Броненосцы и фламинго

      Узкая бухта у мыса Катастроф, куда их выплюнула буря, казалась чистилищем после ада.       — Значит, не сегодня, — подбодрил майор Гленарвана.       — Не сегодня, — кивнул он. — Нам надо бросить якорь, и, если мы не тонем, немного поспать.       Однако близость смерти всегда горячила майора, он и не надеялся уснуть. Через тридцать лет Наполеон Цыбульский откроет адреналин и его физиологическое действие, а пока майор Мак-Наббс лишь знал по опыту, что после боя ему нужна драка поменьше, а лучше — женщина, и только потом еда и сон. Вернувшись в каюту, он снял мокрую одежду и бросил ее прямо на пол; морская вода высыхала плохо, батистовые сорочки становились от нее как дерюга, а ботинки из телячьей кожи — как деревянные туфли голландских рыбаков. Часы, вероятно, тоже испорчены; булавки для галстука и след простыл.       В дверь постучали, и майору не нужно было гадать, кто.       — Мак-Наббс, мы только что были готовы умереть как мужчины. Давайте же и жить так же, — с порога заявил Паганель, шагнул внутрь и запер дверь. С его брюк текло, и майор мысленно попрощался с ковром, мимоходом упрекнув себя в скаредности.       — Как это, Паганель? — спросил он, поплотнее запахивая халат. Было зябко.       — Бесстрашно, — ответил Паганель, расстегивая пуговицы своего насквозь мокрого сюртука. — Разве вас не волнует смертельная опасность?       — Волнует? В каком смысле?       — В том самом. Сегодня я отказываюсь бояться.       Майор понял.       — Господи, Паганель, не говорите только, что у вас встает на степной пожар, — попытался пошутить он.       — Сегодня. Сейчас, — Паганель остался только в длинной до колен рубашке.       — В вас говорит отчаяние! Сейчас не время и не место. Поверьте, у нас еще все будет. Я обещаю.       — Вальтер, — твёрдым голосом позвал Паганель и подошёл вплотную. — Regarde moi*.       Паганель больше не верил в будущее, он верил в смерть, подстерегающую их ежеминутно. Майор понимал это даже слишком хорошо. Ждать было невозможно. Мак-Наббса самого уже не волновали незначительные мелочи вроде тонких переборок и чужих ушей. Он только что чуть не потерял Паганеля навсегда и не был намерен выпускать его из своих рук.       Наступило напряженное, тяжелое молчание, похожее на минутное затишье перед катастрофой — перед тем как взрывается мост или рушится бастион; невыносимый накал эмоций, неудержимо рвущаяся наружу правда. В ушах, как метроном, стучала кровь, и Паганель привлек его к себе, целуя в каком-то бешеном исступлении. В едином порыве они опустились на неразобранную койку, Паганель вздрогнул и отвернулся, уклонился от его губ, попытался стащить с носа очки, забыв, что их унесло волной. Мак-Наббс стал покрывать поцелуями его щеки, глаза, перебирать пальцами волосы. Паганель больно вцепился пальцами в плечи и изогнулся, прижимаясь холодным телом теснее. Майор перевернул его лицом вниз, попытавшись поудобнее устроить на подушке. Голые холодные ноги прикасались к его ногам... и он уже не мог ждать.       — Этого ты хотел? — с притворным злорадством прошептал он, задирая влажную рубашку до талии и ощупывая твердые, покрытые мурашками, бедра и ягодицы.       — Вы не джентльмен после этого! — просипел Паганель в подушку и, вопреки своим словам, подался ему навстречу.       В голове даже возбуждения толком не было — только липкая уверенность, что это между ними в последний раз. Майор надавил рукой. И еще сильнее. Его беспокоило, что под рукой не было ничего, что могло бы облегчить путь. Пальцам стало горячо, и они немедленно затекли, слишком сдавленные. Он чувствовал малейшее дрожание, малейшее напряжение Паганеля и его безуспешные попытки расслабиться, — и все больше убеждался, что сегодня ничего у них не выйдет. Майор ухватился поудобнее за шею Паганеля и запретил себе думать о его чувствах.       — Надеюсь, вы понимаете, что делаете! — прошептал Паганель.       — Определенно нет, — если бы он понимал, он не смог бы продолжать.       Много раз потом Мак-Наббс спрашивал себя, почему Паганель не остановил его? Он тоже хотел этой близости вопреки всему — или позволил бы майору сделать, что угодно?       — Пожалуйста, tais-toi, tais-toi seulement**, — майор зажимал ладонью рот любовника. Он мешал Паганелю дышать, торопился и был сам себе противен. Бешеный, неуправляемый поток давно сдерживаемых желаний и страстей прорвал плотину, все смешалось: любовь, и жажда риска, и грех, страх, животное начало... Еще несколько мгновений — и он затих. С того момента, как они опустились на кровать, прошло ровно девяносто секунд. * Посмотри на меня. ** Молчи, только молчи.