Большая Игра

Одиночество оказалось невыносимым. В его распоряжении крохотная комнатка, выделенная на одном из уровней базы: кровать и маленькая тумбочка — всё, чего можно желать после почти двух недель сна на твёрдой земле, пусть и ненастоящей. Здесь тихо и относительно безопасно. Окон нет, но на сенсорной панели, регулирующей свет и вентиляцию, отображается время: уже час ночи, и все, кроме дежурной смены, давно легли спать. Оказалось, просто расслабиться и отдохнуть Адам не способен. Как лечь на постель, как закрыть глаза, как заснуть и проснуться завтра в новом дне, как вообще жить, когда происходит то, что происходит, когда снаружи так страшно, а внутри так больно? Возможно, это и не реальность вовсе. Возможно, их выбросило на какой-нибудь новый уровень Игры. Сейчас картинка снова рассыпется, и твёрдые пальцы сомкнутся на его шее, и земля содрогнётся, и он будет падать, и падать, и падать. Ещё час уходит на попытки заснуть, после чего Адам сдаётся, натягивает джинсы и кроссовки и выходит в коридор. Здесь тихонько гудят лампы ночного освещения: они желтоватые, но цвет не такой ядовитый и мерзкий, как тот, что был на втором уровне. Вдоль коридоров тянутся одинаковые двери с одинаковыми панелями справа от каждой. Похоже на студенческое общежитие, только очень бедное и аскетичное — впрочем, странно ожидать роскоши от людей, находящихся вне закона и просто пытающихся выжить. Наверное, Адам слишком привык к достатку и поэтому обращает внимание на мелочи. Но ничего, скоро и к этому привыкнет. Назад дороги уж точно нет. Он знает, куда поселили Нила, но на всякий случай бросает взгляд на буквы, подсвеченные на панели возле двери. «Нил Кристофер Сандерсон». Адам произносит имя несколько раз одними губами, не до конца понимая, зачем это делает. Негромко стучит в дверь, слышит тихое «да?», касается сенсоров — дверь отъезжает в сторону. Нил сидит на постели, прислонившись спиной к стене: непривычно видеть его в чистой одежде, с ещё влажными после душа волосами, без кровавых корочек на лице и шрамов на ладонях. Нил выглядит абсолютно здоровым, как и все они теперь, но Адам уверен, что среди них нет того, кто не чувствовал бы себя искалеченным. Кажется, не только Адам сегодня не может заснуть. Он проходит внутрь, и дверь за ним с тихим шелестом закрывается. Комната точно такая же, что и у Адама, и всё-таки здесь не так пусто и страшно. Здесь пахнет Нилом. Хорошо наконец знать, что все запахи, которые он чувствует, не нейростимуляция. Честно говоря, он понятия не имеет, что собирался сказать и собирался ли вообще говорить, но Нил ничего не спрашивает. Он встаёт с постели, тяжело опираясь на матрас, — Адам хорошо понимает эту бесконечную, невыносимую усталость. Теперь они стоят друг напротив друга, по-прежнему молча, и в комнате так тихо, что слышно гудение лампочки и чужое дыхание. Адам делает шаг навстречу, и Нил делает тоже — они целуются, и Адам думает, что им обоим стоит наконец побриться. Думает, что больше не нужно никуда бежать. Думает, что теперь он дома. От пальцев в волосах разбегаются мурашки, от мягкой кожи под ладонями распространяется тепло, заполняет всё тело. Волосы Адама лезут в лицо, случайно оказываются у обоих во рту, и Нил усмехается, убирая пряди с его лба — так нежно, восторженно, будто не может налюбоваться. Адам жалеет, что не может одновременно целовать его и смотреть в эти абсолютно потрясающие светлые глаза. У Нила сильные руки, его объятия как мягкое одеяло, как тёплая ванна, как самый счастливый сон. Адам тянет наверх его майку и думает, что впервые не торопится: это не чтобы забыться, не чтобы развлечься, не чтобы избавиться от необходимости быть один на один с собой. Это потому, что ему хочется. Это потому, что Нил видит его настоящего — поломанного, но живого. Когда майка Адама падает на пол, Нил осторожно целует его шею, ключицы, плечи, и Адаму хочется скулить и плакать, но это он ещё успеет. Он легонько подталкивает Нила к постели, пока они продолжают целоваться, на ощупь расстёгивая штаны друг друга, и Нил теряет равновесие, утягивая Адама за собой, а тот спотыкается о собственные кроссовки и почти падает на него, и, боже, они просто два неловких долбоёба, и не смеяться невозможно, и Нил так потрясающе краснеет, лёжа под ним и позволяя колену Адама оказаться между его собственных. У Адама нет плана — нужно просто быть как можно ближе. Прикасаться. Знать, что это Нил, и Нил хочет его, и Нил будет с ним, и это всё не симуляция, это реальность. Нил укладывает его на бок рядом с собой, близко-близко, касаясь носом щеки, неловко облизывает ладонь и берёт в руку его член — Адам думает, что это будет его самый быстрый раз, потому что ладонь такая горячая, что пальцы на ногах поджимаются, а дыхания не хватает. На ощупь делает то же самое: чувствует в руке затвердевший член Нила, чувствует, как пульсируют тонкие вены, как на пальцах остаются липкие капли смазки. Знает, что всё делает правильно, потому что Нил придвигается ещё ближе, едва-едва толкаясь в руку, и тянется к его губам. Дыхание неровное, горячее, и, когда Адам задевает пальцами головку, тот тихо стонет ему в рот — сумасшедший звук, который Адам впитывает в себя, сцеловывает с влажных губ. Нил умеет быть нежным. Нил умеет быть чувственным. Нил умеет доверяться и отдавать всё, что есть. Их ноги переплелись, колено Нила сильно прижимается к его паху, и рука на члене двигается быстрее, а Адам, кажется, бормочет «да, вот так, вот так», даже не заметив, что издаёт звуки. Нил приподнимается над ним, позволяя обнять себя свободной рукой и выцеловывая шею, а Адам ловит ртом воздух, откидываясь на подушку, стискивая коленями ногу Нила, пока живот не поджимается, и мягкие спазмы не выбивают из него осипший скулёж — так хорошо, так потрясающе, так правильно. У него весь живот в сперме, и он абсолютно не осознаёт реальность, но продолжает сжимать ладонь на члене Нила, двигать рукой быстро, сильно, может быть, больно. Нил всё ещё склоняется над ним, касается лбом его лба, держится обеими руками за его плечи, дышит шумно и тяжело, пока наконец не вжимается в его губы, и Адам чувствует сквозь поцелуй долгий надломленный стон. Нил кончает медленно, рваными спазмами, будто тело не может расслабиться сразу, будто на это уходят последние силы. Теперь на Адаме ещё больше спермы, но это не мешает Нилу опуститься на его грудь, утыкаясь влажным лбом в плечо, пока Адам запускает пальцы в его волосы. И тишина снова окутывает их. Спокойствие, которое невозможно подделать. Тепло во всём теле, которое ни одна компьютерная программа не способна смоделировать. Весь мир, который помещается в чужом дыхании. Адам думает, что нашёл способ раствориться в нём. И ещё думает, что эту строчку можно будет пихнуть в какую-нибудь песню, если он не забудет об этом к утру.