Маленькая декада, или год, который давно позади

If you must leave Leave as though fire burns under your feet. [2] You, Keaton Henson Гермиона все-таки поступила в академию мракоборцев. Но мы с тех пор не виделись. Я убеждал себя, что мы поступили правильно. Мы приняли обоюдное решение расстаться, чтобы не терзать друг другу душу лишними страданиями и переживаниями. Я не получал от Гермионы ни строчки, так же, как и она от меня. Беспросветная тоска, въевшаяся в сердце, как бы мы ни старались ее избежать. А во всем виноват этот чертов закон. И я снова и снова возвращаюсь к нашему последнему разговору, на десятый день после Рождества. – Они все-таки приняли этот дурацкий закон, – бросая мне на стол "Ежедневный Пророк", прорычала Гермиона. Я небрежно подтянул газету к себе, пытаясь разглядеть буквы под дымовой завесой моей сигареты. Пока я пробегал глазами строчки, Гермиона плюхнулась в кресло рядом со мной. Я закончил читать, но ничего ей не ответил. – Ты даже ничего не скажешь? – несколько раздраженно спросила Гермиона. Я затянулся. Из-за дыма в легких голос мой прозвучал так, словно я говорил из колодца: – Все кончено. Глаза Гермионы мгновенно заблестели от набегающих слез. – И все? Вот так просто? – в ее голосе была слышна дрожь. – А что еще тут можно добавить? – жестко ответил я. Гермиона поджала губы и отвернулась, думая, что я не увижу мокрых соленых дорожек. Я вышел из-за стола и подошел к окну. Ветер на улице закручивал снег в маленькие торнадо, плавно скользившие по земле. Я представил, что это торнадо перерастает в огромный ураган и уносит нас с Гермионой вместе с нашим домом в неизвестную даль, имя которой «неправильный выбор». – Понимаешь, Гермиона, – тихо начал я, – Я полностью признаю свою вину перед тобой. Я позволил тебе влюбиться в меня, подумать, что между нами может быть что-то хорошее, но это далеко не так. И я должен был дать тебе это понять в самом начале. Я не могу быть тем, кто сможет дать тебе то, что ты хочешь. Мы, конечно, можем дожить последние полгода так, как живем сейчас. Вместе. Наслаждаясь друг другом. Любя друг друга, в конце концов. Не замечая черных туч над нашими головами и делая вид, что обеспечили себе «долго и счастливо». Но, – теперь и мой голос слегка дрогнул. Усилием воли я заставил его звучать серьезнее и резче. – Какой от этого толк? Жить как раньше, зная, что это ненадолго? Считать дни до конца, терзать друг друга, чувствовать нависший над головой Дамоклов меч? Мы будем не в силах что-либо изменить, а потому... – Я могу не поступать, – тихо прервала меня Гермиона. – Не обманывай, – я повернулся к ней. – Я знаю, как ты этого хочешь и что ты для этого сделала. Я предпочту принести нашу любовь в жертву ради твоего светлого будущего. Гермиона вдруг сделалась совершенно серьезной, лицо ее потемнело. Словно бы я сказал что-то крамольное. – О, вот как, – голос ее звучал удивительно жестко. – А я бы предпочла провести с тобой последние дни, чтобы любить тебя, быть рядом с тобой, даже зная, что этому придет конец. Более того, возможно, я пожертвовала бы, как ты говоришь, светлым будущим, ради того, чтобы быть твоей женщиной. Но такое тебя не устраивает. Ты боишься, Северус, – тут она встала с кресла, скрестив руки на груди, – О, да, ты боишься. С одной стороны тебя пугает предстоящее одиночество, если я все же уйду. А с другой – длительные отношения, которых у тебя никогда не было. И из двух вариантов ты выберешь первый, потому что ты уже был один и знаешь, каково это. Ты не жертвуешь, Северус, ты бережешь себя. Я вдруг понял, что означают слова «закипела кровь», физически почувствовав, как в моих жилах бешено запульсировала горячая жидкость. – Мисс Грейнджер, – с губ сорвалось грубое рычание. Однако я был удивлен, что на лице Гермионы не отразилось ни тени страха: раньше этот мой тон и именование ее по фамилии вызывали другие эмоции. Теперь она лишь вызывающе смотрела на меня. – Вы опрометчиво наступаете на очень тонкий лед. Будьте осторожны, бездна может поглотить вас. – Что ж, я лишь убедилась в правдивости своих слов, – махнула рукой Гермиона, одновременно разворачиваясь, чтобы покинуть мой кабинет. Резким движением я схватил ее за локоть. Я не хотел причинять ей боль, поэтому думал, что правильно рассчитал силы. Гермиона поморщилась и попыталась вырваться. – Хотите, расскажу правду о вас? – прорычал я. – Вами овладел страх, который вы приписываете мне. Вы в ужасе от того, что приходится расставаться с привычными вещами, укладом жизни и людьми, которые вас окружают. Вы пытаетесь избежать неизбежного, хотя глубоко в душе понимаете бессмысленность этого. Впереди много неизведанного и непредсказуемого. Вы стоите на берегу реки, чёрные воды которой подхватывают все упавшее в них и уносят с космической скоростью куда-то в туман. Вам страшно. Вам нужно прыгнуть. Но ваши излишне теплые привязанности мешают вам это сделать. Поймите, если вы не сделаете этот шаг сами, я с великим удовольствием сброшу вас. – Отпустите меня. – Пообещайте, что сделаете это. – Мне больно. – Обещайте! – проорал я, одновременно ослабив хватку. Гермиона, почувствовав это, тут же вырвалась. Глаза ее снова увлажнились. Она быстрыми шагами направилась к выходу. На пороге, уже держась одной рукой за ручку двери, она обернулась. – Я бесконечно благодарна вам за все. – Я видел, что слова давались ей с трудом, но, тем не менее, она хотела их сказать. – Я буду любить вас просто за то, что вы существуете. С хлопком двери моя любимая женщина покинула наш дом, в котором, пусть и такое короткое время, мы были счастливы. Ненастный зимний вечер довершил впечатление. Снежинки теперь, будто бы сговорившись, собрались в один быстрый ледяной поток, и покрывали собой все, что видели: деревья, улицы, дома. И людей. Я увидел, как Гермиона с небольшим чемоданом выскочила из дома и быстрым шагом направилась к месту трансгрессии. Под агрессивным напором ветра идти ей было сложно, но она старалась не сбавлять темп и продолжала двигаться с той же скоростью, хоть и прилагая больше усилий. Я похвалил ее стойкость, казалось бы, в таком мелком и невзрачном поступке. Дьявол кроется в деталях, а человек рождается в мелочах. Я все хуже и хуже видел силуэт Гермионы: стая снежинок кружила возле моего окна. Понимая, что сейчас были разрезаны последние ниточки, соединяющие нас, я вздохнул. Я надеялся, что этот вздох получится облегченным, освобождающим от тяжести в груди. Он должен был получиться утверждающим меня в моей правоте. Но из моей груди вырвался короткий болезненный выдох. И я все понимаю. – Я тоже, – отвечаю я безмолвной, окутавшей меня пустоте.

***

– Простите мне мою дерзость, сэр, – решаетесь вы задать вопрос, пока профессор прервался, взяв кофейную чашку. – Неужели вы, в самом деле, смогли так легко отпустить ее? Снейп делает большой глоток из кружки, кофе в которой уже значительно остыл, но отвечать не спешит. Он достаёт из кармана пачку сигарет, вытаскивает одну и протягивает пачку вам. Вы соглашаетесь или отказываетесь. Зажав сигарету зубами, профессор щелчком пальцев вызывает небольшой огонек, как от зажигалки, и прикуривает от него. Гостиная постепенно заполняется легким дымом со сладковатым запахом. Затянувшись, профессор откидывает голову назад и выдыхает дым в потолок. У вас складывается впечатление, будто он сейчас заглядывает в самые свои сокровенные воспоминания, которые, несмотря на личный характер беседы, он вам доверить не желает. – Вы должны понять всю серьезность этой ситуации, – не меняя позы, начинает профессор. – Представьте, что вы живете в домике у озера. И уже очень давно живете, хорошо знаете местность, немногочисленных соседей и так далее. И вот, – тут Снейп резко обращает взгляд на вас, – однажды рядом с вами покупает дом кто-то другой. Вы знакомитесь, становитесь друзьями, общаетесь. В один прекрасный день вы решаете искупаться в озере. Вы достигаете его середины, но вдруг понимаете, что тонете: может, вы не слишком хорошо плаваете и не заметили, как оказались в центре, задумавшись, или у вас свело ногу, или неизвестная злая сущность тянет вас на дно. Не столь важно. Вас замечает ваш сосед и спешит к вам на помощь. Вы знаете, что он плавает хуже, чем вы, а потому криками просите его не приближаться. Ведь только вы знаете глубину озера. И только вы знаете, что вам обоим не спастись. Что вы сделаете? – Вероятно, это будет зависеть от того, – немного помедлив, отвечаете вы, – насколько мне дорог этот человек. И насколько сильно будет во мне желание жить. – Я бы вас поправил: насколько сильной в вас будет надежда на удачный исход. Вы, на секунду задумавшись, согласно киваете. – Так вот я в такой ситуации предпочел бы сделать все возможное, чтобы быстрее пойти ко дну и остановить этого соседа, прежде, чем он достигнет точки невозврата, погрузившись в воду вместе со мной. Вы поджимаете губы и в раздумьях отворачиваетесь от профессора. Невольно ваш взгляд падает на праздничную елку, под которой вы замечаете два подарка, в темно-красной и темно-синей обертке. Два подарка? Не сам же себе их дарит профессор?.. – Теперь я могу продолжить? – тихо спрашивает Снейп. Вы, переводя на него взгляд, киваете снова и принимаетесь внимательно слушать, глядя как перед лицом профессора танцует сероватый дым. 2 – Если ты должна уйти, уходи так, будто огонь горит под твоими ногами.