2016, Октябрь. Мышкин
— … Таким образом, мы получаем ответ: гипотенуза равна тринадцать целых две пятых сантиметра, — сказав это, Кораблева быстро добавила после двоеточия цифры, короткое «см» и повернулась к классу. Она манерно поправила волосы — средней длины, русые с золотым отливом, заплетенные во французскую косу — окинула ничего не выражающим взглядом класс, задержав его на сидящих за одной партой Маше и Алене. Последняя плохо понимающим взором смотрела в свою тетрадь, в то время как Маша что-то объясняла ей, тыча пальцем в написанное. Причина того, что эти две сидели вместе была крайне проста: Маша с Варей умудрились рассориться на лабораторной по физике (учителю было лень ставить ученикам ряд двоек и он провел практическую по прошлогодней теме… В принципе, результат от этого не поменялся совершенно) два урока назад. А все потому, что Варя уверовала в том, что амперметр не измеряет силу тока только потому, что он сломан. Маша же пыталась вдолбить ей в голову то, что они просто поспешили и забыли поставить в электронную цепочку источник тока — батарейку, то бишь — и поэтому треклятого тока просто-напросто нет. Варя на это красиво сказанное «Прекрати тупить и тормозить!» обиделась и уже на следующем уроке сидела вместе со Снежкой. Но стоит вернуться к геометрии, которая сейчас была у девятого «А». Катя Кораблева по-прежнему стояла у доски, выжидая, когда Вера Андреевна скажет, правильно ли она решила задачу (в положительном ответе она не сомневалась!), но спустя минуту размышлений математичка сказала: — Бланки ОГЭ требуют ответ в десятичной дроби. — Да, секундочку, — отозвалась Катя, взглянула на свой ответ и, подумав с полминуты, произнесла: — Тринадцать целых четыре сотых. О-ой, то есть десятых. Маша, объясняющая Алене решение задачи, ответила одновременно с Катей, успев даже раньше ее исправления: — Тринадцать целых четыре десятых. Аленка, ну это же пятый класс! — Седьмой, — поправила ее Вера Андреевна. После оглядела обеих девушек, поправила очки и, несколько задумчиво, сказала: — Маша и Катя, а скажите-ка мне, сколько будет корень из ста сорока четырех деленных на девять и умноженный на корень из девяти ста сорока четвертых? — Один, — тут же ответила Маша. Голос Кати спешил за ней громким, сливающимся эхом. — Угу, — кивнула математичка. — Минус три тысячи двести плюс четыреста двенадцать? — Минус две тысячи семьсот восемьдесят восемь, — и снова голос Кати последовал следом за Машиным. — А чему равны иксы в уравнении икс квадрат минус два икс плюс три? Обе задумались, но уже через минуту, может даже и меньше, Маша пожала плечами: — Один и два. ВерАндревна, это же восьмой класс вторая четверть! Алгебра, к тому же. Кораблева в этот раз не сказала ничего и лишь нервно накрутила на палец кончик косы. — Да, да, Маша, я помню. Просто, — начала Вера Андреевна, садясь за свой стол. Она что-то написала в журнале и разрешила Кате присесть, — я уже месяц наблюдаю за твоими талантами в счете и, честно говорю, я давно не встречала подобного. — Это устный счет, — произнесла Маша. — Ничего особенного. Тогда Вера Андреевна снова встала и написала на доске длиннющее уравнение с разными знаками, дробями, квадратами и одним корнем. Минуту поглядев на все это, Маша сказала: — Решений нет. Катя, быстро-быстро решающая уравнение в своей тетради, гневно перечеркнула все это и впилась ногтями в свои ладони. Вера Андреевна буквально расцвела на глазах — такой счастливой ее давно не видели. — Все, Маша, решено: я отправляю тебя на олимпиаду! Сначала на школьную — я веду математику у всех девятых классов, поэтому поверь на слово: среди них тебе конкурентов нет. После районная, областная, а если повезет — и вовсе, общероссийская! Маша хотела бы возмутиться, но Володя Чернокалов стукнул ее по плечу и, перегнувшись через парту, ехидно поинтересовался: — Че, трусишь? — Нет, конечно, просто… — Тогда соглашайся! — воскликнули хором Алена, Володя и сидящий с ним Вася Сидоров. Маша, взвесив все «за» и «против», обратилась к Вере Андреевне: — А когда олимпиада-то? Звонок, имеющий привычку звенеть в самый неподходящий момент, прозвенел, а Вера Андреевна пообещала узнать точную дату к завтрашнему уроку и отпустила учеников, даже забыв дать им домашнее задание. Освобожденный после сорока минут каторги, именуемой геометрией, девятый «А» поспешил на ОБЖ едва ли не вприпрыжку — а вполне успешное окончание геометрии и надвигающийся урок, на котором можно без зазрения совести поспать, стоили того, чтобы запрыгать джейраном. Не успела Маша выйти за порог класса, как ее облепили подруги — даже Варя решила свести их очередное недопонимание на «нет», поздравляя Машу с участием в олимпиаде. Алена (весь сегодняшний день бывшая необычно бледной), на ходу взяв Машу под локоть, ликующе воскликнула: — Ну наконец-то! Наконец сбылась моя мечта, и Кораблевой утерли ее идеальный носик! — Я не сделала ничего особенного, — отмахнулась Маша, — всего-то воспользовалась тем, чему меня в детстве обучила мама. — И, заметив недоумевающий взгляд Алены, она с улыбкой дополнила: — Системой быстрого счета. Алена присвистнула и тут же недовольно воскликнула: — Эй, осторожнее! Толкнувшая их с Машей Катя даже не обернулась. Недовольно влетела в класс, бросила на вторую парту сумку и упала на стул, начав покручивать в пальцах брелок от пенала Иры. Алена, Варя, Маша и Снежка обменялись недовольными взглядами и со звонком сели за две последние парты ближе к двери. Приготовив учебники, сидящие спереди Алена и Снежка обернулись назад и, не слушая рассказывающего про строение Автомата Калашникова учителя, принялись вполголоса решать, как же обобщенно называть трех волшебниц — а то Кот им уже всю плешь проел, говоря о том, что его красноречия совершенно не хватает на то, чтобы каждый раз их как-то называть. Впрочем, его красноречия вполне хватало на то, чтобы каждый день придумывать им новые гневные речи. — Предлагаю «Волшебницы» — красиво, просто и ясно, — сказала Снежка с присущей ей нежной улыбкой. — Вот именно, что ясно, Снежка, — покачала головой Маша. — Кричащий «Волшебницы!» на весь Мышкин мужчина выглядит, как минимум, странно. Может, «институтки» — так, кажется, называли девушек, учащихся в Смольном? Алена сморщилась: — Ты меня, конечно, извини, но рифма навевает вовсе не о благородных девицах. Маша закатила глаза, заметно при этом смутившись, в то время, как ее подруги в открытую хихикали. — Чего вы там придумываете? Они мгновенно замолчали и повернули головы в сторону подсевшего к ним Васи. Учитель на подобную миграцию народов внимания не обращал, с видом истинного пофигиста рассказывая про все прелести спускового крючка. — Да так, — махнула рукой Варя. Она сжала губы, оглядела собравшихся и вдруг улыбнулась: — Снежка наша решила книгу написать… — Я?! — …вот мы и думаем, как бы ее назвать. Правда, девочки? Алена с Машей энергично закивали, Снежка сглотнула и, послав подруге взгляд, означавший: «Ну, Варечка!» — улыбнулась и несколько раз согласно кивнула. Покрасневший Вася что-то пробормотал. Со второго ряда ему прилетела в лоб скрепка — не стоило много думать, чтобы понять, что это был Володя, который в данный момент прикрывал учебником игральные карты, нагло ухмыляясь. Вася потер лоб и показал своему соседу кулак. После вздохнул, еще сильнее налился краской и с частой запинкой спросил: — Снежка, а ты завтра вечером что делаешь? Та удивленно взглянула на Васю и пожала плечами: — Ничего. А что такое? — Я… — тут Вася на секунду замолчал и в него прилетела еще одна скрепка. — Ты… Короче, пошли завтра в кино! Девочки вновь захихикали и, лукаво оглядев красного, как рак, Васю, тактично отвернулись. — В кино? — переспросила Снежка. — Э-э-э… Нет, я пошутил! — Вася замотал головой, но даже несмотря на это в него вновь попала Володькина скрепка. — А что за книгу ты пишешь? Дашь посмотреть… Пописать… Прочитать, то есть? — говоря все это, Вася начал ретироваться обратно к своей парте и, достигнув своего места, гневно шикнул Володе: — Чтоб я еще раз играл с тобой на желание в карты! Наблюдающая за ним Снежка грустно вздохнула.***
Придя домой после школы, Алена разочарованно вздохнула: отпуск бабушки закончился, а это означало, что все по дому придется делать самостоятельно. Поэтому, бросив портфель на пороге и быстро переодевшись, она направилась на кухню и открыла холодильник, пытаясь вспомнить утренние инструкции спешащей на работу бабушки. Кажется, она что-то говорила про котлеты и суп… С горем пополам отыскав в холодильнике сосиску и заварив чай, Алена ушла в зал. Там она с ногами взобралась на диван, поклацала каналы, остановив выбор на Карусели — в пятнадцать лет ведь самое то Лунтика смотреть! — и почувствовала, что слабость, преследующая ее со вчерашнего дня, все усиливалась. Поначалу она думала, что это все простуда — в неустойчивую октябрьскую погоду ее подхватить ничего не стоит. Но градусник без изменений показывал ей 36'7, и Алена, давно заметившая, что у нее идеальная температура была ни как у обычных людей, искренне недоумевала из-за этого. И все бы ничего, если бы не резко начавшаяся головная боль, которая не хотела проходить даже после лекарств. Всегда помогающий цитрамон, как ни странно, не сработал, а лишь наоборот усилил барабанный грохот внутри черепа. А после и вовсе забил озноб, но градусник упрямо продолжал показывать давно бесящие 36'7, мясо все норовило отойти от костей, а конечности совершенно прекратили слушаться свою хозяйку. Почему-то, никогда не принимающая ни сигарет, ни наркотиков, Алена сравнила свое состояние с ломкой. Чего-то определенно не хватало организму. От чего-то он был зависим. «Вот только от чего?» Алена потянулась было к телефону, желая лишь о том, чтобы набрать номер бабушки — было страшно, больно, непонятно, вновь страшно… Но руки перестали ее слушаться, а потяжелевшие веки закрылись без ее на то позволения. Машу, ворвавшуюся в дом Рыжовых с криком: «Ленка, ты не поверишь!» — Алена уже не слышала…