2016, Октябрь. Мышкин
Наблюдать за тем, как Василиса Васильевна борется с Котом на шпагах было… завораживающе. Движения обоих были легки, но в то же время невероятно полны опыта и сосредоточенности. Сидящие в ряд на скамейке Варя, Маша и Снежка только и успевали, открыв рты, поворачивать головы, чтобы поспевать за движениями двух фехтовальщиков. Поначалу это смотрелось, как игра. Показательное выступление для учениц с целью общего развития. Но вот когда Кот, сделав очередной выпад, прошел острием своей шпаги по щеке Василисы, оставив там быстро наливающийся кровью порез, три девушки осознали, что все здесь по-настоящему. И шпаги, и дуэли, и подвергающий опасности весь мир Морок — все в мгновение ока перестало казаться шуткой. Как и то, что порез Василисы, за которым последовал еще один (Кот задел ей руку), были необычными. Казалось бы, люди так каждый день режутся и ничего. А вот у Василисы даже спустя несколько минут из порезов не прекращала сочиться кровь, а сама она сильно побледнела, но несмотря на это продолжала показную дуэль до тех пор, пока Кот не щелкнул пальцами. Шпаги из их рук тут же исчезли, а вместо них в лапах Кота появилась аптечка. — Запомните, — обратился он к ученицам, — ваш противник никогда не будет сразу вас убивать. Он сначала зарежет вас, как поросенка, дождется, пока вы кровью истечете, а потом уже просунет вам шпагу между ребер. Морок опытный фехтовальщик, и ему труда не составит провести подобное с кем-то из вас. — Отлично сказано, — сказала Василиса, пальцем вытирая кровь с щеки, но она все равно упрямо продолжала вытекать из пореза, струями падая на когда-то белую блузу, — даже добавить нечего. — А мне есть, — раздражительно произнес Кот. — Вы, Василиса Васильевна, упряма, как осел! — Ну, спасибо, — начало было она, но остановилась, зашипев: Кот поднес смоченную в каком-то растворе вату к ее щеке. — Пятнадцать раз сказал: Ядвига или Кощей были бы рады составить мне компанию для обучения девушек фехтованию, а вы… — У них есть много своих дел. А у меня отпуск. Да и что, зря я сюда на проверки приезжаю? — Отпуск у нее, — дразня, сказал Кот, повернул голову к ученицам и рявкнул: — Чего сидим? Шпаги в углу, защитная форма там же. Быстро понадевали все и приготовились. Фыркнув, волшебницы поспешили за снаряжением, а Кот глубоко вздохнул и сжег магией очередной комок ваты. Девушки быстро надели защиту и выбрали по шпаге — Кот в реквизитах для учений не скупился (или же, смотря с какой стороны посмотреть, проявил глупость) предоставив в использование учениц настоящее оружие. Ведь, по его словам, так они быстрее научатся им пользоваться. Три волшебницы встали на середине тренировочного зала, который находился в цокольном этаже Лукоморья и, оправдывая свое название, был заставлен всякими мишенями, шпагами, рапирами, саблями, мечами и даже спортивным инвентарем: канатом, козлом, мячами и прочим, — и оперлись обеими руками об эфес шпаг, выжидающе глядя на Кота. Тот не спешил их обучать: он спорил с Василисой, всеми силами пытающейся отобрать у него вату и раствор, которыми Кот обрабатывал ей порезы. Кровь, как ни странно, продолжала хлестать из раны, а Василиса становилась все бледнее и бледнее. Но даже несмотря на это она попыталась встать, однако была остановлена Котом, который, сжав ей плечо, заставил сесть обратно на стул. — Гляньте, как Кот о ней заботится, — шепнула подругам Снежка. — Или он влюблен, или просто истинный джентльмен! — Скорее просто не хочет, чтобы Вась-Вась вынесли отсюда вперед ногами, — сказала Варя. Маша и Снежка недоуменно взглянули на нее, и Варя, против воли, предалась воспоминаниям. Очередная ночь в колледже, после сдачи экзамена по практической магии. Очередная четверка, что было вполне ожидаемо — единственным предметом, по которому у нее могла быть оценка ниже трех, были зелья. Сам предмет, конечно, интересный и, несомненно, полезный, но Варя видела себя в нем исключительно сторонним наблюдателем. То ли дело практическое применение магии. Даже несмотря на то, что вела его Василиса Васильевна — самый строгий куратор волшебного колледжа, как в начале знакомства представила ее Маша, — Варя с удовольствием посещала эти занятия и получала по ним исключительно хорошие оценки. Да и сама Вась-Вась, как за глаза называли её ученики, не казалась такой уж строгой — Кривозуб на роль самого строгого и придирчивого подходил куда больше. Хотя, мысленно перебивала себя Варя, это все могло ей лишь показаться. После четырнадцати лет, проведенных практически безвылазно во дворце в Штормграде, где принцессе было запрещено все, что хоть немного могло навредить ее здоровью, практическое применение чар являлось для Вари чем-то диковинным, необычным и от этого невероятно интересным. Да и Василиса Васильевна совсем не была похожа на прошлых учителей, вернее, гувернеров Вари. Та же фрау Нойманн, преподавательница танцев, в жизни бы не стала на практике показывать своей ученице, как надо танцевать: гневные выкрикивания: «Sei kein Baumstamm, Prinzessin!» и «Eine behinderte Person wird besser tanzen!» — она считала куда как более рабочими. Вот так, вспоминая свою нелюбимую гувернантку и сравнивая ее с Василисой Васильевной, Варя шла по школьным коридорам, прижимая к груди корзинку с хлебом, молоком, маслом и несколькими фруктами, и вздрагивала от каждого шороха. Еще не хватало, чтобы ее кто-то заметил, она же обещала Ему принести провизию и обеспечить Его компанией, пусть и ненадолго. Осознание того, что ее могли из-за Него же исключить и посадить под замок, пришли гораздо позже. Как назло, из комнаты школьного врача послышались какие-то восклицания. Дверь же была приоткрыта и можно было проследить за тем, что происходит внутри — обратный процесс, к слову, тоже действовал. Поэтому Варя аккуратно на цыпочках прошла мимо и уже собралась идти дальше, как услышала: — Ну разве можно так, Василиса? Любопытство взяло верх, и Варя остановила свой путь и встала так, чтобы можно было видеть, что происходит внутри комнаты, и при этом не попасться самой. В ярко освещенной комнате на широком мягком кресле полулежала бледная как полотно Василиса Васильевна, а школьная медсестра Татьяна Федоровна в двух шагах от нее наклонилась над столом, делая инъекцию. — Почему не обратилась ко мне раньше? — Честно? — Василиса вымученно улыбнулась. — Не поверишь, думала само пройдет. — Тебе задели вену и у тебя гемофилия В… Думать, что все пройдет само — вверх дурости! — Я приняла зелье и наложила давящую повязку. Обычно это помогает. — «Обычно» ты не режешь по вине Морока вены об мечи охран… Э-эй, не отключаться! — Татьяна бросила шприц на стол, в два шага оказалась рядом с начавшей терять сознание Василисой. Она ощутимо похлопала ее по щекам и, дождавшись пока больная откроет глаза и поднимет голову, быстро ушла за уколом. — Зачем ты вообще к нему пошла, я не пойму?! — Он просил аудиенции, — едва слышно ответила Василиса. Дальше Варя не слушала. Лишь сильнее прижала к груди корзинку и поспешила к назначенному месту, надеясь спросить у Него, кто же такой Морок и чем отличаются друг от друга виды гемофилии.***
Если бы кто-то вдруг решил прийти в мышкинскую библиотеку в воскресенье, то явно бы решил, что сошел с ума. Как еще можно было объяснить тот факт, что расстрелянный в 1918 году последний русский император Николай Александрович с нетерпеливостью и некоторым раздражением рыщет по книжным стеллажам, выискивая нужный фолиант? Но, к счастью, по воскресеньям библиотека была закрыта, да и «Николай» всячески соблюдал секретность: закрыл все двери на несколько замков, задернул тяжелые темные шторы и потушил свет, оставив из освещения только керосиновую лампу. Выбор пал на нее во многом потому, что только ею из всех найденных в кладовой предметах он понял, как пользоваться. — Ме-э-э, — донеслось из недр библиотеки чье-то жалобное блеяние. Но «Николай» сделал вид, что он этого не слышит, и вытащил с полки одну из книг. Но, пролистав ее, положил обратно и уже было потянулся к другой, как вновь услышал блеяние. В этот раз проигнорировать его не получилось: через минуту отчаянное «ме-э-э» повторилось. А после еще раз и еще… — Вот же настырный, — сквозь зубы процедил «Николай» и, стукнув кулаком по стеллажу, направился в сторону блеяния. Властной походкой дойдя до сырой подвальной комнаты он открыл крышку саркофага. Маленький козленок, находящийся там, еще раз жалобно проблеял, но, получив в ответ больной удар кочергой, отодвинулся в угол. — Заткнись, если хоть чуть-чуть дорожишь своей никчемной жизнью. Козленок злобно зыркнул на «Николая», но все же послушно замолчал и свернулся в комочек. — Погоди, что это у тебя? — спросил «Николай», заметив, что Козленок на чем-то сидит. Не церемонясь, он столкнул его кочергой и с упоением оглядел старый потрепанный том, на обложке которого значилось: Царь Кащей II «Черная кровь». «Николай» натужно улыбнулся — именно в поисках этой книги он перерыл десяток библиотек. Она целиком и полностью была выполнена в стиле темного мага: выкрашенная в черный кожаная обложка, а красные буквы, написанные от руки, не то красными чернилами, не то кровью, зловеще переливались в свете лампы. Впечатление портило лишь вычурное название. Впрочем, поговаривали, опаснейший темный колдун семнадцатого века любил всякую помпезность. Кинув на Козленка грозный взгляд, «Николай» обернулся в филина. Тот сразу же ринулся в саркофаг, схватил когтями книгу и улетел прочь, не забыв захлопнуть крышку гроба. Козленок, наблюдая за удаляющейся птицей, грустно вздохнул, и одна его слезинка упала на деревянный пол.