2016, Октябрь. Мышкин
Запах моря, казалось, доносился из-за стекла зачарованного зеркала даже сквозь занавес столетия. Одинокий месяц, темное, покрытое звездами небо, пустынное, одинокое, широкое, усеянное галькой побережье — впечатление дикого и свободного простора портил лишь величественно возвышающийся Ливадийский дворец, но двоих, прогуливавшихся по берегу моря, это не особо беспокоило. Темноволосая девушка, совсем не заботясь о своем платье, бежала по взморью, крепко прижимая к груди фотоаппарат, и весело хохотала, разбрызгивая во все стороны воду, еще хранящую тепло солнца. Молодой человек все пытался ее догнать, но постоянно терпел неудачу: он то поскальзывался на мокрой гальке и падал в воду, то сгибался в три погибели, пытаясь привести в порядок дыхание. Девушка, видя это, заходилась в очередном приступе смеха, обрызгивала друга водой и убегала, едва он поднимался на ноги. — Виктория! — крикнул он, вновь упав в воду. — Отдай фотоаппарат! — Сначала догоните, — парировала она, мило морща носик и показывая язык. — Ну что ты как маленькая? Он покачал головой, поднялся, отряхнул промокшие до нитки штаны и уже было собрался вновь бежать за этой бестией, как вдруг она сама оказалась перед ним и оставила на его губах невесомый нежный поцелуй. — Чаровница, — прошептал он, обнимая ее за талию, но Виктория покачала головой и исчезла в золотом свечении. Всего секунда, и словно не стояла никогда рядом с ним прекрасная молодая девушка. Через мгновение он увидел ее сидящей на берегу, с нацеленным на него фотоаппаратом. Вокруг, как верные ангелы, парили светящиеся шарики, играющие бликами на ее лице и волосах, и озаряли своим светом пухлые розовые губы, передернутые в нежной улыбке. — Улыбнитесь, Владислав Николаевич, — попросила она и, дождавшись, когда он выполнит просьбу, медленно нажала на кнопку… …Не выдержав, Влад со всей силы ударил ладонью по зеркалу, и оно тут же опасно задребезжало, словно собиралось упасть, но спустя несколько секунд все-таки успокоилось. Изображение стало меркнуть, становилось все более размытым, пока взморье и двое людей — молодых и до одури влюбленных — не сменились на отражение Влада. Почти не обращая внимания на тяжелые мешки под глазами, спутанные каштановые космы и дрожащие потрескавшиеся губы, он крепко зажмурился. — Ненавижу, — процедил Влад сквозь зубы и тут же услышал насмешливый тихий голос: — Но в то же время любишь. Влад повернул голову и увидел, как прямо из гробницы на него смотрит паренек. Он упирался руками в стенки саркофага, своего временного жилища, и его перекосившиеся от злости и испуга лицо в свете свечи казалось мертвенно-бледным. Сам паренек был очень худым, высоким, лохматым, немытым, болезненным на вид и, казалось, что того и гляди вот-вот упадет в обморок. — Почему ты человек? — процедил Влад, но молодой библиотекарь Ваня будто бы не слышал его вопроса, продолжая свои слова: — Это зеркало не просто так называется зеркалом души. Оно показывает людей такими, какими они хранятся у тебя в сердце. Ну, как на жестком диске, — добавил он, заметив что Влад непонимающе выгнул бровь при последних словах, однако слова о жестком диске ясности не внесли. Влад, не сдержавшись, посмотрел на зеркало. Оттуда на него глядел козленок с жалкими-прежалкими глазами. Изображение сменилось на весело смеющуюся Настю, которая строила какие-то рожицы. Картинка поменялась опять: Варя, прижимая к груди корзинку с едой, неуверенно глядела на Влада и наивно-глупо слушала его слова о том, что в заточении своем он ни капли не виноват. — Почему ты человек? — повторил Влад, недобро сузив глаза. — Действие зелья закончилось, — Ваня пожал плечами, — вот я и расколдовался. У немагов, знаешь ли, весьма посредственные зелья получаются, — добавил он, но тут же пожалел о своих словах: в глазах Влада загорелся огонек гнева. — Ты это, не кипятись, — заговорил Ваня, пятясь назад до тех пор, пока не уперся спиной о стенку гроба. — Ты лучше это, отпусти меня. Никому о тебе ничего не скажу, честное слово. Ты отпусти только. — Ну, конечно, — оскалился Влад, — конечно, я тебя отпущу. Давай, иди. Что, не можешь? — он засмеялся, услышав звон цепи. — Ну прости, дружочек, помочь ничем не могу. — Тогда убей! — Ваня развел руками, удивляясь тому, насколько уверенно звучит его голос. — Всяко лучше, чем у тебя в плену быть заживо похороненным! А у тебя, я смотрю сегодня был опыт в убийстве, — он кивнул на запекшуюся кровь у Влада на руке, — так что мешает лишить жизни еще одну жертву? — Ее попробуй убить, она к тебе из самой преисподней поднимется, — Влад покачал головой, взял с полки зелье для превращений и подошел к саркофагу. — А что касаемо тебя… Идея, конечно, заманчивая, но в твоем случае убийство равно освобождению, а твоя свобода мне не нужна, козленок. И воспользовавшись замешательством Вани, Влад капнул ему в рот зелье, и тот, кто секунду назад был долговязым пареньком, словно по щелчку пальцев, превратился в маленького козленка.***
Москва, Первая Магическая Больница имени Клавдии Воронцовой
Услышав приближающийся цокот трости, Ядвига прекратила свою бессмысленную ходьбу по кругу и остановилась. Она обняла себя за плечи, сжала губы в тонкую полоску и посмотрела в даль коридора. И не ошиблась: по лестнице поднимались Кот и Кощей. Оба молчали, думая каждый о своем, но в то же время об одном, оба обеспокоенные настолько, что (Ядвига могла поклясться в этом) у Кота даже умножилось количество седой шерсти. — Ну? — хором спросили они, едва оказавшись рядом с Ядвигой. Сидящий на скамье Астер настороженно взглянул на них, протяжно вздохнул и спрятал лицо в ладонях. — Час назад ее увезли на повторную операцию, — сказала Ядвига, закусив нижнюю губу. — Повторную? — снова хором. Ядвига сложила руки за спиной, отвернулась к окну и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но в конце концов лишь вздохнула и искоса взглянула на аспиранта Звездочета. Если бы ему не взбрело в голову в двенадцать ночи выпить чаю, чайнику не захотелось сломаться, а комната Премудрой, в свою очередь, не оказалась в том же коридоре, что и Астера, то Василису, наверное, не довезли бы и до первой операции. — Что врачи говорят? — нервно поинтересовался Кот, потирая переносицу, и сел рядом с Астером, который, бросив на незнакомого оборотня заинтересованный взгляд, заговорил: — Ждите не ничего, только говорят. О-ой, — он встряхнул головой, потер виски и поспешил исправиться: — Ничего не говорят, только ждите. — Затем громко втянул носом воздух и снова закрыл лицо руками. Ядвига, оглядев Астера, покачала головой, сложила руки под грудью и устремила невидящий взгляд в окно. Там, в живописном парке за стенами старейшей магической больницы в России, кипела настоящая жизнь: идущие на поправку пациенты учились заново наслаждаться этим миром, а врачи, уставшие после долгих операций, отдыхали на скамейках, болтая и попивая кофе. Разглядывая людей, Ядвига совершенно случайно наткнулась на мальчишку не старше восьми: рыжеволосого и настолько тощего, словно его давно не кормили. Вцепившись в ладонь матери он пытался шагать, не используя яркие цветные костыли, что, забытые всеми, лежали под раскидистым дубом. Лицо мальчика, непомерно худое и еще хранящие детские черты, сейчас были сосредоточено и серьезно, как у взрослого, повидавшего жизнь мужчины. Он словно с кем-то боролся, когда с трудом перебирая ногами по вымощенной дорожке, сжимал тонкие губы и, не обращая внимания ни на плачущую и что-то говорящую мать, ни на боль, продолжал свои муки. В этом маленьком с виду человечке — худеньком, бледном, больном, — было столько силы и мужества, столько серьезности и упертости, сколько порой не бывает в взрослом мужчине. Не в силах больше смотреть на такой знакомый, давно забытый и вызывающий нелучшие воспоминания образ, Ядвига опустила глаза на оконную раму, где было выцарапано «Юля, живи», и пробормотала, нарушая мучительную тишину: — Если она умрет, я не знаю, что я с ней сделаю. — Если это была шутка, то она не смешная, — заявил подошедший Кощей. — Знаю. Но если я еще хоть минуту промолчу, то точно сойду с ума. — Поплачь, должно стать легче. — Не умею, — она грустно усмехнулась (по правде, больше это было похоже на гримасу отчаяния) и вдруг резко развернулась и уперлась лбом ему в грудь. И этот жест, простой, обычный, ничего не значащий, сейчас был единственным правильным. Так было проще, легче. Легче, чувствуя тепло его тела, его подбородок, давящий ей на макушку. Проще, ощущая, что она не одна в этой бесконечной карусели потерь, что кто-то есть рядом, и что этот кто-то рассеянно гладит ее по спине, шепчет о том, что все будет хорошо, и утыкается носом в ее волосы. Наверное, решила Ядвига, в самом деле решил, что она плачет. — Вы родственники Премудрой? — спросил, подходя, врач, и все четверо кивнули, решая не вдаваться в подробности, и напряглись. — Мы сделали все что могли, и… Эй, сестра! — оборвал свою речь врач, когда Астер упал в обморок. Молоденькая девушка со смоченной нашатырным спиртом ваткой подбежала к бессознательному Астеру, приводя его в чувство. — Мы сделали все, что было в наших силах… Да подождите вы! — крикнул он, заметив резко изменившиеся и побледневшие лица своих собеседников. — В данный момент Василиса Васильевна находится в медикаментозной коме; состояние ее по-прежнему тяжелое, но жизни, к счастью, уже ничего не угрожает. По поводу вопросов о посещении: только близкие родственники и только при предъявлении документов. Он бегло оглядел четверых людей, кивнул каким-то своим мыслям и направился в противоположную сторону. — Спасибо вам! — Мне? — врач удивлено поднял брови, обернувшись. — Я не сделал ничего сверх того, что от меня требовалось. А Василиса ваша, — улыбнулся, — определенно в рубашке родилась. — Андрей Палыч! — донеслось с другой стороны коридора — это кричала фея-медсестра. — У Цербы операция по реплантации нижней конечности. Он просил вас ассистировать. Вы согласны? — Разумеется, нет, — врач пожал плечами. Но, заметив как удивленно взлетели брови медсестры, покачал головой: — Иду, Светочка, иду! Что за глупые вопросы? — и он ушел, так и не ответив ни на одну благодарность.***
Мышкин
Сидя на кровати Алены, Маша, Снежка, Варя и сама Алена склонились над ноутбуком, внимательно изучая мелькающую информацию. Ловкие пальцы Маши быстро скользили по клавиатуре, набирая нужные буквы, а зеленые глаза бегло глядели на всплывающие строчки-подсказки. Снежка сидела по-турецки, тихо и спокойно наблюдая за движениями подруги. Рядом с кроватью Варя переминалась с пятки на носок и каждую минуту заглядывала в ноутбук. Аленка же все ерзала по кровати, расспрашивая подруг то об одном, то о другом, но те, слишком увлеченные поиском новостей, отвечали через раз и с неохотой. — Ничего, — вздохнула в результате получаса безуспешных поисков Маша. — Сказочные вести молчат: видимо, эта информация пока не является достоянием общественности. — Судя по тому, как рванули Кот и тот дядька… — Кощей, — напомнила Снежка. — Настоящий Кощей? — удивлено прошептала Алена, но ответа не услышала. Вместо этого Варя продолжила незаконченную фразу: — Судя по тому, как они переполошились становится ясно, что что-то определенно случилось. И если вспомнить те фразы, которые долетели до нас!.. Варя фыркнула и села на край кровати, не зная, куда деть вдруг ставшие лишними руки. — Пойду-ка я… мы чай заварим, — сказала Снежка и, дернув Алену за рукав свитера, потянула ее к выходу. Едва утихли шаги подруг, Маша села рядом с Варей и положила руку ей на плечо. — Все будет в порядке, — заверила Маша, — не переживай. — С чего ты взяла, что я переживаю? — Если мне не изменяет память, то именно к Василисе ты привязалась, придя в колледж, и именно благодаря ей тебя не отчислили (и ты не оказалась под судом!) из-за ситуации с Мороком. — У тебя феноменальная память! — недовольно фыркнула Варя и утерла запястьем мокрые глаза. Маша пожала плечами, поднялась на ноги и похлопала себя по карманам джинсов. Нащупав пачку, она достала сигарету, быстро чиркнула зажигалкой и уже было поднесла сигарету ко рту, как она вылетела из ее рук и, упав на пол, погасла. — Никакого табака в моем доме! — заявила Аленкина бабушка, появившись на пороге. От неожиданности и испуга Маша закашлялась, а Варя определенно нашла эту ситуацию смешной — уголки ее губ впервые за день подрагивали в улыбке. — Извините, Людмила Альбертовна, — виновато произнесла Маша, потупив взгляд. — Я больше не буду. Людмила закатила глаза, строго пригрозила пальцем и ушла. — Это она сделала? — Маша указала рукой на дверной проем, после на лежащую на полу сигарету и с видом крайне удивленным поправила очки. Варя в ответ кивнула, развела руками и несколько истерично втянула воздух: животное волнение по-прежнему буйствовало внутри нее.