***
Цзян Шэнхо всю жизнь был один. У него было трое братьев и две сестры, отец, мать, кузены и кузины, и еще бесчисленное число дальних родственников, с которыми он никогда не виделся. Кто-то спросит, как же в такой большой семье можно чувствовать себя одиноким? Цзян Шэнхо не знал ответ на этот вопрос. Он просто не прижился, не подошел, будто боги ошиблись, позволив родиться именно в доме Цзян. Неизвестно, как так вышло, что один из сыновей Цзян так отличался от своих родственников. Цзян Шэнхо не обделяли вниманием, даже после того, как в семье появились еще дети. Он ел ту же еду, что и все, читал те же книги, что и все, учился тому, что и все, но отчего-то рос другим. Эту инаковость нельзя было сразу разглядеть, ведь на первый взгляд Шэнхо ничем не отличался от своих братьев и сестер, но что-то во взгляде, в самом образе мышления отличало его. В конце концов, это все вылилось в заявление, произнесенное малышом Шэнхо в шестилетнем возрасте. — Буду заклинателем. Родители смеялись, думали, что лишь детская мечта. Но Цзян Шэнхо был настойчив. Он учился всему, чему мог, впитывал информацию, как губка, целыми днями бродил за приезжими заклинателями. Когда мальчик достиг подходящего возраста, родители, скрепя сердце, отправили сына на Цанцюн, в надежде, что он вернется обратно менее, чем через год. Шэнхо не вернулся. Ни через год, ни через два. Когда в дом семьи Цзян прибыло письмо с сообщением, что их третий сын занял место главного ученика Цинцзин, родители окончательно поняли, что их ребенок не похож на них и разочаровались. Так Цзян Шэнхо остался без поддержки семьи. На Цинцзин дела шли вроде бы хорошо: упорный, трудолюбивый Шэнхо снискал уважение и успех, с гордостью развивая свое совершенствование. Но он все еще оставался один. Да, у него были боевые братья, а потом появилась еще и шимэй, но ни с кем из них теплых отношений не сложилось. Цзян Шэнхо никогда не имел друзей: братья смотрели на него свысока, а ребята с улицы не хотели с ним дружить. На пике же не нашлось никого, кто захотел бы преодолеть стены, окружающие вечно хмурого Цзян Шэнхо. Все видели в нем соперника, превосходящего по силе. Вскоре, и сам Шэнхо начал так ко всем относиться. Он проводил время с соучениками, но никогда не открывался им, предпочитая одиночество. Только уроки с шиди спасали. Цзян Шэнхо любил проводить время с младшими, но и те не могли увидеть в юноше кого-то большего, чем просто шисюн. А потом появился Шэнь Юань. И Цзян Шэнхо впервые почувствовал зависть. Видя, как маленький мальчик отчаянно цепляется за ладонь старшего брата, смотря на него так, будто тот весь его мир. Главный ученик Цинцзин отчаянно хотел так же. Человек, который всегда рядом, который верит в тебя, любит просто так. Брат. У Шэнь Юаня он был, а у Цзян Шэнхо — не было. И это совершенно точно было нечестно. Потом, конечно, Шэнхо устыдился своего поступка, особенно когда учитель своим особенно недовольным тоном ругал его. — Как можно подсунуть шиди неправильное руководство? Было совестно, но для извинений слов не нашлось. «Все равно он такой же, как и все», — думал Шэнхо. Но Шэнь Юань не был. Он умен и сообразителен, постоянно отвечал на уроках, уступал в силе, но никогда не опускал руки, снова и снова поднимая меч. Он не боялся побоев и насмешек. А еще постоянно улыбался. Тепло и любяще. Своему младшему брату. Добрый, умный и неконфликтный. Цзян Шэнхо уважал этого человека, хотел с ним дружить, но напоровшись столько раз сначала на насмешки братьев, а потом на холодность соучеников, он перестал надеяться, видя во всех таких же лицемеров, гонящихся за славой и статусом. Было бы легче, будь сам Шэнхо таким же. Интересуй его лишь власть, но он не был. Поэтому, когда Шэнь Юань спас его, несмотря на прежние обиды, протянул руку, Цзян Шэнхо решил попытаться. Впервые за долгие годы он понял, каково это — иметь друзей. Шэнь Юань был другом Цзян Шэнхо, был соперником, заставлявшим учиться усерднее. Был поддержкой, был светом. Шисюн Шэнь, как начали называть его все ученики, вне зависимости от возраста и статуса, появился в жизни Цинцзин и все перевернул, а что не смог он, перевернул его брат. Ло Бинхэ был ребенком. Маленьким и милым, добрым и наивным. Таким, каким никогда не был Шэнхо. Над такими принято было смеяться, но бывший главный ученик Цинцзин не смеялся. Он видел кое-что еще: упорство, любопытство и жажду знаний. Ло Бинхэ отлично подходил для Цинцзин, может быть, даже лучше многих. Когда Ло Бинхэ сам попросил потренировать его, подняв тренировочный меч против превосходящего в силе, опыте и возрасте шисюна, Цзян Шэнхо впервые подумал, что не даст в обиду это чудо. Жизнь окрасилась новыми красками. Шэнхо вдруг увидел, что вокруг столько прекрасных людей, которые не будут смотреть на него как на «нетакого». Шэнь Юань показал, как это чудесно — общаться с людьми, чувствовать, что ты не один. Шиди Мин и шимэй Нин, Синфу Сиван, Лю Минъянь, Фай Цзи и даже взрослая уверенная в себе Шэнь Байян никогда бы не сказали, что Шэнхо не подходящий. «Как хорошо, что я здесь», — думал Цзян Шэнхо, сидя на поляне в роще Цинцзин. Рядом сидела Сиван, Нин Инъин учила ее плести колосок на примере покорно отдавшегося на волю девчонок Фай Цзи, обсуждавшего в этот момент с Юанем очередной сюжет истории, которую главный ученик Аньдин напишет в перерывах между работой, а может и вместо сна. Шэнь Юань потом будет ругаться, указывая на несостыковки, а Шэнхо затем возьмет просто посмотреть, но все равно будет со смехом исправлять ошибки и кривые фразы. Минъянь же стояла чуть дальше у кромки поляны, корректируя удары Ло Бинхэ и Мин Фаня, устроивших очередной спарринг, гордо названный дракой. Ничего, скоро Нин Инъин перестанет тренироваться на шиди и потащит Сиван практиковаться, и тогда «драка» быстро сменится совместным побегом. Если я не такой, как моя семья, это не так уж плохо. Цзян Шэнхо двадцать два года, и он не был на свадьбе брата, но несколько раз видел своего милого племянника. Цзян Шэнхо двадцать два года, и он не главный ученик, но никто не смеет сомневаться в его навыках. Цзян Шэнхо двадцать два, и у него чудесные друзья, и он, кажется, немного влюблен. Цзян Шэнхо двадцать два, когда на Собрании Союза Бессмертных его мир рушится. Шэнь Юань и Ло Бинхэ упали в Бесконечную Бездну, оставив после себя лишь огромную дыру в сердце, лишившийся хозяина меч, простенький веер и грязную ленту. Сначала Цзян Шэнхо просто не верил: осознание никак не доходило до него, пока по возвращению на пик, он не обнаружил оглушающую тишину в боковой комнате общежития старшего курса. Следы жизни в ней двух братьев находились повсюду: расшитые подушки — подарки сестры, коллекция старых записей со времен, когда Бинхэ только учился каллиграфии, отсортированные письма и личные заметки главного ученика. — Что нам сделать с вещами, шисюн Цзян? — спросил один из учеников, заглядывая в комнату. — Ничего. По приказу нового главного ученика, с тихого согласия учителя, комната, принадлежавшая двум братьям, осталась нетронутой. Всем и так хватало места, где спать, так что никто не возражал. Некоторые даже специально, не сговариваясь, приходили протирать там пыль. Все оставалось готовым к возвращению хозяев. Но шли годы, и те не появлялись. Великие секты потихоньку восстанавливались, оправляясь от потери. Траурные цвета были сняты, прибыли новые адепты, обучение продолжалось. Жизнь вернулась в мирное русло: снова проводились уроки, проверялись сочинения, проводились миссии. Но чего-то не хватало. Можно заменить умерших учеников, взяв на их место новичков, можно не упоминать трагедию слишком часто, но память стереть нельзя. Шэнь Юань и Ло Бинхэ не погибли, по крайней мере, не было неоспоримых доказательств, но легче от этого почти не становилось. Каждый по-своему справлялся с ударом судьбы. Лю Минъянь писала небольшие рассказы, большую часть из которых никогда не публиковала для широкой публики, но по секте они распространялись. Для знающих людей было очевидно, что часто в персонажах прослеживались образы доброго, изящного старшего брата и милого младшего. В каждой из историй эти персонажи находили счастливый конец. Фай Цзи тоже промышлял писательством, но гораздо реже показывал кому-то свое творчество, особенно в последние годы. Тем не менее, изменения были очевидны и в самом главном ученике Аньдин. Если раньше он постоянно вставлял в речь неизвестные слова, вступая в странные, малопонятные диалоги с Юанем, то теперь каждый раз осекался, понимая, что теперь его некому понять. Синфу Сиван меньше всех показывала свою боль. У нее были пациенты, требующие заботы, поэтому она не могла позволить себе грустить. И все же, каждый раз посещая Цинцзин, Сиван, встретив Цзян Шэнхо, оглядывала место вокруг него, как бы не понимая, куда делся еще один парень. Даже на встречах, проводимых главными учениками пиков, она искала взглядом человека, который больше не мог прийти туда. И каждый раз расстраивалась, не увидев его. Хуже всех пришлось, пожалуй, на Цинцзин. Напоминания об утрате встречались на каждом шагу. Кухня — одно из любимейших мест Бинхэ — оставалась тихой и холодной, и другие ученики в нее не заглядывали. Любимый стол в библиотеке, за которым часто сидели Шэнь Юань и Цзян Шэнхо, резко стал слишком пустым, а научные заметки, составленные знакомым почерком, вызывали тянущее чувство в груди. Пик в одночасье посерел, снова став для Цзян Шэнхо местом получения знаний, а не домом. Кто знает, к чему бы привело это угрюмое настроение, если бы не отбор новых учеников, прошедший менее, чем через год после того Собрания. Вершины, потерявшие своих учеников, хотели как можно скорее набрать новых, потому на испытание пришли все лорды пиков. Цинцзин всегда отличался небольшой численностью, и Шэнь Цинцю не планировал присоединяться в тот день, но слова главного ученика его переубедили. Цзян Шэнхо не общался с учителем так много, как когда-то Шэнь Юань, но попал в ту же сеть, что когда-то его шисюн. Проводя много времени в бамбуковой хижине, Шэнхо невольно начал узнавать своего наставника с других сторон. После завершения подсчета баллов, когда главы сект и кланов собрались, чтобы обсудить случившееся, Шэнь Цинцю в основном молчал, поделившись только сухим рассказом о том, что видел в ущелье, когда отправился помогать ученикам. Позже, когда в стенах родной школы узнали о предательстве Шан Цинхуа, лорд Цинцзин использовал весь свой арсенал ядовитых высказываний, выражая свое презрение к шиди, но в дискуссии, посвященной возможной войне с Царством демонов, практически не участвовал, указав лишь, что затея сама по себе глупа. За спиной говорили, что хозяин пика искусств вовсе не скорбит по пропавшим, по мнению большинства, убитым ученикам. Шэнь Цинцю не носил траурных одеяний, позволил своему ученику не возвращать Чжэнъинь на Ванцзянь и, в целом, редко упоминал трагедию. Могло показаться, что ему попросту наплевать на смерть своих подопечных. Цзян Шэнхо старался смотреть глубже. Учитель никогда не проявлял своих чувств, за исключением недовольства, но разве это означало, что он их не испытывает? Своих учеников Шэнь Цинцю учил сдерживать себя, особенно на публике, чтобы не стать легкой мишенью, и разумеется, наставник в совершенстве овладел этим искусством сам. Однако, не бывает идеальных масок. Один тот факт, что учитель позволил сохранить вещи убитых — пропавших — учеников, говорил о многом. Поэтому Цзян Шэнхо и предложил своему учителю, вернее ненавязчиво спросил, будут ли у него новые шиди. Шэнь Цинцю думал довольно продолжительное время, но согласился, сказав, что посмотрит, найдется ли кто-то достаточно талантливый, чтобы попасть на Цинцзин. Почему-то Цзян Шэнхо был уверен, что найдется. В тот день во время испытания главный ученик Цинцзин стоял возле своего учителя и не мог не заметить немного болезненный взгляд шишу Лю, когда тот всматривался в толпу детей внизу. Бог войны Байчжань будто бы хотел разглядеть там определенное лицо, но никак не мог. Возможно, Ци Цинци занималась тем же. Среди всех претендентов никто не заинтересовал Шэнь Цинцю, возможно, лорд Цинцзин так и ушел бы без нового ученика, если бы Цзян Шэнхо не обратил внимание на мальчика, пристроившегося в самом конце. Ребенок был невысок и худ настолько, что его сначала ненароком можно было принять за девочку. Тонкие ручки с упорством копали землю, все увеличивая глубину ямы. По лбу мальчика катился пот, но ребенок не останавливался ни на секунду. Громко закрыв веер, Шэнь Цинцю небрежно указал на этого мальчишку. — Возьму его. Никто возражать не стал. Юэ Цинъюань только долгим взглядом посмотрел сначала на ребенка, потом на своего шиди, и, кивнув чему-то своему, вновь переключился на поиск новых учеников на свой пик. Спустившись вниз вслед за учителем, Цзян Шэнхо смог лучше разглядеть своего нового шиди. Неровно отстриженные волосы, собранные в тугой хвост, грязная одежда, зашитая во многих местах, говорили о не лучшей жизни ребенка. А вот глаза сверкали. В них горела жизнь и незамутненное желание доказать, что он достоин этой жизни. — С этого дня ты — ученик Цинцзин. Мальчик поднялся с колен и, бросая исподлобья восхищенные взгляды, почтительно поклонился. Так на пике Цинцзин появился самый младший шиди, Цзао Чунь. Мальчику было одиннадцать лет, он умел читать и писать, хорошо разбирался в литературе и музыке. Естественно, он стал любимчиком всего пика. Все остальные ученики были старше его минимум на шесть лет, а некоторые чуть ли не в отцы годились, но это не мешало проводить время с Цзао Чунем. Нин Инъин с любовью плела новому шиди прически, пусть сердце и замирало каждый раз, когда мальчик звал её шицзе. Мин Фань занимался с ребенком каллиграфией, а Цзян Шэнхо учил играть на гуцине. Благодаря этому мальчику наконец-то все поняли, что жизнь должна продолжаться. Цзао Чунь прилежный ученик, умный и старательный. Цзян Шэнхо не мог избавиться от мысли, что он бы понравился Шэнь Юаню. Жизнь налаживалась. Цзян Шэнхо все еще скучал, а дыра в сердце не зарастала, только болеть прекратила так сильно, под влиянием негаснущей надежды. Да, он все еще надеялся, что его друзья вернутся. Потому, что мир не должен — не мог — быть так жесток к таким светлым, добрым людям, как Шэнь Юань и Ло Бинхэ. Боль от потери часто напоминала о себе. Когда Нин Инъин и Мин Фань в очередной раз бегали по пику или делали еще что-то не совсем подходящее их возрасту, Цзян Шэнхо говорил: — Ваш дуэт очень шумный. На языке же вертелось «трио». Каждый раз, проходя мимо высокого дерева, росшего в дальней части пика, Цзян Шэнхо, Нин Инъин, Мин Фань, да и любой другой ученик невольно останавливались, задерживаясь, возле воткнутого в землю меча, на ручке которого висела лента. Боль не уходила. С ней просто научились жить. Но один день все изменил. На пик пришло письмо, подписанное очень знакомым почерком. Автор, точнее авторы, уведомляли о скором визите, просили не волноваться и уверяли, что по возможности все объяснят. У Цзян Шэнхо тряслись руки, пока Шэнь Цинцю сидел с прямой осанкой, холодный и отстраненный как всегда, и читал письмо. — Это их почерк, — сухо сказал учитель. Этого было достаточно. Нин Инъин заплакала, Мин Фань принялся её утешать, уверяя, что сломает шиди Ло что-нибудь за то, что так долго не давал о себе знать. Цзян Шэнхо не хотел ломать что-то Шэнь Юаню. Упав на колени возле своеобразного памятника, посвященного двум без вести пропавшим ученикам Цинцзин, Шэнхо сжимал в руках веер, бережно хранимый все это время, и смотрел на сверкающее лезвие Чжэнъинь. Они выбрались из Бездны?***
Цзян Шэнхо было страшно. Он одновременно боялся, что все происходящее просто сон и боялся, что все реально. Слишком реально. Нельзя выйти из ада и ни капельки не измениться. Глубина возможных изменений пугала до дрожи, в мечтах пропавшие возвращались такими же, как прежде, но в реальности рассчитывать на такое было недостойно ученика пика искусств, славящегося начитанностью и умом адептов. Ровно в полдень, как и говорилось в письме, к воротам Цанцюн прибыли два заклинателя. Без труда преодолев защиту, приветствующую пришедших, как своих, мужчины быстро преодолели путь до пика Цинцзин: дорога давно въелась на подкорку. У входа на вторую по счету вершину Цанцюн гостей уже ждал главный ученик. Цзян Шэнхо чувствовал, как сердце бешено застучало в груди, стоило заклинателем приземлиться. Если бы не долгое и упорное совершенствование тела и духа, возможно Шэнхо не смог сдержать эмоции. Вздохнув, он постарался унять свои чувства, восстанавливая сбившееся дыхание. Уверенно подняв голову, Цзян Шэнхо посмотрел на людей, которых так долго ждал, так любил, но теперь, возможно, совсем не знал. Они изменились. Бездна оставила множество следов: видимых и нет. Образ двух молодых заклинателей из прославленной секты, облаченных в бело-зеленые одеяния, разбился. На его место встал другой. Оба брата заметно повзрослели. Ло Бинхэ потерял последние следы юношеского озорства, став статным мужчиной, да еще и перерос старшего брата. Не сильно, но заметно, особенно, когда привык к совершенно другой картине. Но не это было самым странным, прошло три года, и понятно, что прежний маленький шиди совсем вырос. Нет, дело было не в росте. Взгляд. Пронзительный, с ноткой высокомерия, настороженно осматривающий все вокруг, будто ожидая удара. Ло Бинхэ всегда славился на всю школу своей красотой, все признавали, что младший ученик Цинцзин обладает прекрасной внешностью. Черты лица не изменились. То ли из-за отсутствия прежней веселой улыбки, сменившейся пустым выражением, или постоянно падающих на лицо кудряшек, теперь убранных в ровный хвост с помощью простенькой, но искусно сделанной заколки, но Бинхэ теперь казался обладал совсем другой, пленяющей, дьявольской красотой. С Шэнь Юанем время обошлось милосерднее, его лицо мало изменилось, ведь на момент падения он уже достиг возраста, когда заклинатели с помощью ци могут замедлить изменения тела. И все же, Бездна не обошла его стороной. Для тех, кто никогда не был знаком с Шэнь Юанем, холодное, ничего не выражающее выражение лица могло показаться ужасным и беспокоящим, но Цзян Шэнхо слишком часто видел что-то подобное во время миссий, когда шисюну приходилось общаться с людьми, которым нельзя было демонстрировать что-то более, чем безразличие. Еще чаще такое же выражение лица наблюдалось у лорда Цинцзин, Шэнь Цинцю. Шэнь Юань просто скопировал маску своего учителя. И это успокаивало. Братья были одеты в совершенно другую одежду. Ло Бинхэ носил черные одеяния со вставками красного и серебряного, а самой же выделяющейся частью был меч, который что-то напоминал Цзян Шэнхо. Возможно, рисунок из старой книги. Шэнь Юань же предпочел одеться в темно-зеленые одежды, чей покрой отличался от обычных заклинательских, но общие нотки проглядывались. Эта одежда удивительным образом придавала ему веса и величия. Не так, как пытались сделать адепты Хуаньхуа, одеваясь в золото с головы до ног, а как поступали взрослые заклинатели. Бессмертные заклинатели. Мысль пронзила Цзян Шэнхо неожиданно. Еще раз вглядевшись в лицо Шэнь Юаня, он понял, что упустил из виду некоторые детали. Мельчайшие изменения, почти не заметные для глаз, поменяли облик, сделав его возвышенным и непостижимым. Если бы Цзян Шэнхо не общался каждый день с бессмертным заклинателем, то верно бы и не заметил, но теперь контраст стал очевиден! «Шисюн Шэнь стал бессмертным», — подумал Цзян Шэнхо на удивление без капли зависти. Он был рад за своего друга, но немного опечалился из-за того, что не видел произошедшего лично. — Приветствуем шисюна Цзян, — произнес тем временем Шэнь Юань, кланяясь одновременно с Бинхэ. В движениях обоих была заметная скованность. Братья не были уверены, что ожидать от сегодняшнего дня. — Рад видеть вас, — доброжелательно ответил Шэнхо. — Мы вас ждали. В этих словах скрывался куда больший смысл, и братья четко его угадали. Хмыкнув, Шэнь Юань склонил голову на бок. — Ждали? — протянул Ло Бинхэ. — Шисюн Шэнь и из ада выход найдет, а ваше неумение разделяться более, чем на пару дней уже ходит по пикам в качестве шутки, — закатив глаза, признал Шэнхо, будто друзья вернулись из обычной поездки, а не прибыли в секту после трех лет неизвестности. — Я больше не шисюн. Теперь должность главного ученика твоя, шисюн Цзян, — с едва заметной, сломанной по краям улыбкой, произнес Шэнь Юань. — Шисюн Шэнь — навсегда шисюн Шэнь, — последовал весомый ответ. Тихо рассмеявшись, Ло Бинхэ с улыбкой, отдающей горечью, спросил: — Где остальные? Шицзе Нин. Шисюн Мин, — последнее имя как бы произнесли вскользь, небрежно, Цзян Шэнхо не мог ни подивиться, как эта детская «вражда» до сих пор живет. — Я попросил их подойти позже. Подумал, вы захотите сначала поговорить с учителем. Переглянувшись с братом, Ло Бинхэ кивнул и подтвердил предположение: — Мы хотим. — Тогда пойдем, — махнул рукой Шэнхо. Показывать дорогу не требовалось, но Шэнь Юань и Ло Бинхэ покорно последовали за шисюном, внутренне готовясь к встрече, от которой зависело слишком многое.***
У бамбуковой хижины их уже ждали. Шэнь Цинцю не изменился с их последней встречи. Если бы Шэнь Юань закрыл глаза, постарался забыть, что уже не может держать меч так, как прежде, то могло показаться, будто не было никаких трех лет ада, а тени Бездны не преследуют его по пятам. — Эти ученики приветствуют учителя, — склоняясь в почтительном поклоне, произнес Шэнь Юань. Бинхэ за его спиной последовал примеру, но глазами продолжал разглядывать фигуру наставника. Прежде чем отправиться в путешествие на Цинцзин, Ло Бинхэ провел несколько часов в медитации, избавляясь от туманящей разум больной ярости, рвущейся наружу при одном упоминании учителя. Синьмо напитался светлой ци и не проявлял себя, хотя, очевидно, подвергся негативным ощущениям хозяина и жаждал крови. Это чувство мечу было куда более знакомо и понятно, но удовлетворять желания клинка Ло Бинхэ не спешил, оставался настороже. Сложно было сказать, что именно испытывал Шэнь Цинцю, видя перед собой своих повзрослевших учеников. Лицо бессмертного мастера не выражало никаких чувств. Кивнув, как делал каждый раз, приветствуя прибывших с миссий учеников, лорд Цинцзин сказал: — Приветствую на пике Цинцзин. Ученики, наконец, вернулись в родные стены, — по голосу невозможно было сказать, рад ли Шэнь Цинцю видеть своих подопечных или жалеет, что те не сгинули в Бездне. Выпрямившись, Шэнь Юань слегка покачал головой. — Эти ученики сожалеют, что возвращение заняло так много времени. Если учитель не против, мы хотели бы поговорить об этом. Голос звучал ровно, даже холодно, как подумал Цзян Шэнхо, но сравнивая тон, с которым Шэнь Юань говорил с теми же демонами, нельзя было не отметить, что в разговоре с наставником не проскальзывало угрожающих ноток. Молча развернувшись, Шэнь Цинцю открыл дверь бамбуковой хижины и вошел внутрь, как бы предлагая следовать за ним. Братья последовали за учителем, а Цзян Шэнхо остался снаружи, ведь ему еще предстояло кратко пересказать свое первое впечатление всем остальным, желающим увидеть прибывших друзей.