Голос из могильной ямы

На этот раз в дверь аккуратно стучат четыре раза, а не судорожно барабанят по ней кулаком, грозясь снести с петель. Шум вытряхивает Данте обратно в реальность, отвлекая от размышлений и секунду он будто бы удивленно пялится на все еще не открытую бутылку пива, холодящую ладони. — Данте, это я. — И голос Кэт сейчас звучит спокойно, совсем не так, как вчера днем. — Можно к тебе? Эта вежливость так же непривычна для охотника, как и все остальное вокруг: собственная комната, кажущаяся элитными апартаментами по сравнению с его замызганным трейлером, мини-бар, в котором обнаружилось целых три бутылки действительно хорошего пива, а не горькой разбавленной жижи, которую обычно мог себе позволить Данте, наконец, чувство защищенности, в кои-то веки окрепшее за бронированными дверьми и толстыми бетонными стенами Ордена. Данте отставил бутылку на стеклянный столик перед диваном и с легкой улыбкой не без нотки удивления поприветствовал Кэт, приглашая войти. — Верг там какой-то новый план придумал на ночь глядя, что ли? — В душе парень надеялся, что брат все же сдержит свое обещание не беспокоить его до завтрашнего утра и даст освоиться и осмыслить узнанное в «Раю», так что не спешил снова запирать дверь. — Нет, я… Кхм, я сама хотела поговорить, — теребя край рукава толстовки, ответила девушка. — Что-то не так? — взгляд голубых глаз выжидающе остановился на ее открытом лице, а расгладившаяся было за вечер складка на переносице вернулась вновь. Кэт улыбнулась: — Да нет, так, просто… Раз нам предстоит вместе работать, было бы здорово узнать друг друга получше. Ты не против? — Хах, — Данте вновь расслабился и, закрыв за девушкой дверь, продолжил с иронией, — а кто говорил, «мы все про тебя знаем», м? — «Много знать про кого-то» и «знать кого-то» — ведь не одно и то же. — Кэт присела на край дивана, наблюдая за Данте, направившимся к мини-бару. — Данные, которые собрал Вергилий, на поверку имеют мало общего с реальностью, да и… Цвет волос и место жительства не расскажут о том, что у тебя на душе. «Что у меня на душе?», — Данте на миг почувствовал себя сбитым с толку этой фигурой речи, и на автомате скорректировал план того, что собирался произнести вслух: вместо пива предложил Кэт вишневую соду. Отказываться она не стала, и через минут оба сидели на диване, каждый со своим напитком.  — И что же тебе может быть так интересно узнать? — с характерной небрежностью спросил Данте и сделал глоток пива. — Только, чур, без вопросов о том, чем мне приходилось заниматься, чтоб накопить на трейлер и остальные… Вещи. Твой босс уже интересовался, думаю, к завтрашнему утру он это выяснит. — Парень хохотнул, представляя удивленное лицо своего брата, листающего его «послужной список».  — Договорились. Хотя я совсем о другом хотела спросить.  — Тогда вперед. Больше у меня секретов от вас нет.  — Там, в «Раю»… Что ты видел? Данте коротко пожал плечами:  — Прошлое. Себя и Вергилия. Мы, оказывается, отлично ладили… — он откинулся на спинку дивана, переводя взгляд на потолок. — Наш дом, родителей. Еще много всего. «Даже слишком много, если быть честным, ” — хотелось добавить вслух. Воспоминания разной степени важности и четкости продолжали всплывать в памяти даже сейчас, будто сквозь толщу черной океанской воды, и каждое хотелось просматривать снова и снова, чтоб сделать своим уже навсегда.  — Например? — Кэт осторожно поинтересовалась.  — Верг ни разу не рассказывал тебе?  — Нет. Он предпочитает факты воспоминаниям. Может, он и прав в том, что не делится этим с кем попало… — Кэт потупила взгляд. За год, проведенный в Ордене она стала верной спутницей и правой рукой Вергилия, но чувствовала, что тот до сих пор не может (или не хочет) доверять ей на все сто. В отличие от Данте, он выстроил очень жесткую границу между рабочими и личными отношениями. Данте покачал головой:  — Вот ведь… — Затем подмигнул и весело проговорил, — Знай, в детстве твой босс никогда не был образцовым хорошим мальчиком: пакостили мы всегда вместе. Они вообще редко расставались, будучи детьми. Данте помнил, как Вергилий любил придумывать всякие авантюры на двоих, а он с восторгом брал на себя самые рискованные их части, и потому чаще получал нагоняй от родителей. Правда, брата все равно никогда не сдавал. Если задуматься, с тех пор мало что изменилось… Вспоминать моменты из детства оказалось неожиданно радостно, будто сознание наконец-то сбросило железные цепи с сундука с сокровищами, и теперь каждое из них было в полном распоряжении Данте. С каждым новым открытием о прошлом у нефилима в груди разливалось давно позабытое тепло, словно от камина в гостиной, который они с отцом разжигали поздней осенью и зимой. К своему удивлению, Данте обнаружил, что несмотря на их с Вергилием далеко не человеческую природу, родители воспитывали их… как обычных детей. Они даже праздновали Рождество каждый год (ну и глупость). Ева действительно хотела для своих сыновей нормальной жизни… Данте машинально дотронулся до красного камня на шее. Сейчас, когда призрачный образ матери наконец обрел четкость, ненависть к демонам и желание отомстить Мундусу за убийство Евы разгорелись в груди с новой силой. Кэт, заметив в секунду помрачневшее лицо друга, сочувственно склонила голову и, наклонившись слегка вперед, тихо проговорила:  — Не все хочется помнить, верно?  — Нет. — Ответ Данте вышел возможно чуть более резким, чем планировалось. — Нет, я… Я рад, что вспомнил. Правда. — Его тон чуть смягчился. — В конце-концов, все это — часть меня. «…которую я потерял. Нет, которую у меня отняли, ” — Данте все еще не мог определиться со своими чувствами по отношению к Спарде и его поступку.  — Тебе тяжело пришлось. К сожалению, и мне знакомо чувство жизни в непрекращающемся кошмаре, но что должно быть в сотню раз хуже — не знать при этом жизни спокойной. Данте так хочется ответить в своей обычной манере, мол, «да что ты, не так уж все было плохо», но сейчас эта выработанная за годы защитная реакция видится ему ни чем иным, как глупой и бессмысленной маской. Он позволяет себе момент искренности и вздыхает: — Знаешь, Кэт, думаю, ты права. Каждый день проводить в борьбе за жизнь, не зная даже, для чего живешь и почему из последних сил дерешься за собственную свободу, понятия не имея, что будешь делать, если ее получишь… Наверное, мало осталось в этом мире вещей паршивее, чем эта. Когда шатаешься по миру, словно потерянная душа, застряв в безумном настоящем моменте, призрак без прошлого и будущего, без планов и надежд, не имея за спиной ничего, кроме бесконечного хвоста преследователей, ведомый будто бы одними инстинктами и вдребезги разбитым моральным компасом, не остается времени на размышления. В голове сплошная стена из «беги, дерись, прячься, отрывайся, будто завтра не наступит, а потом все забудь и начни по новой — ничего не изменится», а в краткий миг передышки все, что успевает мелькнуть в мозгу это «жив — значит, продолжай в том же духе». Какая ирония: живя в семье ангела и демона, Данте никогда не задумывался о том, что не является человеком, а, оказавшись среди людей, вскоре сам отделил себя от них. Изгой — вот кем он был. Но не столько потому, что его раны затягивались за секунды, а смертоносное оружие материализовывалось за спиной силой мысли, сколько из-за этой самой пустоты, зияющей на месте одних из самых важных воспоминаний, из-за отсутствия под ногами твердой почвы в виде уверенности в том, кто он есть на самом деле. Пусть поздно, но, так или иначе, сейчас он вновь обрел свою точку опоры. Данный факт отнюдь не заставил его почувствовать себя человеком, но… Теперь Данте наконец ощущал себя живым.