Объект вожделения – школьница

      — Дейзи, ты с ума сошла?       — И тебе доброй ночи, Бетт. — Литтлтон, не ждавшая гостей, стояла на пороге в свой дом и ещё не знала, с какой новостью Беттани решила заявиться к ней на чай, — Что-то случилось? У меня мама дома, давай в комнату?       Эванс молча разулась и тяжёлым шагом прошла на второй этаж, в комнату Дейзи, даже не поздоровавшись с Элизабет, что, как обычно, смотрела по телевизору очередной бразильский сериал.       — Так, что-то случилось? Выглядишь озлобленной. — Литтлтон закрыла за собой дверь и развернулась к подруге, что сердито ходила по комнате из стороны в сторону так, будто сейчас планета разорвётся на части.       — Ты всерьёз у меня спрашиваешь? Хватит придуриваться, я всё знаю!       — Да что я сделала?! — Дейзи уловила в словах Беттани тонкую манипуляции и в момент неосознанно разгневалась.       Стены спальни буквально краснели от напряжения.       — Да, знаешь, ничего! Всего-то спишь с нашим учителем! — буквально вскрикнула Беттани и закипала от злости.       Дейзи опешила, хотела что-то сказать, но как только услышала фразу полностью, отпустила губы друг от друга непроизвольно, в панике закраснелась, испугалась и уставилась куда-то сквозь стены и закрытые шторы деревянного окна, растеряв моторику и жестикуляцию где-то в воздухе.       — С чего ты вообще взяла? — Дейзи надеялась выкрутиться, другого ей не оставалось.       — У тебя не получиться соврать мне снова.       — Ладно, и что? И что?! — настойчиво выговорила Дейзи, решив избежать в их диалоге этап собственных оправданий.       Бетт мгновенно приутихла в своих эмоциях и всерьёз задумалась над услышанным вопросом, что ввёл её в мимолётный ступор. Действительно, и что? Почему Беттани это так разозлило?       — Ты лгала мне столько времени! Чарли-Чарли-Чарли! Какой Чарли? Его никогда не существовало.       — Беттани, а что мне оставалось? Рассказывать о таком направо и налево слишком рискованно, ты не понимаешь? Это буквально должностное преступление. За такое сидят в тюрьме. По-настоящему! — Дейзи была тверда в своих высказываниях, но каждый раз, когда говорила, сокращала дистанцию между ними с Эванс.       — Направо и налево?! Мы лучшие подруги, Дейзи! Или ты мне не доверяешь?       — Доверяю. — Литтлтон сделал ещё шаг и положила ладонь на плечо подруги.       — Тогда почему я узнаю о твоём романе с Нэдлером не от тебя, а от собственной матери? — Беттани без слов включила на компьютере Дейзи погорелую запись, воткнув в разъём мамину карту памяти.       Вопрос, что истощал Дейзи последние минуты, раскололся напополам, все пазлы вмиг встали на свои места, Шейла была близка к секрету больше всех. Дейзи сомкнула веки и закрыла лицо руками, осела на кровать и долго молчала; едкие мысли, страх и паника разрывали рассудок на части, осознание того, как внутри тает самая грязная тайна, рубило плечи. Ещё час назад их секрет хранили только двое, уже сейчас к списку прибавилась Беттани, а что будет дальше? Тайны, спрятанные в закутках маленьких квартир, школьных кабинетов или тесных примерочных, раскрываются, как только ты теряешь бдительность.       — Твоя мать знает, что Чарли — Грэг Нэдлер? — спросила Дейзи, небрежно стянув ладони с лица.       — Нет.       Дейзи выдохнула с облегчением, и спазм под рёбрами её ненадолго умерился.       — Прости меня, Бетт, но с этой секунды наш секрет и твой тоже, — Литтлтон взглянула на подругу, — маме нужно будет лгать.       — Лгать маме? О, нет! — Эванс вскочила, — Я не умею.       — Слушай, я знаю тебя всю жизнь, ты лжёшь даже сейчас, — Дейзи улыбнулась, — и у тебя отлично получается. К тому же я не прошу тебя бесконечно плести чушь, я прошу тебя хранить секрет. По-дружески.       Бетт взглянула на Литтлтон сначала с отрицанием, затем со своей характерной снисходительностью, а следом отчаянно кивнула и снова уселась с ней рядом.       Несколько минут молчания ушли на осознание трагедии, изрядно изменившей отношение Дейзи ко всему, что когда-либо было между ней и Грэгом. Вроде бы всё осталось прежним: и чувства, и желание, и теплота, и жажда встречи, однако нет теперь той самой страсти, детского отчаянья, нетерпения и охоты за риском. В тот вечер Дейзи стала относиться к Грэгу с некоторой осторожностью, пока он сам этого не подозревал даже. Хотя он ещё многого не подозревал, конечно.       В голове школьницы произошёл какой-то щелчок, на плечах, острых, усилился груз ответственности, всё стало каким-то настоящим; не театральным, а буквально до приземлённости заядлым. Обычным. Пропал интерес, осталась любовь и привязанность. Как это странно. В чём дело?       — Ну и как он? — осторожно спросила Бетт, пытаясь привести подругу в чувства.       Дейзи была не из тех, кто рассказывает обо всём с лёгкой руки, но Беттани была тем человеком, которому можно было доверять, поэтому ночь обещала быть длинной и до ужаса интересной. Достав из-под матраца полупустую пачку излюбленных ментоловых сигарет, Дейзи открыла единственное окно и, закурив, начала свой долгий рассказ, начиная с дешёвого бара и заканчивая поездкой в Джексоннвил прошедшим вечером.       — Вы реально прятались в кустах? — смеялась Беттани, представляя ту ночь, когда пьяная Дейзи заявилась к Грэгу домой и на берегу залива отдалась ему в очередной раз.       — А что нам оставалось? — Дейзи хохотнула и перебросила бычок через уличный забор.       — И как оно? — осторожно любопытничала Эванс.       — В тот раз просто ужасно, — смеялась Дейзи, — а в остальные безумно! В примерочной необычно, а в Уэст-Палм-Бич очень нежно.       — В Америке ещё остались места, где вы не трахались?       — Заткнись, Бетт. — Литтлтон толкнула Эванс плечом, — Кстати, моя мама посадила меня на противозачаточные.       — И правильно сделала. — в комнату неожиданно вошла Элизабет, принеся с собой запах подходящих только ей восточных духов с перцем, — Есть сигарета?       Бетт испуганно уставилась на Дейзи, затем вопросительно на миссис Литтлтон и протянула женщине сигарету из помятой под своим локтём бумажной пачки.       — Я смотрю «Люби или умри», как насплетничаетесь, спускайтесь в зал, у меня есть шампанское и белый шоколад. — Элизабет зажала сигарету меж толстых губ и, мило улыбнувшись, покинула комнату.       — Обалдеть, я удивляюсь каждый раз, и каждый раз завидую! Вот бы мне такую маму. — улыбнулась Бетт и в пошатанном рассудке закурила очередную сигарету.       — Послезавтра собрание по поступлению, твоя мама, кстати, пойдёт? — Дейзи поправила прядь волос и слизнула губы.       — Конечно, а твоя?       — Вроде тоже собирается. Надеюсь, не забудет, как обычно. — Дейзи выбросила за забор последний бычок и закрыла окно.

***

      Родительские собрания в школе можно рассматривать как уличные концерты очень плохих музыкантов. Если рядом с тобой те, с кем можно обсудить, в чём пришли остальные, и как сильно постарели музыканты за год, то всё не так уж и печально; а если ещё никто не попросит денег в конце, то вообще сказка. Лишь бы концерты эти кончались до того, как уедет последний автобус, и случались не чаще, чем обычно.       — Вы с Кейси уже выбрали университет? — миссис Эванс подошла к едва знакомой Марте Мокнаги, чтобы от скуки начать незамысловатый диалог, но как только в аудитории появилась великолепная Элизабет в кожаных брюках клёш и кашемировой блузке из новой коллекции, Марта осталась наедине с собой, так ничего не успев ответить.       — Прекрасно выглядишь. Причёска — сказка! Всё-таки я потрясающе закрашиваю корни! — Эванс обняла подругу.       — Это точно, Шейла. Новое платье?       — Только вчера купила. Если муж узнает, сколько оно стоит, отрежет голову! — заливалась радостью Эванс и поправляла душки своих наполированных очков.       Что ж, родительские собрания всегда были чем-то особенным, напоминающим встречи выпускников, на которые все являются в лучшем виде, ибо ударить в грязь лицом перед людьми из прошлого хуже, чем смерть.       — Беттани так и не собирается дальше получать образование? — перевела тему миссис Литтлтон.       — Не-а, сказала, пройдёт пару курсов и станет маникюрщицей.       — Ну, а что? Тоже дело хорошее! Ты молодец, что не настаиваешь на высшем образовании. Оно бывает совсем и не нужно. Зачем детям тратить время на изучение специальностей, по которым они никогда не станут работать? Например, Бэкка Лохан, гляди. — Элизабет стрельнула взглядом на расфуфыренную блондинку, стоящую рядом со своим сыном Трентом, тем самым футболистом, что оказался геем, — Сама она неплохой пластический хирург и только поэтому сына хочет определить в медицинскую школу в Йеле. Совсем рехнулась. Я ходила на школьные игры, когда была репортёром, парня ждёт великое будущее, это видно! Таким всегда есть место в спорте. Бэкка — круглая идиотка.       — А вы что с Маргарет решили? — спросила миссис Эванс, всё ещё с грустью поглядывая на загнанного в угол Трента.       — Она решает сама. — твёрдо сказала Элизабет.       — Постой, ты ей не помогаешь?       — Чтобы я не сказала, Маргарет будет против из принципа. Будет обидно, если я назову все университеты, и ей будет некуда поступать. Я знаю, она выбирает что-то в Гарварде.       — Гарвард — это серьёзно. Думаешь, Маргарет сможет попасть на стипендию?       — Уверена, что да, но даже если и не получится, продам дом и машину, вместе с малышкой переедем в Массачусетс. Я что-нибудь придумаю. Маргарет это нужно, я знаю.       — Вы молодцы. Твоей дочке явно повезло с мамой. Кстати, о Маргарет, ты видела её парня?! — миссис Эванс вспомнила о Чарли совсем внезапно, но её уже распирало от предвкушения одного лишь показа Элизабет того видео с камер наблюдения торгового центра.       — Нет, а что такое?       — Есть видео! Хочешь посмотреть? — женщина достала из складок персикового платья телефон и включила треклятое видео уже в который раз.       Ей доставляло такое удовольствие раздевать кого-то, разносить сплетни, с кем-то секретничать, а потом секретничать об этом же, но уже с другими людьми. Он была заядлой сплетницей и это её портило. Хотя сейчас Эванс выглядела буквально смешно; она думала владеет драгоценной информацией, однако все, с кем она ею делилась, знали гораздо больше, чем она сама. Буквально каждый: И Дейзи, и Бетт, и Элизабет уже догадались, что нет и никогда не было никакого Чарли, и водили Шейлу за нос.       Тайное становится явным всё больше. Элизабет взяла в руки телефон подруги и обомлела настолько сильно, что смотрела в экран телефона, даже когда видео уже закончилось. Кроме напора пальцев и немого молчания её удивления не выдавало ничего.       — Как зовут? — с проверкой спросила Элизабет.       — Чарли.       Тихо выдохнув, Элизабет начала исполнять только что придуманный план спасения своей дочери от клеветы и сальных сплетен, которые в громадных оборотах может пустить Шейла со своим талантом перемывать всему миру кости.       — Тебе не стыдно? — Элизабет театрально расстроено взглянула на миссис Эванс, — Как тебя угораздило начать судачить о моей дочери? Кому ещё ты покажешь, как Маргарет Литтлтон целуется со своим парнем? Не могу понять, для кого ты это сделала?       — Прости, я не думала, что тебя это так заденет. — осторожно произнесла она и сунула телефон в карман.       — Да ладно я! Думаешь, Маргарет оценила бы твой поступок? Это личное пространство, это чужие секреты, Шейла! А Беттани? Что бы сделала она или ты, если бы я в своём телефоне хранила подобные видео? — Элизабет выражалась злобно, но тихо, не привлекая внимания остальных родителей.       — Я была не права, прости, милая. Больше нос совать не буду, честно, только перестань. — Эванс крепко обняла Элизабет за плечи.       Всё-таки стыдить сплетниц очень просто. Миссис Литтлтон победно выдохнула, но из головы факт любви меж её дочерью и скудельным учителем не выпускала ни на секунду.       Как только собрание закончилось, Элизабет села в свой красный джип и, наконец, откровенно, уже никак не скрывая эмоции на своём лице и желания поругаться с Дейзи, окаменела от ужаса и осознания. Затем завела мотор и помчала домой, не теряя наваждения поговорить с дочерью по-взрослому.       Что ж, её можно понять. Сколько ошибок приходилось исправлять Элизабет за бесхребетным идиотом-наркоторговцем, что поломал ей жизнь? Целую уйму! Да всё её существование строилось на том, чтобы собрать свою разорвавшуюся на куски житуху, в которой детство сразу же сменилось одиноким материнством и на малышке Литтлтон, вредной девчушке с медовыми волосами.       Всё, что угодно, Элизабет была готова позволить Дейзи совершить, но только не разрушить свою жизнь.       — Маргарет! Ты дома? — крикнула старшая Литтлтон, бросив сумку на тахту у обувной полки, и разулась, мечтая поскорее найти дочь среди бетонных стен их небольшого дома.       Стоило Элизабет лишь взять в руки телефон, Дейзи вышла из кухни с кружкой молока и пачкой сырных чипсов.       — О, привет, как собрание? — школьница вынула из ушей наушники и играючи захлопала глазами.       — Ты знаешь, всё хорошо!       — Ну и славно. — Дейзи осторожной поступью, лишь бы не пролить молоко, стала подниматься по лестнице.       — Кроме того, что ты спишь со школьным учителем. — кружка бескомпромиссно полетевшая из горячей руки разбилась о ступень деревянной лестницы ещё до того, как испуганная и разочаровавшаяся во всём мире Дейзи, обернулась.       — Мам. — Дейзи хотела плакать, но ещё сдерживала эмоции, — Нельзя, чтоб они узнали, мам!       Элизабет молчала и смотрела на Дейзи словно на себя шестнадцать лет назад. Она всё ещё стояла в пороге, не шелохнувшись, словно целую вечность, и мимика та же, и слёзы, и даже дрожь в голосе той же чистоты будто. Одно лицо, как страшно!       — Как ты узнала? Шейла тебе показала? Как она мне надоела, вечно всё портит! Надо отобрать у неё это видео! Мам, поехали! — Дейзи бросила на диван пачку чипсов, стряхнула с руки молоко, что пролилось из кружки, пока та летела, стала обуваться прям в пижаме, пока Элизабет стойко молчала, не двигаясь, — Чего ты стоишь, мам? Поехали скорее!       Рядом с такой женщиной, как Элизабет, не страшно казаться слабой, Дейзи не сдерживала эмоций.       — Шейла никому ничего не покажет. — Элизабет прошла в зал, села на диван и провела рукой по волосам, — Ты порвёшь с Нэдлером.       — Что? — Дейзи замерла на секунду, не понимая, точно ли она слышит то, что Элизабет ей говорит, — Что ты такое говоришь? Я люблю его, мам. — шептала и продолжала стоять у двери в розовых штанах, молоком обмоченных, и ботинках.       Элизабет тихо усмехнулась.       — Ты смеёшься? Столько пройдено, столько слёз пролито, я столько раз пряталась, скрывала, лгала, ты думаешь это всё несерьёзно? Ты, как всегда, ничего не понимаешь! — Дейзи стала повышать голос.       — Я понимаю куда больше, чем ты думаешь, милая, — Элизабет подошла к школьнице, — и я знаю, Грэг — не больше, чем опыт.       — Не говори так! — первые слёзы заблестели на румяном лице, — Если твоя жизнь с первой любовью сломилась к чертям, это не значит, что у меня будет так же! Я умнее, чем ты, я сильнее, ясно?       — Конечно-конечно, — Элизабет взяла Дейзи за плечи, — и умнее, и сильнее, только я старше и опытнее. Не переживай, ты начнёшь понимать больше, когда тоже станешь такой, как я.       — Старой?       — Опытной. Стой, старой? Мне всего двадцать восемь.       — Тебе тридцать три.       Спорить с Дейзи было, разумеется, бесполезно. Скажи «нет», она из вредности наоборот нарочно сделает, запри дома, она в стене дыру выгрызет, упрямая.       — Впрочем, делай, как посчитаешь нужным. Я не буду настаивать, скоро сама всё поймёшь. Помни, что жизнь не заканчивается на Грэге, поцелуях втихую и мечтами о лучшей жизни. Когда тебе захочется пойти дальше, когда перед тобой откроются все двери, ты поймёшь, что он с тобой потому, что у него ничего больше нет. — женщина поцеловала дочь в лоб, — Уясни это.

О Грэге и Дейзи знает Элизабет.