёздышка.              — Пошел нахрен.              — Пятый, это просто шутка, — Ване и самой стало неловко от таких намеков, но она не могла не защитить брата.              — Он теперь знает о твоей силе и о комиссии, — недовольно буркнул Пятый, злясь скорее из принципа, чем всерьез.              — Все равно бы узнал. Это подождёт до утра. А пока я могу сделать тебе бутерброды с арахисовым маслом.              — Хочешь отвлечь от нагоняя Клаусу за его чрезмерное желание испортить мне настроение?              — Да, — Ваня, улыбнувшись, потянулась к шкафчику, уже прекрасно зная, что внимание Пятого сбито упоминанием любимого лакомства.              — В этот раз тебе удалось, но такого больше не повторится.              — Конечно, — довольно потянула Ваня, до конца не веря, что чувствует себя совершенно расслабленно.              Разумеется, не все так просто — ей ещё нужно узнать эту силу и примириться с ней. Да и с этой непонятной комиссией все слишком туманно. Внутри слабыми отблесками ещё вспыхивала обида — сила, несправедливое обращение к ней, попытки просто устранить проблему этими таблетками. Но все эти мысли отходили в свои темные уголки, пока рядом был Пятый, который ласково касался ее запястья, пока она размазывала масло. И ей становилось лучше.              — Паршиво только, что пришлось вернуться сюда, — все еще было некомфортно от мысли, что придется застрять в этом доме ее кошмаров. И это именно тогда, когда надо было научиться мыслить спокойно. Протянув тарелку с бутербродами, она заметила, что Пятый с нескрываемым интересом смотрел на нее. О, она знала этот взгляд, — Ты что-то задумал.              — Нам и не нужно здесь оставаться. Мы можем уехать. Да и для тренировки твоей силы лучше найти больше пространства. Думаю, поедем прямо завтра.              — Ты же знаешь, что лучше еще меня спросить на всякий случай, — на самом деле, Ваня была совсем не против, но излишне уверенный тон Пятого прямо-таки вынудил сострить. Пятый пожал плечами, на секунду Ване захотелось немного выпустить силу, чтобы сбить его раздражающую самоуверенность.              — Ладно. Ты же не против поехать со мной и оставить этих взрослых придурков?              — Да, но сначала мы им скажем. Пусть лучше узнают от тебя, чем в изложении Клауса, — Пятому тут же стало дурно от такой перспективы, и это заставило Ваню коротко хихикнуть. Клауса будет не хватать больше всего.