2016, Сентябрь. Мышкин
Едва перешагнув порог дома, Алена почувствовала запах выпечки и свежевыглаженного белья. Она улыбнулась, втянула носом любимые ароматы и, скинув кеды, босиком направилась на кухню. Бабушка ожидаемо стояла возле плиты, что-то помешивая в кастрюле и качая головой в такт какой-то музыке, шедшей из наушников. Это было неудивительно: Людмила Альбертовна Рыжова была весьма современной бабулей, носящей беспроводные наушники, сидящей в инстаграме и понимающей значение большинства слов из современного подросткового сленга. При этом, она была непревзойдённым мастером в готовке булочек и пирогов, и Алена твердо знала: если за что-то она и благодарна судьбе, так это за бабушку. Пользуясь тем, что бабушка ее не видит и не слышит, Аленка тихо подошла к ней сзади и неожиданно опустила руки на бабушкины плечи. Застигнутая врасплох Людмила уронила в суп ложку и потянулась к кухонным ножам, грозно восклицая: — Без боя не дамся! Алена рассмеялась, вытащила один наушник бабушки и чмокнула ее в щеку. Затем отошла в сторону и заглянула в кастрюлю с супом-харчо, раздумывая, как бы спасти затонувшую ложку, не ошпарив руку, не испортив суп и не устроив на дне кастрюли целый склад потонувших столовых приборов. — Ах ты, негодница! — возмутилась Людмила, мягко ударив кухонным полотенцем по заднице внучки. Алена, весело засмеявшись, принялась искать пути к отступлению, но полотенце бабушки успевало нагонять ее везде. — Разве можно так старых людей пугать? Она еще раз замахнулась на Алену, а после покачала головой, взяла шумовку и вытащила из кастрюли бедную ложку. Алена пожала плечами, еще раз звонко поцеловала бабушку в щеку, закинула ей в карман халата наушник и поспешила в свою комнату переодеваться — школьная форма всегда была настоящей пыткой для слишком активной Алены. И зачем она только положилась на выбор бабушки при покупке формы? Именно с ее легкой руки школьные вещи целиком и полностью соответствовали школьному дресс-коду: классические брюки и юбки, неудобные блузки на пуговках и даже сарафан с фартуком! Что не удивительно, надев на себя джинсовые шорты и любимую изумрудную футболку, Алена почувствовала себя выбравшейся из кокона бабочкой и подумала, что ей надо бы срочно прикупить белую школьную майку и удобные брюки, а лучше — черные джинсы. А блузку на пуговках и юбку-карандаш стоило оставить на праздничные дни — на последний звонок, например, или на школьный концерт в честь дня города. Одно было ясно: каждый день мучить себя школьными доспехами было выше ее возможностей. Это она и предъявила бабушке, входя на кухню, на что Людмила покачала седой головой: — Эх, Аленка-Аленка, не получится из тебя принцессы, — и кивнула на стол, где уже была порция супа, чашка чая и шарлотка с яблоками. Она с нежной улыбкой наблюдала за тем, как внучка трапезничает и рассказывает о том, что сегодня произошло в школе, и едва Алена сказала о том, что наелась, Людмила поднялась, намереваясь помыть посуду. Но, к своему же сожалению, была остановлена строгим внучкиным: «Ба, я сама!» — и села обратно на стул, принявшись складывать салфетку в какое-то оригами. Алена же в это время мучилась с краном, пытаясь найти комфортную для рук температуру. Желаемого она так и не добилась, поэтому оставила воду чуть-чуть горячей, с надеждой о том, что рано или поздно привыкнет. Она взяла в руки тарелку, но та, как назло, выскочила у нее из ладоней и, упав в раковину, раскололась на кусочки. — Аленка! Людмила отчего-то засмеялась, а Алена, вздохнув, начала собирать посуду, говоря о том, что руки у нее явно не оттуда, откуда надо растут. Но бабушка остановила ее поток гневных высказываний словами о том, что посуда бьется на счастье. — Я посмотрю, какое будет счастье, когда я перебью все тарелки и кружки, — фыркнула Алена, убирая со лба прилипшую рыжую челку. — У нас в любом случае останутся кастрюли и ложки. — Это внушает надежду, — Алена хмыкнула и вновь включила кран, щурясь и пытаясь понять, все ли осколки она собрала. Судя по тому, что по алюминиевой поверхности мойки ничего не скакало и не звякало, Алена сделала вывод, что все. Поэтому она взяла в руки кухонную дощечку, думая о том, что ее уж она точно не разобьет. Хотя зная ее способности это было бы неудивительно: Алена обладала невероятной способностью ломать, ронять и рассыпать все, что попадало к ней в руки. Бабушка иногда за это называла ее бедоносица, и Алена не обижалась: это было чистой правдой, а на правду, как известно, обижаться нельзя. Алена вновь вздохнула, усердно намыливая дощечку. Мыльная пена, падая на стенки мойки, сложилась в причудливый узор, напоминающий снеговика. Глядя на него, Алена вдруг вспомнила новенькую Снежку, ее портфель с Олафом и то, что сама она приехала из Китежа. Ее не покидало ощущение, что это название она уже где-то слышала, но все никак не могла понять, где именно. Но почему-то ей казалось, что это не простой город, и что-то важное и особенное скрывается за звучным названием. — Ба, а ты с географией как? — Да вроде неплохо, — задумчиво ответила Людмила. — А что? Опять тройку получила, двоечница? — Пока не успела, — Алена показала бабушке язык и вновь вернулась к посуде. — Раз неплохо, то скажи мне: где находится город Китеж? В отражение стакана, которым Людмила, скорее всего, отмеряла муку и сахар для шарлотки, Алена увидела размытое отражение своей бабушки. Лицо ее было удивленным, задумчивым и еще каким-то, но каким — Алена сказать не могла. — Нигде, — спустя минуту молчания ответила Людмила. Хотя в ее голосе Алена уловила лживые нотки — такие же, как и когда она дарила внучке на семь лет подарок от родителей, которые были в долгой командировке. Впрочем, уже в восемь Алена узнала, что никакой командировки не было, а родители погибли в автокатастрофе, когда везли ее маму в роддом; саму Алену спасли лишь чудом, и с самого рождения отдали на воспитание к единственной родственнице — бабушке. — Китеж — это город, спрятанный под водой где-то в Нижнем Новгороде. Впрочем, — продолжала она, — это детские сказки: никакого Китежа на самом деле не существует. Алена кивнула, вспоминая, что ее бабушка после рассказа любой из сказок говорила именно так: не существует, ложь, выдумка. Словно вбивая в голову внучки, что нет на свете чуда. Однако каждый год под елкой Алена продолжала находить подарки, а когда у нее выпадали молочные зубы, под подушкой неизменно оказывалась шоколадка или сотня рублей. Она тряхнула головой, отчего тугой рыжий хвост ударил ее по лицу, а после облизнула пересохшие губы. Было три варианта: или Снежка над ней шутила, или сама Алена что-то перепутала, или эти новенькие не такие уж и простые, какими кажутся на первый взгляд.***
— Снежка, ты дура? Услышав свое имя, Снежка подняла лицо от книги, с непониманием похлопав длинными светлыми ресницами. Услышав о том, что подруга с непривычки разболтала про Китеж, Варя слишком долго молчала, пытаясь переварить полученную информацию. Снежка-то и сама почти сразу пожалела о том, что не подумав ляпнула этой девушке Алене про город, который, согласно людским поверьям, находился под водой и подниматься никак не собирался. Ну кто ж знал-то, что Снегурочка Зимина настолько увлечется обыкновенной неволшебной алгеброй, что прекратит думать о том, что любое ее неосторожное слово может повлечь за собой беду на всяких оставшихся по эту сторону портала магов? Но это все равно не было поводом для того, чтобы обзывать ее дурой. Это она и сказала Варе, сделав особый акцент на том, чтобы та, отныне, как можно реже переходила на личности. — Я обязательно учту этот совет, Снежка. Но если эта рыжая девочка… Как ее? Алина? Елена? — Алена, — подсказала Снежка. — Да, да, Алена. Так вот, если эта Алена что-то заподозрит, я буду вынуждена писать Вась-Вась — нам только проблем с немагами не хватало. — Да вы можете заткнуться хотя бы на две минуты?! — рявкнула откуда-то из ванной Маша, и Варя со Снежкой, от греха подальше стали говорить на полтона тише. Они обе знали, что Маша, если ее разозлить, была страшнее даже Кривозуба. — Мне вот интересно, ты даже не додумалась сказать ей о том, что оговорилась и сказала «Китеж» вместо… Не знаю даже… Да хоть бы Киева! — Тогда бы это действительно вызвало у нее подозрения, — Снежка пожала плечами и вновь уткнулась в книгу. Это был, скорее, сборник постановочных пьес, одной из которых являлась «Снегурочка» Островского. Именно ее сейчас читала Снежка, силясь не заплакать из-за печальной судьбы своей тезки. Какое счастье, говорила себе Снежка, что, в отличие от героини пьесы, она не была вылеплена из снега и в полной мере могла любить. А заодно и жить, ведь разве можно назвать жизнь без любви жизнью? Конечно, нет. Это уже и не жизнь вовсе — так, проживание и бессмысленное существование. — Ну да, а то, что ее новая одноклассница прибыла к ней с самой глубины Светлояра у нее не вызовет подозрений совершенно! — Варя вновь повысила голос и стукнула ладонью по столу. — Слушайте, я что, неясно выразилась? — поинтересовалась Маша, буквально свисая с бортиков заколдованного бельэтажа (правда, в отличие от театрального на нем не было сидений). Варя щелкнула пальцами, и Маша в ту же секунду переместилась вниз. — По-русски же сказала: «Помолчите»! Я, между прочим, по телефону разговаривала с весьма важным существом! Варя и Снежка переглянулись и настороженно взглянули на телефон Маши, который она сжимала в руках. — Что-то случилось? — нахмурилась Варя. — Нет, — Маша мотнула головой и отпила глоток Снежкиного лимонада со льдом (по правде говоря, больше это было похоже на лед с лимонадом). — Всего-то звонил Кот — Ученый который, — завтра он ждет нас троих у себя в Лукоморье для того, чтобы наша практика имела честь таковой называться. А тут вы со своими разборками! Снежка поспешила прикрыть покрасневшие лицо своей книжкой, Варя же закатила глаза и, вальяжно разлегшись на кресле, проговорила: — Но разве это был не глупый поступок со стороны будущей хранительницы магии? — Да она, наверное, уже и забыла об этом! — возмутилась Снежка. Они обе взглянули на Машу, словно надеясь, что она, наконец, рассудит их. — Не суди и несудимым будешь, — единственное что сказала Маша, внимательно оглядев одну из подруг. Та прикрыла глаза и тут же мотнула головой, не желая вспоминать о том, как несколько месяцев назад едва не вылетела из Волшебного колледжа. Если бы не Василиса Васильевна… Да, если бы не вечно строгий куратор, внезапно ставший крайне добрым и внушающим доверие, она и не знала, что с ней могло случиться. Но была уверена в одном: если бы не Василиса, она точно не сидела бы сейчас в съемной мышкинской квартире, споря с подругами и распивая лимонад. — Так, дамы, — проговорила Маша, вырывая Снежку и Варю из мира их размышлений, — Кот ждет нас завтра сразу после уроков — говорит, пока будем изучать теорию. И у меня только один вопрос… Зачем нам нужны графики функций? Девушки переглянулись и, не сдержавшись, засмеялись.