Броненосцы и фламинго

      Три месяца скитаний по Австралии и Новой Зеландии не прошли для путешественников даром. Как худы, как загорелы они были в сравнении с матросами «Дункана»! Не было такого места на их телах, которое не было бы поранено, оцарапано, обожжено или натерто. Лохмотья, в которые превратилась их одежда, уже совсем не защищали от холода и едва могли прикрывать наготу. Почти не стоя на ногах от усталости и облегчения, они со слезами счастья обнимали друг друга и матросов. Они выжили, но все ли из них до конца оправятся от ужасов, перенесенных в путешествии? Майор продолжал терзаться страшными опасениями: странная скрытность и стыдливость Паганеля, появившиеся после новозеландского плена, пугали его гораздо больше телесных повреждений. Как лечатся телесные раны, майор представлял, но что делать с душевными? Паганель был не в себе, его апатия последних дней сменилась лихорадочным возбуждением, в котором он не смог объяснить свою ошибку, допущенную при диктовке письма:       — Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, я сумасшедший, я неисправимое существо. И, видно, таким я умру.       — Если только с вас раньше не сдерут кожу, — заметил майор.       — Сдерут? — гневно воскликнул географ. — Это что, намек?       — Какой намек, Паганель? — спросил спокойно Мак-Наббс, внутренне холодея от мысли, что ясный рассудок Паганеля, не вынеся испытаний, помутился.       Прошло несколько томительных дней запирательства Айртона и мрачного уныния Паганеля, который отказывался покидать свою каюту и неохотно принимал пищу. Но в день, когда Айртон нарушил молчание и рассказал свою историю, Паганель немного встрепенулся и даже представил третье толкование письма капитана Гранта, согласно которому капитан и его спутники погибли там, где чудом спасся отряд Гленарвана, — в Новой Зеландии. Новость была удручающая, но майор воспользовался небольшим оживлением Паганеля, чтобы попробовать поговорить с ним начистоту без свидетелей:       — Mon tresor, будьте добры, объясните мне, каким образом и на кой черт на самом деле вы услали «Дункан» к восточному берегу Новой Зеландии? — допытывался майор.       — Вы мне не поверили?       — Думаю, вы хитрите, дорогой Паганель. Признайтесь, ну хоть немного схитрили?       — Признаюсь, мой проницательный майор, схитрил! — усмехнулся Паганель. — Когда я писал письмо, мне на глаза попалась передовица «Австралийской и Новозеландской газеты». Опасность того, что каторжники перехватят письмо казалась мне такой большой, что я относился к ней не как к гипотетическому, а как решенному будущему. Несмотря на наши собственные бедствия, я не мог позволить, чтобы «Дункан» стал добычей пиратов, — тут майор понимающе кивнул. Когда собственная гибель очевидна, пытаешься спасти хоть кого-нибудь еще. — И я решил действовать исходя из самых неблагоприятных обстоятельств...       — Ну хоть чему-то я вас научил за месяцы нашего знакомства! — воскликнул майор. — Даже жаль, мне будет не хватать вашего азарта увидеть степной пожар. Впрочем, вулкан был позже. Простите, пожалуйста, продолжайте.       — Слушайте, самонадеянный майор! Мне пришла в голову счастливая мысль отправить «Дункан» к берегам Новой Зеландии. Но к сожалению, лорд Гленарван все зудел у меня над ухом «к восточному побережью Австралии, к восточному побережью Австралии», и я вместо того, чтобы написать «западное побережье Новой Зеландии», где имеются порты, Окленд и Нью-Плимут, все смешал и написал «восточное побережье Новой Зеландии».       Майор моргнул, испытывая нестерпимое желание продемонстрировать свое удивление, проглотив сигару.       — Паганель, вы издеваетесь? Наши друзья готовы поверить, что ваша феноменальная рассеянность — один из законов природы. Я готов верить, что каждый приступ рассеянности, не связанный с движением рук и ног, имеет под собой хитрый план и двойное толкование. И что же?! Вы переплюнули нас всех! Паганель, вы чертов гений, я обожаю вас, богом клянусь!       Он хотел было обнять Паганеля, но тот вывернулся и проворно отошел. Не успел майор обрадоваться привычной словоохотливости Паганеля, как незнакомая ему прежде обида запустила свои когти глубоко в сердце.