1915, Октябрь. Санкт-Петербург
Он исподлобья наблюдал за тем, как она целует икону Казанской Богоматери. Как колышется ее фата, а губы шепотом читают молитву, как пушистые, полуопущенные ресницы кажутся совсем рыжими в свете свечей, а платье, белое-белое, словно сияет среди сумрака храма. Она улыбалась. Кротко, покорно, едва заметно. И что-то в этой улыбке было не то, что-то, что он так и не смог понять. Они вышли вместе. Молча, почти не глядя друг друга, но улыбаясь так, как обыкновенно улыбается женившийся человек: счастливо, радостно, с надеждой на долгие и счастливые совместные годы. Холодный, несколько морозный воздух, попадал в легкие, которые сегодня невероятно хорошо исполняли свое дело — дышать было легко, просто и беззаботно. В Зимнем Дворце их ожидал банкет — чересчур торжественный для простых смертных и слишком скромный для императорского двора, что и подметила княгиня Ксения Александровна, и бывшая императрица, Мария Федоровна, услышав слова дочери, тихо, но весьма существенно одернула: — Ксения, прекрати! И та, бросив на мать удивленный взгляд, покорно прекратила свои возмущения, переведя взгляд на августейших племянниц, что все вились подле новоиспеченной невестки. Старшие Ольга и Татьяна что-то вполголоса с ней обсуждали, в то время как более младшие Мария и Анастасия, по большей части последняя, смеялись и хохотали. Громко, искренне, по-девичьи звонко и совсем не так, как положено по этикету великим княжнам. Сама же невеста держалась невероятно стойко, чинно, с манерами прирожденной царицы — словно бы она и была рождена в этом дворце, а не всего-то приведена сюда императором Владиславом полгода назад из самой глубинки. Где и прожила бы остальные годы, если тогда еще молодой цесаревич не застрял неподалеку от ее села. Но будучи невероятно способной к обучению, всего за пять месяцев Виктория научилась быть настоящей светской дамой и прочла труды многих мыслителей, философов и дипломатов. Однако даже это не останавливало злые языки, которые были недовольны подобной партией для русского императора. — Но не забывайте, — спокойно начала бабушка императора Мария Федоровна — «языки», словно надеясь на ее возраст, не скрывали своих отношений по поводу молодой четы даже стоя рядом с ней, — что жена Петра I, Екатерина Алексеевна, и вовсе была прачкой. Но она стала любимой супругой для императора и подарила стране Елизавету Петровну. — Ну вы и сравнили, мамá, Петра Первого и этого еще совсем мальчишку, — с усмешкой заметила Ксения. — Я уверяю, этот мальчишка, ровно как и его жена, еще покажут себя. И в то время, пока Мария Федоровна спорила со своей дочерью, молодой император Владислав предпринимал бессмысленные попытки выкрасть из окружения сестер молодую жену, чтобы закружить ее в танце.***
2016, Октябрь. Мышкин
Как же, однако, хорошо прогуливаться по школе в конце четверти, когда все уроки уже закончились, оценки получены, а каникулы ждали того часа, когда ученики наведут порядок в классе и с чистой душой покинут стены чистой школы. Ведь среди учителей определенно ходила примета: отпустить учеников на каникулы, не проведя генеральную уборку классов — все равно, что зеркало разбить! Так по крайней мере думала Снежка с усилием оттирая с парты красноречивую надпись: «Куликов ЛОХ». Она и еще десять человек занимались уборкой класса, еще столько же человек приводили в порядок клумбу во дворе. Несколько не пришли вовсе, а некоторые (например, небезызвестная Варвара Шторм) избегали уборку всеми известными им методами: не царское, все-таки, дело. Снежка же, по натуре своей человек неприхотливый, к наведению порядка отнеслась с особым усердием и за двадцать минут успела помыть две парты, а в данный момент мучилась с третьей, на которой некто любящий русский разговорный язык и граффити указал весь свой (и, вероятно, параллельный тоже) класс. И все бы ничего, если бы кто-то внезапно не облил ее ледяной водой. Конечно, ледяной ей мог назвать кто угодно, только не Снежка — чай у тети Снежной Королевы и то холоднее, — но вот эффект неожиданности это произвело определенно. — Твою маковку, Сидоров! — возмутилась Светка, ставшая второй жертвой внезапного душа. — Свет, прости, я… — начал было Вася, густо покраснев, но Светка, обращаясь ко всему классу, его перебила: — Какой дурак доверил ему носить ведра с водой? Он же ничего тяжелее своих шахмат в руки не берет! Где, вашу машу, Чернокалов?! — На клумбе! — буркнул Вася и, схватив ведро, пулей выскочил в коридор. Поддавшись какому-то внезапному порыву, Снежка вышла вслед за ним. Нагнала она его уже на первом этаже возле умывальников — Вася боролся с краном, который разбрызгивал воду во все стороны. — Да давай же, зараза, угомонись! Покачав головой, Снежка огляделась: вроде, никого, — и незаметно покрутила ладонью, надеясь исправить движение воды. Но вместо желаемого она превратила падающие капельки в кусочки льда и, припомнив заморозку кладовой Кота, испуганно отдернула руку. Льдинки еще пару секунд продолжали падать в ведро, пока, наконец, вновь не стали водой, что разбрызгивалась в разные стороны. Наблюдавший за этим явлением Вася отошел назад и приоткрыл от изумления рот. Огляделся и, заметив Снежку, спросил: — Ты видела это? — О чем ты? — Ну как же! Только что ведь… А, неважно, — он махнул рукой, подошел к умывальнику, проверил количество воды в ведре и отошел обратно. — Все равно не поверишь. — Может быть, — она пожала плечами. — Слушай, Снежка, ты прости меня. Ну, за воду. Я просто в окно загляделся и… Эх! Светка сильно злится? — Думаю, к тому моменту, как ты вернешься, она уже успокоится. Вася виновато вздохнул и, вдруг что-то вспомнив, поинтересовался: — Как там твоя книга? — Какая книга? — Ну, та, которую ты пишешь… Кстати, а о чем она? Снежка от чего-то улыбнулась. — О подругах-волшебницах, которые приехали в обычный город на практику. — Что за практика? — Они учатся сохранять баланс между Сказочным миром и миром людей. — Здорово! — заинтересовано сказал Вася, с трудом закрыв кран, спустил ведро на пол и продолжил: — Я, правда, больше фантастику люблю — космос там, необычные открытия, инопланетяне… Но фэнтези тоже очень интересны! А назвать, кстати, можно «Полиция по делам сказочным» или «Сказочный патруль». Или ты уже ее как-то назвала? — он смутился, поправил светлые волосы и опять виновато улыбнулся. — Да, — она кивнула и подошла к Васе как раз в тот момент, когда он взял в руки ведро. — «Сказочный патруль», — и, пока он ничего не успел сообразить, она чмокнула его в щеку. Железное ведро в ту же секунду с громким звуком упало на плитку.***
Маша осторожно постучалась в дом Ядвиги Петровны. Со школьной уборки она ушла: Анна Григорьевна освободила всех отличников от воспитательно-трудовых занятий, и Маша, пользуясь случаем, отправилась на поиски своих наушников. Те исчезли в неизвестном направлении два дня назад, и Маша, перевернув всю квартиру и Лукоморье, пришла ко мнению, что они либо у Ядвиги (наверняка выпали из сумочки), либо потерялись насовсем. Ядвига дверь открывать не спешила и, лишь когда Маша в пятый раз постучалась, она неохотно крикнула: — Открыто! И Маша, поправив очки и набрав в легкие побольше воздуха, вошла внутрь. В небольшой избушке было как всегда душно и пахло всякими травами и ингредиентами (к этим запахам добавлялись еще холодные древесные ароматы — и это было совершенно не свойственно для этого дома). Оловянный котел дымил и пыхтел, варя очередное зелье, а хозяйка дома сидела за столом, поджав под себя ноги и прикусив кончик ручки. — И что же ты, мой… А, Машка, это ты? — Ядвига вдруг смягчилась, поворачивая голову к двери. — Да, Ядвига Петровна. Я тут у вас, кажется, наушники забыла… Можно поискать? — Разумеется. Только… Ты язык келпи знаешь? Маша нахмурилась, считая этот ответ необычно странным. — Конечно. Это же второй курс колледжа! — Говорила мне Елена: «Не прогуливай, Яга, иностранный», — пробубнила себе под нос Ядвига и взмахом руки попросила Машу подойти. — Сможешь перевести? Маша наклонилась над книгой Ядвиги, вчитываясь в аккуратные строчки. Не прошло и двух минут, как она сказала: — «Нет свету прохода, только темный познает выход»… А, погодите, здесь рифма должна быть! Она вновь поправила очки и перечитала строки, подбирая нужный перевод. — Не нужно, — произнесла Ядвига. — Ты и так мне помогла. Ага, значит свет не пройдет, а тьма… Вот это подходит… Стоит только… Что дальше Ядвига бормотала себе под нос, Маша слушать не стала и приступила к поискам наушников. Но взгляд ее, как назло, все возвращался к лежавшим на тумбочке тяжелым мужским часам, а в нос так и лез незнакомый древесный аромат. Но едва в голову Маши пролазил червячок любопытства, она взмахивала головой, возвращаясь к поискам наушников. Личная жизнь Ядвиги ее уж точно не касалась.