Цикл «Идеальный мир»: Веря в лучшее

      Спустя 7,5 лет после подписания мира с Плутарком       Нагината гнала надежный, но не самый скоростной «Турер» по дороге, каждую минуту кидая взгляды в зеркало заднего вида и прислушиваясь. Она не обманывалась, прекрасно понимая, что бывалый байкер, если посчитает нужным, легко догонит и вернет домой, да и маме ничего не стоит перехватить беглянку. Но расстояние увеличивалось, а рева мощного черного «Харлея» слышно не было. Девушка поняла, что ее отпустили, и мысленно поблагодарила взрослых. Совесть скреблась и занудно нудела. Поступила она гадко и глупо: расколотила мамину любимую чашку, прекрасно осознавая, как та дорожила ей. Волосы же попали под горячую руку от злости на весь мир и дикой обиды на отца, которому она так верила и который принял за нее, не спросив, это дурацкое решение.       Но они хотят отправить ее на Венеру! На год!       Год без надежных рук.       Год без теплых глаз.       Год без сердца, что бьется в ладонях, когда она обнимает, сидя позади на пассажирском сидении ревущего «Дрэгстера».       Год без Огонька...       В груди сжалось, к горлу подкатил удушающий комок. Наги заморгала, стремительно прогоняя слезы и горькие мысли. Мышка прекрасно помнила, что на байке отвлекся — значит, разложился на асфальте. Это Троттл вбил ей в голову, кажется, с самого рождения, а теперь каждый раз, как в целях обучения простым приемам выхода из заносов ее усаживали за руль «Дрэгстера», напоминал командир марсианской мотопехоты, педантично проверяя, надежно ли застегнут шлем. Он бы бесил этими наставлениями, если бы едва уловимые касания серых пальцев не заставляли сердце замирать и потом нестись галопом. Поэтому девушка полностью сосредоточилась на вождении и на том, кто ожидал ее в конце пути.       Свернув с основной трассы, она двинулась к невысокому лесочку, окружающему крохотное озеро, где она провела столько волнительных минут в весьма приятной компании. С недавних пор на Марсе стали очень осторожно сооружать открытые водоемы, опоясывая выращенными в специальных питомниках тонкими деревцами. Крохотные озера заселяли простейшими формами жизни в надежде, что однажды вода и зелень смогут развиться в полноценную экоситему, существовавшую когда-то на Марсе. Первые попытки воссоздать природные зоны провалились, и мыши потеряли около года, пока поняли, что озерца и растения необходимо сблизить как можно теснее, до тех пор пока почва не наберет достаточно грунтовых вод, а корни не прорастут настолько, чтобы питаться ими. Каждое дерево имело свой собственный датчик с номером, и специальный надзор тщательно следил, чтобы ни одно не погибло.       На небольшой полянке в нескольких шагах от трепещущей под дуновениями ветра голубой глади стоял высокий широкоплечий мужчина, прислонившись к огромному «Дрэгстеру», и задумчиво смотрел на поверхность воды, в которой скакали солнечные зайчики. Почти докуренная сигарета тлела в руке и, сделав последнюю затяжку, марсианин аккуратно убрал бычок в банку и спрятал ее в бардачок. Каждый житель планеты трепетно следил за тем, чтобы даже незначительно не повредить природе, ведь все они помнили, каково жить в выжженной пустыне. Огонек обернулся на звук мотора и улыбнулся, ожидая, пока девушка припаркуется подле него.       Наги скинула подножку, заглушила двигатель, и руки уже потянулись к шлему, но в этот миг ее накрыло пониманием, как она сейчас выглядит. Желая сделать гадость отцу, она совершенно не подумала, что вот таким пугалом ей теперь жить не один месяц. Руки замерли около головы, и к горлу снова подкатил комок: волосы стало жалко до слез.       — Эй, ты чего? Шлем к голове прилип? — Серый направился в ее сторону уверенной и очень легкой для его комплекции походкой.       — Нет... я... просто... — она по-детски хлюпнула носом, зажмурилась и стянула с головы защиту.       — Бл... Ё... Ху...ера себе... — Огонек, потрясенно замерев в шаге от заплаканной девушки, не знал, что сказать. Наги, больше не в силах сдерживаться, разрыдалась, и уже через секунду вокруг нее обвились сильные, надежные руки и сжали в крепких объятиях. Огонек стащил ее с байка и уселся прямо на землю, устроив на коленях рыдающую ему в плечо мышку. Девушку окутало таким знакомым и теплым ароматом: сигареты, бензин и кожа, шафран, приправленный красным апельсином.       Его мозг усилено заработал, пытаясь понять, что могло случится. Опытные пальцы осторожно и едва уловимо коснулись плеч, рук и спины, выясняя, есть ли повреждения. Беглый осмотр показал отсутствие каких-либо следов на участках, к которым он мог прикоснуться, следов крови не было, одежда — целая. Байк Карабины, значит, скорее всего, она приехала из дома, да и Троттл, пропади внезапно Нагината, первым делом бы позвонил ему, чтоб выяснить, не рядом ли дочка. Случись что-то страшное, вряд ли родители выпустили бы ее одну, следовательно, вариант, что ей причинили вред и ему стоит отправиться на поиски обидчика, можно с вероятностью почти сто процентов отбросить. Что же за беда стряслась в таком случае? Неудачно подстриглась?.. Случайно сожгла волосы?..       «Пусть будет именно так!» — молил про себя мужчина, прошедший войну и видавший слишком много грязи и жестокости, чей опыт мгновенно подсказал, что вокруг все еще достаточно подонков и психов, которые могут вызвать слезы у красивой молодой девушки.       Полученное полчаса назад сообщение: «У меня катастрофа. Приезжай на наше место!» — могло означать что угодно, но заплаканные глаза и новая прическа были чем-то совершенно неожиданным и никак не складывались в голове во что-то логичное.       — Детка, тшшшш... — Он укачивал рыдающую девушку, как ребенка. — Кто тебя обидел?       Хоть опытный в анализе возможных бед мозг и говорил, что, по-видимому, ничего страшного с ней не случилось, мужчина очень боялся получить какой-нибудь ужасный ответ. Он напряжено замер, чувствуя, как заскреблись и настороженно подняли голову где-то в груди его темные демоны, готовые броситься, как только им укажут цель.       Она подняла на него огромные, покрасневшие глаза, окруженные черно-фиолетовыми разводами. Казалось теперь, когда лицо не обрамляли вьющиеся рыжие локоны, они были еще больше, отражая в себе лучики пробивающегося через облака солнца. В них, раскрывающих для него эту юную душу, он читал боль и отчаяние такой силы, испытывать которые можно только в эмоциональном подростковом возрасте. О да, мужчина прекрасно отдавал себе отчет в нежном возрасте девушки, рыдающей у него на коленях!       — Меня отправляют... учиться... на Венеруууу... — и она снова спрятала лицо на его груди.       Мышь очень грязно выругался про себя от облегчения, когда понял, что сегодня ему не придется оборвать жизнь какого-нибудь негодяя, посмевшего обидеть этого хрупкого ребенка. Демоны недовольно заворчали, но послушно улеглись, сплетаясь в тесный клубок из ненависти и жажды крови, и уснули, согретые теплом невинной души, горевавшей о скорой разлуке.       «Вот как! Как просто все решает Судьба!» — грустно подумал Огонек, гладя ее по бархатистой макушке. — «Если б не знал, что Сток и Карабина не общаются после отставки, решил бы, что они вместе это придумали. Видимо, они по-прежнему настолько глубоко чувствуют друг друга, что и идеи им приходят одинаковые».       Война научила Огонька верить, что в сложных ситуациях нечто ведет его и его близких, подсказывая верный путь. Стокер был прекрасным аналитиком и очень хорошо знал Огонька. Вчерашнее предложение накверняка было по его мнению самым легким путем избежать потенциального конфликта между друзьями. Но то, что и родители Наги пришли к аналогичному варианту, ничем, кроме провидения, Огонек объяснить не мог. Кто он, чтобы сопротивляться высшим силам? Значит то, что правит этим миром, считает верным разделить их. Не позволить сделать еще один шаг, которого так жаждет сердце, и перестать наконец играть в эти недомолвки. А ведь он почти решился пойти к Троттлу и честно сознаться в том, что любит его несовершеннолетнюю дочь и попросить... как это?.. он гуглил недавно... вот!.. фьючерс на ее руку! Папе-финансисту такая формулировка должна была понравится или как минимум «подвесить» неожиданной постановкой вопроса и остановить от немедленного выдворения великовозрастного кандидата в женихи из дома.       «Значит, все же не время».       — Вообще-то, это просто здорово! — Огонек постарался придать голосу бодрость.       — Что? Я уезжаю на год! — Наги возмущенно посмотрела на него, смаргивая слезы.       — Я тоже уезжаю на год, — он стер бежавшие капельки костяшками пальцев и аккуратно погладил ее по исчерченной темными разводами щеке. Влажная и очень нежная шерстка под его грубыми пальцами. Ощущение, которое он попытался впитать всем своим естеством, поняв, что, по-видимому, это последнее прикосновение на долгое время.       От удивления мышка перестала плакать и подалась навстречу. Он пояснил:       — Вчера мне и моему подразделению предложили контракт на Андромеде. Я думал, принимать ли предложение, уезжать или остаться на Марсе. Если ты уезжаешь учиться, я, пожалуй, поеду.       — Но на Андромеде война! — в ее глазах читался испуг, теплые ладошки охватили его лицо. Сердце воина гулко ударилось в груди от восторга: она беспокоится о нем! Еще одно подтверждение, что он дорог! Еще одна причина ждать, когда же эта невероятная юная мышка повзрослеет, сберечь свет ее души, убаюкивающий демонов войны в нем.       — Наги, я солдат, офицер. Я вырос, сражаясь. Две трети моей жизни не знал, что такое безопасный сон в уютной кровати. Война — это часть меня и всегда ею будет, — он должен ей объяснить, чтоб не думала, что он — добродушный здоровяк, для красоты носящий с собой оружие. Пусть лучше она испугается сейчас и больше не будет смотреть этим теплым взглядом, чем через несколько лет поймет, что влюбилась в того, кто стреляет не только по пустым банкам от шипучки на заднем дворе дяди Модо. — Плутарк захватил Марс, когда твои родители были уже взрослыми, они помнят мирное время. Я же был совсем ребенком. Воевать для меня так же привычно, как для тебя ходить в школу... Как дышать... — она молчала, не зная, что сказать, но глаза ее не стали холоднее. Он понимал, что, возможно, она не способна понять всю глубину сказанного в силу возраста, но он, зная ее достаточно хорошо, был уверен, что сказанное тщательно обдумают. По тому, как на гладком, не перекрытом сейчас густой челкой лбу, образовались продольные складочки, он понял, что услышан, и поспешил немного успокоить ее тревоги:       — И там не война — конфликт государства и гражданских, не беспокойся. Марс отправляет добровольцев-контрактников для подавления восстания против правительства. Президент Андромеды предлагает отличные условия оплаты тем, кто согласится. Марсиане сейчас — самые лучшие воины в этой части галактики, и Стокер дает нам возможность зарабатывать на том, что мы лучше всего умеем. А для меня и моих ребят — шанс досрочно получить звание и отработать в реальных условиях боевые навыки. — Его голос был совершенно спокоен, излучая уверенность, убеждая их обоих в правоте принятого решения. Для него это была всего лишь работа, как для Модо — преподавать НВП, а для Винни — собирать вместе с Чарли эксклюзивные мотоциклы.       — Но я не хочу! — резко развернувшись, мышка оседлала его бедра, приблизив свое лицо к его. — Я не хочу, чтобы между нами было полгалактики. — Вот так, в одну секунду, она смела все барьеры из шуток и невинных касаний, решительно уничтожив тщательно выстраиваемую легенду о простой дружбе. Глаза в глаза, дыхание девушки на его губах, руки, обнимающие за шею. Он не сдержался и позволил себе успокаивающе погладить ее спину через тонкую футболку, сохраняя в памяти, как пальцы читают позвонки, ребра, острые лопатки. Запоминать, как на губах легким ветерком остается ее дыхание, почти что ощутить ими теплоту нежной кожи. В ее зовущих, манящих глазах он видел желания, так созвучные с его собственными, но еще не полностью осознанными в силу нежного возраста.       Невероятным усилием воли он выдрал себя из этого мига.       Сейчас не время. Как бы не хотелось ему поддаться соблазну первым узнать вкус этой юной женщины, но для нее слишком рано. Познав близость многих подруг, ему не раз приходилось срывать с их губ ничего не значащие поцелуи. Сейчас же даже мимолетное касание свяжет их, сведя на нет все, что может дать разлука.       Шанс найти более подходящую пару для нее.       Потому что для себя он давно все решил.       Слишком рано для Нагинаты обременять себя душевной привязанностью. Он должен оставить ей шанс через год сделать вид, что все, происходящее между ними, — лишь дружба, без смущающих объяснений и надуманных ею самой для себя обязательств.       Поэтому серый палец лег на ее губы, разделяя их лица.       — Нет.       Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых плескалось неверие.       — Для тебя еще не время. — Он целомудренно поцеловал ее в висок.       — И когда же оно настанет, мое время? — Наги фыркнула, как сердитый еж, хмурясь и упрямо не желая понимать намека и слезать.       — Когда волосы отрастут? — Он, смеясь, потрепал ее по бархатистой голове. — Ничего себе, какие у тебя, оказывается, антенны длинные!       Наги зашипела и толкнула его, наваливаясь и пытаясь защекотать. Огонек позволил ей пару минут поупиваться своей победой и вообразить, что тычки острыми пальчиками под ребра, рассылающие по всему телу череду мурашек, позволяют взять верх над мужчиной, вдвое тяжелее ее. А потом просто перехватил тонкие запястья и аккуратно, без малейшего усилия, перевернулся, придерживая вес на локтях, и без труда зафиксировав ее руки у головы, прижал своим телом. Строптиво брыкаясь и стараясь удержать ползущую к ушам задорную улыбку, Нагината попыталась вырваться и даже пару раз от души пнула его в бедро, как она всегда делала, когда возилась в братских драках с Харлеем. С ним это работало, младший шипел и отползал жаловаться маме, тут же ее колено больно ткнулось в кобуру. Сориентировавшись и прицелившись, она попробовала ударить чуть ниже, но теперь колено наткнулось на каменные мышцы. Воин, кажется, даже не почувствовал удара, просто удерживал девушку под собой и позволял брыкаться, как вздумается. Высвободив хвост, Нагината наугад хлестнула куда-то по ногам и, краснея, поняла, что угодила ровно между спиной и бедрами. Мужчина расхохотался, видя ее смущение, и перехватил ее хвост своим, тесно переплетая и прижимая к мягкому мху. Понимая, что полностью утратила контроль, но сдаться не готова, Наги попробовала строптиво ерзать и грозно пыхтеть.       Огонек, стараясь не думать о том, как его тело прижимается к ее, судорожно вспомнил все, что знал о медитации, зажмурившись до белых точек перед глазами, и прижался лбом к тонкой шее, вдыхая легкий девичий аромат, заполняя им легкие и память. Каждый миг этого «сейчас» он запоминал и трепетно сохранял в памяти. Не контакт тел — эмоции. Ее гнев в начале. Ее победный взгляд, когда думала, что щекоткой можно победить бывалого воина. Возмущение в миг осознания, что все это время он просто позволял ей с ним играть. Волю к победе в явно проигрышной ситуации, попытки неожиданных, как ей казалось, пинков, которые он считывал за несколько секунд до того, как девушка делала удар, по движению глаз и микросокращениям мышц, которые она даже не осознавала. Смущение, когда поняла, что шлепок хвостом пришелся аккурат по заднице. Наги была столь милой и невинной в этот миг, что грудь сдавило невероятной нежностью.       Девушка перестала вырываться и замерла, взволновано дыша. На таком расстоянии аромат шафрана и красного апельсина усилился, отодвинув на задний план бензин и кожу. От теплых выдохов в шею тело непроизвольно вздрогнуло и расползшиеся под кожей мурашки вздыбили рыжие шерстинки. Мужчина поднял голову, лаская глазами лоб, щеки, аккуратный носик, губы, которые она коротко облизнула. Он почувствовал, как хрупкое тело полностью расслабилось под ним, отдаваясь его воле, и только ее глаза следили за губами, звали, уговаривали, сметали барьеры.       «Не время!»       Он позволил себе еще немного насладиться этим моментом, а потом невероятным усилием поднялся, поставив на ноги и смущенную девушку. Душа выла, требуя еще ощущений невероятной близости, такой незнакомой мужчине, не знавшему до недавнего времени, как любят женщин. Впервые за очень долгое время он чувствовал растерянность и не понимал, как вести себя. Вроде не было ничего, а хочется краснеть, словно подростку, приглашающему одноклассницу на первое свидание.       Наги тоже притихла, переживая вновь и вновь столь волнующие события.       — Знаешь, тебе очень идет, — сказал он после паузы просто для того, чтобы прервать затянувшееся молчание, и снова провел пальцами по коротким волоскам на затылке. — Никогда бы не подумал, что без твоей гривы ты будешь так хороша.       — Тебе правда нравится? — она густо покраснела и, пытаясь побороть смущение, принялась сосредоточенно разглядывать озерцо, в котором пыталось утопиться отражение заходящего солнца.       — Правда, — он разрешил себе легкий братский поцелуй в бритый затылок. — А теперь поехали. Поздно, не время по улице шататься, и твои небось с ума сходят. Я провожу.       Быстро скинув Троттлу сообщение, что везет Нагинату домой, Огонек проверил, как сидит на девушке шлем. Подсвечивая ей путь более мощными фарами «Дрэгстера», очень осторожно поехал по неровной дорожке к магистрали, следя, чтобы колесо «Турера» случайно не угодило в яму, а на трассе сбрасывал скорость, оберегая от попытки закладывать слишком лихие для ее возможностей повороты.       Сейчас было неудачное время для резких движений.