Броненосцы и фламинго

      Последние сорок миль до Атлантического океана пришлось преодолевать пешком. Усталость последних дней сказалась на скорости путешественников, и идти рассчитывали дня два-три. Не звучали обычные веселые разговоры, не смеялся Роберт — все думали о предстоящей разлуке с Талькавом и о продолжении поисков капитана Гранта. Паганель, легче переносящий невзгоды за дружеской беседой, переговаривался с Мак-Наббсом:       — Вы нас всех спасли, дорогой майор. Как вам удалось, оказавшись в воде, сохранить самообладание и вспомнить о еде и порохе?       — Наверное, вы читали «Происхождение видов» господина Дарвина? — вдруг спросил Мак-Наббс.       — Да, конечно. Но почему вы спрашиваете?       — Потому что особи, более приспособленные к окружающей среде, имеют больше шансов на выживание. Самообладание — мое приспособление, я учусь ему всю жизнь.       — Уверен, мы все восхищаемся тем, как вы не теряете духа в моменты поражения, — признался Паганель. — Я, когда надежды идут прахом, только злюсь и пытаюсь найти свою ошибку. Чувство вины, знаете, очень мешает жить.       — Не знаю, дорогой Паганель, — мягко возразил майор. — У меня всегда были начальники, я редко принимал важные решения, и поэтому редко винил себя за неудачу. Я просто стараюсь быть полезным там, где я есть.       — Не будете ли вы любезны рассказать мне про свою службу? — спросил Паганель.       — С чего бы начать? — покладисто согласился Мак-Наббс. — Я служил в сорок втором шотландском полку. Мне было необходимо звание, чтобы быть в этом мире хоть кем-то, — дарвиновский закон изменчивости распространяется и на людей. Хотел дослужиться до подобающего чина и уйти в отставку, но мне выпала скучная эпоха без войн. Лучшая часть моей жизни прошла в гарнизонах, где я пристрастился к сомнительным удовольствиям, к каким подталкивает мужчин праздность. Я хорошо играл в карты, потому что мне нельзя было проигрывать. Математика давалась легко, и в висте я был лучшим. Можете догадаться, что игра в иные времена была моим источником дохода.       — Даже так? — присоединился Гленарван. — Вы не рассказывали этого, кузен.       — Увы, это так, — пожал плечами майор. — Я не любил пьяный разгул за возможные последствия для продвижения по службе. Какое-то время я слыл бретером, но впрочем неважно. Отпуски я проводил... — майор оглянулся на Роберта и помедлил, — разгульно. Состояния у меня не было, так что жениться я не собирался. Так прошла моя молодость.       Он помедлил и продолжил:       — Наконец случилась Восточная война, которая принесла мне майорский чин. Я вышел в отставку, поселился в Гиллан-коттедж. Если бы я повременил, мог бы стать генералом: за наведение порядков в Индийских колониях в пятьдесят седьмом хорошо награждали. Обыкновенная история. И скучная к тому же.       — Не жалеете? — спросил Гленарван. — Что рано вышли в отставку?       — Нет, — ответил майор. — Никто не угадает своей судьбы.       — Вам нравилось служить? — спросил Паганель.       — Я не думал об этом.       Майор действительно не имел привычки мечтать и загадывать на будущее: когда все любовались звёздами Анд, он искал и находил хижину для ночлега. Он всегда смотрел под ноги и твердо знал, сколько денег у него в кошельке и сколько патронов в патронташе, — все это не раз выручало его.       — Или вы имеете в виду, нравилось ли мне воевать? Нет, я попал на настоящую войну уже почти стариком, и убивать мне не понравилось.       — Вы спасли мне жизнь сегодня. Опять. Благодарю вас, — сменил тему Паганель.       — Бросьте, — отмахнулся майор, — Вы про ваше падение с дерева? Никакой моей заслуги нет. Я случайно оказался там, вы сами свалились в мои объятия. К тому же я едва не переломал вам рёбра.       — Слышали, как они трещали? — рассмеялся Паганель. — Да, так крепко меня ещё никто не обнимал.       Майор промолчал. Тот случай был иронически-буквальной иллюстрацией слов Эдуарда: Паганель послан небом, чтобы выводить его, майора, из равновесия. Мак-Наббс помнил, как вцепился в Паганеля, не рассчитывая силы, и как в его мозгу была только одна мысль: что бы ни случилось, не разжать рук, удержать. Он помнил этот момент в подробностях: испуганные лица спутников, глубокая ссадина на предплечье и понимание — даже ощущение собственными ладонями — что своей хваткой он мешает Паганелю дышать.       До океана добрались затемно. Следуя примеру майора, каждый вырыл себе в тяжелом соленом песке своеобразную постель и, зарывшись до подбородка в песчаное одеяло, заснул тяжелым сном. Но проснувшись среди ночи, майор увидел, как Гленарван водит по берегу Паганеля и требует от него разглядеть «Дункан» на рейде.       — Эдуард, у вас нет сердца, он же спит! — и майор, раздражаясь и чувствуя себя нянькой, отвел обоих в лагерь.       Дюны надежно защищали от ветра, но к утру стало заметно холоднее. В голове крутились какие-то обрывки мыслей, и не спалось. И не ему одному — у кромки прибоя сидел Паганель.       — А вы почему не спите? Последние дни были долгими. Наводнение, пожар, аллигаторы, смерч...       — Поэтому и не сплю. Так много событий. Я никогда больше не ступлю на Американский материк, — грустно вздохнул Паганель. — Но это было счастливое путешествие.       — И оно продолжается. Вы указали на другое толкование документа, и теперь у нас есть надежда. Мы бы пропали без вас, Паганель. Провидение ли послало нам вас или нет, но я был рад проделать этот путь с вами.       — Спасибо, дорогой мой майор, я не ожидал от вас таких слов.       — Перестаньте, — отмахнулся майор. — Вы, должно быть, сильно натерли ноги сегодня? Я видел, как вы ходите.       — Вы тоже хромаете.       — Я не хромаю.       — И пьете лауданум к тому же, — настаивал Паганель.       — Я... Это старая рана, — буркнул майор.       — Видите зеленый огонек?       — Нет.       — Это кормовой фонарь «Дункана».