Повзрослей

      Летом светает быстро, на улице было уже светло, когда Виктор заглянул в соседнюю комнату. Юра спал, свернувшись калачиком, а Отабек сидел на краю разложенного дивана. Заметив хозяина квартиры, он повыше натянул одеяло на спящего подростка и вышел к Никифорову. – Я боюсь засыпать, – шёпотом признался Отабек, – Мне страшно, что я проснусь, а Юра... – Всё хорошо будет, – перебил его Виктор, который и сам не мог уснуть, переживая за Юру, – Иди ложись, я пойду с псом погуляю.       Подросток вздрогнул во сне, когда Отабек сел рядом с ним. Приоткрыв глаз, он нащупал ладонь казаха тонкими пальцами, уже не такими ледяными, но всё ещё очень холодными. Алтын так и не позволил себе заснуть. Страх, что он проснётся рядом с мёртвым Юрой, был сильнее любой сонливости. Виктор и сам жутко переживал за подростка, но старался гнать плохие мысли. Кацуки пытался минимально контактировать с Плисецким, зная, что тот его недолюбливает. Японец боялся, что Юра разозлится и снова пропадёт, поэтому старался проявлять заботу на расстоянии. В ночной суматохе он и так метался меж двух огней, не понимая русскую речь и лишь догадываясь, что происходит, пытался не довести и без того бьющегося в истерике подростка и выполнял при этом задания Виктора по типу найти одежду и заварить чай.       К концу седьмого часа юриного сна, нервы ни у кого не выдерживали. Отабек решил, что пусть лучше ещё днём поспит, если захочет, и начал будить возлюбленного. Сначала это были ненавязчивые поглаживания и тихий шёпот, который становился всё громче по мере отсутствия реакции. В этот момент перепугались все. Виктор выхватил телефон из рук Кацуки, пока тот порывался вызвать скорую, откладывая гаджет на тумбочку. В следующую секунду его рука звонко опустилась на бледную щёку Плисецкого, заставив вздрогнуть. Отабек прошипел, словно ударили его. Он понимал, что подростка нужно как-то разбудить, но всё же позволил себе секундную вспышку гнева, бросив на Виктора осуждающий взгляд. – Прости, – сказал Никифоров, извиняясь то ли перед Юрой, то ли перед Отабеком.       Виктор несколько раз похлопал Плисецкого по щеке, не сильно, но неприятно, вынуждая всё же открыть глаза. Все с облегчением выдохнули, когда подросток наконец проснулся. Даже после сна он выглядел очень уставшим, бледным, с синяками под глазами, но в сознании и живой. Кацуки отправился делать завтрак, Виктор сказал, что ему нужно сделать звонок и удалился из комнаты, пока Отабек измерял Юре давление и температуру, ужасаясь слишком низким показателям. Реагировал подросток вяло и заторможенно, словно ему приходилось сделать усилие, чтобы выполнить простое действие или ответить на какой-то вопрос.       Отабек понял, что у него дрожат руки, когда он протягивал Юре другой термометр, надеясь, что тот ошибся. Неизменно суровое выражение лица сменило беспокойство, которое передавалось подростку. При виде нервных дёрганых движений обычно спокойного казаха уровень тревожности невольно поднимался. – Я очень торможу, да? Меня тело будто не слушается... В голове вроде ясно всё... А пошевелиться или сказать что-то... Не выходит... – Юра пытался говорить как можно чётче, проговаривая слова чуть ли не по слогам. – Всё в порядке, это пройдёт, – как можно убедительнее сказал Отабек, осталось только самому в это поверить, – Юр, прости меня, пожалуйста. Это я виноват. Я должен был пойти за тобой, когда ты ушёл, догнать, остановить. Ничего бы этого не было. Я поступил как дурак. Думал, ты перебесишься и вернёшься. Прости меня.       Юра покачал головой, ему хотелось сказать, что Отабек ни в чём не виноват, но не получилось, язык будто парализовало. От этой беспомощности на глаза навернулись слёзы и уже не было никаких сил их сдерживать. Размазав солёную влагу по лицу перебинтованной рукой, Юра подался вперёд, утыкаясь Отабеку в плечо. Когда тёплые губы коснулись виска, стало чуточку легче. – Мы сейчас же едем в частную клинику, я обо всём договорился. На учёт ставить не будут, всё конфиденциально, – сообщил вошедший в комнату Виктор.       Юру чуть ли не силой заставили съесть приготовленный Кацуки оладушек с клубничным вареньем. Затем, собрав относительно приличный лук из толстовки Отабека, которая очень нравилась подростку, и старых джинсов Виктора, повезли по вбитому в навигатор адресу. В машине работала печка и всем было тошно от высокой температуры, но иначе Юру трясло, будто он вышел на улицу голый зимой. – Не давай ему спать, – сказал Никифоров с переднего пассажирского сиденья.       За рулём сидел Кацуки, которому удалось хоть немного поспать этой ночью, в отличие от подрывавшегося на каждый шорох Виктора и Отабека, который вообще глаз не сомкнул. Юру начало укачивать. У японца был отвратительный стиль езды. Он пытался ехать как можно быстрее, но каждый резкий поворот, каждая яма на блядских российских дорогах отзывались у Юры рвотным позывом. – Бля, скажите, пусть остановится... Срочно... – попросил подросток, не в силах сказать что-то на английском самостоятельно.       Ему чудом удалось успеть открыть дверь, не дожидаясь полного торможения, чтобы не наблевать в салоне. К счастью, рядом оказалась обочина, на которую можно съехать. Желудок мучительно скручивало, казалось, ещё немного и он вывернется наизнанку. – Юри, езжай аккуратнее, пожалуйста, – попросил Отабек, когда они снова двинулись с места.       Здание клиники находилось за городом. За шлагбаумом стояли дорогие машины, было видно, что данное заведение рассчитано не на «простых смертных». Откуда у Виктора такие связи никто из присутствующих не знал. Кацуки припарковался и остался ждать в машине, наконец позволив себе выключить печку и открыть окна. Юре было очень больно наступать на ногу после падения с байка. Он сильно хромал, вцепившись в руку Отабека, который одной рукой держал подростка под локоть, обнимая со спины, а другой сжимал маленькую забинтованную ладонь с холодными пальцами.       Виктор что-то сказал на стойке регистрации и через пару минут Юре привезли каталку, помогая залезть. Мелькающий перед глазами белый потолок с квадратными лампами усиливал сонливость, с которой подросток боролся всю дорогу. Он слышал звук шагов Виктора, отличая его от стука чужой обуви, чувствовал присутствие Отабека рядом, пытаясь держаться за эти ощущения, но всё же теряя связь с реальностью.       Юра опомнился, когда его стали перекладывать на кресло-кушетку. Он вздрогнул, как когда осознаёшь, что заснул, решив полежать ещё пять минуточек. Вскоре к нему подошёл врач, садясь на стул возле кушетки. Почему-то его появление заставило Юру сильно смутиться. – Здравствуйте, Юрий. Могу я к Вам так обращаться? – начал доктор спокойным низким голосом. – Здравствуйте. Да, – ответил подросток. – Меня зовут Александр Геннадьевич, я психотерапевт-нарколог. Мне нужно побеседовать с Вами и провести осмотр. Хотите сделать это наедине или позвать кого-то из Ваших близких? – после этих слов Юра вдруг осознал, что в помещении больше никого нет и от этого стало ещё некомфортнее. – Эм... Я же смогу попросить его выйти, если что? – спросил подросток, всё ещё прилагая усилия, чтобы говорить внятно, что отнимало немало сил. – Конечно, – заверил доктор. – Можете тогда позвать Отабека? – попросил Плисецкий.       Когда казах зашёл в кабинет, у Юры на глаза навернулись слёзы от облегчения, но он нашёл в себе силы их сдержать, как и желание броситься на шею. Подросток осознал, что весь этот недолгий промежуток времени, когда Отабека не было рядом, у него был страх и ощущение, что его бросили. – Итак, Юрий, как Вы себя чувствуете? – спросил Александр.       Юра молча пожал плечами, не зная как сформулировать и описать своё состояние. Он перевёл взгляд на Отабека в надежде, что тот что-то скажет за него. – Вы чувствуете слабость и сонливость? – подросток кивнул, – Как давно у Вас это состояние?       Плисецкий снова напрягся, пытаясь сообразить сколько прошло времени, но понял, что у него сильные провалы. Это заставило нервничать ещё больше, было неловко и страшно от того, что он не может толком ответить. Юре очень захотелось, чтобы Отабек обнял его, но стеснялся попросить об этом при постороннем. – Хорошо, давайте пока перейдём к осмотру, – сказал Александр, откладывая планшет, – Разденьтесь, пожалуйста, до нижнего белья.       Во время осмотра Юры, к его большому счастью, почти ничего не спрашивали. Отабек рассказал о событиях минувшей ночи, внося хоть какую-то ясность, пока врач проверял реакцию зрачков на свет и осматривал слизистые оболочки. Подростку снова измерили температуру и давление, что начинало уже бесить. Будто без этого непонятно, что они понижены. Юру трясло, кушетка казалась очень холодной. Он согнул колени, стараясь не прикасаться к материалу кресла хотя бы ногами. – Мне очень холодно, – объяснил подросток. – Вы падали в обморок в ближайшее время? – задал вопрос врач, отвлекаясь от осмотра, чтобы сделать записи. – Не знаю, – ответил Плисецкий, – Меня вырубало, но я не знаю обморок ли это был. – Ваш друг сказал, что Вам насильно ввели наркотическое вещество. Вы знаете какое? – спросил Александр. – Опиат, кажется, – задумавшись, попытался вспомнить Юра. – Опиаты - это группа веществ, название конкретного наркотика Вы не знаете? – спокойным голосом продолжал доктор.       Юра покачал головой, отводя взгляд. Ему вдруг стало очень страшно от осознания того, что он употреблял наркотики и сейчас находится на приёме у нарколога. Голос врача отвлёк от этих мыслей, но подросток был вынужден переспросить, потому что не расслышал сказанное. – Сядьте, пожалуйста, – повторил врач.       Тонкие дрожащие пальцы вцепились в подлокотники в попытке поднять тело, но сил не осталось. Отабек помог Юре сесть и его прикосновения к голой коже казались горячими. Плисецкий вздрогнул, ощутив на коже сталь ножниц, которыми врач разрезал бинты на руках и теле. – Покажите Ваши руки ладонями вверх, – нарколог осмотрел сгибы локтей на наличие следов от инъекций, а потом попросил свесить ноги, чтобы проверить рефлексы и осмотреть бедро.       Осмотр казался Юре бесконечным. Он устал и хотел домой, у него не было сил даже злиться. Юра лишь с облегчением выдохнул, когда ему сделали перевязку и разрешили одеться. Правда, потом всё же пришлось рассказать о случившемся. – У Вас был незащищённый секс? – спросил нарколог. – Не знаю, – ответил Юра, заливаясь румянцем, ему было стыдно говорить об этом в присутствии Отабека. – Вам необходимо пройти тест, отвечайте быстро и не задумываясь, – доктор протянул несколько листов бумаги с вопросами и вариантами ответов, а сам принялся писать направления на анализы и другие обследования, чтобы исключить ЗППП* и выяснить в каком состоянии находятся органы после воздействия наркотика.       Тест казался нескончаемым, у Юры уже не хватало сил собрать мысли в кучу и вникать в суть вопросов. Он с трудом поставил последнюю галочку, а затем ему вручили ещё два листа. Заголовок гласил «тест отношения к приёму пищи»**. – Вам плохо? – спросил нарколог, видя, что подросток побледнел ещё больше и покрылся испариной.       Юра в ответ лишь кивнул, чувствуя как начинается головная боль. Он отложил ручку в сторону, потирая виски холодными дрожащими пальцами. Отабек довёл его до кушетки и помог лечь. Юре сделали укол и оставили лежать под тонким больничным одеялом. – Я хочу домой, – прошептал подросток, – К Поте. Мне так стыдно, что я вот так её бросил на несколько дней. – Скоро поедем домой к Поте, с ней всё хорошо, – сказал Отабек, неуверенный в том, что его любимый не бредит, – Александр Геннадьевич, что ещё необходимо сделать? – Мне нужно, чтобы Юрий прошёл ещё один тест, после чего я дам направление на анализы и исследования внутренних органов. На основании их результатов будет понятно, необходимо ли какое-то лечение или достаточно просто поддерживающей терапии, чтобы восстановить ресурсы организма, – объяснил врач, – Главным образом необходимо исключить заболевания, передающиеся половым путём, и расстройства пищевого поведения. Скорее всего необходимо будет посетить ещё невролога и диетолога.       После укола Юре стало полегче и он смог пройти тест, но когда Отабек вывел его из кабинета, нервы не выдержали. В глазах снова заблестела солёная влага, скатываясь дорожками по щекам. – Юр, что такое? Тебе больно? – волновался Отабек. – Нет, – тихо, чтобы не дрогнул голос, ответил Плисецкий, – Всё нормально... Прости, у меня нервы уже не вывозят...       Они сели на соседние стулья в коридоре, Юра позволил себе уткнуться Отабеку в шею. Через пару минут подошли Виктор и Кацуки, обеспокоенные состоянием подростка. Юру пытались успокоить, но ничего не получалось. У него словно открылось второе дыхание и появились силы на злость и агрессию, в особенности на Виктора. Сначала он бросил подростка, забив на своё обещание, потом наговорил говна, довёл до срыва, а теперь распинается в словах утешения, стоя тут на коленях. Юра отдёрнул руку, когда Никифоров попытался погладить его сквозь бинты. Ему хотелось столько всего сказать, но слова не шли, из-за чего слёзы лились с удвоенной силой. Это злило ещё больше. Неожиданно резко Юра поднялся на ноги, делая два неуверенных хромых шага. Коридор крутанулся перед глазами, медленно уступая место темноте. Никто не успел среагировать и вовремя подхватить подростка. Юра рухнул на пол, теряя сознание.