Солнце, лето и первая любовь

Солнце пробивалось через зелёные кроны деревьев и ложилось на землю тонкими отсветами. Туфля натёрла ногу, и Софа шла, слегка отстав от Гены и Василисы и держа свою обувь в руках. В последнее время, Генка с Васей редко оставались наедине, а если и оставались, то между ними после пары перекинутых фраз сразу наступало неловкое молчание. Софа медленно брела по лесной тропинке, слегка прихрамывая на одну ногу, и разглядывала фигуры друзей, ушедших немного вперёд. Солнечные блики играли в Василисиных волосах, она шла приподняв голову и разглядывая что-то в листьях деревьев. С Геной она не разговаривала, а тот лишь изредка бросал на неё многозначительные взгляды, отчего внутри у Софы всё сильнее разгорался огонёк ревности. Снова пойти в заброшенную усадьбу было Софиной идеей. Она хотела снова почувствовать её умиротворяющую атмосферу, побродить по заброшенным комнатам и осмотреть всё, ведь в первый раз ей не удалось оторваться от общей компании, и увидеть усадьбу полностью. Тем более у них с Генкой был уговор, который Софа обещала выполнить. Гена с Васей не были также заинтересованы в походе. Софе не хотелось снова идти в заброшку большой компанией. Шум, создаваемый присутствием людей, разбавлял тихую покинутую атмосферу этого места и мешал проникнуться ей. Софе редко когда удавалось пошариться по заброшенным домам и стройкам в детстве, потому что с ней всегда была тётя Света, няня, которую ей наняла мама. Тётя Света была чересчур заботливой и ни на секунду не спускала глаз со своей питомицы. Только один раз одноклассники позвали девушку на стройку, находящуюся недалеко от их школы, и Софа сходила, правда потом получила ремня от отца. Стройка была неприятной: вся изрисованная неприличными рисунками и мерзкая. Там резко пахло мочой, а в одной из недостроенных комнат спал бездомный. Она разительно отличалась от заброшенной усадьбы в лесу, от которой несло спокойствием, а время там будто останавливалось. Наконец они вышли к прогалине, на которой и находилась усадьба. Софа наконец-то нагнала Гену с Василисой и теперь шла с ними рядом. Прежде чем зайти в здание, девушка обулась в свои злосчастные туфли, чтобы не поранить ноги. Мало ли на что можно наступить в заброшенном доме. — Не молчите! — не вытерпела Софа. — Вы не разговариваете уже всю дорогу! На самом деле одна из причин, почему Софа просила не брать с Собой Маринку, Машу, Зину, Вову и Петю «Попрыгуна», была в том, чтобы уже наконец помирить Гену с Василисой! Их недомолвки действовали на нервы. И хоть Софа ужасно ревновала свою Васю к Генке, она прекрасно знала, что эти двое дружили с детства, и Генкина влюблённость не должна была так испортить их отношения. Девушка чувствовала себя виноватой, потому что отчасти сама была виновата в их ссоре. Ведь если бы Вася не была влюблена в неё, она бы наверняка ответила Гене взаимностью. — Я прекрасно знаю, что между вами произошло, но не надо из этого раздувать такой спектакль! — продолжала девушка. — Ничего ты не понимаешь, Софа! — обиделся Гена. — Я просто не хочу, чтобы ваша дружба рушилась! — сказала девушка, а про себя подумала: «Особенно из-за меня». — Мы вовсе не поссорились, — вклинилась Василиса. — У нас просто нет тем для разговоров. — Вы избегаете друг друга, — гнула свою линию Софа. — Если честно, мне и правда неловко с тобой разговаривать после того случая, Вась, — признался Генка. — Но мы ничего с этим не можем поделать, Софа. Хватит лезть в чужие дела! — Я не лезу, — попыталась было оправдаться девушка, но не смогла внятно закончить фразу. «Это и мои дела тоже! Я в этом виновата и должна всё исправить», — подумала Софа. — Может расскажете мне что-нибудь про эту усадьбу, а? — попыталась уйти от темы, которую сама и начала, девушка. Они шли по широкому коридору заброшки, а под ногами гулко похрустывали камешки и мелкие осколки стекла. — Я ведь совсем ничего не знаю про то, кто здесь жил раньше, и почему её забросили, а мне очень интересно. — Любишь ты темы переводить, — проворчала Василиса. — Ну ладно, я расскажу. — Пусть Вася тебе расскажет, — подтвердил Гена. — Она любительница сочинять всякие истории. — На самом деле про эту усадьбу ходит так много слухов и небылиц, что я даже не знаю, что из этого правда, — начала рассказ Василиса. — Изначально она принадлежала богатой дворянской семье вместе с нашей деревней, но потом они, кажется, сбежали за границу, а дом так и остался стоять. Разумеется, большинство ценных вещей они забрали с собой, но ходит легенда, что где-то в лесу неподалёку закопана небольшая часть, и какое-то время почти все из деревни приходили сюда копать клад. За домом почти вся земля вскопана, словно там прошлась колония кротов. — Но никакого клада тут не было! — подключился Гена. — Мы с Василисой искали, но так ничего и не нашли. А мы ведь мечтали, что если найдём клад, то сбежим в Москву и будем жить там припеваючи на деньги, вырученные с продажи дворянских реликвий. — Мы были такими глупыми! — грустно вздохнула Василиса. — У нас были такие большие мечты и надежды на будущее, а теперь что? Ты уезжаешь в Москву учиться, а я остаюсь. Тебя не будет, и мы вряд ли потом скоро встретимся. Мы рассорились из-за какой-то ерунды! Это же так глупо. У нас осталось только это лето, а потом всё, конец! Её настроение переменилось так резко и стремительно с весёлого на сокрушённое. Софа стала понимать, какое прошлое связывает Гену с Васей, и ей стало ещё хуже от осознания того, что она разрушила крепкую многолетнюю дружбу, подкрепленную общими мечтаниями, приключениями и проведённым вместе детством. — Ты была права, Соф, — продолжила Вася. — Нечего нам дуться друг на друга. Ты простишь меня, Ген? — За что мне тебя прощать? — улыбнулся Гена. — Ты ничего мне не должна. — Просто, давай опять станем друзьями, как раньше, — пояснила Василиса. — Забудем всё плохое, что произошло между нами. — Хорошо, давай, — Генка протянул руку для рукопожатия, и крепко сжал Василисину ладонь в своей. Софина ревность медленно превращалась в пламя, сжигающие внутренности, пока она смотрела, как Гена держал Васину руку. Он сжал её пальцы слишком сильно, а их рукопожатие длилось намного дольше, чем должно было. Софу не отпустило даже, когда они разъединили руки. Она всеми своими силами пыталась держать всю свою ревность внутри, не давая ей выйти наружу агрессией и колкими словами. — Мы должны пойти на второй этаж, — заявила Василиса. — Ты же говорила, что туда ходить нельзя, — удивилась Софа. — Там лестница может обрушиться в любой момент, но если быть осторожными, то подняться можно, — объяснила Вася подруге. — Мы просто не хотели, чтобы туда пошла Маринка, например. Мы же несём за неё ответственность, и вряд ли её дед будет в восторге, от того, что мы вообще взяли Марину с собой в заброшку. Лестница на второй этаж находилась не очень далеко от того места, где они остановились. Она почему-то была совсем без перил, широкая и с большими провалами в некоторых местах. На ней всё ещё оставались осколки плитки, бывшей когда-то идеально белой, а теперь ставшей тёмно-серой от налипшей на неё пыли и грязи. Софа осторожно ступила на первую ступеньку и стала медленно подниматься наверх. Она представляла, что когда-то эта лестница была красивой, покрытой красным ковровым покрытием; по ней туда-сюда бегали суетливые служанки и горничные, а знатные дамы статно спускались с неё вниз, шурша пышными платьями. Второй этаж был практически таким же величественным, как и первый, только местами там провалилась крыша. Через дыры в потолке в большое помещение проникало солнце, оставляя на полу блики, похожие на огни прожекторов. Дверей в проёмах не было, но одна поломанная изрисованная дубовая створка валялась на полу, а на ней стояла пустая бутылка из-под лимонада, соседствующая с упаковкой от сигарет. — Когда-то тут хотели сделать базу отдыха, приезжали строители, что-то мерили, но потом они видимо поняли в каком ужасном состоянии находится дом, и в какой глуши он расположен, — нарушила молчание Василиса. — Потом они уехали, оставив нашу усадьбу в покое. — Если бы тут всё отремонтировали, и сделали бы санаторий, было бы здорово, — произнесла Софа. — Да, но мы бы никогда больше не смогли тут лазить, — вздохнула Вася. Софа решила обойти весь этаж. Она ходила, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, чтобы не пропустить ни одну деталь. Она рассматривала облупившуюся краску на стенах, местами сохранившиеся пыльные стёкла, заглядывала в каждую комнату, проверяя осталась ли там, хоть какая-нибудь вещь, напоминающая о том, что дом был построен ещё в Дореволюционной России. — Вот эту комнату мы назвали «Спальней Барыни», — пояснила Василиса, когда Софа заглянула в очередной дверной проём. Стёкла в окне были на удивление целыми, а в дальнем углу валялась спинка кровати. Спинка была резной и покрытой толстым слоем пыли. Наверное, когда-то она была частью массивной кровати с балдахином, на которой спала богатая особа, хозяйка усадьбы. — Ух ты! — воскликнула Софа и подошла к этой реликвии поближе. — А почему же всё остальное растащили, а это оставили? Это же настоящий раритет! — Возможно она показалась им слишком тяжёлой или им подумалось, что никто её не купит, — предположил Гена, стоящий в дверном проёме. — Да её же можно хоть в музей отдавать! — восхищалась Софа. Они ещё некоторое время побродили по второму этажу, а потом спустились на первый, и Гена с Василисой стали наперебой рассказывать Софе про разные комнаты и вещи, найденные там. Ребята рассматривали надписи на стенах, делясь друг с другом самыми смешными, и весело болтали о всякой ерунде. — Вась, а помнишь, как мы несколько лет назад спрятали где-то тут шкатулку с воспоминаниями и пожеланиями самим себе в будущее? — спросил Гена. — Может найдём её? Будет интересно открыть её сейчас, и посмотреть, что там внутри. — Да, я помню. Только я не знаю, где находился наш тайник, — подтвердила Василиса. — Я тоже не могу вспомнить, — задумался Генка. — Возможно в дырке в стене в какой-то из комнат или под крышкой пианино. — Мы можем разделиться, — предложила Софа. — Например, мы с Генкой пойдём поищем на первом этаже, а Вася — на втором. — Может лучше мы с тобой пойдём вместе? — Василиса подмигнула ей правым глазом. — А Генка взрослый. Сам справится! — Хорошая идея, Софа! — поддержал девушку Гена. — Я и правда могу пойти один. Только я хочу поискать на первом этаже. У меня такое ощущение, будто мы спрятали шкатулку именно там. Обсудив, где они встретятся, через какое время и что будут делать, если тайник не отыщется, ребята разделились. Василиса убежала к лестнице, и стала подниматься по ней так неаккуратно, прыгая через ступеньку, словно лестница не могла обвалиться в любой момент. — Ты же свалишься вместе с лестницей! — закричала ей Софа. — И как мне тебя из-под завала вытаскивать? — Ничего со мной не стало! — ответила ей Василиса сверху. — Не беспокойся так! — Ты специально Генку одного послала, чтобы мы вдвоём остались? — поинтересовалась Софа, поднимаясь по лестнице следом за подругой. — А ты как думаешь? — ехидно ответила Вася. Софа промолчала. — С чего начнём? — Не знаю, — Василиса пнула ногой камушек, и тот отлетел к стене. — Вряд ли наш тайник тут. Скорее всего шкатулка в пианино спрятана. — А зачем тогда ты согласилась разделиться? — Вот зачем, — Вася притянула Софу к себе за плечи и поцеловала, проникая языком в рот. — Мхм, — смогла лишь произнести Софа. Поцелуй был таким сладким и тягучим, словно карамель. Их языки соприкасались друг с другом, было мокро и так по-взрослому, что будоражило кровь. Понимание того, что кто угодно может их застать, ещё больше подстрекало чувства, и сердце билось в груди, как сумасшедшее. Наконец Софа отстранилась, и посмотрела на Василису расфокусированным взглядом. Васины карие глаза горели, а по щекам расползся розоватый румянец. — Нас ведь могли увидеть, — полушёпотом произнесла светловолосая девушка. — Тогда пойдём в другое место, — предложила Вася. Они забежали в первую попавшуюся комнату, которая оказалась «Спальней Барыни», и Василиса сразу прижала Софу к стене, стала целовать её шею, губы и всё остальное лицо. — Ты такая ненасытная, — прошептала Софа в поцелуй. Они долго целовались, изучая языками рты друг друга. Софа обняла Васю за шею, а та обхватила талию девушки обеими руками. Они были так увлечены друг другом, что не заметили приближающихся шагов. Со стороны двери донёсся приглушённый возглас. Девушки оторвались друг от друга и увидели Гену, который стоял на пороге. Его лицо было белым, как мел, а глаза удивлённо распахнуты. — Вы… — только смог произнести он. — Нет, Генка. Это совсем не то, что ты подумал! — подала голос Вася, пытаясь оправдаться. Софа оцепенела и не могла сказать ни слова. Ужас охватил её. «Он всё узнал, и теперь расскажет остальным. Они узнают про нас, и моя бабушка узнает, и родители тоже. Как же это могло произойти? Зачем мы вообще делаем это? Это же неправильно и против природы!» — крутилось у неё в мыслях. — Вы! Так вот почему ты мне отказала! — начал Генка. Его голос звучал поломано и зло. — Больные! И ничего вы не сможете сказать в своё оправдание! Я всё видел! Вы отвратительные! Обе! Это всё ты, Софа! Василиса не была такой, пока не появилась ты! Ты её испортила, совратила! Больные и неправильные! Таких, как вы надо класть в психушку! Это ведь мерзость! Да как я вообще мог с такими, как вы общаться?! Софа только что заметила коробку, которая была у Гены в руках. Он с силой кинул её об пол. Крышка отвалилась, и всё содержимое рассыпалось по полу. Генка развернулся и направился прочь. Девушки некоторое время стояли, не шевелясь, смотря на удаляющийся силуэт уже бывшего друга. Софа осела по стене на пол. Её всю трясло, но слёз не было. Василиса подошла к обломкам шкатулки, вокруг которой были рассыпаны бумажки и разные безделушки. Из её глаз катились крупные слёзы, но она их будто не замечала. Вася присела на корточки и стала перебирать записки руками. Из-за слёз, стоящих в глазах она не могла читать, и поэтому со злостью скомкала одну и откинула в дальний угол комнаты. На полу также лежали значки, маленький гербарий, кусочек пионерского галстука и самодельная кукла. Вася по очереди брала эти вещи в руки и подолгу рассматривала каждую. Она плакала, закапывая пол слезами. Всхлипывала и вытирала мокрые глаза руками. Здесь, в этой комнате, остались лежать осколки дружбы, вдребезги разбитой предрассудками и недомолвками. Осколки дружбы, длившейся почти полжизни.