Harassment

      — И с тех пор вы не расставались? — мечтательно спросила Мэри.       — Ни на один день! — уверил ее Паганель.       Мак-Наббс не замечал течения времени. Кажется, жизнь замерла в феврале и с тех пор он просто спит. Если он не пройдет медкомиссию в августе, его спишут. Что он будет тогда делать, без особенных сбережений и воли к жизни, Мак-Наббс не представлял. Он старался не загадывать на будущее, но теребить прошлое все же приходилось — дважды в неделю по часу. Доктор Смитсон был частным психоаналитиком, и Мак-Наббс пошел к нему, не опасаясь огласки. После очередного сеанса он был перемолот, как, наверное, случается, если попасть под гусеницы целой танковой бригаде. Поэтому у Мак-Наббса не было сил удивиться, когда он увидел у дверей своей квартиры — его.       Паганель кинул настороженный взгляд, оттолкнулся плечом от стены и решительно сгреб Мак-Наббса, стискивая его плечи длинными руками. Мак-Наббс успел только заметить, что волосы у Паганеля, отрастая, чуть вьются на концах и что новые очки ему чертовски идут. Вжавшись лицом в плечо в вырезе футболки с логотипом какой-то древней рок-группы, Мак-Наббс вдруг узнал его запах, и у него закружилась голова до солнечных зайчиков под закрытыми веками; на миг даже показалось, что его ноги не стоят на земле, а он парит в воздухе.       — Так я не ошибся? — спросил Мак-Наббс.       — Не ошибся, — заверил его Паганель, сжал посильнее и клюнул губами в лоб.       Напряжение предыдущих месяцев выходило, как воздух из спущенной шины, казалось — прислушайся, и услышишь тонкое шипение, с которым оно покидало тело.       — Ты так смотришь... — сказал Паганель.       — Как?       — Знаешь, у моей матери была аллергия на моллюсков... — начал он.       — И как это связано с тем, как я на тебя смотрю? — в последнее время терпение не было добродетелью Мак-Наббса.       — Напрямую. Она обожала морепродукты. Мы как-то ездили в отпуск в Нормандию, в Трувиль. Она пила антигистаминные и раз в несколько дней съедала одну устрицу. Всего одну. Можешь представить, как она смотрела на эту единственную устрицу.       Мак-Наббс перестал хмурился, пытаясь понять, какого черта Паганель делает здесь после всего, что случилось.       — Ты невозможен, — покачал он головой и на секунду зажмурился, понимая, что у него встает и что Паганель это заметил.       Но тот только смотрел тепло и чуть насмешливо. «В этот раз все будет по-другому,» — пообещал себе Мак-Наббс, отступил и приглашающе махнул рукой.       В темной прихожей они споткнулись о пакет с мусором, который Мак-Наббс забыл вынести утром.       — Лампочка перегорела, — только и успел сказать он, когда Паганель обхватил его лицо ладонями и крепко поцеловал.       Они закрутились, обнимаясь, выпутываясь из рукавов и запинаясь о мебель. Паганель зашипел, ударившись обо что-то; дешевый комод скрипнул, когда, подхватив Паганеля под задницу, он усадил его на этот ненадежный предмет поверх счетов за квартплату и просроченных проездных, коленом раздвинул его ноги. В темноте, не видя лица, он уверенно гладил сквозь джинсы длинные ноги, сильно, почти до боли сжимающие его бедра. Паганель шарил по его спине, собирая в горсти и отпуская рубашку, как мурчащий кот, выпускающий когти. Мак-Наббс прижался теснее, Паганель ойкнул, комод жалобно затрещал. Тогда Мак-Наббс нахмурился, отстранился и предупредил:       — Я хочу заняться с тобой любовью.       — Я уже догадался, — выдохнул Паганель с усмешкой.       — Можно? — тормозил Мак-Наббс.       — Окажите мне такую любезность, — пробормотал Паганель, сжал в кулаке ворот рубашки и сильно потянул его на себя, привалившись спиной к стене. — Хотя подожди, — остановился он. — Никто не придет?       — Я живу один.       — Тогда я сначала в душ, дай мне полотенце.       «Опять накинулся, как голодный, опять напугал», — с досадой подумал Мак-Наббс. Необходимость гигиенических процедур всегда все усложняет. Мак-Наббс не представлял, как, выйдя из душа, продолжить начатое: эйфория от встречи и возбуждение немного отступили, вернулись старые сомнения, но одежда уже снята и даже кровать разобрана, и отступать некуда.       — Выпьешь чего-нибудь? — спросил он, пытаясь отодвинуть момент и делая вид, что дружеская беседа в мокрых полотенцах — это вполне в порядке вещей.       «Как пОшло! — тут же ужаснулся он. — Это же должно быть совершенно по-особенному, а не так».       — Нет, спасибо, — отказался Паганель и неуверенно присел на кровать. — Ты не видел мои очки? Ладно, неважно.       — Как ты нашел меня? — спросил Мак-Наббс. «И зачем?» — не добавил он.       — Оказалось, что у меня есть кое-какие связи, — с улыбкой пояснил Паганель. — Я получил копию твоего личного дела.       — А... — начал Мак-Наббс.       — В последний раз ты был смелее, — с вызовом заметил Паганель, и Мак-Наббс сам не заметил, как очутился в ворохе потревоженных подушек, и сбившееся одеяло намертво стреножило их обоих.       — Я хочу, чтобы это было медленно, — наконец решился Мак-Наббс.       — Медленно? — лукаво улыбнулся Паганель. — Хорошо, может быть, во второй раз... — и он прикусил его подбородок зубами. — Или в третий...       Мак-Наббс был не готов к такой раскрепощенности, это было даже лучше, чем он мог себе представить. Этот день остался в памяти широкими жирными мазками: душные пыльные липы на бульваре, футболка с красными губами и языком, раздавленные очки, привкус латекса... В этот раз Паганель отнесся к оральным ласкам гораздо благосклоннее, Мак-Наббс даже не успел начать сомневаться, как Паганель сам направил его.       — Почему ты сбежал тогда? — спросил Мак-Наббс.       — Мне показалось, кто-то вошел. А потом... стыдно стало.       Рыжие пятна закатного солнца разогревали маленькую квартиру почти до температуры иракской зимы. Но презервативы в карманах Паганеля закончились, и к тому же Мак-Наббс вспомнил, что чистой простыни у него нет, и придется — стирай или нет — спать на мокром. Или без простыни.       — Сколько тебе лет? — хмуро спросил Мак-Наббс, всматриваясь в глубину пустого холостяцкого холодильника.       — Двадцать пять. А что? — лениво отозвался Паганель.       — Нет, ничего, — задумчиво ответил Мак-Наббс. — А ты почему не спросишь? Ах да, личное дело. Конечно. — Три банки гиннеса и засохший сыр глядели на него неприветливо. — Я хочу сходить в булочную на углу. Что тебе взять?       — Какой-нибудь ужасный пудинг, конечно, или пирог с почками, раз уж я в Шотландии! — обрадовался Паганель. — И что-нибудь сладкое. Наверное, у них есть эклеры, такие, знаешь, с заварным кремом?       Кажется, где-то пролился благодатный дождь, и пустыня начала покрываться цветами.