Солнце, лето и первая любовь

Всё это так неправильно. Нет, это не могло случиться именно с ней. С детства все взрослые твердили, что девочка всегда влюбляется в мальчика, в детском саду дети играли в свадьбу, и какие-то абстрактные Саша с Ниной становились мужем и женой, одноклассницы-подружки в школе влюблялись в красивых одноклассников и томно вздыхали каждый раз, когда ловили их взгляды. Софа никогда не понимала их, ей было всё равно на красивых одноклассников, она никогда ни в кого не влюблялась, ну, до этого момента. Все говорили, что это временно, что она просто не встретила ещё того самого человека, любовь всей её жизни. Мама обещала, что когда Софа вырастет, у неё будет любящий муж и ребёнок, ведь это мечта каждой порядочной девочки. Свадебное платье, букеты цветов, шампанское и громкие крики «Горько!» Маленькая Софа отвечала, что это вовсе не то, что она хочет, что она мечтает о приключениях, драках с индейцами, гонках на лошадях по южноамериканским прериям и верных друзьях, которые никогда не бросят в беде. Как в книжках Фенимора Купера. Мама тогда ответила ей: «Глупенькая. Когда ты вырастешь, ты поймёшь, как ты ошибалась насчёт этого». Потом погладила Софу по её светлым волосам, улыбнулась и поцеловала девочку в лоб. «Спокойной ночи, моя глупышка…» Улыбка мамы была самой лучшей вещью, что девушка встречала в жизни. Нежная и дарящая каждому, кто её получает, уйму тепла. Только жаль, что Софа видела её так редко, ведь мамы часто не было дома. Когда Софа немного подросла, её интересы кардинально поменялись. Она стала любить красивые платья и туфли, брала мамину красную помаду и, густо накрасив свои по-детски пухлые губы, изучала своё отражение в зеркале. Словом, её интересы были абсолютно девчачьими, и она мало чем отличалась от своих сверстниц. Возможно, она стала даже отчасти мечтать об уютном семейном очаге и ораве детишек за компанию с остальными. Но это всё ещё оставалось не главным предметом её мечтаний. Софа хотела стать великой актрисой, как мама, только ещё известней, красивей и талантливей. Ездить по городам, носить красивые костюмы и выступать на сцене под светом сотни прожекторов. Она хотела быть богатой и покупать себе модные платья, носить красные бусы с большими круглыми бусинами. Девушка видела такие у мамы, но та не дала дочке даже померить их. Девочек всегда тянуло к мальчикам, это была вещь, которую нельзя было опровергнуть. Аксиома, не требующая никаких доказательств. Того, кто отклонялся от этой общепринятой нормы травили. Например, как Стасика, новенького, который пришёл к ним в пятом классе. Он был такой красивый: блондин с ангельской внешностью и голубыми, почти синими, глазами, у него были длинные ресницы и пухлые губы с красивым изгибом. Он предпочитал общаться исключительно с девочками, из-за схожих интересов. У него был кроткий нрав, и в принципе он был милым и доброжелательным мальчиком. За это-то его и невзлюбили. За несхожесть. Сначала его начали травить мальчишки, они обзывали его «девчонкой», а иногда и другими грубыми словами. Вскоре, его перестали называть по имени совсем, все обращались к нему исключительно «педик». Мальчики показательно строили брезгливые гримасы и отворачивались, доказывая своё отвращение к Стасику, если их подсаживали к нему за парту. Потом присоединились и девочки. Что с ним только не делали: били за школой, отнимали вещи и измазывали их в весенней грязи, писали на парте неприличные прозвища и подкидывали дохлых крыс в портфель. Стасик даже заплакал один раз прямо на уроке математики. На следующий год он в класс не вернулся, и Софа всю ночь прорыдала из-за его печальной участи. Почему она не помогла ему тогда? Не заступилась? Почему она весь год просто наблюдала за жестокой травлей одноклассника, никому ничего не сказала и даже не пыталась остановить своих подруг? Над Стасиком издевались просто потому что он был не, таким как все. Софа твёрдо решила никому никогда не открывать свои чувства к Василисе, особенно самой Василисе. Она запрячет их так глубоко внутрь и постарается навсегда забыть об их существовании. Она никому никогда не даст повод издеваться над собой из-за своей неправильности. Да, Софа знала, что она другая, что это нездорово, что возможно она психически больна, что, когда хоть кто-нибудь узнает, с ней никто не станет общаться. Она станет никому не нужна, как старая изломанная игрушка, лежащая на дальней полке шкафа, а может и вообще на помойке. *** — А ты когда-нибудь влюблялась? — спросила у Софа у рыжеволосой девушки идущей с ней плечом к плечу. — Я не знаю точно. Может быть да, а может быть и нет, — ответила Василиса, а потом вдруг повернулась и посмотрела на Софу взглядом, явно говорящим, что его обладательница поняла к чему был вопрос. — Ты хочешь напомнить мне про наш тогдашний разговор? Софа кивнула. С событий того знаменательного вечера прошло уже ровно пять дней. На самом деле, девушка сама не знала зачем задала этот глупый вопрос. Возможно, чтобы напомнить о той мимолётной откровенности, возникшей между ними, или же у неё где-то на подсознательном уровне ещё оставалась надежда на то, что подруга ответит взаимностью на её робкую влюблённость. Ответ на вопрос мог бы дать ей хоть маленький намёк на то, что было у другой девушки внутри на самом деле. Как ни старалась Софа спрятать, закопать, убрать внутрь свои неправильные чувства, их маленькие лучики всё равно иногда пробирались в её слова и сны. — Не воспринимай этот разговор всерьёз, — сказала Василиса. — Когда я пьяная, я часто говорю всякие глупости, на меня нападает какое-то философское настроение, и я начинаю рассуждать о жизни. — А мне понравилось, — ответила Софа. — Алкоголь, дискотека или наш разговор? — уточнила Василиса, улыбаясь во все тридцать два. Они шли по просёлочной дороге. Рыжеволосая подруга пригласила Софу к себе в гости. Ей не терпелось показать девушке, как она живёт. Большой компанией у Василисы дома никогда не собирались. У неё по участку шарились её многочисленные братья и сёстры, а также куры, корова и две собаки. Участок был слишком тесный, и не смог бы вместить в себя ещё и компанию из семи человек. Наконец, они остановились перед калиткой, окрашенной практически во все цвета радуги, но порядочно обшарпанной. Той самой калитки, которая участвовала в цепи случайностей, приведшей Василису к Софе, и роль которой в их знакомстве была достаточно весомой. Участок встретил их целой какофонией разнообразных звуков: где-то вдалеке глухо лаяла собака, в то время как вторая собака подбежала к Василисе, начала радостно бегать вокруг девушки и вилять своим хвостом из стороны в сторону, слышался детский смех, смешное квохтание кур и тихая песня, льющаяся из радиоприёмника, стоящего на подоконнике. Сад, огород и в принципе сам дом можно было описать одним словом-хаос. Отовсюду пробивалась буйная растительность: сорняки, почему-то не скошенная в некоторых местах трава, лилии, ромашки, подсолнухи, земляника и даже капуста. Всё это добро было хаотично натыкано по всему участку, и Софе непонятно было, как хозяева со всем этим разбирались. В глубине находился загон для куриц, а также хлев для коров, точнее одной коровы. Дом тоже был достаточно странный: к нему было приставлено большое количество разнообразных пристроек, отличавшихся по размеру и материалу, из которого они были сделаны. Например, сарай для инструментов, доски которого слегка прогнили от дождей и отсутствия на нём специального лака, или кирпичная часть дома, видимо, пристроенная относительно недавно, потому что выглядела ново и свежо. В Василисиной семье было целых пятеро детей: сама девушка, а также Верочка, с которой Софа была уже знакома, маленький пятилетний мальчик с каштановыми волосами, подвижный и излучающий позитивную энергию Юрочка, двенадцатилетняя Тамара, которая была ужасно вспыльчивой и вечно на всех дулась, и Галя, самый младший член семьи, ей было всего десять месяцев. Мать Василисы тоже была дома, её звали Евгения Викторовна и её внешность была точь-в-точь такая же, как и у старшей дочери: рыжие волосы и простое широкое лицо, только глаза были светло-голубые, почти прозрачные. Она выглядела уставшей, её рыжие космы были собраны в неаккуратный пучок, а на её длинное платье был повязан фартук, весь измазанный в варенье. Тем не менее она была великодушной женщиной, не сильно строгой и любящей матерью, она приняла Софу с распростёртыми объятиями. Из всей семьи ярко-рыжие волосы Евгении Викторовны унаследовали только Василиса и Верочка, остальные, видно, пошли в отца. Карие глаза Васи тоже были отца, а вот Верочка была точной копией матери. Её небесно-голубые глаза светились какой-то внутренней силой, хотя внешне она этого никак не показывала. Может, если она немного подрастёт, её нынешняя робость и кротость заменятся на смелость и уверенность в себе. Евгения Викторовна работала учительницей математики в местной школе. Работа, требующая огромных моральных сил, домашние дела, а также уход за детьми и за участком плохо совмещались в её графике. Поэтому их надел земли с садом и огородом находился в некотором запустении. Отец семейства работал трактористом полную смену и редко находился дома, он мало чем мог помочь жене с детьми и домом, потому что, когда всё-таки появлялся дома, был таким уставшим, что заваливался на диван смотреть телевизор и проводил так все свои выходные. Василиса была нагружена домашними делами по горло. Она следила за братом и сёстрами, а также кормила домашний скот, поэтому девушка чаще всего могла проводить время с друзьями только по вечерам. — Лето-самое трудное время года. — рассказывала Василиса. — Так много дел нужно делать каждый день. Но с другой стороны, когда и у меня, и у мамы школа, работать тоже тяжело. По осени мне часто приходится прогуливать уроки, потому что надо готовить сено или последить за Галочкой. Василисина мама угостила гостью чаем с клубничным вареньем, которое только недавно сварила. Они сидели в маленькой кухне, а душистый летний ветер трепал занавески, проникая в комнату через открытое окно. Наконец, Василиса встала и положила свою тёплую ладонь на Софино плечо. Рука коснулась оголённой кожи, и это прикосновение пустило по всему телу девушки маленькие искорки удовольствия. — Ладно, мам. — сказала Василиса. — Мы, наверное пойдём. Софина бабушка скоро хватится её, она не любит, когда Софа опаздывает домой. Светловолосая девушка почувствовала, что к её щекам приливает румянец. Тем временем Василисина рука слегка погладила плечо, отчего Софа наверное уже была красная как рак. — Тогда всего хорошего, Сонечка, — как Софа не любила, когда её так называют, она не стала исправлять Евгению Викторовну. — Софа, ты чего такая красная? — рука исчезла, и осталось только одно смущение, которое заставляло её ещё больше ощутить свою неправильность. — Мне… мне жарко, — пролепетала девушка в ответ Василисе. — Тут же вроде бы окно открыто. Но Софа не дослушала, она быстро попрощалась со всеми и вышла из дома. Она слышала, как кто-то что-то крикнул ей вслед… Беги, куда глаза глядят, от своего позора и никчёмности! Беги, беги и не оглядывайся назад. От этого станет только хуже. Софа перешла на шаг, и вскоре совсем остановилась. Она обнаружила себя на берегу речки. Девушка пнула камень носком туфли с такой силой, что он отлетел практически до места, где река соединялась с сушей. Софа опустилась на землю под ветками старой развесистой ивы, наклонившей свои ветки почти до самой поверхности воды. Она уткнула голову в колени и заплакала. Почему это случилось именно с ней? Почему она влюбилась в свою лучшую подругу? Мокрые солёные слёзы попадали ей в рот, и девушка горько всхлипывала, отчего её узкие плечи содрогались.