Большая Игра

— О-о-о мой ёбаный бог, всё-таки да! — Брэд с абсолютно довольным лицом тычет пальцем куда-то в район шеи Адама. — Сток, где моя сотка? — «Сток»? — Фамилия у меня такая, — тянет Барри вроде как кисло, а вроде и с улыбкой, и после недолгого копошения в заднем кармане протягивает Брэду сложенную купюру. — А-а. А это… — А это, бро, награда за то, что я слишком хорошо тебя знаю, — Брэд принимает стодолларовую банкноту из рук Барри, разворачивает и демонстративно разглядывает на солнечном свету. — Обычно людям требуется чуть больше времени, — пожимает плечами Барри, на что Брэд хмыкает. — Не этим людям. Я удивлён, что они не поебались прямо в Игре. — На хуй пошёл, — смеётся Адам и неловко потирает шею там, где, очевидно, были красноречивые засосы, про которые он уже успел забыть. — Ага, конечно, это тебя так моя мамка расцеловала. — Мне стоит обратить внимание на твою мамку? — он снова ржёт, за что получает лёгкий пинок под рёбра — на большее Брэду всё равно не хватит роста. Погода сегодня замечательная, давно такой не было. В последнее время за городом льют дожди: большую часть дня небо затянуто грозовыми тучами, тяжёлыми, тёмными, но всё же не такими густо-чернильными, как на пустошах. От этих туч не бывает электрических бурь — лес не пускает сюда засуху и пыльные облака. Здесь дождь точно такой, как в старых фильмах, которые изредка показывают на экранах. В городе таких дождей не бывает — любые тучи искусственно разгоняются ещё на горизонте. А здесь всё происходит так, как должно происходить в природе. Сегодня вот солнце выглянуло, и мокрая трава вкусно пахнет, и дышится легко. Брэд делится сигаретами с Барри, Адам закуривает свои: они сидят на сложенных брёвнах, которые к вечеру растащат по домам местные. Здесь, в паре часов от северной базы, находится что-то вроде коммуны: Сопротивление отстраивает здания Старого мира очень медленно, так что многим приходится жить где попало, пока не придёт помощь в виде лишних рук — вроде их небольшой компании. Беспорядки в городе не увенчались успехом. Впрочем, смотря что считать успехом. Сотням людей пришлось бежать из Государства — собственно, именно так многие и узнали о жизни за его пределами. Здесь цивилизация будто бы рождалась заново: тёплая еда, электричество и канализация — роскошь, и, честно говоря, иногда это сводит Адама с ума. Но это всё же лучше, чем тюрьма. Если ему суждено умереть от голода или инфекции, то, по крайней мере, его последним воспоминанием не будет потолок в комнате для смертельных инъекций. В Государстве их имена знают все: для одних они герои революции, для других — террористы и преступники. В городе их ждёт гарантированная смертная казнь, по крайней мере, пока режим не изменится. Это могло бы означать, что они никогда не вернутся домой, если бы не то обстоятельство, что город никогда не был для них домом. Теперь их дом здесь. И Адам действительно восхищается теми, кто остался и продолжает бороться. Но сам он больше не хочет брать в руки оружие — ни реальное, ни виртуальное. Бороться можно и другими методами. И у него уже есть на этот счёт некоторые идеи. — Зима будет тяжёлая, — говорит Брэд, глядя перед собой. — Ага, — отзывается Адам. Воздух свежеет — вечера становятся холоднее. Нужно будет наведаться к волонтёрам насчёт тёплой одежды. — Но это ничего, — говорит Адам. — Это ничего, — повторяет Брэд, и Барри молча кивает. *** Нил просыпается третий раз за ночь, но Адаму это не мешает — он всё равно не спал. У него и раньше со сном были проблемы: с детства видит кошмары и почти всегда просыпается уставшим. Теперь проблема стала шире: он не может заснуть в принципе. Или не хочет. Сны уж слишком похожи на симуляцию. Никогда не знаешь, удастся ли выбраться. Развернуть к себе, запустить пальцы в волосы, прижаться губами ко лбу — он делает это из раза в раз и не чувствует никакого раздражения. Может, даже наоборот: наконец чувствует, что нужен. «Расскажи, тогда не сбудется», — говорила мама, когда он просыпался после плохих снов. Мама, которая так и не попыталась найти его после начала протестов. У Нила он никогда ничего не спрашивал. В конце концов, им всем снится примерно одно и то же. Операция, которая была нужна его матери, состоялась, но не то чтобы сильно улучшила её состояние. Они навещали её всей толпой: Брэд приносил для миссис Сандерсон тонны вкусняшек от своей мамы, а ещё у старушки оказалось неожиданно много общих интересов с Барри — в итоге эти двое могли часами болтать о литературе, а Нил радовался как ребёнок, что теперь маме не приходится всё время быть одной. Но когда он оказывался за пределами лечебницы, он плакал. Наверное, думал Адам, это потому, что Нил впервые в жизни действительно не может ни на что повлиять. Он сделал всё, что было в его силах, и выиграл маме время — может год, может, два. Но у неё слабое здоровье, и однажды её не станет. И медленно, шаг за шагом, Нил пытается с этим смириться. Его мама рядом, и сейчас она счастлива. Каждый раз, когда они приходят к ней, она расцеловывает Нила и говорит, как сильно им гордится. А заодно пытается накормить Адама, потому что «кожа да кости, ну как так, Нил, совсем за своим мальчиком не следишь» — надо было видеть лицо Нила, когда он понял, что мать уже давно обо всём догадалась. В такие моменты плакать хотелось уже Адаму. Что ж, теперь у него аж две мамы, включая миссис Уолст, — обе неродные, зато любящие. Однажды миссис Сандерсон умрёт, и Нил будет к этому готов. Он справится. Он всегда справляется. Прямо сейчас он цепляется пальцами за майку Адама, дышит в плечо тяжело и хрипло, и это всё же лучше, чем если бы он делал вид, что всё в порядке. У него вообще проблемы с тем, чтобы позволять себе быть не в порядке. Но они работают над этим. На это у них вся жизнь. — Я видел, как ты падаешь, — очень тихо, на грани слышимости, а всё равно больно от каждого звука. Адам закрывает глаза. Кабина, цифра «1», дребезг решётки, треск, грохот, темнота. С некоторых пор он пользуется только лестницами. — Мне жаль, — еле слышно, касаясь губами покрытого испариной лба. Нил поднимает на него глаза и чуть мотает головой, как бы говоря: не надо жалеть. И Адам понимает, о чём он. Если бы не Большая Игра, они бы не были там, где они сейчас. Адам натягивает на них обоих два съехавших одеяла: спать под одним стало холодно с тех пор, как на базе начались перебои с отоплением. Нил не планирует выпускать его из объятий — вероятно, так проще помнить, что он жив. Адам и не сильно против: плечо у Нила идеально подходит для сна, а если кое у кого через полчаса затечёт рука, то вся ответственность на её обладателе. *** — Звучит как мусорный бак, по которому лупят арматурой, — когда Барри улыбается так зловеще-удовлетворённо, он производит впечатление серийного убийцы, но Адам от этого в восторге. — Так и было задумано, — отзывается Нил, не отрываясь от экрана компьютера и поправляя последние настройки в аудиоредакторе. Адам смеётся и чуть не проливает на микшерный пульт свой кофе, за что получает от Нила укоризненный, но всё-таки добродушный взгляд. Нил такой красивый, когда сосредоточен на музыке. Определённо, барабаны и звукорежиссура — его ниша, и он просто обязан заниматься этим всю оставшуюся жизнь. — Ну как там, ребят? Говард, их куратор, отвечающий в Сопротивлении за всё, что касается подпольного аудиовещания, последние полчаса копается в накладных на технику, которую подвезли в студию специально для их маленького противозаконного проекта, и периодически вклинивается в работу с собственными замечаниями и советами, потому что сами они никогда ничего подобного не делали. — Пять минут — и можно пускать в эфир, — Нил одной рукой держит у уха наушники, а другой быстро-быстро кликает мышью по настройкам рендеринга. — Я чёт слегка ссу, — ёмко обозначает свои переживания Брэд, и Адам их полностью разделяет. — Это мандраж, чуваки, — Говард заглядывает в компьютер из-за плеча Нила, — зато представьте, как всех покорёжит. — Адз, есть новости по Кейлу. В дверях студии — коренастая, татуированная энергичная особа по имени Джини, с которой Адам с первой встречи нашёл общий язык и на которую в других обстоятельствах наверняка запал бы. Вдвоём они отходят в сторону, пока Говард решает с ребятами какие-то технические вопросы. — Он в городе, — тихо говорит Джини, передавая Адаму смарт-карту. — По шифрованной сети тебя не отследят, но и продержится она минут десять, не больше. — Мне хватит. — Уверен? — Я с некоторых пор, знаешь, вообще ни в чём не уверен, — устало усмехается Адам. Джини кладёт руку ему на предплечье. — Эй. Я знаю, что это важно для тебя. — Вроде того. — Но ты не можешь вытащить тех, кто не хочет вытаскиваться. — Может, он хочет. — А может и нет. И тебе стоит быть к этому готовым. — К этому можно как-то подготовиться? — Нельзя, — Джини грустно улыбается. — Но можно попытаться не развалиться. — Обмажусь клеем, так и быть. — Это всё твоё подсознательное желание нанюхаться. — Абсолютно сознательное. — Нажалуюсь на тебя Нилу, — она смеётся, и, кажется, Адама понемногу отпускает. Вместе с Говардом они все перебираются из студии в холл, где у огромного экрана уже столпилось пару десятков людей, пришедших своими глазами увидеть их культурную диверсию. Выпуск новостей только начался, но зрителей ждёт сенсация поинтереснее. И, кажется, у Адама потеют ладони и колотится сердце. «Они ведь найдут тебя». В тени чужих ног осторожные чешуйчатые лапы почти невидимы. «Найдут вас всех и уничтожат». Первое время после Игры чудовище было рядом почти постоянно: чудесного исцеления не случилось, но Адам и не надеялся. Можно даже сказать, что стало хуже, но это результат стресса, а стресс рано или поздно отпустит. Пока что Нил периодически застаёт его за разговорами с пустотой и терпеливо напоминает, что эта тварь не реальна и не такая всесильная, какой хочет казаться. У Адама нет причин ему не верить. Твои демоны никогда тебя не оставят, но, по крайней мере, тебе всегда есть с кем поболтать. — Пусть ищут, — тихо бормочет он, глядя, как на экране выпуск новостей прерывается помехами. Брэд и Барри счастливо переглядываются, когда слышат первые ноты гитары и баса. Нил незаметно берёт Адама за руку. Откуда-то звучат восторженные возгласы — люди в холле начинают аплодировать. — Пусть ищут, — и Адам улыбается. «Это не то, что я взял у тебя. Это не то, что я отнял. Мы рождены такими».