Голос из могильной ямы

Волны боли накатывали одна за другой. Голова раскалывалась то ли от недавнего удара о пыльный бетонный пол, то ли от влияния какой-то гадости, пущенной по его венам человеком в мятом лабораторном халате черт знает, сколько времени назад. Данте не был уверен, сколько провел вот так: на коленях, закованный в наручники в каком-то бункере, стены которого подозрительно напоминали серые плесневелые кирпичи детдомовского «карцера». Судя по всему, людям за стеклом, закрывающем всю стену перед ним, что-то было от него нужно… Разобрать смысл слов, искаженных помехами микрофона, сквозь странный туман, густой патокой обволакивающий мозг, было чуть более чем нереально. Данте приоткрыл глаза. Разлепить правый оказалось сложнее — на ресницах засохла кровь. Яркий холодный свет, брызнувший откуда-то с потолка, безжалостно ударил по сетчатке и заставил зажмуриться вновь, принося с собой новую череду болезненных импульсов. Сдержать стона не получилось, да и зачем? Голос охрип, а горло саднило, будто от долгого громкого и безрезультатного крика. И когда он успел всех здесь обматерить?.. Наверное, пока его, отчаянно сопротивляющегося, пристегивали к металлическим скобам в стене четверо людей в черной униформе. Неужели это тот ад, о котором предупреждал вечно трясущийся за него Рой? Кстати, о нем… «Интересно, а где сейчас этот мудила?» — пронеслась в голове Данте первая за последние часы связная мысль. К счастью, вышеупомянутый мудила долго ждать себя не заставил: где-то справа завыли тугие петли, а затем с грохотом, эхом разлетевшимся по помещению, захлопнулась дверь. Один, два, три, четыре — звук твердых шагов раздавался все ближе, пока не прекратился вовсе. Рой остановился прямо перед Данте, все еще смотрящим в пол и сражающимся с наркотическим туманом за право полноценно управлять своим телом. — И что же ты за недоразумение такое, м? — Ехидный голос мгновенно распалил жгучую обиду в груди. — От недоразумения слышу… — ответ получился хриплым, на грани слышимости, но молча выслушивать предателя Данте точно не собирался. — А ну смотри сюда! — Рой завелся с полуоборота. Худощавые пальцы в черных перчатках крепко вцепились в и без того пострадавшую нижнюю челюсть, разворачивая лицо пленника к свету, при этом больно задевая старые синяки и наверняка оставляя пару новых. — Спрошу еще раз. Кто. Ты. Такой? — М-м… Знать бы самому… — пробормотал Данте, все еще держа глаза прикрытыми, и даже попытался изобразить некое подобие беззаботной улыбки, дернув краем разбитых губ. — Не прикидывайся идиотом! — крик зазвучал на октаву выше и теперь был пронизан истеричными нотками. — Ты хоть понимаешь, как конкретно попал, а? — предатель перешел на полушепот. — Пока я понимаю только то, насколько сильно хочу тебе врезать, сукин ты сын. — Видимо, мимолетные слова о вероятных семейных связях задели Роя сильнее, чем Данте мог ожидать, потому что в следующую секунду ему в живот прилетел размашистый пинок. Парень согнулся пополам, ловя ртом воздух в попытке восстановить дыхание. — Да ты понятия не имеешь, чей я сын! — А тут никто… к-ха… не имеет. В этом и суть сиротского приюта… разве не так? — Жалких остатков воздуха, не до конца выбитого из легких, едва хватило на одну эту фразу, но усилия того стоили — Данте не мог позволить себе занять роль запуганной жертвы. Что любопытно, на нее намного лучше подходил сам Рой. Такой вид привычно робкого пацана — на взводе, чуть что готовым на рукоприкладство, с нервно подрагивающими пальцами и полубезумным бегающим взглядом — вызывал если не шок, то видимое недоумение. Но на взволнованные вздохи неверия у Данте времени не было, потому что сейчас его интересовал более насущный вопрос: как ему выбраться из вновь настигшего его кошмара? В ответ на остроту Данте Рой зарычал и сделал было шаг вперед, но потом почему-то остановился и отвернулся к застекленной стене. Запустил пятерню в отросшие до плеч взъерошенные волосы и постарался их пригладить, видимо, успокаиваясь. Но когда он обернулся, Данте успел заметить в его глазах такой же нечеловеческий отчетливый желтый блеск, как и у ненавистной директрисы. «У меня галлюцинации, или?..» — ему стало не по себе. — Мне действительно нужно тебе объяснять… Или сам додумаешься? — И знать не хочу, — настала очередь Данте отворачиваться прочь. — С меня хватит того, что ты, падла, уже натворил. А вам-то чего от меня нужно, уроды? — «Уроды», ха-ха! А я думал, ангелы воспитывают своих отпрысков получше! — Что ты несешь? — Данте был все меньше и меньше уверен в том, что все, что происходит вокруг него, не бредовый сон. — Что слышал! От тебя за версту разит пернатыми, так что прикрытие у тебя ни к черту, ха-ха-ха! — Рой чуть было не подпрыгивал на месте, наслаждаясь реакцией негодующего пленника. — Когда мы швырнем тебя в «Геенну», передай остаткам своих, что Лимбо-Сити уже полвека — наша территория. И каждый клещ хоть с каплей ангельской крови будет нами раздавлен, прямо как ты! — И он вновь залился истерическим смехом, эхо которого мгновенно заполнило каждый сантиметр помещения. Мерзкий, пронзительный звук, напоминающий скрежет ножовки по металлу. Хотелось закрыть ладонями уши, лишь бы его не слышать, а лучше — заставить его источник замолчать. Желательно, навсегда. Данте с силой рванулся вперед, но цепи наручников, звякнув, не позволили ему сдвинуться ни на шаг. Из-за резкого движения головная боль вернулась с утроенной силой, от чего перед глазами потемнело, и он снова рухнул на колени, стиснув зубы, лишь бы не издать позорного стона. Тяжелая дверь открылась и захлопнулась опять, чуть не оглушив его внезапно показавшимся невероятно громким гулом. При виде вошедшей в камеру женщины Рой на миг принял привычную позу запуганного подростка, но под холодным взглядом золотистых глаз вновь расправил плечи и серой радужке вернулись желтоватые переливы. Под стук тонких каблуков по бетонному полу директриса приюта заговорила: — Ничего, Дэнни, потерпи еще немного, — ужасно знакомый гнусавый голос был насквозь пропитан злорадными нотками, — уже скоро препарат начнет действовать в полную силу и от твоих ангельских сил совсем-совсем ничего не останется! Ты будешь настолько бесполезен, что мы, может быть, даже снимем с тебя наручники! — Она звучала по-странному радостно, видимо разделяя ощущение превосходства над пленником со своим сыном. — Но прежде, чем мы расстегнем эти милые браслетики… ты, мой ангелочек, расскажешь мне, кто тебя сюда посла-ал… — Она приблизилась к искаженному гримасой тихой боли лицу пленника, будто хотела рассказать какой-то секрет. — Знаешь, я понимаю, что сейчас твои перспективы кажутся тебе не очень радужными, поэтому… предлагаю особые условия: если будешь хорошим мальчиком и выложишь все здесь и сейчас, то избежишь участи сгнить в «Геенне». Данте даже приоткрыл один глаз, чтоб взглянуть в полусиликоновое лицо директрисы, ибо искренне не поверил своим ушам. Она, тем временем, продолжила: — Только представь себе, мы убьем тебя прямо здесь! И даже избавим от предварительного созерцания смерти твоих дружков. Ты — первый шпион, которому выпадает такой шанс. Ну, как тебе, Дэнни?  — Пошла… к… черту…— процедил Данте сквозь зубы. Теперь внутри, будто магма, кипела лишь чистая ненависть, вытесняя все до единой эмоции. Он всем своим сердцем презирал это место, этих людей (людей ли?) и… наконец, свою беспомощность и слабость. Что бы он ни делал, ему было не сбежать отсюда, от них, от своего прошлого, и все, что ему оставалось, это задыхаться ядом собственной клокочущей в легких злости. Хотя голос демонессы звучал совсем тихо, в ушах отчего-то зазвенело. Высокий писк с каждой секундой становился все громче и громче, пока не заглушил все окружающие звуки. Сквозь мутную пелену перед глазами Данте мог различить, как шевелятся губы Роя, что-то говорящего своей матери, как та что-то беззвучно отвечает ему, а потом протягивает руку с длинными ногтями и касается лица Данте, подставляя его слепящему свету. Тем временем звон стал практически невыносимым, казалось, что еще немного, и Данте сойдет с ума… Он мотнул головой, освобождаясь от прикосновений узловатых ледяных пальцев к горячей коже и, не в силах больше терпеть шум, многотонной гранитной плитой давящий на мозг, заметался, как загнанный зверь и, кажется, закричал и сам, не слыша, как вырывается из груди отчаяние. И в момент, когда материальный мир уже перестал иметь какое-либо значение, среди безумной какофонии, царившей в сознании Данте, раздался удивительно ясный, глубокий и величественный голос. «Мой меч, Мятежник… теперь часть тебя.» «Что… Кто это?» — пронесся в голове краткий вопрос, оставшийся без ответа. «Когда придет время, тебе придется сражаться, и ты обретешь мое наследие.» Неизвестный голос окончательно подавил болезненный звон и начал напоминать раскаты грома. «Следуй же своей истинной судьбе… Мой сын!» В один момент пульсирующая головная боль, не покидавшая Данте все это время, отступила, принеся секундное облегчение. А спустя один краткий выдох нагрянула вновь, будто разрядом молнии силой в тысячи вольт пронзая позвоночник. Тело выгнулось аркой, пропуская сквозь каждую клетку поток неведомой чистой силы, поднявшийся откуда-то из глубины, самого далекого и темного уголка прошлого. Того самого, о существовании которого Данте подозревал, но к которому никогда не мог даже приблизиться. Черноту перед глазами сменил яркий свет, а спина ровно между лопатками и руки до самых кончиков пальцев словно охватил огонь. Левая ладонь сама сжалась вокруг рукояти божественного клинка — части самой сути Данте — и, обнаружив, что больше не скован пресловутыми цепями, будущий охотник на демонов впервые обратился в смертоносный вихрь. *** Свежесть ночного воздуха успокаивала. Бушующий в груди огненный смерч почти улегся, оставив после себя разве что призрачный след адреналина в крови. Данте взглянул на свои руки — в тусклом желтом свете покосившегося уличного фонаря ладони все еще влажно блестели, покрытые кровью врагов. Изорванная одежда пропиталась ей равно как и короткие волосы. В носу стоял металлический запах, а мышцы во всем теле ныли от усталости, будто налившись свинцом. Он не помнил, как оказался здесь, как выбрался из пыточной камеры и как долго бежал, куда глаза глядят, скрываясь от преследователей… и скольких из них он убил. Он помнил одно. «Данте». Свое настоящее имя, часть его личности, когда-то скрытая от него самого покровом амнезии, как и Мятежник, магический меч, материализовывающийся за спиной по мысленному приказу хозяина. Данте обнаружил, что призвать клинок для него не сложнее, чем сжать кулак или пошевелить ногой. Что убивать почти так же естественно, как дышать. Кто он такой? Теперь он всерьез задавался этим вопросом. Шпион, посланный ангелами в логово демонов? Бред сумасшедшего. До сегодняшнего дня Данте и подумать не мог, что эти существа не просто сказочная выдумка, а его успели обвинить в настолько ушлых делах. Может, на самом деле он оказался в центре разборок двух мафиозных кланов, а причудливые подробности — последствие той дряни, которой его накачали в самом начале? Может, это все и вовсе — один длинный сон, не отпускающий его сознание, пока он лежит, свернувшись, на холодной и жесткой скрипучей койке в карцере, убаюканный стуком капающей с потолка воды о каменный пол. Может… Данте поднял голову к затянутому тучами ночному небу в тщетных поисках звезд, которые он так любил. По его щеке скатилась одинокая холодная капля, размывая за собой кровавые следы. Нет, он не плакал, скорбя по утерянному прошлому или радуясь обретенной свободе — всего лишь начинался дождь. Дождь, от которого ему следовало бы скорее укрыться под какой-нибудь крышей, чтоб там же провести остаток беспокойной ночи, но какая-то его часть требовала остаться здесь, на темном пустом заднем дворе ветхого нежилого дома, еще совсем немного постоять под потоками усиливающегося с каждой секундой ливня, чтобы позволить им смыть багровые разводы, чтобы еще на некоторое время ощутить в руке приятный и уже почти родной вес Мятежника, меча, отныне делящего с ним живое тепло бунтарского сердца. «Мое имя Данте. И теперь я могу проложить собственный путь»